Бедная Нина. Я даже не объяснил ей ничего. Просто ушёл из её номера, оставив её в растерянности. Да и что бы я мог сказать? Как оправдаться? И нужно ли вообще было что-то говорить?
Если, как предсказывали, моя нейродегенерация снова сотрёт память, разве это не означает, что я начну всё заново? Что круг замкнётся и повторится снова? Но если всё так, какой смысл в том, чтобы пытаться? Какая разница, что я делаю сейчас, если в итоге всё исчезнет?
Я посмотрел на свои руки. Они казались чужими. Узловатые пальцы дрожали, кожа на них была натянута так сильно, что напоминала старую пергаментную бумагу. Каждое прикосновение к чему-то или даже простое движение вызывало неприятные ощущения — не боль в привычном смысле этого слова, но что-то глубоко противное и разрушающее. Моя спина ныла от постоянного напряжения, а ноги подкашивались так, словно могли подвести в любой момент. Моё тело больше не принадлежало мне. Оно стало врагом, который постепенно разрушает всё, что осталось.
Я никогда ещё не чувствовал себя настолько старым и бесполезным. Это было хуже физической боли. Это ощущение разложения изнутри — медленного и беспощадного. Тело словно пыталось сбежать из этой реальности вместе с моим разумом.
Я сидел в кресле неподвижно, погружённый в свои тяжёлые мысли. Вдруг в дверь постучали. Стук был резким и настойчивым. Я замер. Стук повторился — громче и требовательнее.
— Артур, это я, Миша! Открой! Мне нужно с тобой поговорить! Это важно! — его голос пробивался сквозь дверь приглушённо, но я уловил в нём тревогу.
Я смотрел на дверь, но даже не подумал подняться с места. Открыть? Чтобы он увидел меня таким? Чтобы услышать ещё больше слов — упрёков или жалости? Нет. Я остался там же, неподвижным и молчаливым. Стук прекратился через какое-то время. Потом я услышал его шаги за дверью — они постепенно стихли.
Когда тишина снова окутала номер, я вернулся к своим мыслям. Остаток дня прошёл так же: в бездействии и размышлениях. Потом наступил следующий день — точно такой же. А за ним ещё один. Всё смешалось в одно бесконечное серое полотно времени, которое больше не имело значения.
Я не хотел ничего. Ни есть, ни пить, ни спать. Моё тело сопротивлялось самой жизни, как будто решило, что больше не хочет быть её частью. Но это было не просто физическое истощение. Нет, это состояние напоминало что-то гораздо более глубокое, более тёмное. Это была не фрустрация и даже не отчаяние — это было полное и окончательное принятие собственной беспомощности. Я сдался. Сдался без борьбы, без надежды на победу.
Иногда кто-то стучал в дверь. Эти звуки возвращали меня к реальности, но ненадолго. Я слышал голоса за дверью: Нина, Миша, иногда даже Слава или Диана. Они звали меня по имени, просили открыть дверь, говорили что-то о помощи, но их слова звучали глухо и отрывисто, словно доносились из другого мира. Я не был уверен, слышу ли их на самом деле или это всего лишь игра моего ума.
"Что они хотят от меня?" — думал я. "Что я могу им предложить? Ничего. Абсолютно ничего". Всё это казалось бессмысленным. Даже если они действительно здесь, даже если они знают, где находятся… Какой в этом смысл? Это либо уловки Минервы, либо они сошли с ума… или что-то ещё хуже.
Я снова посмотрел на свои руки. Кожа на них выглядела ещё более старой и изношенной. Каждый сустав ныл, каждый палец дрожал даже тогда, когда я просто сидел неподвижно. Это тело больше не принадлежало мне. Оно стало чем-то чужим — оболочкой, которая была одновременно слишком тесной и слишком тяжёлой для меня.
За окном всё оставалось таким же безмятежным: тихий кампус с зелёными газонами и ровными дорожками. Но этот покой был обманчивым, как и всё остальное в Парадайз Фолз. Здесь ничто не было настоящим, ничто не было реальным. Даже голоса тех, кто пытался достучаться до меня, казались частью этого обмана.
Я закрыл глаза и погрузился в своё молчание. Но вдруг его разорвал голос.
— Так не интересно.
Я вздрогнул. Голос звучал отовсюду: из стен, из воздуха, изнутри моей головы. Он был мне одновременно знаком и чужд. Его интонации — спокойные, но с лёгкой тенью раздражения — напоминали голос строгого учителя или родителя, который разочарован поведением своего ребёнка.
— Ты так и будешь сидеть? Это скучно. Я ожидала большего.
Я открыл глаза и поднял голову. В комнате ничего не изменилось: тот же тусклый свет лампы на потолке, те же обветшалые обои на стенах. Но воздух стал плотнее, напряжённее. Казалось, что стены начали вибрировать едва заметно, как будто невидимая сила двигалась сквозь них.
— Ты слышишь меня? — продолжил голос. — Знаешь, в чём твоя проблема? Ты слишком быстро сдаёшься. Ты привык к тому, что кто-то другой подбирает за тобой осколки твоей жизни. Но что будет, если никто не придёт? Что будет, если всё это только твоё бремя?
Я попытался ответить, но горло пересохло, а язык словно прилип к нёбу. Я чувствовал себя маленьким ребёнком перед строгим взрослым, который знает обо мне всё — даже то, чего я сам о себе не знаю.
В этот момент стены комнаты начали меняться. Они дрожали всё сильнее, линии обоев начали расплываться и изгибаться под странными углами. Пол под ногами заскрипел и покачнулся, как палуба корабля во время шторма. Потолок трещал над моей головой.
Я поднялся с кресла с трудом. Тело едва слушалось меня; ноги подкашивались от слабости. Я сделал шаг к окну и замер.
Там больше не было привычного вида на кампус. Вместо него я увидел хаос: горизонт сжимался и искривлялся, словно его сминала гигантская невидимая рука. Здания растворялись в вихре искорёженных линий и вспышек света; деревья исчезали одно за другим; всё вокруг превращалось в бесформенную массу цветов и теней.
Но я не боялся этого зрелища. Наоборот — странное чувство облегчения заполнило меня изнутри. Это был первый проблеск эмоций за долгое время.
"Пусть всё летит к чёрту," — подумал я.
Я закрыл глаза и стоял неподвижно посреди рушащегося мира. Каждый треск стен, каждый гул разрушения звучал для меня как музыка — дикая и прекрасная.
Его слова звучали с каким-то странным восторгом, как будто я стал свидетелем финального акта, разыгрываемого для меня одного.
Я моргнул — и мир перевернулся.
Когда я открыл глаза, всё вокруг изменилось. Я стоял посреди потрескавшейся дороги, уходящей в бесконечность. Асфальт под ногами был изрыт глубокими трещинами, из которых пробивались тонкие струйки пара, словно земля дышала чем-то горячим и живым. В воздухе витало напряжение, густое и липкое, как перед грозой. Небо над головой было затянуто низкими, тяжёлыми облаками, окрашенными в странный оттенок серо-зелёного. Они двигались медленно, словно наблюдали за мной.
На горизонте возвышался амфитеатр. Громадный, сверкающий, он выглядел неуместно среди пустоши и разрухи. Его стены переливались мягким золотым светом, будто он был сделан не из камня или металла, а из чего-то живого. Казалось, что он дышит в такт с землёй. Купол амфитеатра уходил высоко в небо, почти касаясь облаков, а его арки сияли, как будто внутри происходило что-то грандиозное.
Я сделал шаг вперёд и замер. Вдоль дороги, по обеим сторонам, висели афиши. Они были прибиты к деревянным столбам, которые выглядели так же старо и изношенно, как сама дорога. Бумага на афишах была пожелтевшей и рваной по краям, но текст на них оставался чётким, словно только что напечатанным.
Специальное шоу! Закрытие Парадайз Фолз!
Под заголовком шли слова:
Специальные гости:
И ниже — фотографии. Настя. Слава. Диана. Миша. Нина. Их лица смотрели прямо на меня с плакатов. Но это были не просто фотографии — их глаза казались живыми. Они следили за мной, куда бы я ни повернул голову. В их взглядах было что-то странное: смесь загадки и упрёка, будто они знали что-то важное, что я ещё не понял.
Внутри всё сжалось. Сердце забилось быстрее, как будто пыталось предупредить меня о чём-то. Это был вызов — я чувствовал это каждой клеткой своего тела.
— Шоу начинается, Артур, — раздался голос.
Он звучал ближе, чем раньше. Настойчивее. Теперь он словно исходил из самого амфитеатра, но одновременно звучал прямо у меня в голове. Его интонации были спокойными, но в них угадывалась тень насмешки.
Я обернулся, пытаясь понять, откуда доносился голос, но вокруг никого не было. Только пустынная дорога и афиши с лицами тех, кого я когда-то знал… или думал, что знал.
Амфитеатр снова привлёк моё внимание. Его золотые стены вспыхнули ярче, словно отвечая на голос. Свет пробивался сквозь трещины в куполе и арках, образуя длинные лучи, которые прорезали тяжёлую пелену облаков над ним. Это было похоже на маяк в ночи — зовущий и неизбежный.
Передо мной вспыхнули огни. Они зажигались один за другим вдоль дороги, образуя светящийся путь к амфитеатру. Каждый новый огонь пульсировал в такт моему сердцу — или наоборот, заставлял его биться быстрее.
Я понимал: у меня нет другого выбора. Этот путь был предназначен для меня. Всё здесь — афиши, амфитеатр, даже голос — было частью какой-то игры. Игры, в которой я был не просто участником, но главным действующим лицом.
Я сделал ещё один шаг вперёд, чувствуя, как что-то внутри меня сопротивляется этому движению. Но ноги сами несли меня дальше по дороге. Каждый шаг отдавался эхом в пустоте вокруг.
— Ты ведь знаешь, что тебе придётся пройти до конца? — снова раздался голос.
На этот раз он звучал громче и увереннее. Он больше не был просто шёпотом на грани восприятия; теперь он напоминал раскат грома в голове.
— Ты можешь остановиться сейчас… Но ты уже знаешь ответ/
Я стиснул зубы и продолжил идти вперёд. Огни вдоль дороги становились ярче с каждым моим шагом. Амфитеатр приближался, его очертания становились всё чётче. Я видел мельчайшие детали: узоры на стенах, мерцающие символы на арках, которые я не мог прочитать, но которые почему-то казались мне знакомыми.
Чем ближе я подходил к амфитеатру, тем сильнее становилось ощущение нереальности происходящего. Воздух вокруг вибрировал от напряжения; казалось, что само пространство вокруг меня искривляется и меняется с каждым моим шагом.
"Шоу начинается," — повторил я про себя слова голоса.
Как только я переступил порог, мир вокруг взорвался ослепительным светом. Яркие прожекторы ударили в лицо, заставив меня замереть и зажмуриться. Глаза мгновенно заслезились, и я на секунду потерял ориентацию, словно оказался под прицелом тысяч прожекторов. Воздух наполнился электрическим напряжением, а в ушах зазвучал гул, похожий на нарастающий рокот далёкой грозы.
— А вот и он! Наш главный герой! — раздался громогласный голос, наполняющий пространство торжественностью, но с явной ноткой насмешки.
Этот голос звучал так, будто он исходил отовсюду сразу — из-под купола, из стен, из самого воздуха. Он был одновременно человеческим и нечеловеческим, словно кто-то вложил в него искусственную мощь. В тот же миг зал взорвался аплодисментами. Это было не просто приветствие — это был шквал, оглушающий и всепоглощающий. Казалось, что тысячи людей хлопали, кричали и топали ногами одновременно. Звук был настолько мощным, что вибрации отдавались в груди и в кончиках пальцев.
Я попытался осмотреться, но не успел этого сделать. Всё произошло слишком быстро. В один миг я стоял у входа, а в следующий — уже сидел. Подо мной оказалось массивное кресло, больше напоминающее трон. Его спинка возвышалась надо мной, украшенная замысловатыми узорами, похожими на древние символы. Оно было холодным на ощупь, как металл, но при этом мягко обволакивало тело, будто подстраиваясь под меня.
Кресло напоминало место, где когда-то восседали правители или судьи. Я невольно представил Цезаря, наблюдающего за гладиаторскими боями, или древнего бога, вершившего судьбы смертных. Но это кресло было не из прошлого. Оно выглядело слишком идеально — будто кто-то пытался воссоздать древность с пугающей точностью, но при этом добавил что-то своё: холодный расчёт и стерильную искусственность.
Я поднял взгляд и наконец смог разглядеть зал. Это был огромный амфитеатр, уходящий вверх бесконечными рядами сидений. Они поднимались по спирали, образуя гигантскую чашу. Но вместо людей там находились... силуэты. Они были неясными, размытыми, словно тени или голограммы. Они двигались, хлопали в ладоши, кричали и смеялись, но их лица оставались скрытыми в полумраке.
— Добро пожаловать! — снова загремел голос. Теперь он звучал ближе, почти рядом с моим ухом. — Ты ведь долго шёл сюда, не так ли? Мы ждали тебя.
Я хотел ответить, но горло пересохло. Слова застряли где-то внутри меня. Казалось, что сам воздух в зале был густым и тяжёлым, как жидкость. Дышать стало труднее.
— Ну что ж... — продолжил голос с оттенком предвкушения. — Пора начинать шоу.
Свет прожекторов внезапно погас, оставив меня в полной темноте. Но аплодисменты не прекращались. Они становились всё громче и громче, пока не превратились в оглушительный гул. Звук заполнил всё пространство вокруг меня и внутри меня. Казалось, что он проникал прямо в мозг, заставляя сердце биться быстрее.
И вдруг всё стихло.
В центре амфитеатра возникла платформа. Она словно парила в воздухе, окружённая бескрайней бездной, чёрной и пугающе безмолвной. Вокруг неё не было ничего, кроме пустоты, которая казалась живой, всепоглощающей. Я обвёл взглядом тех, кто стоял передо мной. Настя, Слава, Диана, Миша, Нина. Их лица, искажённые страхом и осознанием, смотрели на меня так, будто пытались увидеть что-то большее, чем я мог им дать. Их взгляды прожигали меня насквозь, заставляя чувствовать себя виновным в чём-то, что я даже не совершал.
Казалось, что в этот момент они осознали всё: и где мы находимся, и что с нами происходило. Минерва вернула им воспоминания — каждую деталь, каждый миг, проведённый в её измерениях. Это было похоже на жестокую шутку: подарить понимание только для того, чтобы оно стало источником ещё большего страдания. Каждый из них теперь знал правду. И эта правда была невыносимой.
Экран, висящий высоко над платформой, транслировал их лица в увеличенном размере. Огромные изображения заполнили пространство вокруг нас. Я видел каждую деталь — каждую морщинку, каждую слезу, каждую тень эмоций. Настя с её холодной яростью, которая словно замораживала всё вокруг. Слава с его сдержанной злостью, кипящей под поверхностью. Диана, в глазах которой читалось разочарование — возможно, даже в самой себе. Миша выглядел обеспокоенным, его взгляд метался между мной и платформой. А Нина... Нина оставалась загадкой. Её лицо казалось спокойным, но в глазах светилось что-то странное, что я не мог понять. Это было похоже на смесь смирения и чего-то ещё — чего-то глубокого и недоступного.
Их взгляды смешались в один общий поток эмоций: упрёк и ожидание. Они ждали от меня чего-то. Чего-то важного. Чего-то решающего. Но я не знал, что делать. Я чувствовал себя загнанным в угол зверем — беспомощным и отчаянным.
— Выбери участника или же выбор будет сделан автоматически.
Эти слова эхом разнеслись по амфитеатру. Появился таймер обратного отсчёта. Его монотонное тиканье заполнило всё пространство вокруг нас. Время шло слишком быстро, каждая секунда была как удар молота по моим нервам. Все стояли в напряжённом ожидании моего выбора. Я видел это в их глазах — страх перед неизбежным, перед тем, что вот-вот произойдёт.
Если, как предсказывали, моя нейродегенерация снова сотрёт память, разве это не означает, что я начну всё заново? Что круг замкнётся и повторится снова? Но если всё так, какой смысл в том, чтобы пытаться? Какая разница, что я делаю сейчас, если в итоге всё исчезнет?
Я посмотрел на свои руки. Они казались чужими. Узловатые пальцы дрожали, кожа на них была натянута так сильно, что напоминала старую пергаментную бумагу. Каждое прикосновение к чему-то или даже простое движение вызывало неприятные ощущения — не боль в привычном смысле этого слова, но что-то глубоко противное и разрушающее. Моя спина ныла от постоянного напряжения, а ноги подкашивались так, словно могли подвести в любой момент. Моё тело больше не принадлежало мне. Оно стало врагом, который постепенно разрушает всё, что осталось.
Я никогда ещё не чувствовал себя настолько старым и бесполезным. Это было хуже физической боли. Это ощущение разложения изнутри — медленного и беспощадного. Тело словно пыталось сбежать из этой реальности вместе с моим разумом.
Я сидел в кресле неподвижно, погружённый в свои тяжёлые мысли. Вдруг в дверь постучали. Стук был резким и настойчивым. Я замер. Стук повторился — громче и требовательнее.
— Артур, это я, Миша! Открой! Мне нужно с тобой поговорить! Это важно! — его голос пробивался сквозь дверь приглушённо, но я уловил в нём тревогу.
Я смотрел на дверь, но даже не подумал подняться с места. Открыть? Чтобы он увидел меня таким? Чтобы услышать ещё больше слов — упрёков или жалости? Нет. Я остался там же, неподвижным и молчаливым. Стук прекратился через какое-то время. Потом я услышал его шаги за дверью — они постепенно стихли.
Когда тишина снова окутала номер, я вернулся к своим мыслям. Остаток дня прошёл так же: в бездействии и размышлениях. Потом наступил следующий день — точно такой же. А за ним ещё один. Всё смешалось в одно бесконечное серое полотно времени, которое больше не имело значения.
Я не хотел ничего. Ни есть, ни пить, ни спать. Моё тело сопротивлялось самой жизни, как будто решило, что больше не хочет быть её частью. Но это было не просто физическое истощение. Нет, это состояние напоминало что-то гораздо более глубокое, более тёмное. Это была не фрустрация и даже не отчаяние — это было полное и окончательное принятие собственной беспомощности. Я сдался. Сдался без борьбы, без надежды на победу.
Иногда кто-то стучал в дверь. Эти звуки возвращали меня к реальности, но ненадолго. Я слышал голоса за дверью: Нина, Миша, иногда даже Слава или Диана. Они звали меня по имени, просили открыть дверь, говорили что-то о помощи, но их слова звучали глухо и отрывисто, словно доносились из другого мира. Я не был уверен, слышу ли их на самом деле или это всего лишь игра моего ума.
"Что они хотят от меня?" — думал я. "Что я могу им предложить? Ничего. Абсолютно ничего". Всё это казалось бессмысленным. Даже если они действительно здесь, даже если они знают, где находятся… Какой в этом смысл? Это либо уловки Минервы, либо они сошли с ума… или что-то ещё хуже.
Я снова посмотрел на свои руки. Кожа на них выглядела ещё более старой и изношенной. Каждый сустав ныл, каждый палец дрожал даже тогда, когда я просто сидел неподвижно. Это тело больше не принадлежало мне. Оно стало чем-то чужим — оболочкой, которая была одновременно слишком тесной и слишком тяжёлой для меня.
За окном всё оставалось таким же безмятежным: тихий кампус с зелёными газонами и ровными дорожками. Но этот покой был обманчивым, как и всё остальное в Парадайз Фолз. Здесь ничто не было настоящим, ничто не было реальным. Даже голоса тех, кто пытался достучаться до меня, казались частью этого обмана.
Я закрыл глаза и погрузился в своё молчание. Но вдруг его разорвал голос.
— Так не интересно.
Я вздрогнул. Голос звучал отовсюду: из стен, из воздуха, изнутри моей головы. Он был мне одновременно знаком и чужд. Его интонации — спокойные, но с лёгкой тенью раздражения — напоминали голос строгого учителя или родителя, который разочарован поведением своего ребёнка.
— Ты так и будешь сидеть? Это скучно. Я ожидала большего.
Я открыл глаза и поднял голову. В комнате ничего не изменилось: тот же тусклый свет лампы на потолке, те же обветшалые обои на стенах. Но воздух стал плотнее, напряжённее. Казалось, что стены начали вибрировать едва заметно, как будто невидимая сила двигалась сквозь них.
— Ты слышишь меня? — продолжил голос. — Знаешь, в чём твоя проблема? Ты слишком быстро сдаёшься. Ты привык к тому, что кто-то другой подбирает за тобой осколки твоей жизни. Но что будет, если никто не придёт? Что будет, если всё это только твоё бремя?
Я попытался ответить, но горло пересохло, а язык словно прилип к нёбу. Я чувствовал себя маленьким ребёнком перед строгим взрослым, который знает обо мне всё — даже то, чего я сам о себе не знаю.
В этот момент стены комнаты начали меняться. Они дрожали всё сильнее, линии обоев начали расплываться и изгибаться под странными углами. Пол под ногами заскрипел и покачнулся, как палуба корабля во время шторма. Потолок трещал над моей головой.
Я поднялся с кресла с трудом. Тело едва слушалось меня; ноги подкашивались от слабости. Я сделал шаг к окну и замер.
Там больше не было привычного вида на кампус. Вместо него я увидел хаос: горизонт сжимался и искривлялся, словно его сминала гигантская невидимая рука. Здания растворялись в вихре искорёженных линий и вспышек света; деревья исчезали одно за другим; всё вокруг превращалось в бесформенную массу цветов и теней.
Но я не боялся этого зрелища. Наоборот — странное чувство облегчения заполнило меня изнутри. Это был первый проблеск эмоций за долгое время.
"Пусть всё летит к чёрту," — подумал я.
Я закрыл глаза и стоял неподвижно посреди рушащегося мира. Каждый треск стен, каждый гул разрушения звучал для меня как музыка — дикая и прекрасная.
Его слова звучали с каким-то странным восторгом, как будто я стал свидетелем финального акта, разыгрываемого для меня одного.
Я моргнул — и мир перевернулся.
Когда я открыл глаза, всё вокруг изменилось. Я стоял посреди потрескавшейся дороги, уходящей в бесконечность. Асфальт под ногами был изрыт глубокими трещинами, из которых пробивались тонкие струйки пара, словно земля дышала чем-то горячим и живым. В воздухе витало напряжение, густое и липкое, как перед грозой. Небо над головой было затянуто низкими, тяжёлыми облаками, окрашенными в странный оттенок серо-зелёного. Они двигались медленно, словно наблюдали за мной.
На горизонте возвышался амфитеатр. Громадный, сверкающий, он выглядел неуместно среди пустоши и разрухи. Его стены переливались мягким золотым светом, будто он был сделан не из камня или металла, а из чего-то живого. Казалось, что он дышит в такт с землёй. Купол амфитеатра уходил высоко в небо, почти касаясь облаков, а его арки сияли, как будто внутри происходило что-то грандиозное.
Я сделал шаг вперёд и замер. Вдоль дороги, по обеим сторонам, висели афиши. Они были прибиты к деревянным столбам, которые выглядели так же старо и изношенно, как сама дорога. Бумага на афишах была пожелтевшей и рваной по краям, но текст на них оставался чётким, словно только что напечатанным.
Специальное шоу! Закрытие Парадайз Фолз!
Под заголовком шли слова:
Специальные гости:
И ниже — фотографии. Настя. Слава. Диана. Миша. Нина. Их лица смотрели прямо на меня с плакатов. Но это были не просто фотографии — их глаза казались живыми. Они следили за мной, куда бы я ни повернул голову. В их взглядах было что-то странное: смесь загадки и упрёка, будто они знали что-то важное, что я ещё не понял.
Внутри всё сжалось. Сердце забилось быстрее, как будто пыталось предупредить меня о чём-то. Это был вызов — я чувствовал это каждой клеткой своего тела.
— Шоу начинается, Артур, — раздался голос.
Он звучал ближе, чем раньше. Настойчивее. Теперь он словно исходил из самого амфитеатра, но одновременно звучал прямо у меня в голове. Его интонации были спокойными, но в них угадывалась тень насмешки.
Я обернулся, пытаясь понять, откуда доносился голос, но вокруг никого не было. Только пустынная дорога и афиши с лицами тех, кого я когда-то знал… или думал, что знал.
Амфитеатр снова привлёк моё внимание. Его золотые стены вспыхнули ярче, словно отвечая на голос. Свет пробивался сквозь трещины в куполе и арках, образуя длинные лучи, которые прорезали тяжёлую пелену облаков над ним. Это было похоже на маяк в ночи — зовущий и неизбежный.
Передо мной вспыхнули огни. Они зажигались один за другим вдоль дороги, образуя светящийся путь к амфитеатру. Каждый новый огонь пульсировал в такт моему сердцу — или наоборот, заставлял его биться быстрее.
Я понимал: у меня нет другого выбора. Этот путь был предназначен для меня. Всё здесь — афиши, амфитеатр, даже голос — было частью какой-то игры. Игры, в которой я был не просто участником, но главным действующим лицом.
Я сделал ещё один шаг вперёд, чувствуя, как что-то внутри меня сопротивляется этому движению. Но ноги сами несли меня дальше по дороге. Каждый шаг отдавался эхом в пустоте вокруг.
— Ты ведь знаешь, что тебе придётся пройти до конца? — снова раздался голос.
На этот раз он звучал громче и увереннее. Он больше не был просто шёпотом на грани восприятия; теперь он напоминал раскат грома в голове.
— Ты можешь остановиться сейчас… Но ты уже знаешь ответ/
Я стиснул зубы и продолжил идти вперёд. Огни вдоль дороги становились ярче с каждым моим шагом. Амфитеатр приближался, его очертания становились всё чётче. Я видел мельчайшие детали: узоры на стенах, мерцающие символы на арках, которые я не мог прочитать, но которые почему-то казались мне знакомыми.
Чем ближе я подходил к амфитеатру, тем сильнее становилось ощущение нереальности происходящего. Воздух вокруг вибрировал от напряжения; казалось, что само пространство вокруг меня искривляется и меняется с каждым моим шагом.
"Шоу начинается," — повторил я про себя слова голоса.
Как только я переступил порог, мир вокруг взорвался ослепительным светом. Яркие прожекторы ударили в лицо, заставив меня замереть и зажмуриться. Глаза мгновенно заслезились, и я на секунду потерял ориентацию, словно оказался под прицелом тысяч прожекторов. Воздух наполнился электрическим напряжением, а в ушах зазвучал гул, похожий на нарастающий рокот далёкой грозы.
— А вот и он! Наш главный герой! — раздался громогласный голос, наполняющий пространство торжественностью, но с явной ноткой насмешки.
Этот голос звучал так, будто он исходил отовсюду сразу — из-под купола, из стен, из самого воздуха. Он был одновременно человеческим и нечеловеческим, словно кто-то вложил в него искусственную мощь. В тот же миг зал взорвался аплодисментами. Это было не просто приветствие — это был шквал, оглушающий и всепоглощающий. Казалось, что тысячи людей хлопали, кричали и топали ногами одновременно. Звук был настолько мощным, что вибрации отдавались в груди и в кончиках пальцев.
Я попытался осмотреться, но не успел этого сделать. Всё произошло слишком быстро. В один миг я стоял у входа, а в следующий — уже сидел. Подо мной оказалось массивное кресло, больше напоминающее трон. Его спинка возвышалась надо мной, украшенная замысловатыми узорами, похожими на древние символы. Оно было холодным на ощупь, как металл, но при этом мягко обволакивало тело, будто подстраиваясь под меня.
Кресло напоминало место, где когда-то восседали правители или судьи. Я невольно представил Цезаря, наблюдающего за гладиаторскими боями, или древнего бога, вершившего судьбы смертных. Но это кресло было не из прошлого. Оно выглядело слишком идеально — будто кто-то пытался воссоздать древность с пугающей точностью, но при этом добавил что-то своё: холодный расчёт и стерильную искусственность.
Я поднял взгляд и наконец смог разглядеть зал. Это был огромный амфитеатр, уходящий вверх бесконечными рядами сидений. Они поднимались по спирали, образуя гигантскую чашу. Но вместо людей там находились... силуэты. Они были неясными, размытыми, словно тени или голограммы. Они двигались, хлопали в ладоши, кричали и смеялись, но их лица оставались скрытыми в полумраке.
— Добро пожаловать! — снова загремел голос. Теперь он звучал ближе, почти рядом с моим ухом. — Ты ведь долго шёл сюда, не так ли? Мы ждали тебя.
Я хотел ответить, но горло пересохло. Слова застряли где-то внутри меня. Казалось, что сам воздух в зале был густым и тяжёлым, как жидкость. Дышать стало труднее.
— Ну что ж... — продолжил голос с оттенком предвкушения. — Пора начинать шоу.
Свет прожекторов внезапно погас, оставив меня в полной темноте. Но аплодисменты не прекращались. Они становились всё громче и громче, пока не превратились в оглушительный гул. Звук заполнил всё пространство вокруг меня и внутри меня. Казалось, что он проникал прямо в мозг, заставляя сердце биться быстрее.
И вдруг всё стихло.
В центре амфитеатра возникла платформа. Она словно парила в воздухе, окружённая бескрайней бездной, чёрной и пугающе безмолвной. Вокруг неё не было ничего, кроме пустоты, которая казалась живой, всепоглощающей. Я обвёл взглядом тех, кто стоял передо мной. Настя, Слава, Диана, Миша, Нина. Их лица, искажённые страхом и осознанием, смотрели на меня так, будто пытались увидеть что-то большее, чем я мог им дать. Их взгляды прожигали меня насквозь, заставляя чувствовать себя виновным в чём-то, что я даже не совершал.
Казалось, что в этот момент они осознали всё: и где мы находимся, и что с нами происходило. Минерва вернула им воспоминания — каждую деталь, каждый миг, проведённый в её измерениях. Это было похоже на жестокую шутку: подарить понимание только для того, чтобы оно стало источником ещё большего страдания. Каждый из них теперь знал правду. И эта правда была невыносимой.
Экран, висящий высоко над платформой, транслировал их лица в увеличенном размере. Огромные изображения заполнили пространство вокруг нас. Я видел каждую деталь — каждую морщинку, каждую слезу, каждую тень эмоций. Настя с её холодной яростью, которая словно замораживала всё вокруг. Слава с его сдержанной злостью, кипящей под поверхностью. Диана, в глазах которой читалось разочарование — возможно, даже в самой себе. Миша выглядел обеспокоенным, его взгляд метался между мной и платформой. А Нина... Нина оставалась загадкой. Её лицо казалось спокойным, но в глазах светилось что-то странное, что я не мог понять. Это было похоже на смесь смирения и чего-то ещё — чего-то глубокого и недоступного.
Их взгляды смешались в один общий поток эмоций: упрёк и ожидание. Они ждали от меня чего-то. Чего-то важного. Чего-то решающего. Но я не знал, что делать. Я чувствовал себя загнанным в угол зверем — беспомощным и отчаянным.
— Выбери участника или же выбор будет сделан автоматически.
Эти слова эхом разнеслись по амфитеатру. Появился таймер обратного отсчёта. Его монотонное тиканье заполнило всё пространство вокруг нас. Время шло слишком быстро, каждая секунда была как удар молота по моим нервам. Все стояли в напряжённом ожидании моего выбора. Я видел это в их глазах — страх перед неизбежным, перед тем, что вот-вот произойдёт.
