— В канун твоего дня рождения я долго работал. Пытался успеть сделать все дела, как можно раньше, чтобы не оставлять тебя в одиночестве. Я знал, как ты не любила этот праздник. — Воспоминания были свежи. Я снова очутился в холодный февральский вечер. Я умолчал о том, что Катерина застала меня одного в одном из углов отеля и поцеловала. Я тогда оттолкнул ее, пригрозил уволить, а после помчался домой. — Я успел все сделать, и бежал скорее домой. Около подъезда я заметил машину Панова и напрягся. Подумал тогда, что поднимусь на наш этаж, застану Диму под нашей дверью и спущу его с лестницы. Но когда я поднялся, я увидел, как он выронил будет цветов и обнимал тебя. Мне даже казалось, что вы целовались. Тогда я ушел обратно в отель, заперся в кабинете и пил. Я разнес весь кабинет к чертовой матери, я проклинал тебя, Панова, Филатовых. Да весь мир я проклинал. — Потом пришла Катя, она снова меня решила поцеловать, но в тот момент я был слишком пьян, чтобы оттолкнуть ее.
— В тот день я ждала тебя, — прочистив горло, начала рассказывать свою версию Таня. — Позвонил Дима и начал утверждать, что ты обманываешь меня. Я разозлилась, но разрешила приехать и рассказать все лично. Когда он зашел в квартиру, я сразу поняла, что это очередная его попытка признаться мне в любви. Я его оттолкнула, но оступилась и упала на него. Потом выгнала мужчину, а цветы поставила в вазу.
— Этим ты меня и добила, — я смотрел в окно, проживая эту боль снова. Я жевал губы, чувствуя привкус крови.
— Цветы не виноваты в том, что их принес не тот человек, — аргументировала она. И я это понимал. — А потом я долго ждала тебя и уснула.
Я чувствовал себя идиотом. Поднявшись с кресла, я оказался рядом с любимой. Наши глаза встретились. В них было огорчение и сожаление от испорченных днях. Можно было все обсудить.
— Было больно, — она смотрела на свои ладони и готова была расплакаться. Я не мог смотреть на её слёзы. — Я знаю, ты терпеть не можешь Диму, но в те дни только он не отвернулся от меня. Я не могла больше жить в нашей квартире, он помог мне купить в другом месте. Проверял по сто раз на дню, как я.
Я вернулся в те болезненные дни, когда сходил с ума от тоски, и, как брошенный пес, возвращался к дому Тани. Я сидел там часами. Караулил и в квартире, и на улице. Все наши вещи были на месте, кроме тех, что принадлежали Тане. Однажды я встретил у подъездной двери Панова. Он выходил с большим пакетом, и заметив меня, посерьезнел. Его глаза упали на окно своего автомобиля, и тогда я там увидел Таню. Она тусклым взглядом смотрела на окна нашей квартиры.
— Что ты тут забыл? — Уводя меня от глаз любимой, спросил Дмитрий. Я не знал, что ему ответить. — Уходи отсюда.
— Таня переезжает? — Спросил я. Мои руки, сложенные за спиной, сжались в кулаки.
— Да.
Тогда я был уверен, что она уезжает жить к Диме. Это подстегнуло меня думать об их романе. Я и подумать не мог, что девушке было невыносимо жить в квартире, которая была прошлым воспоминанием о нас. И сейчас я смотрел в её глаза и не знал, как просить прощения. Она была не виновата, но я сделал всё, чтобы ей было больно. Я тешил свое эго.
— Прости меня, — прошептал я, касаясь её подбородка. — Прости за всё дни, когда тебе было больно.
— Знаешь, все скрывали от меня твою свадьбу. Я узнала накануне отлета в Испанию.
Я вовсе поник. Я совершал ошибку да ошибкой. Девушка разблокировала свой телефон, открыла социальные сети с легкостью нашла профиль Кати. Она предъявила фотографию, из её глаз полились слёзы. Я не помнил это фото. Дата меня ужаснула, — канун дня рождения любимой. Это была какая-то злая шутка.
— Ты был с ней в тот день.
— Я ничего не помню, — я потер лицо ладонями. — Таня, у нас ничего не было.
По крайней мере, я не помнил этого…
— Было или нет, это уже не важно. Мы наломали дров.
— Я в особенности. — Мои губы коснулись тыльной стороны ее ладони.
— Ты все еще женат, Илья. — Вчерашнее волшебство разбилось о стены реальной жизни. Она говорила верные вещи, но сердце так противилось это принимать. — А я уже не знаю, смогу ли тебе верить. Да, и ты тоже будешь подвергать сомнению каждое моё слово.
— Через неделю у меня суд. У Кати нет выбора. — Я вспомнил разговор с девушкой и мотнул головой. Нет, она не опустится до того, чтобы манипулировать мной нашим ребенком. Большие наивные зеленые глаза смотрели на меня так печально, что я даже не мог подобрать правильные слова, чтобы рассказать о последних событиях. Я знал, если ей все расскажу, она уйдет из моей жизни. Уйдет, потому что не может позволить ребенку расти без отца. Как росла она.
— Есть ещё кое-что, — Таня поднялась с дивана, подошла к окну и сделала глоток кофе. — Сегодня вечером мне нужно будет сыграть с Димой ещё раз.
— Что? — Прикрикнул я, вскакивая с дивана. Какого черта?
— На ужине будут репортеры. Я не могу выглядеть в плохом свете. Вчера он прилюдно сделал мне предложение. — Её слова резали слух. Я словно находился на сцене театра абсурда.
— Хочешь сказать, что он и из твоего номера не съехал?
— Нет. — Ее ответ ударил меня сильнее кулаков. Я залпом выпил остатки напитка, до скрипа сжимая стакан. Она стойко выдержала мой взгляд. — А что ты думал? — Она гордо вздернула подбородок. — Одна ночь ведет за собой ряд последствий. Это обычный показушный вечер.
— Одно радует, — я успокоил свое дыхание, утыкаясь носом в шею Рыбаковой. Её запах тела дурманил. — Сегодня вечером ты уже не будешь с ним в одном номере.
— Я не смогу уехать ночью домой.
— Я заберу тебя к себе. — Она вскинула голову, встречаясь своими яростными зелеными глазами с моими.
— В твою с Катей квартиру? — Вспылила она, отталкивая меня. — Ноги моей не будет там, где жила она. Я лучше выйду замуж за Панова, чем буду твоей любовницей.
— Я же сказал, — злясь на её упрямство, процедил сквозь зубы я. Меня раздражало всё, что связано было с Димой. — Я развожусь. Мы не живем вместе.
— Разберись с начала со всеми проблемами, — она сделала шаг к выходу, но я не позволил ей уйти. Я сделал то, что желал с самого пробуждения. Мои губы накрыли её губы, утягивая в глубокий чувственный поцелуй. Она охотно отзывалась на мои ласки. — Новая жизнь должна начинаться с чистого листа. — Она погладила небритую щеку, грустно улыбаясь. Я видел, — она изводила меня не потому что хотела отыграться за боль. Ей просто было некуда деваться. Она — загнанный зверек в ловушку. И чтобы выбраться, ей нужно было играть по чужим правилам.
— Я сделаю все, чтобы мы с тобой были вместе, любимая. — Я оставил невесомый поцелуй на кончике носа девушки. — Я безумно люблю тебя, дикарка.
— К сожалению, на одной любви далеко не уедешь. — Она склонила голову мне плечо, а обнял её крепче. — Мне пора. Не наделай глупости вечером, прошу тебя.
— Я буду держать себя в руках. — Пообещал я, хоть и сам был в этом не уверен. — Но если он захочет поцеловать тебя…
— Илья, — на выдохе произнесла она, и я только от того, как нежно она произносила моё имя, был готов пасть ей к ногам. — Прошу тебя.
Она отпрянула, поправила свое платье. Мне не хотелось отпускать её ни на минуту. Она была моей, и одна мысль о том, что ей придется играть роль невесты чужого мужчины, сводила меня с ума.
— Ты не сказала мне, — глядя на спину девушки, бросил в след я. Она взглянула на меня через плечо. — Ты не сказала, что любишь.
— А разве это не очевидно?
На груди стало тяжело. Я поджал губы.
— Ты права.
Я хотел сделать ей больно, думая, что она изменяла мне. И я делал ей больно. Раз за разом. Я заставил изменится девушку. Она стала другой. Не той озорной дикаркой, которая прыгала в мои распахнутые объятия. Мы потеряли нечто важное. Доверие.
Наши дни. Таня
На самом деле Дима очень плохо принял новость о том, что произошло между мной и Ильей. Я впервые видела ярость в глазах мужчины, слышала его крики. Мне даже стало страшно, потому что он крушил все вокруг. Даже Стас, который прибежал после моего звонка, не смог его успокоить.
Я стояла в углу номера, между прикроватной тумбочкой и окном. Занавески путались между ногами, а, тяжело дыша, не моргая смотрела за приступом гнева друга. На лбу мужчины появилась испарина, лицо покраснело, а на губах появилось что-то наподобие пены. Ужас охватил моё тело и брошенная мною фраза «Дим, мы не можем пожениться, потому что я дала второй шанс Илье», уже не казалась мне более мягкой. Он крушил все, словно раненный дикий зверь. Из его рта лились слова, но они были похожи на рычание. Временами, его силы иссякали, и он начинал скулить. И я даже не знаю, что было тяжелее слышать. Жалость к нему и чувство вины разъедало душу. Панов не заслужил такого.
— Что? — Рычал он, приближаясь ко мне. Его безумный взгляд скользил по напуганному лицу. — Что он ещё должен сделать?
— Дима… — Я сильнее вжималась в стену. Подоконник больно впивался в поясницу. — Дима, послушай…
— Ты! — Он ткнул в меня пальцем. — Ты отчаянно веришь, что Вас ждет «долго и счастливо»? Не надейся! Он никогда не даст тебе счастья! В его жизни нет никого важнее, чем он сам! Эгоист и лицемер!
Меня трясло. Я уже не разбирала от чего: гнева за клевету или страха. Большие зеленые глаза в неверии наблюдали за мужчиной. Он упал на колени передо мной. Обхватил своими руками или бедра. Я чувствовала горячее дыхание в сквозь шифоновое платье, и из моих глаз брызнули слёзы.
К счастью, в номер ворвался Стас. Увидев, как ладони Димы поднимались выше, задирая мое платье, он нахмурился. Но когда его взгляд нашел мои заплаканные глаза, в мужчине проснулся зверь. Стас рывком отбросил от меня Панова, обхватил лицо ладонями.
— Ты как? — Прошептал он.
— Я не могу привести его в чувства, — заикаясь, ответила я. — Это я… я…
— Без слез, Рыбакова. — Уголки его губ приподнялись. — Панов! — Впервые слышала такой голос друга. Волоски на затылке встали дыбом от ужаса. — Извинись!
Помутневший взгляд Димы трезвел на глазах. Я не знала, но что-то подсказывало мне, что таким тоном Стас разговаривал уже с ним. Мужчина взглянул на меня, и я заметила, как скатилась слеза. Он был разбит.
— Танечка, — прошептал Дима. — Прости меня.
— Приведите себя в порядок, — скомандовал друг. — Не хватало ещё на ужине, чтобы вы устроили концерт.
— Ужин… — Карие глаза Панова не оторвались от моего лица. — Я прошу тебя, — говорил он мне. — Один вечер.
— Я…
— Один чертов вечер побудь со мной.
— Дима… — угроза в голосе Стаса слышалась так отчетливо, что я уже беспокоилась за друга.
— Я не могу дать желтой прессе застать нас врасплох. — Я просто кивнула. В его словах была логика.
Стас забрал Диму, а я упала на кровать и закрыла лицо ладонями. Во все этих драмах была виновата лишь я. Несмотря на то, что произошло между мной и Ильей этой ночью, я не могла просто закрыть глаза на прошлое. Мы оба заварили кашу, и теперь нам приходилось расхлебывать. Отказаться от чувств к Воронову я не могла, но и рассказывать о последствиях тоже. Даже после того, как он узнал правду.
Я не верила Илье, и это ранило прежде всего, меня саму. Я смотрела в карие глаза мужчины, и не верила. Он с мольбой в глазах просил доверится его словам, принять, что никакой измены не было, но… это было больно верить человеку, который разорвал тебя на куски.
Чтобы не выставлять Панова полным идиотом, я согласилась на этом ужине играть роль его невесты. Дима был разменной монетой в моей жизни. Он знал, что, если встанет выбор между ним и Ильей, я всегда выберу Илью. Он — моя слабость. Но любить человека, который раз за разом разбивает твое сердце, тяжело. Я поняла это, когда сидя в кабинете Воронова и глядя на его лицо и движения, я хотела поцеловать, но не могла. Гордость взыграла, как нельзя кстати.
Я спустилась на первый этаж. В фойе отеля заметила подругу, которая стояла, держа свои ладони по бокам и, хмурившись, обследовала зал. Она была недовольна. Впрочем, когда эта женщина была беременной, она была недовольна всем.
— Таня! — Заметив меня, подозвала к себе Ясения. — Ты считаешь, что все готово? — Это был вопрос с подвохом. Она долгим взглядом одарила меня, а после прищурилась, словно я что-то нашкодила.
— Думаю, Воронов постарался на славу. — Она хмыкнула, все так же буровая меня злым взглядом.
— Это уж точно! Он постарался! — Я удивлённо уставилась на подругу.
— Что с тобой?
— Со мной всё в порядке, а вот у тебя, очевидно, проблемы с головой. — Она схватила меня под руку и повела к Лобби бара. Усевшись за столик, её ладони сцепились в замок. — Стас с утра рассказал мне, что ты натворила.
— Сенька… — Закрыв лицо руками, я чувствовал себя виноватой. — Ты прекрасно знаешь, — он моя большая слабость.
— Знаешь, почему мы все молчали о его свадьбе? — Я нахмурилась. Конечно, моё начальство прекрасно знало, что Илья женился. — Чтобы ты не залезла в петлю. А знаешь, кто нам строго-настрого запретил это говорить? Дима. Он весь год мучился вместе с тобой.
— Но он и других дел наворотил не мало, — я злилась. Дима отваживал от меня Воронова. Если бы не это, может, Илья бы и не женился.
— Отключи ты свое сердце, — возмущенно выпалила она. — Включи голову. Неужели ты простишь все, что было?
— Кто сказал, что я простила? — Я смяла салфетку своих руках, чувствуя, как закипаю. — Я просто дала нам шанс.
Ясения смотрела в мои глаза с грустью. Она беспокоилась за меня, и я прекрасно понимала девушку. Я сама боялась вновь вернутся в ту версию себя. Но одно меня успокаивало, — я изменилась до неузнаваемости. Если раньше я не видела жизни без Воронова, то теперь я представляла, какого это, — просыпаться и засыпать в одиночестве. Да, тяжело и больно. Но я научилась.
— Я просто боюсь, что тебе снова будет очень больно, Таня, — она сжала мою ладонь, и я выдавила из себя улыбку. — Любовь не бывает губительной. Если ты умираешь, значит, это нелюбовь.
— Елисей сказал бы по-другому. — Я вспомнила друга и наш последний разговор. Мужчина до сих пор любил Ясению, несмотря на то, что он пережил. Подруга ошибалась: любовь, бывает, убивает.
— Я не хочу, чтобы с тобой было, как с ним. Илья мне нравился, но сейчас же я не переношу его.
— Он разводится. — Словно это могло оправдать, произнесла я.
— На бросайся ему на шею, пока не убедишься, что он того стоит.
— Вспомни себя, — мои слова выстрелили в подругу, и она замерла. Ясения страдала не меньше моего. Она любила и умирала целых пять лет.
— Моя история другая. Она о надежде. — Ее рука самопроизвольно коснулась места под сердцем. В том же месте, где у меня была татуировка с почерком Воронова, у неё рисовалась «Надежда».
— Если твоя история о надежде, то моя о вере. Символично?
— Любовь и глупость, — вот твоя история.
Я вышла из отеля с тяжестью в груди. Ясения была права, я сама это понимала, но моё глупое сердце тянулось к Воронову. Я любила Илью, и это было глупо отрицать. Да, я старалась держать дистанцию между нами, но это было катастрофически сложно.
Вечер приближался со скоростью света. Я стояла посреди номера, который до сих пор разделяла с Пановым и пыталась впихнуть себя в корсет. Пышная юбка сковывала движения, и я уже прокляла затею подруги. Дима находился в ванной. С момента нашего утреннего скандала, мы больше не разговаривали, а я и подавно боялась поднять на него глаза.
— В тот день я ждала тебя, — прочистив горло, начала рассказывать свою версию Таня. — Позвонил Дима и начал утверждать, что ты обманываешь меня. Я разозлилась, но разрешила приехать и рассказать все лично. Когда он зашел в квартиру, я сразу поняла, что это очередная его попытка признаться мне в любви. Я его оттолкнула, но оступилась и упала на него. Потом выгнала мужчину, а цветы поставила в вазу.
— Этим ты меня и добила, — я смотрел в окно, проживая эту боль снова. Я жевал губы, чувствуя привкус крови.
— Цветы не виноваты в том, что их принес не тот человек, — аргументировала она. И я это понимал. — А потом я долго ждала тебя и уснула.
Я чувствовал себя идиотом. Поднявшись с кресла, я оказался рядом с любимой. Наши глаза встретились. В них было огорчение и сожаление от испорченных днях. Можно было все обсудить.
— Было больно, — она смотрела на свои ладони и готова была расплакаться. Я не мог смотреть на её слёзы. — Я знаю, ты терпеть не можешь Диму, но в те дни только он не отвернулся от меня. Я не могла больше жить в нашей квартире, он помог мне купить в другом месте. Проверял по сто раз на дню, как я.
Я вернулся в те болезненные дни, когда сходил с ума от тоски, и, как брошенный пес, возвращался к дому Тани. Я сидел там часами. Караулил и в квартире, и на улице. Все наши вещи были на месте, кроме тех, что принадлежали Тане. Однажды я встретил у подъездной двери Панова. Он выходил с большим пакетом, и заметив меня, посерьезнел. Его глаза упали на окно своего автомобиля, и тогда я там увидел Таню. Она тусклым взглядом смотрела на окна нашей квартиры.
— Что ты тут забыл? — Уводя меня от глаз любимой, спросил Дмитрий. Я не знал, что ему ответить. — Уходи отсюда.
— Таня переезжает? — Спросил я. Мои руки, сложенные за спиной, сжались в кулаки.
— Да.
Тогда я был уверен, что она уезжает жить к Диме. Это подстегнуло меня думать об их романе. Я и подумать не мог, что девушке было невыносимо жить в квартире, которая была прошлым воспоминанием о нас. И сейчас я смотрел в её глаза и не знал, как просить прощения. Она была не виновата, но я сделал всё, чтобы ей было больно. Я тешил свое эго.
— Прости меня, — прошептал я, касаясь её подбородка. — Прости за всё дни, когда тебе было больно.
— Знаешь, все скрывали от меня твою свадьбу. Я узнала накануне отлета в Испанию.
Я вовсе поник. Я совершал ошибку да ошибкой. Девушка разблокировала свой телефон, открыла социальные сети с легкостью нашла профиль Кати. Она предъявила фотографию, из её глаз полились слёзы. Я не помнил это фото. Дата меня ужаснула, — канун дня рождения любимой. Это была какая-то злая шутка.
— Ты был с ней в тот день.
— Я ничего не помню, — я потер лицо ладонями. — Таня, у нас ничего не было.
По крайней мере, я не помнил этого…
— Было или нет, это уже не важно. Мы наломали дров.
— Я в особенности. — Мои губы коснулись тыльной стороны ее ладони.
— Ты все еще женат, Илья. — Вчерашнее волшебство разбилось о стены реальной жизни. Она говорила верные вещи, но сердце так противилось это принимать. — А я уже не знаю, смогу ли тебе верить. Да, и ты тоже будешь подвергать сомнению каждое моё слово.
— Через неделю у меня суд. У Кати нет выбора. — Я вспомнил разговор с девушкой и мотнул головой. Нет, она не опустится до того, чтобы манипулировать мной нашим ребенком. Большие наивные зеленые глаза смотрели на меня так печально, что я даже не мог подобрать правильные слова, чтобы рассказать о последних событиях. Я знал, если ей все расскажу, она уйдет из моей жизни. Уйдет, потому что не может позволить ребенку расти без отца. Как росла она.
— Есть ещё кое-что, — Таня поднялась с дивана, подошла к окну и сделала глоток кофе. — Сегодня вечером мне нужно будет сыграть с Димой ещё раз.
— Что? — Прикрикнул я, вскакивая с дивана. Какого черта?
— На ужине будут репортеры. Я не могу выглядеть в плохом свете. Вчера он прилюдно сделал мне предложение. — Её слова резали слух. Я словно находился на сцене театра абсурда.
— Хочешь сказать, что он и из твоего номера не съехал?
— Нет. — Ее ответ ударил меня сильнее кулаков. Я залпом выпил остатки напитка, до скрипа сжимая стакан. Она стойко выдержала мой взгляд. — А что ты думал? — Она гордо вздернула подбородок. — Одна ночь ведет за собой ряд последствий. Это обычный показушный вечер.
— Одно радует, — я успокоил свое дыхание, утыкаясь носом в шею Рыбаковой. Её запах тела дурманил. — Сегодня вечером ты уже не будешь с ним в одном номере.
— Я не смогу уехать ночью домой.
— Я заберу тебя к себе. — Она вскинула голову, встречаясь своими яростными зелеными глазами с моими.
— В твою с Катей квартиру? — Вспылила она, отталкивая меня. — Ноги моей не будет там, где жила она. Я лучше выйду замуж за Панова, чем буду твоей любовницей.
— Я же сказал, — злясь на её упрямство, процедил сквозь зубы я. Меня раздражало всё, что связано было с Димой. — Я развожусь. Мы не живем вместе.
— Разберись с начала со всеми проблемами, — она сделала шаг к выходу, но я не позволил ей уйти. Я сделал то, что желал с самого пробуждения. Мои губы накрыли её губы, утягивая в глубокий чувственный поцелуй. Она охотно отзывалась на мои ласки. — Новая жизнь должна начинаться с чистого листа. — Она погладила небритую щеку, грустно улыбаясь. Я видел, — она изводила меня не потому что хотела отыграться за боль. Ей просто было некуда деваться. Она — загнанный зверек в ловушку. И чтобы выбраться, ей нужно было играть по чужим правилам.
— Я сделаю все, чтобы мы с тобой были вместе, любимая. — Я оставил невесомый поцелуй на кончике носа девушки. — Я безумно люблю тебя, дикарка.
— К сожалению, на одной любви далеко не уедешь. — Она склонила голову мне плечо, а обнял её крепче. — Мне пора. Не наделай глупости вечером, прошу тебя.
— Я буду держать себя в руках. — Пообещал я, хоть и сам был в этом не уверен. — Но если он захочет поцеловать тебя…
— Илья, — на выдохе произнесла она, и я только от того, как нежно она произносила моё имя, был готов пасть ей к ногам. — Прошу тебя.
Она отпрянула, поправила свое платье. Мне не хотелось отпускать её ни на минуту. Она была моей, и одна мысль о том, что ей придется играть роль невесты чужого мужчины, сводила меня с ума.
— Ты не сказала мне, — глядя на спину девушки, бросил в след я. Она взглянула на меня через плечо. — Ты не сказала, что любишь.
— А разве это не очевидно?
На груди стало тяжело. Я поджал губы.
— Ты права.
Я хотел сделать ей больно, думая, что она изменяла мне. И я делал ей больно. Раз за разом. Я заставил изменится девушку. Она стала другой. Не той озорной дикаркой, которая прыгала в мои распахнутые объятия. Мы потеряли нечто важное. Доверие.
Глава 20
Наши дни. Таня
На самом деле Дима очень плохо принял новость о том, что произошло между мной и Ильей. Я впервые видела ярость в глазах мужчины, слышала его крики. Мне даже стало страшно, потому что он крушил все вокруг. Даже Стас, который прибежал после моего звонка, не смог его успокоить.
Я стояла в углу номера, между прикроватной тумбочкой и окном. Занавески путались между ногами, а, тяжело дыша, не моргая смотрела за приступом гнева друга. На лбу мужчины появилась испарина, лицо покраснело, а на губах появилось что-то наподобие пены. Ужас охватил моё тело и брошенная мною фраза «Дим, мы не можем пожениться, потому что я дала второй шанс Илье», уже не казалась мне более мягкой. Он крушил все, словно раненный дикий зверь. Из его рта лились слова, но они были похожи на рычание. Временами, его силы иссякали, и он начинал скулить. И я даже не знаю, что было тяжелее слышать. Жалость к нему и чувство вины разъедало душу. Панов не заслужил такого.
— Что? — Рычал он, приближаясь ко мне. Его безумный взгляд скользил по напуганному лицу. — Что он ещё должен сделать?
— Дима… — Я сильнее вжималась в стену. Подоконник больно впивался в поясницу. — Дима, послушай…
— Ты! — Он ткнул в меня пальцем. — Ты отчаянно веришь, что Вас ждет «долго и счастливо»? Не надейся! Он никогда не даст тебе счастья! В его жизни нет никого важнее, чем он сам! Эгоист и лицемер!
Меня трясло. Я уже не разбирала от чего: гнева за клевету или страха. Большие зеленые глаза в неверии наблюдали за мужчиной. Он упал на колени передо мной. Обхватил своими руками или бедра. Я чувствовала горячее дыхание в сквозь шифоновое платье, и из моих глаз брызнули слёзы.
К счастью, в номер ворвался Стас. Увидев, как ладони Димы поднимались выше, задирая мое платье, он нахмурился. Но когда его взгляд нашел мои заплаканные глаза, в мужчине проснулся зверь. Стас рывком отбросил от меня Панова, обхватил лицо ладонями.
— Ты как? — Прошептал он.
— Я не могу привести его в чувства, — заикаясь, ответила я. — Это я… я…
— Без слез, Рыбакова. — Уголки его губ приподнялись. — Панов! — Впервые слышала такой голос друга. Волоски на затылке встали дыбом от ужаса. — Извинись!
Помутневший взгляд Димы трезвел на глазах. Я не знала, но что-то подсказывало мне, что таким тоном Стас разговаривал уже с ним. Мужчина взглянул на меня, и я заметила, как скатилась слеза. Он был разбит.
— Танечка, — прошептал Дима. — Прости меня.
— Приведите себя в порядок, — скомандовал друг. — Не хватало ещё на ужине, чтобы вы устроили концерт.
— Ужин… — Карие глаза Панова не оторвались от моего лица. — Я прошу тебя, — говорил он мне. — Один вечер.
— Я…
— Один чертов вечер побудь со мной.
— Дима… — угроза в голосе Стаса слышалась так отчетливо, что я уже беспокоилась за друга.
— Я не могу дать желтой прессе застать нас врасплох. — Я просто кивнула. В его словах была логика.
Стас забрал Диму, а я упала на кровать и закрыла лицо ладонями. Во все этих драмах была виновата лишь я. Несмотря на то, что произошло между мной и Ильей этой ночью, я не могла просто закрыть глаза на прошлое. Мы оба заварили кашу, и теперь нам приходилось расхлебывать. Отказаться от чувств к Воронову я не могла, но и рассказывать о последствиях тоже. Даже после того, как он узнал правду.
Я не верила Илье, и это ранило прежде всего, меня саму. Я смотрела в карие глаза мужчины, и не верила. Он с мольбой в глазах просил доверится его словам, принять, что никакой измены не было, но… это было больно верить человеку, который разорвал тебя на куски.
Чтобы не выставлять Панова полным идиотом, я согласилась на этом ужине играть роль его невесты. Дима был разменной монетой в моей жизни. Он знал, что, если встанет выбор между ним и Ильей, я всегда выберу Илью. Он — моя слабость. Но любить человека, который раз за разом разбивает твое сердце, тяжело. Я поняла это, когда сидя в кабинете Воронова и глядя на его лицо и движения, я хотела поцеловать, но не могла. Гордость взыграла, как нельзя кстати.
Я спустилась на первый этаж. В фойе отеля заметила подругу, которая стояла, держа свои ладони по бокам и, хмурившись, обследовала зал. Она была недовольна. Впрочем, когда эта женщина была беременной, она была недовольна всем.
— Таня! — Заметив меня, подозвала к себе Ясения. — Ты считаешь, что все готово? — Это был вопрос с подвохом. Она долгим взглядом одарила меня, а после прищурилась, словно я что-то нашкодила.
— Думаю, Воронов постарался на славу. — Она хмыкнула, все так же буровая меня злым взглядом.
— Это уж точно! Он постарался! — Я удивлённо уставилась на подругу.
— Что с тобой?
— Со мной всё в порядке, а вот у тебя, очевидно, проблемы с головой. — Она схватила меня под руку и повела к Лобби бара. Усевшись за столик, её ладони сцепились в замок. — Стас с утра рассказал мне, что ты натворила.
— Сенька… — Закрыв лицо руками, я чувствовал себя виноватой. — Ты прекрасно знаешь, — он моя большая слабость.
— Знаешь, почему мы все молчали о его свадьбе? — Я нахмурилась. Конечно, моё начальство прекрасно знало, что Илья женился. — Чтобы ты не залезла в петлю. А знаешь, кто нам строго-настрого запретил это говорить? Дима. Он весь год мучился вместе с тобой.
— Но он и других дел наворотил не мало, — я злилась. Дима отваживал от меня Воронова. Если бы не это, может, Илья бы и не женился.
— Отключи ты свое сердце, — возмущенно выпалила она. — Включи голову. Неужели ты простишь все, что было?
— Кто сказал, что я простила? — Я смяла салфетку своих руках, чувствуя, как закипаю. — Я просто дала нам шанс.
Ясения смотрела в мои глаза с грустью. Она беспокоилась за меня, и я прекрасно понимала девушку. Я сама боялась вновь вернутся в ту версию себя. Но одно меня успокаивало, — я изменилась до неузнаваемости. Если раньше я не видела жизни без Воронова, то теперь я представляла, какого это, — просыпаться и засыпать в одиночестве. Да, тяжело и больно. Но я научилась.
— Я просто боюсь, что тебе снова будет очень больно, Таня, — она сжала мою ладонь, и я выдавила из себя улыбку. — Любовь не бывает губительной. Если ты умираешь, значит, это нелюбовь.
— Елисей сказал бы по-другому. — Я вспомнила друга и наш последний разговор. Мужчина до сих пор любил Ясению, несмотря на то, что он пережил. Подруга ошибалась: любовь, бывает, убивает.
— Я не хочу, чтобы с тобой было, как с ним. Илья мне нравился, но сейчас же я не переношу его.
— Он разводится. — Словно это могло оправдать, произнесла я.
— На бросайся ему на шею, пока не убедишься, что он того стоит.
— Вспомни себя, — мои слова выстрелили в подругу, и она замерла. Ясения страдала не меньше моего. Она любила и умирала целых пять лет.
— Моя история другая. Она о надежде. — Ее рука самопроизвольно коснулась места под сердцем. В том же месте, где у меня была татуировка с почерком Воронова, у неё рисовалась «Надежда».
— Если твоя история о надежде, то моя о вере. Символично?
— Любовь и глупость, — вот твоя история.
Я вышла из отеля с тяжестью в груди. Ясения была права, я сама это понимала, но моё глупое сердце тянулось к Воронову. Я любила Илью, и это было глупо отрицать. Да, я старалась держать дистанцию между нами, но это было катастрофически сложно.
Вечер приближался со скоростью света. Я стояла посреди номера, который до сих пор разделяла с Пановым и пыталась впихнуть себя в корсет. Пышная юбка сковывала движения, и я уже прокляла затею подруги. Дима находился в ванной. С момента нашего утреннего скандала, мы больше не разговаривали, а я и подавно боялась поднять на него глаза.
