Здесь выложены: подборка выборочных отрывков из романа, оглавление и десять первых глав.
*Часть I. Найти крысолова
*Глава I. О том, как скотник Угрим проснулся со странными мыслями
*Глава II. О том, какие бредни приходят в голову богатым старикам
*Глава III. О том, что узнал Угрим в гостинце «Босоногий монах»
*Глава IV. О том, что произошло в квартире на Барбарисовой улице
*Глава V. О том, кем оказался человек в Пелгоже
*Глава VI. О том, что делают крысы в библиотеках, и к чему приводит веселье на маскарадах
*Глава VII. О том, что рассказал тот, кто видел его последним
*Глава VIII. О том, каких попутчиков можно встретить по дороге в Каракаву
*Глава IХ. О том, сколько в Каракаве собачьих голов и домов из красного кирпича
*Глава Х. О том, чего нельзя увидеть в зеркалах
*Глава ХI. О том, как надо стучаться в двери, и что может произойти после того, как вам откроют
*Глава ХII. О том, для чего нужны старые маяки
*Часть II. Узда для камер-егеря
*Глава I. О том, как некоторые пытаются помириться
*Глава II. О том, кто распоряжается в доме графа Дервана
*Глава III. О том, какие разговоры велись в Маховбурге грозовым вечером и ясным утром
*Глава IV. О том, куда можно попасть прямиком из тихой деревни
*Глава V. О том, как крысолов искал, и что он нашел
*Глава VI. О том, какие неприятности случаются в графских домах
*Глава VII. О том, где в Лондоне можно встретить крысу
*Глава VIII. О том, как канцлер провел ночь в замке Берсень
*Глава IX. О том, как выяснилось, что граф Дерван не ангел
*Глава X. О том, как Стэфа получила письмо, и какие гости посетили графский дом
*Глава XI. О том, как важно уметь танцевать, фехтовать и быстро бегать
*Часть III. Бог из машины
*Глава I. О том, кого канцлер нашел за портьерой
*Глава II. О том, что можно узнать из старых газет
*Глава III. О том, как одни приобретают ясность мысли, а другие становятся убийцами
*Глава IV. О том, чем закончилась слежка на маскараде
*Глава V. О том, как Пакобуд встретился с арлекином
*Глава V I. О том, как крысолов собрался ехать в Пелгож, но так и не поехал
*Глава VII. О том, как был сделан выбор между виселицей и сумасшедшим домом
*Глава VIII. О том, с кем говорил крысолов глубокой ночью в застенке
*Глава IX. О том, как двери открылись, а крысолова посетила догадка
*Глава X. О том, кто скрывался в поместье Немата, и что случилось в трактире «Пьяный извозчик»
*Глава XI. О том, как Баут пытался договориться с Чумным доктором
*Глава XII. О том, как тайна раскрылась, а Прус перешел к делу
*Глава XIII. О том, как карты были спутаны, а снег скрыл следы
Льет дождь… И льет, и льет, и льет… Осенний дождь, холодный, серый. Не пойдем гулять… Не пойдем в гости. И в театр не пойдем. Давай испечём картошки в духовке, нальем по рюмочке водки, сварим кофе…
Я расскажу тебе историю. Ты ведь любишь мои истории? Хочешь длинную-длинную? Чтобы хватило на все дождливые вечера. Пару глав на каждый хмурый дождь… А потом придет зима, и там мы уже посмотрим.
Да, это будет длинная история, и, я надеюсь, интересная. Вот картошка уже лежит в духовке на решетке… Помнишь, как Штирлиц пек картошку в камине? Жаль, что у нас нет камина. Но мы можем зажечь свечи. Давай перельем водку в графинчик. Смотри, как она заиграла за граненым стеклом. Достань из холодильника томатный сок. Что? Грудинка? Давай сюда грудинку. И огурчики. Картошку будем, есть со шкуркой, так вкуснее.
Ну что, наливай? Понемножку, по чуть-чуть. Да, я уже начинаю. О чем? Сейчас узнаешь… А чего бы тебе хотелось? Что-нибудь таинственное? Запутанное дело? И про любовь? И чтобы главный герой не был размазней… Это непременно. И что еще? Коварный злодей с харизмой и мозгами? Убийство?.. Ну, посмотрим, может, и убьем кого-нибудь. Сейчас выберем время… Как тебе эпоха декаданса?
Ладно, обещаю тайны, интриги, любовь, маскарады, кровь, пыльные сапоги, секретные документы, тонкий фарфор, зеленое сукно, черные кружева, сырые подвалы… Ну, там посмотрим.
Все. Я начинаю.
Найти крысолова
«Лунатик в пустоту глядит,
Сиянье им руководит.
Чернеет гибель снизу.
И даже угадать нельзя
Куда он движется, скользя,
По лунному карнизу».
Георгий Иванов
В доме выла собака… Протяжно, тоскливо с надрывом, подчас срываясь на жалкий скулеж. Вопль страдающей собачей души зарождался в недрах запертой квартиры №5 и, прорываясь сквозь окна и щели, разносился по подъезду, по двору, по улице и стихал, не достигнув бульвара. Жильцы невольно застывали в ужасе, заслышав эти звуки. Немного потерпев, они стали стучаться к соседу в №5 и, не дождавшись никакого ответа, пожаловались красноносому бородатому дворнику. Тот, почесав затылок, принес лестницу, приставил ее к стене и, сопровождаемый напряженными взглядами испуганных жильцов, поднялся к окнам второго этажа. Прикладывая ребро ладони к стеклу, дворник пытался разглядеть, что творится в зловещей квартире. Шторы полузадернуты, темно – ничего он не увидел. К вечеру, когда в отчаянном вое послышалась жуткая хрипотца, и двор стало заволакивать грозными сумерками, появился обеспокоенный домовладелец, а вслед за ним суровый полицейский урядник в белом кителе.
Три дня спустя молодая дама в черном платье, путаясь в кружевах, едва различая дорогу сквозь пелену слез и темную вуаль, соскочив с подножки экипажа, взбежала на крыльцо уже совсем другого дома и позвонила в дверь. Ей отворил почтенный пожилой господин и поймал в объятья чуть ли не теряющую сознание гостью.
– Я не верю. Не может быть. Что делать? – шептала она.
Угрим проснулся на жестком соломенном тюфяке, покрывавшем широкую деревянную скамью. Проснулся от холода. Старый пуховый платок сполз на пол – Угрима пробрало зябкой сыростью. Спустив ноги со скамьи, он сел и подумал: «Господи, я сплю в одежде…» Почему эта мысль завелась в его затуманенной сном, нечесаной голове?.. Он всегда спал в одежде, в потертых холщовых штанах и выцветшей пропахшей потом рубахе. В чем выгребал навоз на скотном дворе, в том и спал. «Я давно уже не мылся», – тихо звякнуло в голове Угрима. «Мне холодно, вот я и не моюсь. Мне негде помыться», – ответил он сам себе и тут же сам себе возразил: «Я пошло оправдываюсь. Я нашел, чем оправдать свое свинство». Скотник испуганно замер, зажав ладони между колен. Что за мысли врываются в его голову? Что за слова? Что это с ним?
Он встал и подошел к мутному осколку зеркала, висевшему на бугристой стене. Иногда он гляделся в эту стекляшку. Когда брился… Брился он редко, слава богу, его подбородок зарастал медленно и жиденько. Еще он гляделся в зеркало, когда кромсал тупыми ржавыми ножницами слишком уж разросшуюся копну волос. Бывало, пялился на свое отражение, сам не зная зачем, и не получал от этого занятия удовольствия. Вот и сейчас: лохматая голова, серый небритый подбородок, потрескавшиеся губы, мутные глаза в мутном стекле в обрамлении темных разводов. Рядом по стене пробежал паук, протанцевал острыми коленками. «Ладно, – сказал себе Угрим, – положим, не мыться, это скверно, но что плохого в том, что я сплю одетым?»
Однако нужно было идти. Угрим натянул на плечи залатанный пиджак, напялил на голову шляпу, снял с гвоздя красный шерстяной шарф. Это была единственная вещь, которую он любил. Кухарка хозяина, добрая улыбчивая женщина по имени Анна, подарила ему этот шарф на рождество. Никогда прежде Угрим не получал подарков, никогда прежде не было у него такой вещи: новой, красивой, красной с кисточками на концах. Кухарка Анна была толста и бела, как подушка. Она смотрела на скотника ласковыми смеющимися глазами… Угрим был влюблен в эти глаза. И как же он был влюблен в свой красный шарф! Однажды он даже постирал его.
Обмотав шею красным шарфом, Угрим выбрался из своей землянки и отправился на работу. Утреннее солнце не прогревало сырой воздух, холод пробивался под рубаху. Подходя к лавке булочника, скотник прикрыл глаза, предвкушая аппетитный запах сдобы. Вот… Вот сейчас… Аромат вскользь дунул едва уловимым теплом, легонько лизнул в нос и… Нанес сокрушительный удар! Каждый день Угрим проходил мимо лавки булочника, пошатываясь, как пьяный. Он не заходил в дверь под вывеской, и только на пасху, когда в витрине появлялись румяные, залитые глазурью, обсыпанные пудрой куличи, он останавливался, чтобы полюбоваться и помечтать…
Но вот и дом хозяина. Угрим распахнул калитку заднего двора, и разноцветные куры, всплеснув крыльями, разбежались из-под его ног. Подойдя к кухне, он постучал в окно и сел у маленькой крепко сколоченной двери. Через эту дверь вносили дрова и выносили помои. Через эту дверь поваренок вынес скотнику завтрак: кусок ржаного хлеба и кружку воды. Иногда доброй кухарке удавалось приберечь для Угрима немного молока, белого теплого, как сама Анна.
Скотник завтракал, сидя на лавке. Только зимой его пускали погреться в чуланчик. Иногда через приоткрытую дверь он видел светлую теплую пахучую сытую утробу кухни. Он мечтал о том, что, может быть, когда-нибудь, в Сочельник, его пустят туда, в это неземное, сказочное место…
Однако пора браться за дело. Вот метла – Угрим забирается в самые дальние углы двора, не пропуская ни соломинки, ни перышка. Метла посвистывает у него в руках. Глупые куры разбегаются, поднимая лапами и крыльями пыль.
Конюшня. Угрим берется за лопату. Деловитый конюх никогда не разговаривает со скотником, он его не замечает. Даже управляющий – бычья шея, рачьи глаза, лоснящаяся лысина – бывало, бросит, просто так, не по делу, пару веселых или сердитых фраз. Конюх Угрима в упор не видит.
В полдень снова у кухни. На обед скотник получает миску каши. Сегодня – о редкое счастье – кашу вынесла сама кухарка. Стоит, опершись на дверной косяк, улыбается ямочками на румяных щеках, смотрит ласково на то, как бедолага уплетает свой обед.
Только почему-то… Как всегда принялся Угрим за еду, не сводя восхищенных глаз с Анны. Одна ложка, вторая, третья… И тут он заметил снисхождение в ласковом взгляде кухарки. И в обычном вопросе:
– Как дела твои, Угрим? – расслышал насмешку.
Не донеся ложку до рта, смотрел скотник на белую Анну и твердил про себя: «Она потешается надо мной».
– Что с тобой? – спрашивает кухарка. – Аль не вкусно?
И смеется. Как же ему может быть не вкусно, ему, вечно голодному. Ему что ни дай – все проглотит. Как же он раньше не замечал, что насмехается она над ним. Нет! Она не такая! Ему показалось! Да что это с ним сегодня?!
– Анна, в кладовой крысы сыр обгрызли! – гаркнул кто-то из кухни.
– Во как, – сказала кухарка Угриму, делая большие глаза, будто пугая маленького ребенка.
Не дождавшись ответа от скотника, она пожала плечами и ушла в кухню. Угрим медленно доел кашу.
Вечером пробираясь сквозь сумерки к своей землянке, он думал о том, что… Он не мог понять, откуда вдруг взялась его тоска. Да он жил в холоде и голоде, но был ли он таким уж несчастным? Он радовался, когда ему доставался мягкий кусок хлеба или, случалось и такое, куриное крылышко. В его жизни были светлые моменты, когда ему доводилось погреться у очага в трактире, послушать забавную болтовню хозяйской челяди, побеседовать с дровосеком, иногда за кружкой пива… Усталый Угрим, возвращаясь в землянку, с удовольствием вытягивался на своем тюфяке и не замечал насколько убого и грязно его жилище. «Это хандра, – сказал себе скотник, – завтра будет новый день и все пройдет…»
Нет, не прошло. Стало хуже. Утро навалилось вчерашней тоской, и откуда-то вывелась странная нелепая мысль: «Зачем я живу?» Каждый день такой же, как прошедший, как неделю, месяц, год назад. И самое жуткое – полная уверенность в том, что так будет всегда: и завтра, и через неделю, и через год… Угрим упорно рылся в памяти, разыскивая в своей жизни какой-то другой день, не такой, как все остальные – ничего. Землянка, кусок ржаного хлеба, скотный двор, смеющиеся глаза Анны… Ничего… Если ничего другого никогда не было, то ничего другого уже и не будет. Откуда ему взяться, этому другому? Что, собственно, может измениться? Ничего, ничего, ничего… Никогда! Но ведь кто-то живет по-другому, многие. Все! Нет, Угрим понимал, что не все, что несчастных много, и, наверное, есть несчастней его… Однако эта мысль ничуть не утешала. И вот, что еще его выматывало: почему он вдруг стал чувствовать себя несчастным?
Прошел еще один день. Угрим вернулся к себе в землянку, стащил с шеи красный шарф… Впервые огненные кисточки не радовали его. Захотелось сделать петлю из рождественского подарка Анны да вздернуться на ближайшей сосне.
Испугавшись своих греховных мыслей, скотник выронил шарф. Тот упал алой змеей ему под ноги. «Что со мной? Что со мной? Я схожу с ума! Я стал не я! Это не я! Но кто?! Кто я?!» Вот это уже настоящий бред. «Что значит, кто я?» Угрим пытался разобраться в чужих мыслях, возникающих в его голове. «Спокойно, не надо сходить с ума. Я просто устал. Надо поспать… Спать». Он упал на соломенный тюфяк и долго не мог заснуть.
Утро он встретил с тоской, с тоской от мысли, что нужно прожить еще один день. Впервые Угриму не захотелось надеть красный шарф. Он уже выбрался из землянки, когда вдруг вернулся, сорвал с гвоздя шарф и обмотал им шею.
Утреннего холода он не заметил. К лавке булочника приблизился без всякого трепета. Аромат сдобы был встречен Угримом с раздражением. Как можно благоговеть перед этим тошнотворно-сладким запахом? Впрочем, свою работу скотник выполнил, как всегда, старательно. И поскольку по-прежнему никто не обращал на него внимания, то и перемен в нем не заметили ни управляющий, ни челядь.
Вечером Угрим не пошел домой, а отправился на поиски своего единственного товарища, дровосека Петра. Прежде он этого не делал, прежде они встречались только тогда, когда Петр приходил сам, когда у дровосека появлялись деньги, чтобы угостить приятеля пивом. Это случалось редко, они вообще виделись нечасто.
Не застав дровосека, скотник уселся на пороге его лачуги и, обхватив колени, уставился на дорогу. Как они познакомились? Кажется, в лесу, холодной осенью. Угрим заблудился… Было воскресенье, он собирал грибы, опята. Да, в тот день он собрал много грибов и, почему-то, никак не мог выйти на опушку. А Петр с утра рубил дрова, а к полудню, чтобы загладить грех решил отметить воскресенье глотком водки. Тут он и встретил замерзшего, уже успевшего испугаться скотника и предложил ему составить компанию. Они развели костер, нажарили опят, выпили водки и просидели за болтовней почти до вечера. Вот так они познакомились.
На извилистой серой полосе дороги вскоре показалась плечистая фигура, толкающая перед собой тележку с хворостом. Дровосек был удивлен, он сразу заметил перемену в приятеле. Такого умного и одновременно затравленного взгляда у Угрима прежде не было. Если честно, Петр считал своего товарища если не слабоумным, то глуповатым парнем. Если честно, у него для этого были основания. И Петр любил своего приятеля, как любят ласковую кошку или собаку. Впрочем, сам Петр не слыл философом, и башковитый друг ему, в общем–то, тоже не был нужен.
ГЛАВА. Оглавление
*Часть I. Найти крысолова
*Глава I. О том, как скотник Угрим проснулся со странными мыслями
*Глава II. О том, какие бредни приходят в голову богатым старикам
*Глава III. О том, что узнал Угрим в гостинце «Босоногий монах»
*Глава IV. О том, что произошло в квартире на Барбарисовой улице
*Глава V. О том, кем оказался человек в Пелгоже
*Глава VI. О том, что делают крысы в библиотеках, и к чему приводит веселье на маскарадах
*Глава VII. О том, что рассказал тот, кто видел его последним
*Глава VIII. О том, каких попутчиков можно встретить по дороге в Каракаву
*Глава IХ. О том, сколько в Каракаве собачьих голов и домов из красного кирпича
*Глава Х. О том, чего нельзя увидеть в зеркалах
*Глава ХI. О том, как надо стучаться в двери, и что может произойти после того, как вам откроют
*Глава ХII. О том, для чего нужны старые маяки
*Часть II. Узда для камер-егеря
*Глава I. О том, как некоторые пытаются помириться
*Глава II. О том, кто распоряжается в доме графа Дервана
*Глава III. О том, какие разговоры велись в Маховбурге грозовым вечером и ясным утром
*Глава IV. О том, куда можно попасть прямиком из тихой деревни
*Глава V. О том, как крысолов искал, и что он нашел
*Глава VI. О том, какие неприятности случаются в графских домах
*Глава VII. О том, где в Лондоне можно встретить крысу
*Глава VIII. О том, как канцлер провел ночь в замке Берсень
*Глава IX. О том, как выяснилось, что граф Дерван не ангел
*Глава X. О том, как Стэфа получила письмо, и какие гости посетили графский дом
*Глава XI. О том, как важно уметь танцевать, фехтовать и быстро бегать
*Часть III. Бог из машины
*Глава I. О том, кого канцлер нашел за портьерой
*Глава II. О том, что можно узнать из старых газет
*Глава III. О том, как одни приобретают ясность мысли, а другие становятся убийцами
*Глава IV. О том, чем закончилась слежка на маскараде
*Глава V. О том, как Пакобуд встретился с арлекином
*Глава V I. О том, как крысолов собрался ехать в Пелгож, но так и не поехал
*Глава VII. О том, как был сделан выбор между виселицей и сумасшедшим домом
*Глава VIII. О том, с кем говорил крысолов глубокой ночью в застенке
*Глава IX. О том, как двери открылись, а крысолова посетила догадка
*Глава X. О том, кто скрывался в поместье Немата, и что случилось в трактире «Пьяный извозчик»
*Глава XI. О том, как Баут пытался договориться с Чумным доктором
*Глава XII. О том, как тайна раскрылась, а Прус перешел к делу
*Глава XIII. О том, как карты были спутаны, а снег скрыл следы
ПРОЛОГ. АННОТАЦИЯ
Льет дождь… И льет, и льет, и льет… Осенний дождь, холодный, серый. Не пойдем гулять… Не пойдем в гости. И в театр не пойдем. Давай испечём картошки в духовке, нальем по рюмочке водки, сварим кофе…
Я расскажу тебе историю. Ты ведь любишь мои истории? Хочешь длинную-длинную? Чтобы хватило на все дождливые вечера. Пару глав на каждый хмурый дождь… А потом придет зима, и там мы уже посмотрим.
Да, это будет длинная история, и, я надеюсь, интересная. Вот картошка уже лежит в духовке на решетке… Помнишь, как Штирлиц пек картошку в камине? Жаль, что у нас нет камина. Но мы можем зажечь свечи. Давай перельем водку в графинчик. Смотри, как она заиграла за граненым стеклом. Достань из холодильника томатный сок. Что? Грудинка? Давай сюда грудинку. И огурчики. Картошку будем, есть со шкуркой, так вкуснее.
Ну что, наливай? Понемножку, по чуть-чуть. Да, я уже начинаю. О чем? Сейчас узнаешь… А чего бы тебе хотелось? Что-нибудь таинственное? Запутанное дело? И про любовь? И чтобы главный герой не был размазней… Это непременно. И что еще? Коварный злодей с харизмой и мозгами? Убийство?.. Ну, посмотрим, может, и убьем кого-нибудь. Сейчас выберем время… Как тебе эпоха декаданса?
Ладно, обещаю тайны, интриги, любовь, маскарады, кровь, пыльные сапоги, секретные документы, тонкий фарфор, зеленое сукно, черные кружева, сырые подвалы… Ну, там посмотрим.
Все. Я начинаю.
Часть 1
Найти крысолова
«Лунатик в пустоту глядит,
Сиянье им руководит.
Чернеет гибель снизу.
И даже угадать нельзя
Куда он движется, скользя,
По лунному карнизу».
Георгий Иванов
Пролог
В доме выла собака… Протяжно, тоскливо с надрывом, подчас срываясь на жалкий скулеж. Вопль страдающей собачей души зарождался в недрах запертой квартиры №5 и, прорываясь сквозь окна и щели, разносился по подъезду, по двору, по улице и стихал, не достигнув бульвара. Жильцы невольно застывали в ужасе, заслышав эти звуки. Немного потерпев, они стали стучаться к соседу в №5 и, не дождавшись никакого ответа, пожаловались красноносому бородатому дворнику. Тот, почесав затылок, принес лестницу, приставил ее к стене и, сопровождаемый напряженными взглядами испуганных жильцов, поднялся к окнам второго этажа. Прикладывая ребро ладони к стеклу, дворник пытался разглядеть, что творится в зловещей квартире. Шторы полузадернуты, темно – ничего он не увидел. К вечеру, когда в отчаянном вое послышалась жуткая хрипотца, и двор стало заволакивать грозными сумерками, появился обеспокоенный домовладелец, а вслед за ним суровый полицейский урядник в белом кителе.
Три дня спустя молодая дама в черном платье, путаясь в кружевах, едва различая дорогу сквозь пелену слез и темную вуаль, соскочив с подножки экипажа, взбежала на крыльцо уже совсем другого дома и позвонила в дверь. Ей отворил почтенный пожилой господин и поймал в объятья чуть ли не теряющую сознание гостью.
– Я не верю. Не может быть. Что делать? – шептала она.
Глава I. О том, как Угрим проснулся со странными мыслями
Угрим проснулся на жестком соломенном тюфяке, покрывавшем широкую деревянную скамью. Проснулся от холода. Старый пуховый платок сполз на пол – Угрима пробрало зябкой сыростью. Спустив ноги со скамьи, он сел и подумал: «Господи, я сплю в одежде…» Почему эта мысль завелась в его затуманенной сном, нечесаной голове?.. Он всегда спал в одежде, в потертых холщовых штанах и выцветшей пропахшей потом рубахе. В чем выгребал навоз на скотном дворе, в том и спал. «Я давно уже не мылся», – тихо звякнуло в голове Угрима. «Мне холодно, вот я и не моюсь. Мне негде помыться», – ответил он сам себе и тут же сам себе возразил: «Я пошло оправдываюсь. Я нашел, чем оправдать свое свинство». Скотник испуганно замер, зажав ладони между колен. Что за мысли врываются в его голову? Что за слова? Что это с ним?
Он встал и подошел к мутному осколку зеркала, висевшему на бугристой стене. Иногда он гляделся в эту стекляшку. Когда брился… Брился он редко, слава богу, его подбородок зарастал медленно и жиденько. Еще он гляделся в зеркало, когда кромсал тупыми ржавыми ножницами слишком уж разросшуюся копну волос. Бывало, пялился на свое отражение, сам не зная зачем, и не получал от этого занятия удовольствия. Вот и сейчас: лохматая голова, серый небритый подбородок, потрескавшиеся губы, мутные глаза в мутном стекле в обрамлении темных разводов. Рядом по стене пробежал паук, протанцевал острыми коленками. «Ладно, – сказал себе Угрим, – положим, не мыться, это скверно, но что плохого в том, что я сплю одетым?»
Однако нужно было идти. Угрим натянул на плечи залатанный пиджак, напялил на голову шляпу, снял с гвоздя красный шерстяной шарф. Это была единственная вещь, которую он любил. Кухарка хозяина, добрая улыбчивая женщина по имени Анна, подарила ему этот шарф на рождество. Никогда прежде Угрим не получал подарков, никогда прежде не было у него такой вещи: новой, красивой, красной с кисточками на концах. Кухарка Анна была толста и бела, как подушка. Она смотрела на скотника ласковыми смеющимися глазами… Угрим был влюблен в эти глаза. И как же он был влюблен в свой красный шарф! Однажды он даже постирал его.
Обмотав шею красным шарфом, Угрим выбрался из своей землянки и отправился на работу. Утреннее солнце не прогревало сырой воздух, холод пробивался под рубаху. Подходя к лавке булочника, скотник прикрыл глаза, предвкушая аппетитный запах сдобы. Вот… Вот сейчас… Аромат вскользь дунул едва уловимым теплом, легонько лизнул в нос и… Нанес сокрушительный удар! Каждый день Угрим проходил мимо лавки булочника, пошатываясь, как пьяный. Он не заходил в дверь под вывеской, и только на пасху, когда в витрине появлялись румяные, залитые глазурью, обсыпанные пудрой куличи, он останавливался, чтобы полюбоваться и помечтать…
Но вот и дом хозяина. Угрим распахнул калитку заднего двора, и разноцветные куры, всплеснув крыльями, разбежались из-под его ног. Подойдя к кухне, он постучал в окно и сел у маленькой крепко сколоченной двери. Через эту дверь вносили дрова и выносили помои. Через эту дверь поваренок вынес скотнику завтрак: кусок ржаного хлеба и кружку воды. Иногда доброй кухарке удавалось приберечь для Угрима немного молока, белого теплого, как сама Анна.
Скотник завтракал, сидя на лавке. Только зимой его пускали погреться в чуланчик. Иногда через приоткрытую дверь он видел светлую теплую пахучую сытую утробу кухни. Он мечтал о том, что, может быть, когда-нибудь, в Сочельник, его пустят туда, в это неземное, сказочное место…
Однако пора браться за дело. Вот метла – Угрим забирается в самые дальние углы двора, не пропуская ни соломинки, ни перышка. Метла посвистывает у него в руках. Глупые куры разбегаются, поднимая лапами и крыльями пыль.
Конюшня. Угрим берется за лопату. Деловитый конюх никогда не разговаривает со скотником, он его не замечает. Даже управляющий – бычья шея, рачьи глаза, лоснящаяся лысина – бывало, бросит, просто так, не по делу, пару веселых или сердитых фраз. Конюх Угрима в упор не видит.
В полдень снова у кухни. На обед скотник получает миску каши. Сегодня – о редкое счастье – кашу вынесла сама кухарка. Стоит, опершись на дверной косяк, улыбается ямочками на румяных щеках, смотрит ласково на то, как бедолага уплетает свой обед.
Только почему-то… Как всегда принялся Угрим за еду, не сводя восхищенных глаз с Анны. Одна ложка, вторая, третья… И тут он заметил снисхождение в ласковом взгляде кухарки. И в обычном вопросе:
– Как дела твои, Угрим? – расслышал насмешку.
Не донеся ложку до рта, смотрел скотник на белую Анну и твердил про себя: «Она потешается надо мной».
– Что с тобой? – спрашивает кухарка. – Аль не вкусно?
И смеется. Как же ему может быть не вкусно, ему, вечно голодному. Ему что ни дай – все проглотит. Как же он раньше не замечал, что насмехается она над ним. Нет! Она не такая! Ему показалось! Да что это с ним сегодня?!
– Анна, в кладовой крысы сыр обгрызли! – гаркнул кто-то из кухни.
– Во как, – сказала кухарка Угриму, делая большие глаза, будто пугая маленького ребенка.
Не дождавшись ответа от скотника, она пожала плечами и ушла в кухню. Угрим медленно доел кашу.
Вечером пробираясь сквозь сумерки к своей землянке, он думал о том, что… Он не мог понять, откуда вдруг взялась его тоска. Да он жил в холоде и голоде, но был ли он таким уж несчастным? Он радовался, когда ему доставался мягкий кусок хлеба или, случалось и такое, куриное крылышко. В его жизни были светлые моменты, когда ему доводилось погреться у очага в трактире, послушать забавную болтовню хозяйской челяди, побеседовать с дровосеком, иногда за кружкой пива… Усталый Угрим, возвращаясь в землянку, с удовольствием вытягивался на своем тюфяке и не замечал насколько убого и грязно его жилище. «Это хандра, – сказал себе скотник, – завтра будет новый день и все пройдет…»
Нет, не прошло. Стало хуже. Утро навалилось вчерашней тоской, и откуда-то вывелась странная нелепая мысль: «Зачем я живу?» Каждый день такой же, как прошедший, как неделю, месяц, год назад. И самое жуткое – полная уверенность в том, что так будет всегда: и завтра, и через неделю, и через год… Угрим упорно рылся в памяти, разыскивая в своей жизни какой-то другой день, не такой, как все остальные – ничего. Землянка, кусок ржаного хлеба, скотный двор, смеющиеся глаза Анны… Ничего… Если ничего другого никогда не было, то ничего другого уже и не будет. Откуда ему взяться, этому другому? Что, собственно, может измениться? Ничего, ничего, ничего… Никогда! Но ведь кто-то живет по-другому, многие. Все! Нет, Угрим понимал, что не все, что несчастных много, и, наверное, есть несчастней его… Однако эта мысль ничуть не утешала. И вот, что еще его выматывало: почему он вдруг стал чувствовать себя несчастным?
Прошел еще один день. Угрим вернулся к себе в землянку, стащил с шеи красный шарф… Впервые огненные кисточки не радовали его. Захотелось сделать петлю из рождественского подарка Анны да вздернуться на ближайшей сосне.
Испугавшись своих греховных мыслей, скотник выронил шарф. Тот упал алой змеей ему под ноги. «Что со мной? Что со мной? Я схожу с ума! Я стал не я! Это не я! Но кто?! Кто я?!» Вот это уже настоящий бред. «Что значит, кто я?» Угрим пытался разобраться в чужих мыслях, возникающих в его голове. «Спокойно, не надо сходить с ума. Я просто устал. Надо поспать… Спать». Он упал на соломенный тюфяк и долго не мог заснуть.
Утро он встретил с тоской, с тоской от мысли, что нужно прожить еще один день. Впервые Угриму не захотелось надеть красный шарф. Он уже выбрался из землянки, когда вдруг вернулся, сорвал с гвоздя шарф и обмотал им шею.
Утреннего холода он не заметил. К лавке булочника приблизился без всякого трепета. Аромат сдобы был встречен Угримом с раздражением. Как можно благоговеть перед этим тошнотворно-сладким запахом? Впрочем, свою работу скотник выполнил, как всегда, старательно. И поскольку по-прежнему никто не обращал на него внимания, то и перемен в нем не заметили ни управляющий, ни челядь.
Вечером Угрим не пошел домой, а отправился на поиски своего единственного товарища, дровосека Петра. Прежде он этого не делал, прежде они встречались только тогда, когда Петр приходил сам, когда у дровосека появлялись деньги, чтобы угостить приятеля пивом. Это случалось редко, они вообще виделись нечасто.
Не застав дровосека, скотник уселся на пороге его лачуги и, обхватив колени, уставился на дорогу. Как они познакомились? Кажется, в лесу, холодной осенью. Угрим заблудился… Было воскресенье, он собирал грибы, опята. Да, в тот день он собрал много грибов и, почему-то, никак не мог выйти на опушку. А Петр с утра рубил дрова, а к полудню, чтобы загладить грех решил отметить воскресенье глотком водки. Тут он и встретил замерзшего, уже успевшего испугаться скотника и предложил ему составить компанию. Они развели костер, нажарили опят, выпили водки и просидели за болтовней почти до вечера. Вот так они познакомились.
На извилистой серой полосе дороги вскоре показалась плечистая фигура, толкающая перед собой тележку с хворостом. Дровосек был удивлен, он сразу заметил перемену в приятеле. Такого умного и одновременно затравленного взгляда у Угрима прежде не было. Если честно, Петр считал своего товарища если не слабоумным, то глуповатым парнем. Если честно, у него для этого были основания. И Петр любил своего приятеля, как любят ласковую кошку или собаку. Впрочем, сам Петр не слыл философом, и башковитый друг ему, в общем–то, тоже не был нужен.
