Грозий, затаив дыхание, приложил палец к губам, моля о молчании. Гном, едва заметно кивнув, дал понять, что понял его, и продолжил свой путь. Лишь на мгновение, приблизившись к впереди идущему гному, он прошептал одними губами:
– Подмога близко. Скоро наши муки закончатся, Храпун.
Когда процессия ушла в мрачные ходы туннеля, Грозий, словно обуянный безумием, вырвался вперед и обрушил топор на стену постройки с такой яростью, что та содрогнулась, готовая рассыпаться в прах.
— Я видел Баловня! Там был Баловень! Мой брат! — голос гнома хрипел, словно погребальный звон. — Я вырву сердце из этой ведьмы! Вся моя мощь обрушится на эту поганую нежить!
— Успокойся, Грозий, — Бьорн шагнул вперед, пытаясь унять клокочущую в гноме бурю. — Мы спасем твоего брата и остальных, чего бы это ни стоило. Мы не бросим их. Но чтобы добраться до ведьмы, нам нужна холодная голова.
— Бьорн прав, Грозий, — Гортензия коснулась его плеча, заглядывая в полные отчаяния глаза. — Мы обязательно их спасем.
Неожиданно Федька, маленький домовой, прильнул к Грозию, и слезы ручьем потекли по его щекам.
— Ладно, ладно, Федька, будет, — проворчал Грозий, слегка отстраняя домового. — Не время для нежностей. Если мы все тут расклеимся, то уж точно им не поможем.
Федька вытер слезы грязным рукавом рубахи и, воспрянув духом, вытянулся по стойке смирно.
— Ну и где эта рыжая бестия прячется? Куда нам идти? Дорога-то раздваивается, - проговорил домовой.
— Давайте пойдем туда, откуда вышли пленники, — предложила Гортензия.
Пройдя несколько мрачных пролетов туннеля, они увидели впереди слабо освещенную комнату — большой зал, в котором кто-то отчаянно метался, словно сражаясь с невидимым врагом. И вдруг они услышали до боли знакомый голос.
— Это же Шерлок! — радостно взвизгнул домовой и бросился вперед.
Друзья прибавили шаг, и перед ними предстал Шерлок, кот, в безумном отчаянии пытающийся вскарабкаться на Гортензию.
— Гортензия, спаси меня! Он вселился в меня! Я ни в чем не виноват! Я всего лишь из любопытства открыл этот чертов ларец! Спасииии!!!
И тут взгляд его, до того ласковый, вдруг исказился злобой. В глазах вспыхнули недобрые огоньки, лапа взметнулась вверх, когти, словно кинжалы, обнажились, готовые вонзиться в нежную кожу Гортензии. Удар, казалось, был неминуем, но в следующее мгновение чьи-то мощные руки обхватили его за шею.
Бьорн, словно медведь, подхватил кота за шкирку, удерживая его в своей стальной хватке. Шерлок извивался, словно змея, пытаясь достать Бьорна когтями, но тщетно.
– Да я тебя на куски разорву! Я выцарапаю тебе глаза! Я вырву твое сердце! – шипел кот, и в этом шипении слышался не кошачий гнев, а злобный рык Гоблина, заточенного внутри Шерлока. – Я был так близок к своему сокровищу! Вы все испортили! Это мое! Все эти драгоценности принадлежат мне! Я, великий и ужасный Гоблин!
– Грозий! Помоги мне! Держи его за задние лапы, он выкручивается, как угорь, – позвал Бьорн гнома.
Грозий, кряхтя, подошел и, схватив кота за задние лапы, пробасил: – Потише, киса.
– Какая я тебе киса?! – взвизгнул Шерлок, и в его голосе вновь прорезался кошачий тон.
– Держите его крепче! – подбежал запыхавшийся Федька и, поставив на землю ларец, проворно открыл склянку с волшебным зельем. – Открой рот, Шерлок!
Кот лишь презрительно плюнул под ноги домовому, всем своим видом демонстрируя глубочайшее пренебрежение. Тогда Бьорн и Грозий, переглянувшись, повалили строптивого кота на землю. Бьорн, удерживая Шерлока, силой разжал ему челюсти. Федька, не мешкая, влил горькую жидкость прямо в кошачью глотку. Шерлоку ничего не оставалось, кроме как проглотить зелье. Глаза кота вдруг неестественно округлились, тело пробила крупная дрожь, и, широко раскрыв пасть, он исторг из себя мерцающий, словно пойманный светлячок, огонек. Домовой, не теряя ни секунды, подхватил ларец и, поймав трепыхающегося Гоблина прямо в воздухе, захлопнул крышку, тут же затянув свинцовые ремни потуже.
– Ну вот и все! – довольно выдохнул Федька, облегченно вытирая пот со лба.
– Он не дышит, – прошептала Гортензия, склонившись над неподвижным Шерлоком. Слезы обиды и страха хлынули из ее глаз.
– Не может быть! Зелье совершенно безопасно, по крайней мере, я так думал, – растерянно пробормотал Федька, опускаясь на колени рядом с котом.
Прижавшись ухом к груди Шерлока, домовой попытался уловить хоть малейший намек на биение сердца. Внезапно кот приподнял голову и легонько лизнул Федьку в лоб.
– Ах ты, хитрая морда, Шерлок! – радостно воскликнул домовой, крепко прижимая кота к себе. – Нас так напугал, проказник!
– Я тоже… рад вас всех снова видеть, и рад, что во мне больше никого нет, кроме меня самого! – проговорил Шерлок, неуверенно пытаясь встать на лапы. – Только что-то все болит…
– Прости, Шерлок, но по-другому с тобой было не совладать, – виновато пробурчал Бьорн.
– Да уж, руки у тебя сильные, да и у гнома тоже… Так схватили меня, я уж думал, что вы меня совсем раздавите!
– Нам пора спешить, – напомнил Грозий. – Надо выбираться отсюда.
– Я видел шествие пленников… Это было так страшно, – тихо проговорил Шерлок, поежившись.
– Мы знаем, мы тоже их видели. Это наш народ, порабощенный Суветрой и отправленный на работы в шахты, – отозвалась Гортензия, спешно беря кота на руки. – Мы их спасем, но сначала – в замок!
И друзья поспешили обратно по темным туннелям к дому Дарлетия, не забыв прихватить с собой ларец с заточенным внутри Гоблином.
Пока они пробирались по подземелью, Шерлок не умолкал ни на минуту: – Вы бы видели, как я с ним боролся! Вы бы только видели! Я и выплевывал его, и становился на голову, и прыгал, и бегал трусцой! Я его так измотал! А он, видите ли, захотел завладеть Проклятым Алым самоцветом! Ты только глянь, чего захотел! Гоблин… одно его имя вызывает отвращение! Тьфу!
– Ну, ты тряс не его, а себя, Шерлок, – смеялся Федька. – А то, что ты не успел схватить в лапы Алый самоцвет – это ты молодец. О нем ходят страшные слухи. Существуют сокровища, к которым лучше не прикасаться никогда.
Замок, некогда залитый солнечными лучами и увенчанный изумрудными гирляндами винограда, теперь зиял мрачной, опустошенной и жалкой оболочкой. В былые времена он искрился звонким смехом, оглашался радостными вестями и согревался теплом домашнего очага. Но с тех пор, как ледяная царица Холодных земель, Суветра, взошла на трон, дом будто сковало вечным морозом. Ее присутствие словно выпило все тепло, и Солнечное царство погрузилось в непроглядную тьму.
Ветер свистел похоронную песнь былому величию. Каменные стены замка, когда-то украшенные яркими фресками, теперь покрылись трещинами и плесенью, точно морщины на лице умирающего старца. Окна, прежде сиявшие отражением закатного солнца, превратились в пустые глазницы, вглядывающиеся в беспросветную даль.
Внутри замка царила гнетущая тишина. Скрипели половицы под ногами, напоминая шепот призраков. В огромных, ныне опустевших залах, где когда-то танцевали пары под звуки лютни, теперь эхом отдавалось лишь собственное дыхание. Каминные залы, еще помнящие тепло огня, теперь наполнялись леденящим ветром, проникающим сквозь щели в кладке.
Сады, некогда услаждавшие взор буйством красок, ныне зияли ледяной пустыней. Лавандовые поля, что с горделивой щедростью дарили миру свои лиловые волны, застыли в хрустальном безмолвии, каждый цветок увит тончайшей паутиной инея. Фонтаны, что прежде плескались звонким смехом, играя бликами солнца, замерли, обратившись в причудливые изваяния ледяного безвременья. Даже солнце, словно предав забвению эти скованные земли, бежало прочь, оставив их во власти вечной ночи.
Лишь горстка преданных жителей Солнечного царства упрямо цеплялась за свой угасающий дом. Отчаявшиеся слуги, чьи предки веками хранили верность замку, скользили по его опустевшим коридорам, точно призраки, в тщетной надежде уловить слабый отголосок былой жизни. В их памяти жил еще звонкий смех, что некогда наполнял залы, и виделись столы, ломившиеся под тяжестью яств. Ныне же лица их хранили лишь печать усталости и робкую, едва теплящуюся надежду на то, что когда-нибудь солнце вновь пронзит мрак, сковавший их обитель.
И в этих сердцах, словно под слоем вечной мерзлоты, тлела искра веры в грядущий день, когда Суветра лишится своей ледяной власти, и Солнечное царство вновь расцветет дивным садом. Они бережно передавали из уст в уста древние легенды о герое, что сразит ледяную царицу и вернет тепло в их израненные земли. Вера эта, подобно хрупкому ростку, пробивалась сквозь лед отчаяния, даря слабую, но все же живую надежду на пробуждение.
Суветра сидела на троне как изваяние, выточенное из черного оникса. Ее лицо, обычно живое и подвижное, сейчас застыло в маске непроницаемой власти. Ветер, гулявший по залам древнего замка, трепал пряди ее иссиня-черных волос, но Суветра оставалась неподвижной, словно часть самой крепости, выросшей из скалы. Ее темные глаза, обычно полные искрящегося колдовства, в этот вечер метали лишь холодные отблески звезд. Слуги, дрожа, старались не попадаться ей на глаза, чувствуя исходящую от нее волну невысказанного гнева.
В зале царила атмосфера тягучего напряжения. Мерцающие отблески факелов танцевали на стенах, вырисовывая тени, словно вторящиеся мрачным мыслям, терзавшим ведьму. Суветра чувствовала, как сквозь камень трона проникает холод земли, напоминая о древних силах, дремлющих в глубине. Она призвала их, чтобы укрепить свою мощь, но почувствовала лишь отголоски чужой боли, будто земля сопротивлялась ее воле.
В ее руках лежал старинный амулет – фамильная реликвия, передававшаяся из поколения в поколение величайших ведьм ее рода. Но сейчас, даже прикосновение этого могущественного артефакта не приносило ей утешения. Его поверхность казалась ледяной, а обычно пульсирующая внутри мощь – приглушенной и слабой. Суветра знала, что надвигается буря, не только грозовая, но и та, что способна сломать даже самую могущественную ведьму.
Она знала, чувствовала, что Принцесса уже где – то совсем рядом. Суветра была могущественной ведьмой, она покоряла одно царство за другим. Но в этот вечер, глядя на дрожащие огоньки факелов, она чувствовала, как собственная сила покидает ее, словно утекает сквозь пальцы. Ей предстояло принять решение, которое определит ее судьбу. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и медленно подняла голову. В ее глазах снова вспыхнул огонь, пусть пока еще слабый, но готовый разгореться в пламя.
– Приведи ко мне Беса, – голос ее прозвучал подобно звону клинка о камень, тихий, но беспощадно твердый. – Ночь будет долгой.
– Я уже здесь, моя Госпожа, – прошелестело в ответ, и из клубящейся тени возник Бес.
Он смотрел на нее с обожанием, граничащим с трепетом, и тут же отводил взгляд, словно боясь, что она прочитает в его глубине запретные чувства. Бес, скользящая тень Суветры, был верен ей до безумия. Бесчисленные годы он служил Госпоже, пленник долга и собственной одержимости. В самой сердцевине его демонического естества пылал неугасимый огонь, предназначенный лишь ей – той, что дерзко восседала на троне Солнечного царства. Суветра. Имя, звучавшее в его душе как проклятие и благословение, как обещание нестерпимой муки и сладостного блаженства, сплетенных воедино.
Он видел в ней отблеск погибельной звезды, силу, способную одним прикосновением обратить мир в пепел. Каждый ее жест, каждое слово заставляли его сердце, если таковое вообще имелось у бессмертной сущности, биться с яростной преданностью. Он был готов на все, исполняя самые темные и рискованные поручения, втайне надеясь, что лед в ее глазах однажды растает, и на него прольется хоть капля тепла.
Любовь – странная, чуждая сущность для создания из тьмы – терзала его изнутри, подобно ядовитому клинку. Он осознавал весь абсурд своего влечения. Как бес, порождение мрака и хаоса, мог осмелиться возжелать ведьму, узурпировавшую трон света? Ответа не было, но пламя разгоралось все сильнее, питаясь лишь мимолетными проявлениями ее внимания.
И страх – вечный спутник. Страх перед ее силой, перед ее равнодушием, перед ее гневом. Но больше всего он боялся признаться в своих чувствах, опасаясь, что эта откровенность не только разрушит хрупкую связь, основанную на долге, но и вызовет в ней лишь ледяное презрение.
Он жил в вечном противоречии: желая быть рядом с ней, говорить с ней, но одновременно избегая её взгляда, прячась в тени, заглушая в себе ростки чувств. Он был пленником своей любви, заключенным в темницу страха, обреченным на вечные страдания, находясь так близко и так далеко от той, что владела его сердцем – Бес, прислуживающий ведьме Суветре, любивший ее, но боявшийся даже мысли об этом. Его жалкое существование – вечное доказательство того, что даже в самых темных уголках мироздания может расцвести цветок, обреченный на увядание под ледяным дыханием равнодушия.
Она восседала на троне Солнечного царства, чье восхождение обагрилось кровью беззакония. Иссиня-черные волосы, словно крыло ворона, струились по плечам, обрамляя лицо, отмеченное печатью юности и хищной красоты. Темные, как омуты, глаза хранили эхо древних миров, завораживая и отталкивая одновременно ледяным безразличием.
В каждом движении, в каждом слове звучала неприкрытая уверенность в собственной неуязвимости. Она источала мощь, пред которой трепетали придворные и склонялись подданные. Её власть была абсолютной, хоть и добыта обманом. Суветра – ледяная королева, чье сердце, казалось, сковано вечной стужей.
Ее красота подобна сверкающему айсбергу: ослепительна, но смертельно опасна. В ней таилась угроза, предвестие бури, сметающей все на своем пути. Она – загадка, разгадать которую решались немногие, ибо цена попытки могла оказаться непомерно велика.
По залам дворца Суветра скользила, словно тень, оставляя за собой шлейф тишины и напряжения. Ее появление заставляло смолкать речи, а взгляды придворных невольно устремлялись к полу. В ее присутствии ощущалось дыхание магии, могущественной и непредсказуемой. Она правила царством, но не сердцами его обитателей.
Суветра, ведьма на троне Солнечного царства, была живым воплощением власти, захваченной ложью. Она чувствовала, как с появлением наследницы трона, принцессы Гортензии, ее судьба повисла на тончайшем волоске, предрекая неминуемый крах.
– Ты меня слушаешь, Бес? – произнесла Суветра, бросив на слугу недовольный взгляд.
– Да, моя Госпожа. Каждое Ваше слово – закон, – сгорбившись, пролепетал Бес. – Вас тревожит вторжение в Ваше царство этой девчонки? Якобы принцессы Гортензии, которой, видите ли, по праву принадлежит трон Солнечного царства. Но позвольте высказать свое скромное мнение. Она не сильна в магии, а может, и вовсе лишена дара. Простая смертная, выросшая в Земном мире, ни разу не проявившая своих способностей. Во всех царствах нет никого могущественнее и сильнее Вас, моя Госпожа. Она Вам не ровня. Вы с легкостью завладеете ее сердцем и душой и, забрав их, станете законной правительницей Солнечного царства.
– Кое в чем ты прав, Бес. Я – сильнейшая ведьма во всех мирах, единственная, ибо уничтожила тех колдунов и ведьм, кто возомнил себя сильнее меня! – И Суветра разразилась хохотом, страшное эхо которого прокатилось по замку.
– Подмога близко. Скоро наши муки закончатся, Храпун.
Когда процессия ушла в мрачные ходы туннеля, Грозий, словно обуянный безумием, вырвался вперед и обрушил топор на стену постройки с такой яростью, что та содрогнулась, готовая рассыпаться в прах.
— Я видел Баловня! Там был Баловень! Мой брат! — голос гнома хрипел, словно погребальный звон. — Я вырву сердце из этой ведьмы! Вся моя мощь обрушится на эту поганую нежить!
— Успокойся, Грозий, — Бьорн шагнул вперед, пытаясь унять клокочущую в гноме бурю. — Мы спасем твоего брата и остальных, чего бы это ни стоило. Мы не бросим их. Но чтобы добраться до ведьмы, нам нужна холодная голова.
— Бьорн прав, Грозий, — Гортензия коснулась его плеча, заглядывая в полные отчаяния глаза. — Мы обязательно их спасем.
Неожиданно Федька, маленький домовой, прильнул к Грозию, и слезы ручьем потекли по его щекам.
— Ладно, ладно, Федька, будет, — проворчал Грозий, слегка отстраняя домового. — Не время для нежностей. Если мы все тут расклеимся, то уж точно им не поможем.
Федька вытер слезы грязным рукавом рубахи и, воспрянув духом, вытянулся по стойке смирно.
— Ну и где эта рыжая бестия прячется? Куда нам идти? Дорога-то раздваивается, - проговорил домовой.
— Давайте пойдем туда, откуда вышли пленники, — предложила Гортензия.
Пройдя несколько мрачных пролетов туннеля, они увидели впереди слабо освещенную комнату — большой зал, в котором кто-то отчаянно метался, словно сражаясь с невидимым врагом. И вдруг они услышали до боли знакомый голос.
— Это же Шерлок! — радостно взвизгнул домовой и бросился вперед.
Друзья прибавили шаг, и перед ними предстал Шерлок, кот, в безумном отчаянии пытающийся вскарабкаться на Гортензию.
— Гортензия, спаси меня! Он вселился в меня! Я ни в чем не виноват! Я всего лишь из любопытства открыл этот чертов ларец! Спасииии!!!
И тут взгляд его, до того ласковый, вдруг исказился злобой. В глазах вспыхнули недобрые огоньки, лапа взметнулась вверх, когти, словно кинжалы, обнажились, готовые вонзиться в нежную кожу Гортензии. Удар, казалось, был неминуем, но в следующее мгновение чьи-то мощные руки обхватили его за шею.
Бьорн, словно медведь, подхватил кота за шкирку, удерживая его в своей стальной хватке. Шерлок извивался, словно змея, пытаясь достать Бьорна когтями, но тщетно.
– Да я тебя на куски разорву! Я выцарапаю тебе глаза! Я вырву твое сердце! – шипел кот, и в этом шипении слышался не кошачий гнев, а злобный рык Гоблина, заточенного внутри Шерлока. – Я был так близок к своему сокровищу! Вы все испортили! Это мое! Все эти драгоценности принадлежат мне! Я, великий и ужасный Гоблин!
– Грозий! Помоги мне! Держи его за задние лапы, он выкручивается, как угорь, – позвал Бьорн гнома.
Грозий, кряхтя, подошел и, схватив кота за задние лапы, пробасил: – Потише, киса.
– Какая я тебе киса?! – взвизгнул Шерлок, и в его голосе вновь прорезался кошачий тон.
– Держите его крепче! – подбежал запыхавшийся Федька и, поставив на землю ларец, проворно открыл склянку с волшебным зельем. – Открой рот, Шерлок!
Кот лишь презрительно плюнул под ноги домовому, всем своим видом демонстрируя глубочайшее пренебрежение. Тогда Бьорн и Грозий, переглянувшись, повалили строптивого кота на землю. Бьорн, удерживая Шерлока, силой разжал ему челюсти. Федька, не мешкая, влил горькую жидкость прямо в кошачью глотку. Шерлоку ничего не оставалось, кроме как проглотить зелье. Глаза кота вдруг неестественно округлились, тело пробила крупная дрожь, и, широко раскрыв пасть, он исторг из себя мерцающий, словно пойманный светлячок, огонек. Домовой, не теряя ни секунды, подхватил ларец и, поймав трепыхающегося Гоблина прямо в воздухе, захлопнул крышку, тут же затянув свинцовые ремни потуже.
– Ну вот и все! – довольно выдохнул Федька, облегченно вытирая пот со лба.
– Он не дышит, – прошептала Гортензия, склонившись над неподвижным Шерлоком. Слезы обиды и страха хлынули из ее глаз.
– Не может быть! Зелье совершенно безопасно, по крайней мере, я так думал, – растерянно пробормотал Федька, опускаясь на колени рядом с котом.
Прижавшись ухом к груди Шерлока, домовой попытался уловить хоть малейший намек на биение сердца. Внезапно кот приподнял голову и легонько лизнул Федьку в лоб.
– Ах ты, хитрая морда, Шерлок! – радостно воскликнул домовой, крепко прижимая кота к себе. – Нас так напугал, проказник!
– Я тоже… рад вас всех снова видеть, и рад, что во мне больше никого нет, кроме меня самого! – проговорил Шерлок, неуверенно пытаясь встать на лапы. – Только что-то все болит…
– Прости, Шерлок, но по-другому с тобой было не совладать, – виновато пробурчал Бьорн.
– Да уж, руки у тебя сильные, да и у гнома тоже… Так схватили меня, я уж думал, что вы меня совсем раздавите!
– Нам пора спешить, – напомнил Грозий. – Надо выбираться отсюда.
– Я видел шествие пленников… Это было так страшно, – тихо проговорил Шерлок, поежившись.
– Мы знаем, мы тоже их видели. Это наш народ, порабощенный Суветрой и отправленный на работы в шахты, – отозвалась Гортензия, спешно беря кота на руки. – Мы их спасем, но сначала – в замок!
И друзья поспешили обратно по темным туннелям к дому Дарлетия, не забыв прихватить с собой ларец с заточенным внутри Гоблином.
Пока они пробирались по подземелью, Шерлок не умолкал ни на минуту: – Вы бы видели, как я с ним боролся! Вы бы только видели! Я и выплевывал его, и становился на голову, и прыгал, и бегал трусцой! Я его так измотал! А он, видите ли, захотел завладеть Проклятым Алым самоцветом! Ты только глянь, чего захотел! Гоблин… одно его имя вызывает отвращение! Тьфу!
– Ну, ты тряс не его, а себя, Шерлок, – смеялся Федька. – А то, что ты не успел схватить в лапы Алый самоцвет – это ты молодец. О нем ходят страшные слухи. Существуют сокровища, к которым лучше не прикасаться никогда.
ГЛАВА 15
Замок, некогда залитый солнечными лучами и увенчанный изумрудными гирляндами винограда, теперь зиял мрачной, опустошенной и жалкой оболочкой. В былые времена он искрился звонким смехом, оглашался радостными вестями и согревался теплом домашнего очага. Но с тех пор, как ледяная царица Холодных земель, Суветра, взошла на трон, дом будто сковало вечным морозом. Ее присутствие словно выпило все тепло, и Солнечное царство погрузилось в непроглядную тьму.
Ветер свистел похоронную песнь былому величию. Каменные стены замка, когда-то украшенные яркими фресками, теперь покрылись трещинами и плесенью, точно морщины на лице умирающего старца. Окна, прежде сиявшие отражением закатного солнца, превратились в пустые глазницы, вглядывающиеся в беспросветную даль.
Внутри замка царила гнетущая тишина. Скрипели половицы под ногами, напоминая шепот призраков. В огромных, ныне опустевших залах, где когда-то танцевали пары под звуки лютни, теперь эхом отдавалось лишь собственное дыхание. Каминные залы, еще помнящие тепло огня, теперь наполнялись леденящим ветром, проникающим сквозь щели в кладке.
Сады, некогда услаждавшие взор буйством красок, ныне зияли ледяной пустыней. Лавандовые поля, что с горделивой щедростью дарили миру свои лиловые волны, застыли в хрустальном безмолвии, каждый цветок увит тончайшей паутиной инея. Фонтаны, что прежде плескались звонким смехом, играя бликами солнца, замерли, обратившись в причудливые изваяния ледяного безвременья. Даже солнце, словно предав забвению эти скованные земли, бежало прочь, оставив их во власти вечной ночи.
Лишь горстка преданных жителей Солнечного царства упрямо цеплялась за свой угасающий дом. Отчаявшиеся слуги, чьи предки веками хранили верность замку, скользили по его опустевшим коридорам, точно призраки, в тщетной надежде уловить слабый отголосок былой жизни. В их памяти жил еще звонкий смех, что некогда наполнял залы, и виделись столы, ломившиеся под тяжестью яств. Ныне же лица их хранили лишь печать усталости и робкую, едва теплящуюся надежду на то, что когда-нибудь солнце вновь пронзит мрак, сковавший их обитель.
И в этих сердцах, словно под слоем вечной мерзлоты, тлела искра веры в грядущий день, когда Суветра лишится своей ледяной власти, и Солнечное царство вновь расцветет дивным садом. Они бережно передавали из уст в уста древние легенды о герое, что сразит ледяную царицу и вернет тепло в их израненные земли. Вера эта, подобно хрупкому ростку, пробивалась сквозь лед отчаяния, даря слабую, но все же живую надежду на пробуждение.
Суветра сидела на троне как изваяние, выточенное из черного оникса. Ее лицо, обычно живое и подвижное, сейчас застыло в маске непроницаемой власти. Ветер, гулявший по залам древнего замка, трепал пряди ее иссиня-черных волос, но Суветра оставалась неподвижной, словно часть самой крепости, выросшей из скалы. Ее темные глаза, обычно полные искрящегося колдовства, в этот вечер метали лишь холодные отблески звезд. Слуги, дрожа, старались не попадаться ей на глаза, чувствуя исходящую от нее волну невысказанного гнева.
В зале царила атмосфера тягучего напряжения. Мерцающие отблески факелов танцевали на стенах, вырисовывая тени, словно вторящиеся мрачным мыслям, терзавшим ведьму. Суветра чувствовала, как сквозь камень трона проникает холод земли, напоминая о древних силах, дремлющих в глубине. Она призвала их, чтобы укрепить свою мощь, но почувствовала лишь отголоски чужой боли, будто земля сопротивлялась ее воле.
В ее руках лежал старинный амулет – фамильная реликвия, передававшаяся из поколения в поколение величайших ведьм ее рода. Но сейчас, даже прикосновение этого могущественного артефакта не приносило ей утешения. Его поверхность казалась ледяной, а обычно пульсирующая внутри мощь – приглушенной и слабой. Суветра знала, что надвигается буря, не только грозовая, но и та, что способна сломать даже самую могущественную ведьму.
Она знала, чувствовала, что Принцесса уже где – то совсем рядом. Суветра была могущественной ведьмой, она покоряла одно царство за другим. Но в этот вечер, глядя на дрожащие огоньки факелов, она чувствовала, как собственная сила покидает ее, словно утекает сквозь пальцы. Ей предстояло принять решение, которое определит ее судьбу. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и медленно подняла голову. В ее глазах снова вспыхнул огонь, пусть пока еще слабый, но готовый разгореться в пламя.
– Приведи ко мне Беса, – голос ее прозвучал подобно звону клинка о камень, тихий, но беспощадно твердый. – Ночь будет долгой.
– Я уже здесь, моя Госпожа, – прошелестело в ответ, и из клубящейся тени возник Бес.
Он смотрел на нее с обожанием, граничащим с трепетом, и тут же отводил взгляд, словно боясь, что она прочитает в его глубине запретные чувства. Бес, скользящая тень Суветры, был верен ей до безумия. Бесчисленные годы он служил Госпоже, пленник долга и собственной одержимости. В самой сердцевине его демонического естества пылал неугасимый огонь, предназначенный лишь ей – той, что дерзко восседала на троне Солнечного царства. Суветра. Имя, звучавшее в его душе как проклятие и благословение, как обещание нестерпимой муки и сладостного блаженства, сплетенных воедино.
Он видел в ней отблеск погибельной звезды, силу, способную одним прикосновением обратить мир в пепел. Каждый ее жест, каждое слово заставляли его сердце, если таковое вообще имелось у бессмертной сущности, биться с яростной преданностью. Он был готов на все, исполняя самые темные и рискованные поручения, втайне надеясь, что лед в ее глазах однажды растает, и на него прольется хоть капля тепла.
Любовь – странная, чуждая сущность для создания из тьмы – терзала его изнутри, подобно ядовитому клинку. Он осознавал весь абсурд своего влечения. Как бес, порождение мрака и хаоса, мог осмелиться возжелать ведьму, узурпировавшую трон света? Ответа не было, но пламя разгоралось все сильнее, питаясь лишь мимолетными проявлениями ее внимания.
И страх – вечный спутник. Страх перед ее силой, перед ее равнодушием, перед ее гневом. Но больше всего он боялся признаться в своих чувствах, опасаясь, что эта откровенность не только разрушит хрупкую связь, основанную на долге, но и вызовет в ней лишь ледяное презрение.
Он жил в вечном противоречии: желая быть рядом с ней, говорить с ней, но одновременно избегая её взгляда, прячась в тени, заглушая в себе ростки чувств. Он был пленником своей любви, заключенным в темницу страха, обреченным на вечные страдания, находясь так близко и так далеко от той, что владела его сердцем – Бес, прислуживающий ведьме Суветре, любивший ее, но боявшийся даже мысли об этом. Его жалкое существование – вечное доказательство того, что даже в самых темных уголках мироздания может расцвести цветок, обреченный на увядание под ледяным дыханием равнодушия.
Она восседала на троне Солнечного царства, чье восхождение обагрилось кровью беззакония. Иссиня-черные волосы, словно крыло ворона, струились по плечам, обрамляя лицо, отмеченное печатью юности и хищной красоты. Темные, как омуты, глаза хранили эхо древних миров, завораживая и отталкивая одновременно ледяным безразличием.
В каждом движении, в каждом слове звучала неприкрытая уверенность в собственной неуязвимости. Она источала мощь, пред которой трепетали придворные и склонялись подданные. Её власть была абсолютной, хоть и добыта обманом. Суветра – ледяная королева, чье сердце, казалось, сковано вечной стужей.
Ее красота подобна сверкающему айсбергу: ослепительна, но смертельно опасна. В ней таилась угроза, предвестие бури, сметающей все на своем пути. Она – загадка, разгадать которую решались немногие, ибо цена попытки могла оказаться непомерно велика.
По залам дворца Суветра скользила, словно тень, оставляя за собой шлейф тишины и напряжения. Ее появление заставляло смолкать речи, а взгляды придворных невольно устремлялись к полу. В ее присутствии ощущалось дыхание магии, могущественной и непредсказуемой. Она правила царством, но не сердцами его обитателей.
Суветра, ведьма на троне Солнечного царства, была живым воплощением власти, захваченной ложью. Она чувствовала, как с появлением наследницы трона, принцессы Гортензии, ее судьба повисла на тончайшем волоске, предрекая неминуемый крах.
– Ты меня слушаешь, Бес? – произнесла Суветра, бросив на слугу недовольный взгляд.
– Да, моя Госпожа. Каждое Ваше слово – закон, – сгорбившись, пролепетал Бес. – Вас тревожит вторжение в Ваше царство этой девчонки? Якобы принцессы Гортензии, которой, видите ли, по праву принадлежит трон Солнечного царства. Но позвольте высказать свое скромное мнение. Она не сильна в магии, а может, и вовсе лишена дара. Простая смертная, выросшая в Земном мире, ни разу не проявившая своих способностей. Во всех царствах нет никого могущественнее и сильнее Вас, моя Госпожа. Она Вам не ровня. Вы с легкостью завладеете ее сердцем и душой и, забрав их, станете законной правительницей Солнечного царства.
– Кое в чем ты прав, Бес. Я – сильнейшая ведьма во всех мирах, единственная, ибо уничтожила тех колдунов и ведьм, кто возомнил себя сильнее меня! – И Суветра разразилась хохотом, страшное эхо которого прокатилось по замку.
