Пролог
Межсонье... Пространство тонкого мира сновидений, не принадлежащее кому-либо из сновидцев, свободное от цвета и очертаний, времени и пространства. Здесь всё Ничто, и всё Нечто. Нечто зыбкое и пластичное, готовое подчиниться тому, у кого хватит сил, воли и фантазии навязать форму — появись он здесь.
И он появился. Часть межсонья поплыла, сгущаясь и уплотняясь, и превратилась в серебристо-серого филина.
Филин повертел головой, трижды ухнул и махнул крыльями. По серебру перьев прозмеились багровые молнии, и где-то далеко внизу проявилась площадка, покрытая грубыми плитами из серого камня. Он взмахнул ещё раз, и по площадке заструились, замыкаясь в круг, серебристые переплетения то ли рун, то ли просто узоров. Удовлетворённо оглядев получившееся, пернатый творец опустился в центр круга, расправил крылья и глухо ухнул:
— Мэл-эй-ниа! Мэл-эй-ниа! Мэл!
На краю площадки, за пределами рунного круга вспучилось чёрное пятно. Из него появилась чёрная, чугунного кружева, скамейка. Затем на скамейке возникла, словно и сидела на ней если не всю жизнь, то последние полчаса точно, дама в чёрном. Широкие, по моде восемнадцатого века, юбки зрительно расширяли её и без того массивное тело, а чёрное кружево пышного чепца подчёркивало мертвенно-бледную белизну лица. Рядом с ней на скамейке примостился чёрный бульдог с короткой толстой мордой, такой же морщинистой, как и лицо его хозяйки.
— Какой же ты громкий, Филасеос, — недовольно скривилась дама, отчего её массивные, переходящие друг в друга три или четыре подбородка, заколыхались, словно желе, а морщины сбежались ещё теснее, придавая ей сходство то ли с печёным яблоком, то ли с грубым, узловатым корнем. — Я давно уже не Мэлэйниа, а Меланья. Княгиня Меланья Ильинична Чёрно-Озерецкая.
— И как же к тебе теперь обращаться? — полюбопытствовал филин. — Ваше сиятельство? Или Ваше темнейшество?
Княгиня ничего не ответила, а филин задумчиво продолжал:
— Знаешь, прежней ты мне больше нравилась.
— Мне тоже, — согласилась княгиня. — «я прежняя» больше нравилась. Как и ты без перьев.
— Я с этим украшением, — филин поднял крыло, демонстративно любуясь перьями, — может, и расстанусь. А вот ты, если не прекратишь свои игрища... Или тебе мало этого?
Филин повёл крылом, словно обводя им массивную фигуру собеседницы.
— От этого, — дама величественно поднялась со скамейки, — я ещё избавлюсь. А вот ты, бывший любимец богов, от перьев — никогда.
И она глухо засмеялась.
— Я тебя предупредил, — щёлкнул багровым клювом филин. — Аит закрыт для тебя.
Княгиня засмеялась ещё раз.
— Ты всё такой же наивный, Филасеос! — ухмыльнулась она.
И исчезла. Вместе с ней исчезла и скамейка с бульдогом. На площадке сразу стало светлее.
— Пытаешься оставить за собой последнее слово, Мэл? — фыркнул филин. — Напрасно.
Он шевельнул крылом, и на каменный пол слетело пёрышко. Коснувшись серебристой руны, оно вздрогнуло, потянулось, и превратилось в поджарого чёрного кота.
— Ты знаешь, что делать, Чешир, — сказал Филасеос, не спрашивая, а утверждая.
— Миауу, — подтвердил кот.
ЧАСТЬ 1 ХОЧЕШЬ, Я ПЕРЕВЕРНУ ДЛЯ ТЕБЯ МИР?
В перевёрнутом мире играющий ветер
Теребит рукава перевёрнутых рук.
Перевёрнуто солнце весёлое светит...
Перевёрнутый мир. Сердца бешеный стук.
В перевёрнутый мир я шагнула отважно,
Но держусь за тебя, не решаясь вздохнуть...
В перевёрнутой луже кораблик бумажный
В перевёрнутый порт смело держит свой путь.
В перевёрнутом мире вдруг стала я слабой...
У меня есть на слабость пятнадцать минут.
Так плыви же скорей, мой бумажный кораблик,
В тот единственный порт, где давно тебя ждут.
Из блокнота Дианы
Глава 1
Верхняя полка напоминала Диане домик в горах: где-то внизу шумит и суетится народ, а наверху холод и покой. Холодом тянуло от кондиционера — проводница клялась и божилась, что в дороге станет теплее, однако пока потепления не ощущалось. От холода спасало одеяло, оно же обеспечивало покой, защищая от излишне общительных соседей по купе. А потому, завернувшись поплотнее, Диана погрузилась в мысли, не обращая внимания на доносившиеся снизу шорох и шуршание вскрываемой упаковки, на позвякивание стаканов и голоса попутчиков.
А подумать было о чём. Эта поездка была чистейшей воды авантюрой — Рубен, друг и бывший напарник, несмотря на далеко не юношеский возраст, оставался мальчишкой с необузданной фантазией и удивительной способностью притягивать неприятности. Но стоило услышать в трубке знакомый голос, как Диана засуетилась, торопясь успеть на вечерний поезд, проходящий через Энск. Проигнорировать просьбу приехать и посмотреть на его ученицу, влипшую во что-то нехорошее, девушка не могла. И мысль о том, что Лев Евграфович, её шеф и наставник, из-за конфликта с которым Рубен был вынужден покинуть столицу и исчезнуть из её снов, будет недоволен... Мысль эта была отогнана, словно надоедливая муха, и сменилась другими – времени до поезда оставалось в обрез. Только заказать билеты по интернету да собраться на скорую руку.
Авантюра… Ворочаясь в коконе одеяла, она случайно коснулась щекой медной змейки, обвивавшей запястье. И с нежностью подумала о ней. Дешёвая бижутерия? Скажут тоже! Причудливая безделушка? Пожалуй. Якорь для контроля осознанных сновидений? Несомненно.
Но, главное, это знак принадлежности к Сеттории, сообществу тех, кто способен в осознанном сновидении покидать пределы собственного сна. И получить его было непросто. Ещё древние египтяне считали, что человек, засыпая в нашем мире, просыпается в другом, где бок о бок существуют люди и боги, живые и мёртвые... У египтян учились греки, «поселившие» бога сна Гипноса вместе с братом-близнецом Тантосом в царстве мёртвых —Аиде. Но так считали профаны. Посвящённые же ведали, что царство богов Ониров — богов сновидений — отделено от Аида, но созвучия ради называли его Аитом, а способных контролировать свой сон — ониретами.
Однако одной только способности контролировать свой сон было мало для того, чтобы стать неофитом Сеттории. Надо было пройти испытание, доказывающее, что ты достоин приобщиться к тайному знанию. Диана до сих пор — а ведь она уже прошла сложный путь от неофита до «купрума», адепта медного ранга — с содроганием вспоминала своё первое испытание. И первый выход в бесцветную хмарь межсонья. А ведь тогда она была не одна...
Да что там говорить, она так и не научилась свободно перемещаться в межсонье, только между сомнусами, да и то лишь теми, где уже бывала. Сомнус — собственный участок мира сновидений, фиксированная точка перехода из яви — был у каждого спящего. Но обычные спящие были жёстко привязаны к сомнусу, ониреты же, кто хуже, кто лучше, могли путешествовать.
Бездарность Дианы в снохождении с лихвой компенсировалась её целительскими талантами. Потому Сеттория «снабжала» её и пациентами, и проводниками, которые легко находили путь между снами. Сначала её сопровождал Рубен. И Диане было лестно, что в напарники достался не просто проводник, а проводник-«аргенти», онирет серебряного ранга. Но очень быстро она забыла о тщеславии, обретя в нём старшего друга и терпеливого учителя. Однако два года назад Рубен намекнул о каком-то важном открытии, после чего исчез. Она не знала, что именно произошло, а когда попробовала спросить у Льва Евграфовича, то получила расплывчатый и одновременно категоричный ответ. Дескать, не стоит интересоваться тем, кто ради своих амбиций готов был подвергнуть окружающих смертельному риску.
После этого к ней больше не прикрепляли постоянного сопровождающего. За ней заходили «дежурные» проводники, благодаря чему она перезнакомилась если не со всеми, то с большинством проводников сектора. Все они относились к ней с доброжелательным уважением — пути Аита неисповедимы, и нельзя предсказать, когда и кому в следующий раз понадобится помощь целителя. Взять хотя бы недавний случай с риттером-аргенти из соседнего сектора. Риттеры, ониреты, защищавшие сны от нападений хищников Аита, составляли львиную долю пациентов Дианы. Тварь в межсонье потрепала его так, что целители сектора не справлялись, и Лев Евграфович (об этом девушка вспоминала не без профессиональной гордости) командировал им в помощь Диану. Она тогда вытянула пострадавшего практически с того света. И обзавелась благодарным почитателем, добровольно взявшим на себя обязанности сопровождать её в Аите. Энди, точнее сэр Эндрю, поскольку риттеров, подобно рыцарям яви, титуловали именно так, был столь предупредителен и мил, что казалось, будто это не аргенти снисходит до сопровождения медяшки, а она оказывает ему честь своим присутствием.
«Медяшка!» Диана нежно погладила браслет. Лев Евграфович недвусмысленно намекнул, что скоро она сможет сменить его на серебряный. Скоро! Всего за пять лет дорасти от неофита до аргенти! Ей о таком слышать не доводилось. Приятно будет стать живой легендой. А если кто-то из завистников попробует оспорить, заявляя, что она получила браслет за красивые глаза… Спорить она не станет. Глаза и впрямь красивые. Да и остальное тоже не подкачало. И да, она получит браслет за то, что пять лет спала. Спала на износ, вкладывая себя в исцеление больных. Девушка снова улыбнулась. Разумеется, она лечила не ради награды, просто не могла иначе, но всё-таки приятно было осознавать, что её усилия будут оценены.
Еще собираясь в дорогу, Диана решила, что не будет работать из поезда, а позволит себе беззаботный сон. Почему бы, например, не прогуляться по лугу, собирая цветы, сплести венок, а потом к речке — бросить его в воду и поболтать с русалками? Кира, лучшая подруга, сказала бы, что это сон скорее подходящий для четырнадцатилетней соплюшки, но целительнице, сталкивавшейся в чужих снах с болью и отчаянием, время от времени нужны были именно такие беспечно-ванильные сны. Диана не умела придавать своим фантазиям яркость и объём, зато легко вплетала в них готовые композиции. У неё как раз были и луг, и речка, подаренные недавно благодарным пациентом…
Под стук колёс, мерно твердящих: «И снова в путь, и снова в путь», Диана вошла в сон.
Глава 2
- Киря! Кирюха! - Борис, склонившись над постелью, бесцеремонно тряс её за плечо.
Она медленно открыла глаза, посмотрела на склонившегося над ней бойфренда. В полумраке спальни, разбавляемом светом фонаря с улицы, выражения его лица было не разглядеть. Но, судя по тону, он был недоволен.
- Ты опять кричала во сне. - обвиняюще произнёс он. - Завязывай уже с Готикой и всей этой дурью. А то совсем свихнёшься.
Кира не ответила. Частично из упрямства, частично потому, что он был прав - если так пойдёт и дальше, она и вправду свихнётся. Проклятая старуха!
Борис выпрямился и, не дожидаясь ответа, повернулся, чтобы выйти из комнаты.
- Ты ещё не ложился? - спросила ему в спину Кира, заметив, что он полностью одет. - Второй час ночи.
- Мне работать надо,- не оборачиваясь ответил он.- Спи.
Борис вышел, плотно закрыв за собой дверь.
________
Спи! Попробуй теперь уснуть!
А ведь как хорошо всё начиналось!
То есть, начиналось всё не так уж хорошо, если брать за точку отсчёта расставание с Ником. Ник бросил её, но решив подсластить пилюлю расставания, заявил, что делает это не по велению сердца, а по долгу службы. Дескать, улетает в секретную заграничную командировку и не сможет поддерживать с ней связь.
Как её тогда зацепила новая песня группы "Шальные ветра"! Кира слушала раз за разом:
Когда ведомый ведьмою ветров
Ты улетишь в заоблачные дали,
Вздохнув тихонько, я спущусь в метро -
Туда, где зал холодным светом залит.
Сквозь потолок не виден в небе след.
И можно попытаться примириться
С тем, что тебя со мною больше нет,
И с тем, что не взлететь мне в небо птицей.
Себе на счастье разложу Таро,
И вытяну Шута и Колесницу,
Украшу косу розою ветров.
И стану ведьмой, раз не вышло птицей.
Вот Кира и стала ведьмой, правда виртуальной. Полюбопытствовав, что же нагадала себе героиня "Шальных ветров", она полезла в сеть и наткнулась на сайт Готики. Гадания, заговоры, проклятия, изготовление амулетов и оберегов, чёрный юмор и банальные ужастики... Чего тут только не было! Кого тут только не было: ведьмы, колдуны, гадалки и знахарки всех цветов и окрасов - чёрные, белые, серые и буро-малиновые в крапинку. Про Шута и Колесницу Кира узнала столько, что голова пошла кругом. А ведь это было только началом.
И Кира всерьёз увлеклась гаданием. Сначала на Таро, потом на картах, на рунах, по книгам... Старуха Киара - её персонаж на Готике - стала серьёзным экспертом в области гаданий. Сама же Кира в них не то чтобы верила, но приходившие к ней за советом уверяли, что они сбываются. Хотя, вернее всего, подгоняли последующие события под расплывчатые предсказания. Стоит пообещать кому-то новости, как он непременно их получит - как получил бы и без предсказания, потому что в наше время новости обрушиваются людей ежедневно и ежечасно.
Но так или иначе, Киара гадала, а Кира искала всё новые способы гаданий, напрочь позабыв о Нике. Так что, когда увидела его на улице в компании какой-то смазливой девицы, то не почувствовала совсем ничего, даже лёгкой досады. Только фыркнула: "Секретная командировка! Что он придумает для этой девицы, чтобы избавиться от неё?"
Да, начиналось всё хорошо, хорошо всё и было вплоть до последнего Бельтайна - он же Вальпургиева ночь или Ночь ведьм. Колдуны и ведьмы усиленно готовились к ночи, когда, по преданию, открываются границы между мирами и становятся особенно действенными магические ритуалы. Кира тоже решила попробовать новое гадание - гадание на Трефовую Даму. Само по себе гадание было простым, вот только проводить его требовалось в полночь на старом кладбище у могилы с крестом, где похоронена женщина.
Кира подходящую могилу нашла загодя. Большой чёрный мраморный крест со следами позолоты. И едва читаемое "Мел... чна... Чёр... кая 17.. - ..68". Первый поворот налево от центральной аллеи, седьмая могила - легко будет отыскать в темноте. Заранее подготовила всё необходимое: пять свечей, кусок чёрного полотна, карта трефовой дамы для гадания, и мешочек с солью для защитного круга. Ей казалось, что провести ритуал будет просто и, как любит говорить шеф, "пикантно".
Вот только на деле оказалось, что идти по кладбищу в темноте, подсвечивая себе дорогу фонариком телефона - сомнительное удовольствие. И старый анекдот про дурную примету светить айфоном в тёмном переулке ( к ограблению) приобрел совсем другой, зловещий смысл. Займи дорога чуть больше, Кира бы, наверное, отступила. Но она оказалась на месте прежде, чем страх взял верх над любопытством. Пристроив на кресте телефон так, чтобы он подсвечивал нужный участок, Кира расстелила на могиле полотно, расставила свечи, а между ними положила карту. Достала из сумки мешочек и начала рассыпать соль, очерчивая ею большой круг вокруг себя. Но завершить защиту не успела. Внезапный приступ ужаса застал Киру врасплох, заставив выронить соль из рук и саму застыть соляным столбом. Холод охватил её. Не холод последней апрельской ночи, а потусторонний, пробирающий до костей ветер междумирья. Темнота над крестом, откуда и подул ветер, сгустилась, и сознания Киры коснулся беззвучный то ли шёпот, то ли шелест: "Как ты посмела потревожить мой покой, живущая?"
