Бес, стоя перед восседавшей на троне Суветрой, издал свой мерзкий, дребезжащий смешок, словно ржавый ключ проворачивался в замке.
Жалкий, как побитая молью тряпка, худой до прозрачности, двухвостый — он являл собой зрелище убогое. Костлявое тело, обтянутое пергаментно-серой кожей, била дрожь. Не только от промозглого холода замковых стен, но и от вечного, въевшегося в самую суть страха, что отравлял каждую клетку его демонической природы. Два хвостика-прутика, словно у тонкой крысы, суетливо подрагивали в такт с прерывистым дыханием, предательски выдавая нервозность, которую Бес тщетно пытался скрыть за маской давно выработанного, рабского безразличия.
В мутных, запавших глазах, обычно скрытых под нависшими бровями, плескалась болезненная тоска. Словно в темном омуте, в них отражалась беспросветная тьма его происхождения. Эти глаза были свидетелями многого: грязных сделок, жестоких ритуалов, отчаяния обреченных. Но ничто не могло затмить в их глубине образ Суветры, прекрасной и холодной, словно сама смерть, восседающая на ледяном троне.
Лохмотья, в которые он был облачен, лишь отдаленно напоминали некогда добротную ткань. Прожженные кислотами, опаленные заклинаниями, они жалко висели на его костлявом теле, прикрывая рубцы от кнутов и уродливые шрамы магических ожогов — вечные напоминания о его месте в иерархии двора Солнечного царства. Он был всего лишь тенью, винтиком в сложном механизме власти, которым управляла Суветра. Он скользил по замку крадучись, стараясь не привлекать внимания. Его походка была неслышной, почти призрачной. Знал каждый угол, каждый потайной ход, каждую трещину в стенах, и использовал эти знания, чтобы незаметно наблюдать за Суветрой, оберегать ее сон, ограждать от любых, даже самых призрачных угроз. Бес был ее тенью, ее верным цепным псом, ее рабом. Но в извращенных глубинах своего существа он мнил себя чем-то большим – хранителем ее тайны, защитником ее трона, ее верным рыцарем в обличье жалкого беса.
– Госпожа, – обратился к ведьме Бес, – в подземелье неспокойно, необходимо Ваше присутствие.– Опять эта псина воет? Уму непостижимо, зачем я ее держу, – Суветра поднялась с трона, бросив взгляд, полный раздражения.
– Простите, Госпожа, что осмеливаюсь перебить, но дело не в псине… А… в Ульфе…
Суветра, словно тень, скользнула мимо ледяных статуй. На мгновение обернувшись, она одарила их злобной усмешкой и взмахом руки распахнула двери, вырвавшись из тронного зала.
Статуи Добронрава, Теплеи и Дарлетия застыли в своем ледяном безмолвии. Сколько раз Суветра порывалась разбить их, навсегда прекратить их жалкое существование, но коварный разум удерживал ее: они еще пригодятся… живыми.
– Чего застыл, как истукан? Живо за мной, в подземелье! – властно прошипела Суветра, не терпя возражений.
Суветра спустилась в сырое подземелье, и Бес, юркий чертёнок, словно угорь, извивался у неё под ногами. Это невыносимо раздражало ведьму. Не выдержав, она резко наступила ему на хвост, и в полумраке пещеры прозвучало её шипящее предупреждение: – Прекрати мельтешить, от тебя голова раскалывается!
Бес, взвизгнув от пронзительной боли, отскочил назад, прижимая несчастный хвост.
Ведьма повелительным взглядом обвела свои мрачные владения.
Подземелье кишело зловонием гнили и отчаяния. Сырые каменные стены, покрытые липким мхом, впитывали в себя эхо мучительных криков, разносящихся из темниц. Каждый стон, каждый хриплый вопль отчаяния – это плата за верность Солнечному царству, за отказ преклонить колено перед Суветрой. Звуки плети, методичные и безжалостные, пронзали толщу камня, отзываясь в сердце каждого пленника, напоминая о неминуемой боли.
Мерцающие факелы отбрасывали пляшущие тени, искажая и без того зловещий вид подземелья. В их зыбком свете скользили Черные призраки – безмолвные стражи, окутанные тьмой, неотличимой от самой ночи. Их прикосновение несло ледяной холод, их взгляды пронзали душу, лишая последней надежды. Они были порождением самой Суветры, воплощением ее жестокости и воли.
В одной из темниц, скорчившись в углу, сидела собака, Гера. Заточенная в ржавую клетку, она скулила и хрипела, тщетно пытаясь вырваться на свободу. Ее шерсть свалялась, глаза потухли от голода и страха. Когда-то она была верным компаньоном одного из домовых Солнечного царства, но теперь она сама стала пленницей, живым свидетельством падения.
В самой дальней темнице, скрытой от посторонних глаз, в полумраке, можно было различить очертания огромного черного волка. Его размеры были поистине велики – он возвышался над полом темницы подобно скале. Это был вервольф, некогда могучий воин, добровольно принявший облик зверя, чтобы защитить своих соратников. Но Суветра сломила его волю, превратив его в тень былого величия, живой укор для тех, кто осмелится сопротивляться ее власти. Его глаза, горящие в темноте нечеловеческим огнем, выражали лишь боль и жажду мести. Подземелье ждало своего часа, момента, когда семена отчаяния прорастут бунтом.
— Ну, здравствуй, Ульф, — произнесла Суветра, подходя к темнице вервольфа и стараясь придать своему голосу оттенок милости.
Обернувшись, он поднялся и медленно приблизился к решетке. Чары, наложенные на нее, были достаточно сильны, чтобы удержать вервольфа внутри темницы, позволяя Суветре стоять в непосредственной близости.
И вдруг, в мгновение ока, огромный волк грациозно перекувырнулся через голову, обратившись в молодого мужчину. Он встал, насмешливо глядя на Суветру. Его глаза – пронзительные, янтарные – не выражали раскаяния или страха, лишь какую-то дикую, неукротимую энергию. Короткие темные волосы взъерошились, а обнаженная грудь вздымалась от частого дыхания.
— Ведьма, — прорычал Ульф, его голос сочился ядом и хрипотцой. — Не чаял увидеть тебя здесь, в этом склепе. Пришла полюбоваться на свой трофей? – и он с презрением плюнул на сапог Суветры.
Бес, юркий как тень, метнулся к сапогу и, подобострастно извиваясь, принялся усердно вытирать его своим грязным рукавом.
Суветра скривила губы в подобии презрительной усмешки. — Не говори глупостей, сын. Я пришла предложить тебе… сделку. Тебе ведь прекрасно известно, почему ты гниешь в этой клетке.
— Какой я тебе сын? Никогда я не заключу с тобой сделки! – взревел Ульф, вцепившись пальцами в решетку. Обжигающее заклинание, словно раскаленное клеймо, впилось в его плоть, но он, казалось, не чувствовал боли. — Какая ты мне мать? Та мать, которую я знал, умерла двести лет назад! Превратилась в злобную, отвратительную тварь, убившую моего отца!
— Я не убивала его! – пронзительно вскрикнула Суветра, и в голосе ее промелькнуло нечто похожее на боль. — Я любила твоего отца! Любила больше жизни! Он умирал, понимаешь? Я лишь хотела его спасти! Но проклятый знахарь Дарлетий… он не дал мне рецепт эликсира! Он виноват в его смерти! Я поклялась отомстить ему! Уничтожить все, что ему дорого! Я уже иссушила лавандовые поля, выжгла дотла все живое в Солнечном царстве! Но эта чертова теплица… его святилище… Я не могу взломать ее! Знахарь, не успел сказать, где ключ! Но гнусный гном, продавший мне душу, прошептал, что есть еще один ключ… у маленькой принцессы Гортензии. Я долго ее искала и нашла! Она уже здесь, в Солнечном царстве! Я чувствую ее приближение! И она сама приползет ко мне… да, приползет… за своими родителями! Тогда я отберу у нее ключ, а потом… уничтожу ее! И все Солнечное царство! – и ведьма разразилась диким, зловещим хохотом, от которого, казалось, содрогнулись сами стены подземелья.
— Не смей! Слышишь, ты, мерзкая тварь! Не смей даже приближаться к Гортензии! Не смей! — взревел Ульф, и в яростном прыжке обернулся волком. Его рык, полный первобытной ярости, прокатился по подземелью, заставляя содрогаться камень.
— Не спасешь ты ее, глупый мальчишка. Возомнил, будто рожден для этой принцессы? Думаешь, она особенная? Повелительница волков, ха! Ты сказок отцовских переслушал. То были лишь грезы твоего отца, мечты о том, как свадьба твоя и юной Гортензии скрепит Северное и Солнечное царства. Да, отец твой был вервольфом, и я полюбила его. Он был добр, слишком добр, и поплатился за это! Когда колдун из Ветреной долины пришел на наши земли, алчный до власти, что сделал твой отец? Он предложил ему уйти с миром! До последнего верил, что с врагом можно договориться! И чем это кончилось?! Колдун смертельно ранил его! И я наивно думала, что нам повезло, когда Дарлетий случайно объявился в нашем царстве. Но он отказался помочь мне! Я ненавижу это царство! Я уничтожу все дотла, и ни души не останется на этой проклятой земле!
— Если хоть волос упадет с головы Гортензии, я тебя разорву! — прорычал Ульф.
— Попробуй сначала выбраться отсюда, сынок, — процедила Суветра и, повернувшись к Черному призраку, приказала: — Охранять его! Удвой охрану подземелья. Чувствую, принцесса близко. Ночь будет долгой.
Черный призрак безмолвно склонил голову, не смея поднять взор на свою повелительницу.
Суветра, шурша длинным подолом, повернулась и начала восхождение по каменным ступеням. Следом за ней, спотыкаясь, семенил Бес, бережно поддерживая тяжелый шлейф ее платья. У самого выхода она бросила последний взгляд на дальнюю темницу, куда сама заточила своего сына, и услышала дикий, полный отчаяния волчий вой, разносящийся по всему подземелью. Словно нехотя, ведьма толкнула тяжелую дверь и скрылась в коридорах замка.
Суветра бросила повелительный взгляд, и Черные призраки, словно тени, скользнули к стенам, усиливая охрану замка до невозможного – ни единой мыши не проскользнуть мимо их бдительных глаз. Беса она отослала на
кухню, в царство кипящих котлов и острых ножей, чтобы тот лично проследил за приготовлением ужина – своим слугам она доверяла не больше, чем шепоту ветра в горах. Убедившись, что никто не помешает ее уединению, Суветра скрылась в своих покоях.
Затворив за собой дверь, словно отрезая себя от мира, она приблизилась к мужчине. Он был дьявольски красив, его красота обжигала и манила, словно пламя свечи мотылька. И это неудивительно, ведь перед ней стоял сам Люцифер.
– Люцифер, как я рада, что ты здесь, – прошептала Суветра, обвивая его шею руками и прижимаясь всем телом, словно ища защиты в его объятиях.
– Ты расстроена, Суветра. Была у Ульфа? Он отказал тебе.
– С его силой мы бы вмиг расправились с этой проклятой принцессой! Но он предал меня. Мой собственный сын пошел против! А я… я чувствую ее силу, Люцифер. Гортензия сильна, она сильнее меня! Но я жажду ее смерти, жажду падения этого гнилого царства! Дарлетий получит по заслугам! – В ней клокотал такой гнев, что вырвался наружу мощным разрядом, пронесся сквозь окно и обрушился на какую-то жалкую хижину.
– Вот это моя девочка! Узнаю Суветру! – расхохотался Люцифер. – А то вздумала терять хватку.
Он прижал ее к себе, осыпал лицо поцелуями и прошептал: – Я помогу тебе, моя королева. В недрах моего подземного царства томится демон – Алодей, способный сокрушить любую твердыню. Он появится в замке ровно в тот миг, когда принцесса коснется его стен. И еще… возьми это. – Он протянул Суветре монету, на чьей черной поверхности зловеще ухмылялась козлиная голова в обрамлении пятиконечной звезды. Ведьма вопросительно вскинула брови.
– Если почувствуешь, что силы покидают тебя, сожми эту монету в руке, прошепчи: «Diabole, aperi portas» – и врата моего царства распахнутся перед тобой. Но знай, Суветра… ступив за этот порог, ты навсегда лишишься возможности вернуться в мир живых.
– Полагаю, монета мне не пригодится, – произнесла Суветра, но монету не вернула Люциферу. – Я уничтожу Гортензию, я столько лет лелеяла эту месть, что теперь не отступлюсь! Я обязана это сделать! – Она повернулась к Люциферу, но в покоях его уже не было, будто растворился в воздухе, оставив ее наедине с бурлящей в ней тьмой.
Суветра сжала монету в руке, ее костяшки побелели. Слова Люцифера эхом отдавались в голове, напоминая о цене, которую ей, возможно, придется заплатить за победу. Но отступать было некуда. Месть была ее единственной целью, единственным смыслом существования.
Она покинула свои покои, ощущая, как тьма внутри нее сгущается. В груди клокотала ненависть, подпитываемая воспоминаниями о прошлом. Ненависть придавала ей сил, подталкивала вперед, к исполнению задуманного.
Суветра вошла в тронный зал, её поступь гулко отозвалась от ледяных изваяний, замерших у трона. Она остановилась, испепеляя Дарлетия властным и безжалостным взглядом.
– Что ж, Дарлетий, близится закат и твой, и всего Солнечного царства, – прошипела она, и в голосе её звенела сталь. – Знаешь ли ты, кто такой Асмодей? – Ведьма усмехнулась, её лицо исказила злая гримаса. – Демон, не знающий пощады, пожиратель миров! Он уничтожает всё, к чему прикоснется, обращает в пепел даже воспоминания. Он ждет своего часа, томится в недрах ада. Лишь девчонка прикоснется к стенам замка, как он вырвется на свободу, испепелит её душу. И тогда… – Суветра сделала паузу, смакуя каждое слово. – Тогда я стану истинной правительницей Солнечного царства. А ты… – Она прищурилась, глядя на мага, – ты будешь первым, кого я раздавлю, словно презренного червя. Ты заплатишь за каждую слезу, за каждую секунду моих страданий!
Суветра взошла на трон и разразилась жутким, утробным хохотом, предвкушая скорую расплату. Она чувствовала, как тьма пронизывает каждую клеточку её тела, как ядовитый туман окутывает разум, лишая его остатков света. В этот миг она была лишь сосудом для мести, безжалостным орудием в руках судьбы, лишенным жалости и сомнений.
В это время ледяная статуя Дарлетия дала слабую, но трещину. Статуи царя Добронрава и царицы Теплеи стояли всё также неподвижно.
Царица Холодных земель восседала на троне как изваяние изо льда. Ее лицо, обрамленное косой из иссиня – черных волос , казалось застывшим в вечной меланхолии.Темные глаза смотрели сквозь зал, сквозь само время, улавливая отголоски давно минувших эпох и предчувствуя грядущие бури. Мантия из соболиного меха, расшитая застывшими снежинками, ниспадала с ее плеч, окутывая фигуру аурой неприступности и власти.
Царица подняла руку, украшенную перстнем с огромным сапфиром, и заворочалась. Перстень словно вспыхнул ледяным пламенем, осветив ее лицо, подчеркнул резкие скулы и тонкие, плотно сжатые губы. Атмосфера в зале сгустилась, казалось, что даже самый легкий ветерок мог разбить ее на тысячи осколков.
Кашель, тихий и почти неслышный, нарушил тишину. Бес возник из ниоткуда и подошел к ведьме.
- Моя Госпожа, всё готово к ужину.
Суветра медленно повернула голову в сторону Беса. В ее глазах плескалась усталость, но ни тени слабости. Сапфир на её пальце вторично вспыхнул, отбрасывая тени на стены залы.
- Ужин, - прошептала она, словно пробуя слово на вкус. – Прекрасно. Надеюсь, он будет более занимательным, чем смотреть на твой убогий вид.
Суветра поднялась с трона, ее бархатное платье зашуршало, словно осенние листья под ногами. В каждом ее движении чувствовалась царственная грация и нескрываемая властность. Бес склонился в поклоне, его костлявые пальцы коснулись холодной каменной плиты пола.
- Как пожелаете, моя Госпожа. Я лично проследил за приготовлением блюд.
Улыбка, холодная и острая, как лезвие кинжала, скользнула по губам царицы.
Жалкий, как побитая молью тряпка, худой до прозрачности, двухвостый — он являл собой зрелище убогое. Костлявое тело, обтянутое пергаментно-серой кожей, била дрожь. Не только от промозглого холода замковых стен, но и от вечного, въевшегося в самую суть страха, что отравлял каждую клетку его демонической природы. Два хвостика-прутика, словно у тонкой крысы, суетливо подрагивали в такт с прерывистым дыханием, предательски выдавая нервозность, которую Бес тщетно пытался скрыть за маской давно выработанного, рабского безразличия.
В мутных, запавших глазах, обычно скрытых под нависшими бровями, плескалась болезненная тоска. Словно в темном омуте, в них отражалась беспросветная тьма его происхождения. Эти глаза были свидетелями многого: грязных сделок, жестоких ритуалов, отчаяния обреченных. Но ничто не могло затмить в их глубине образ Суветры, прекрасной и холодной, словно сама смерть, восседающая на ледяном троне.
Лохмотья, в которые он был облачен, лишь отдаленно напоминали некогда добротную ткань. Прожженные кислотами, опаленные заклинаниями, они жалко висели на его костлявом теле, прикрывая рубцы от кнутов и уродливые шрамы магических ожогов — вечные напоминания о его месте в иерархии двора Солнечного царства. Он был всего лишь тенью, винтиком в сложном механизме власти, которым управляла Суветра. Он скользил по замку крадучись, стараясь не привлекать внимания. Его походка была неслышной, почти призрачной. Знал каждый угол, каждый потайной ход, каждую трещину в стенах, и использовал эти знания, чтобы незаметно наблюдать за Суветрой, оберегать ее сон, ограждать от любых, даже самых призрачных угроз. Бес был ее тенью, ее верным цепным псом, ее рабом. Но в извращенных глубинах своего существа он мнил себя чем-то большим – хранителем ее тайны, защитником ее трона, ее верным рыцарем в обличье жалкого беса.
– Госпожа, – обратился к ведьме Бес, – в подземелье неспокойно, необходимо Ваше присутствие.– Опять эта псина воет? Уму непостижимо, зачем я ее держу, – Суветра поднялась с трона, бросив взгляд, полный раздражения.
– Простите, Госпожа, что осмеливаюсь перебить, но дело не в псине… А… в Ульфе…
Суветра, словно тень, скользнула мимо ледяных статуй. На мгновение обернувшись, она одарила их злобной усмешкой и взмахом руки распахнула двери, вырвавшись из тронного зала.
Статуи Добронрава, Теплеи и Дарлетия застыли в своем ледяном безмолвии. Сколько раз Суветра порывалась разбить их, навсегда прекратить их жалкое существование, но коварный разум удерживал ее: они еще пригодятся… живыми.
– Чего застыл, как истукан? Живо за мной, в подземелье! – властно прошипела Суветра, не терпя возражений.
ГЛАВА 16
Суветра спустилась в сырое подземелье, и Бес, юркий чертёнок, словно угорь, извивался у неё под ногами. Это невыносимо раздражало ведьму. Не выдержав, она резко наступила ему на хвост, и в полумраке пещеры прозвучало её шипящее предупреждение: – Прекрати мельтешить, от тебя голова раскалывается!
Бес, взвизгнув от пронзительной боли, отскочил назад, прижимая несчастный хвост.
Ведьма повелительным взглядом обвела свои мрачные владения.
Подземелье кишело зловонием гнили и отчаяния. Сырые каменные стены, покрытые липким мхом, впитывали в себя эхо мучительных криков, разносящихся из темниц. Каждый стон, каждый хриплый вопль отчаяния – это плата за верность Солнечному царству, за отказ преклонить колено перед Суветрой. Звуки плети, методичные и безжалостные, пронзали толщу камня, отзываясь в сердце каждого пленника, напоминая о неминуемой боли.
Мерцающие факелы отбрасывали пляшущие тени, искажая и без того зловещий вид подземелья. В их зыбком свете скользили Черные призраки – безмолвные стражи, окутанные тьмой, неотличимой от самой ночи. Их прикосновение несло ледяной холод, их взгляды пронзали душу, лишая последней надежды. Они были порождением самой Суветры, воплощением ее жестокости и воли.
В одной из темниц, скорчившись в углу, сидела собака, Гера. Заточенная в ржавую клетку, она скулила и хрипела, тщетно пытаясь вырваться на свободу. Ее шерсть свалялась, глаза потухли от голода и страха. Когда-то она была верным компаньоном одного из домовых Солнечного царства, но теперь она сама стала пленницей, живым свидетельством падения.
В самой дальней темнице, скрытой от посторонних глаз, в полумраке, можно было различить очертания огромного черного волка. Его размеры были поистине велики – он возвышался над полом темницы подобно скале. Это был вервольф, некогда могучий воин, добровольно принявший облик зверя, чтобы защитить своих соратников. Но Суветра сломила его волю, превратив его в тень былого величия, живой укор для тех, кто осмелится сопротивляться ее власти. Его глаза, горящие в темноте нечеловеческим огнем, выражали лишь боль и жажду мести. Подземелье ждало своего часа, момента, когда семена отчаяния прорастут бунтом.
— Ну, здравствуй, Ульф, — произнесла Суветра, подходя к темнице вервольфа и стараясь придать своему голосу оттенок милости.
Обернувшись, он поднялся и медленно приблизился к решетке. Чары, наложенные на нее, были достаточно сильны, чтобы удержать вервольфа внутри темницы, позволяя Суветре стоять в непосредственной близости.
И вдруг, в мгновение ока, огромный волк грациозно перекувырнулся через голову, обратившись в молодого мужчину. Он встал, насмешливо глядя на Суветру. Его глаза – пронзительные, янтарные – не выражали раскаяния или страха, лишь какую-то дикую, неукротимую энергию. Короткие темные волосы взъерошились, а обнаженная грудь вздымалась от частого дыхания.
— Ведьма, — прорычал Ульф, его голос сочился ядом и хрипотцой. — Не чаял увидеть тебя здесь, в этом склепе. Пришла полюбоваться на свой трофей? – и он с презрением плюнул на сапог Суветры.
Бес, юркий как тень, метнулся к сапогу и, подобострастно извиваясь, принялся усердно вытирать его своим грязным рукавом.
Суветра скривила губы в подобии презрительной усмешки. — Не говори глупостей, сын. Я пришла предложить тебе… сделку. Тебе ведь прекрасно известно, почему ты гниешь в этой клетке.
— Какой я тебе сын? Никогда я не заключу с тобой сделки! – взревел Ульф, вцепившись пальцами в решетку. Обжигающее заклинание, словно раскаленное клеймо, впилось в его плоть, но он, казалось, не чувствовал боли. — Какая ты мне мать? Та мать, которую я знал, умерла двести лет назад! Превратилась в злобную, отвратительную тварь, убившую моего отца!
— Я не убивала его! – пронзительно вскрикнула Суветра, и в голосе ее промелькнуло нечто похожее на боль. — Я любила твоего отца! Любила больше жизни! Он умирал, понимаешь? Я лишь хотела его спасти! Но проклятый знахарь Дарлетий… он не дал мне рецепт эликсира! Он виноват в его смерти! Я поклялась отомстить ему! Уничтожить все, что ему дорого! Я уже иссушила лавандовые поля, выжгла дотла все живое в Солнечном царстве! Но эта чертова теплица… его святилище… Я не могу взломать ее! Знахарь, не успел сказать, где ключ! Но гнусный гном, продавший мне душу, прошептал, что есть еще один ключ… у маленькой принцессы Гортензии. Я долго ее искала и нашла! Она уже здесь, в Солнечном царстве! Я чувствую ее приближение! И она сама приползет ко мне… да, приползет… за своими родителями! Тогда я отберу у нее ключ, а потом… уничтожу ее! И все Солнечное царство! – и ведьма разразилась диким, зловещим хохотом, от которого, казалось, содрогнулись сами стены подземелья.
— Не смей! Слышишь, ты, мерзкая тварь! Не смей даже приближаться к Гортензии! Не смей! — взревел Ульф, и в яростном прыжке обернулся волком. Его рык, полный первобытной ярости, прокатился по подземелью, заставляя содрогаться камень.
— Не спасешь ты ее, глупый мальчишка. Возомнил, будто рожден для этой принцессы? Думаешь, она особенная? Повелительница волков, ха! Ты сказок отцовских переслушал. То были лишь грезы твоего отца, мечты о том, как свадьба твоя и юной Гортензии скрепит Северное и Солнечное царства. Да, отец твой был вервольфом, и я полюбила его. Он был добр, слишком добр, и поплатился за это! Когда колдун из Ветреной долины пришел на наши земли, алчный до власти, что сделал твой отец? Он предложил ему уйти с миром! До последнего верил, что с врагом можно договориться! И чем это кончилось?! Колдун смертельно ранил его! И я наивно думала, что нам повезло, когда Дарлетий случайно объявился в нашем царстве. Но он отказался помочь мне! Я ненавижу это царство! Я уничтожу все дотла, и ни души не останется на этой проклятой земле!
— Если хоть волос упадет с головы Гортензии, я тебя разорву! — прорычал Ульф.
— Попробуй сначала выбраться отсюда, сынок, — процедила Суветра и, повернувшись к Черному призраку, приказала: — Охранять его! Удвой охрану подземелья. Чувствую, принцесса близко. Ночь будет долгой.
Черный призрак безмолвно склонил голову, не смея поднять взор на свою повелительницу.
Суветра, шурша длинным подолом, повернулась и начала восхождение по каменным ступеням. Следом за ней, спотыкаясь, семенил Бес, бережно поддерживая тяжелый шлейф ее платья. У самого выхода она бросила последний взгляд на дальнюю темницу, куда сама заточила своего сына, и услышала дикий, полный отчаяния волчий вой, разносящийся по всему подземелью. Словно нехотя, ведьма толкнула тяжелую дверь и скрылась в коридорах замка.
Суветра бросила повелительный взгляд, и Черные призраки, словно тени, скользнули к стенам, усиливая охрану замка до невозможного – ни единой мыши не проскользнуть мимо их бдительных глаз. Беса она отослала на
кухню, в царство кипящих котлов и острых ножей, чтобы тот лично проследил за приготовлением ужина – своим слугам она доверяла не больше, чем шепоту ветра в горах. Убедившись, что никто не помешает ее уединению, Суветра скрылась в своих покоях.
Затворив за собой дверь, словно отрезая себя от мира, она приблизилась к мужчине. Он был дьявольски красив, его красота обжигала и манила, словно пламя свечи мотылька. И это неудивительно, ведь перед ней стоял сам Люцифер.
– Люцифер, как я рада, что ты здесь, – прошептала Суветра, обвивая его шею руками и прижимаясь всем телом, словно ища защиты в его объятиях.
– Ты расстроена, Суветра. Была у Ульфа? Он отказал тебе.
– С его силой мы бы вмиг расправились с этой проклятой принцессой! Но он предал меня. Мой собственный сын пошел против! А я… я чувствую ее силу, Люцифер. Гортензия сильна, она сильнее меня! Но я жажду ее смерти, жажду падения этого гнилого царства! Дарлетий получит по заслугам! – В ней клокотал такой гнев, что вырвался наружу мощным разрядом, пронесся сквозь окно и обрушился на какую-то жалкую хижину.
– Вот это моя девочка! Узнаю Суветру! – расхохотался Люцифер. – А то вздумала терять хватку.
Он прижал ее к себе, осыпал лицо поцелуями и прошептал: – Я помогу тебе, моя королева. В недрах моего подземного царства томится демон – Алодей, способный сокрушить любую твердыню. Он появится в замке ровно в тот миг, когда принцесса коснется его стен. И еще… возьми это. – Он протянул Суветре монету, на чьей черной поверхности зловеще ухмылялась козлиная голова в обрамлении пятиконечной звезды. Ведьма вопросительно вскинула брови.
– Если почувствуешь, что силы покидают тебя, сожми эту монету в руке, прошепчи: «Diabole, aperi portas» – и врата моего царства распахнутся перед тобой. Но знай, Суветра… ступив за этот порог, ты навсегда лишишься возможности вернуться в мир живых.
– Полагаю, монета мне не пригодится, – произнесла Суветра, но монету не вернула Люциферу. – Я уничтожу Гортензию, я столько лет лелеяла эту месть, что теперь не отступлюсь! Я обязана это сделать! – Она повернулась к Люциферу, но в покоях его уже не было, будто растворился в воздухе, оставив ее наедине с бурлящей в ней тьмой.
Суветра сжала монету в руке, ее костяшки побелели. Слова Люцифера эхом отдавались в голове, напоминая о цене, которую ей, возможно, придется заплатить за победу. Но отступать было некуда. Месть была ее единственной целью, единственным смыслом существования.
Она покинула свои покои, ощущая, как тьма внутри нее сгущается. В груди клокотала ненависть, подпитываемая воспоминаниями о прошлом. Ненависть придавала ей сил, подталкивала вперед, к исполнению задуманного.
Суветра вошла в тронный зал, её поступь гулко отозвалась от ледяных изваяний, замерших у трона. Она остановилась, испепеляя Дарлетия властным и безжалостным взглядом.
– Что ж, Дарлетий, близится закат и твой, и всего Солнечного царства, – прошипела она, и в голосе её звенела сталь. – Знаешь ли ты, кто такой Асмодей? – Ведьма усмехнулась, её лицо исказила злая гримаса. – Демон, не знающий пощады, пожиратель миров! Он уничтожает всё, к чему прикоснется, обращает в пепел даже воспоминания. Он ждет своего часа, томится в недрах ада. Лишь девчонка прикоснется к стенам замка, как он вырвется на свободу, испепелит её душу. И тогда… – Суветра сделала паузу, смакуя каждое слово. – Тогда я стану истинной правительницей Солнечного царства. А ты… – Она прищурилась, глядя на мага, – ты будешь первым, кого я раздавлю, словно презренного червя. Ты заплатишь за каждую слезу, за каждую секунду моих страданий!
Суветра взошла на трон и разразилась жутким, утробным хохотом, предвкушая скорую расплату. Она чувствовала, как тьма пронизывает каждую клеточку её тела, как ядовитый туман окутывает разум, лишая его остатков света. В этот миг она была лишь сосудом для мести, безжалостным орудием в руках судьбы, лишенным жалости и сомнений.
В это время ледяная статуя Дарлетия дала слабую, но трещину. Статуи царя Добронрава и царицы Теплеи стояли всё также неподвижно.
Царица Холодных земель восседала на троне как изваяние изо льда. Ее лицо, обрамленное косой из иссиня – черных волос , казалось застывшим в вечной меланхолии.Темные глаза смотрели сквозь зал, сквозь само время, улавливая отголоски давно минувших эпох и предчувствуя грядущие бури. Мантия из соболиного меха, расшитая застывшими снежинками, ниспадала с ее плеч, окутывая фигуру аурой неприступности и власти.
Царица подняла руку, украшенную перстнем с огромным сапфиром, и заворочалась. Перстень словно вспыхнул ледяным пламенем, осветив ее лицо, подчеркнул резкие скулы и тонкие, плотно сжатые губы. Атмосфера в зале сгустилась, казалось, что даже самый легкий ветерок мог разбить ее на тысячи осколков.
Кашель, тихий и почти неслышный, нарушил тишину. Бес возник из ниоткуда и подошел к ведьме.
- Моя Госпожа, всё готово к ужину.
Суветра медленно повернула голову в сторону Беса. В ее глазах плескалась усталость, но ни тени слабости. Сапфир на её пальце вторично вспыхнул, отбрасывая тени на стены залы.
- Ужин, - прошептала она, словно пробуя слово на вкус. – Прекрасно. Надеюсь, он будет более занимательным, чем смотреть на твой убогий вид.
Суветра поднялась с трона, ее бархатное платье зашуршало, словно осенние листья под ногами. В каждом ее движении чувствовалась царственная грация и нескрываемая властность. Бес склонился в поклоне, его костлявые пальцы коснулись холодной каменной плиты пола.
- Как пожелаете, моя Госпожа. Я лично проследил за приготовлением блюд.
Улыбка, холодная и острая, как лезвие кинжала, скользнула по губам царицы.
