— Не спеши, Сата. Обдумай все как следует, прежде чем делать.
Он хорошо знал свою внучку! Не то что пиратский капитан, подошедший к ним, пошатываясь от выпитой браги. Тот сразу же попытался распустить руки, и Сата, отшатнувшись в ужасе, напомнила:
— Тебе ведь не девка для забав нужна. Тронешь — пожалеешь!
— Злючка! Я всего-то хотел сделать тебе приятное.
«Утопись, — подумала Сата, — ничего приятней ты для меня не сделаешь».
— Лучше расскажи, чего ты хочешь от ее силы, — вклинился дед. — Ты ведь понимаешь, что не стоит ждать чудес от маленькой полукровки, которая только начала развивать свой дар?
— Я видел, как плыла ваша лодка. Корабль не мог догнать ее! Ты… кстати, девчонка! Как тебя звать?
— Зови как хочешь, — буркнула Сата. — Повести корабль так же легко, как вела лодку, я не смогу. Он же большой, сам подумай! — играть слегка глуповатую, но добрую слабосилку Сата умела, и пират купился.
— Но немного ведь можешь? В штиль подтолкнуть, к сложному берегу помочь подойти?
— Может быть. Не знаю. Я ведь никогда не пробовала! Лодку — могу.
— Тоже дело, — пират кивнул, похоже, не ее словам, а каким-то своим мыслям: очень уж неприятная улыбка исказила его лицо. — А чужой лодке помешать?
— Могу.
— Хорошо. Даже этого нам хватит. Надо крепко подумать… да, подумать, — пират уставился куда-то за горизонт, а Сата, отодвинувшись от него подальше, перегнулась через борт и снова начала смотреть в глубину моря. Скоро дно опустится ниже: сначала потемнеет, а потом и вовсе исчезнет из виду, как будто нет его, и это будет означать, что корабль вышел из прибрежных вод. На лодке Сата никогда не заплывала так далеко, просто потому что на большой глубине рыба не ловилась, но она чувствовала таящуюся в глубоких водах силу. Древнюю, огромную, безразличную к людям. Просить у той силы бессмысленно, но можно взять самой — если сумеешь.
Заполучив в свои руки силу, как ее не испробовать! И сам Длинный Зуб, и вся его команда изнывали от нетерпения, высматривая подходящую добычу, и наконец им улыбнулась удача. Пузатый «купец» шел тяжело и медленно, низкая посадка выдавала, что трюм набит под завязку чем-то тяжелым, а направление движения — от Изумрудной гряды на юг — позволяло надеяться не на кастрюли-сковородки, а по меньшей мере на железное дерево, или драгоценную узорчатую яшму, или даже мамонтову кость.
— За ним! — приказал Длинный Зуб. — И не стрелять! Еще не хватало пустить приз ко дну. Эй, девчонка, подгони нас, насколько сумеешь.
Вряд ли купец начнет отстреливаться, если увидит, что ему не сбежать: зачем же злить и без того совсем не добреньких искателей удачи? Пусть не товар, но собственную жизнь сохранит, верно? Пока пираты готовили абордажные крюки, капитан довольно щурился, прикрывшись ладонью от солнца. Нужны будут люди, его команды не хватит на призовой корабль. Значит, надо предложить матросам «купца» выбор — понятно, какой. Кто не захочет…
«Зуб скелета» дернулся и задрожал, девчонка взвизгнула, и капитан развернулся к ней, позабыв сладкие мысли о добыче:
— Что?!
— Нам мешают, — девчонка вцепилась в мачту, обняла ее, будто какую-нибудь яблоньку в саду, и только глазищами хлопала. Не к месту и не вовремя, но Длинный Зуб подумал вдруг, что она красива, очень красива: золотые косы, синие глаза, лицо тонкое, словно у благородной. Соплячка еще, конечно — только начала округляться, где нужно. Но года через два-три станет лакомым кусочком.
— Кто мешает? — усилием воли отогнав дурные мысли, спросил он.
— Не знаю! Может, у них тоже полукровка есть, сильнее меня! Смотрите, он тоже разгоняется, или мне кажется?
Если рассудить здраво, вполне разумно было бы купцу, взявшему ценный груз, озаботиться и тем, как его сохранить в любых обстоятельствах. И, по-хорошему, тут бы пойти на попятный, поискать добычу попроще, но азарт уже захватил пиратов с потрохами, азарт нес «Зуб скелета» вперед куда быстрей, чем дар девчонки-недоростка, и проще было бы остановить вздымающуюся над головой штормовую волну, чем эту атаку. И капитан Длинный Зуб сделал единственное, что еще имело смысл: скомандовал бить книппелями по парусам и картечью по палубе. Далеко для прицельной стрельбы, но хоть что-то. А может, повезет попасть по чужому полукровке, и купец лишится столь ценного преимущества.
Купец убегал, пиратский корабль шел следом, не отставая, но и не приближаясь, хотя капитан видел, что девчонка старалась. Стояла, все так же обнимая мачту, а вокруг вихрилась сила, давила, рвалась на волю, и жутко делалось при мысли, какова будет эта соплячка, когда в полной мере разовьет свой дар.
Тем временем на горизонте показался остров, и ясно стало, что купец правит к нему.
Погоня в море — дело долгое, даже когда корабли подгоняет не только ветер. Пираты стреляли, книппели и картечь вспенивали воду, купец, чудное дело, отстреливался, и, вдвойне чудо, довольно часто ядра пролетали в опасной близости от «Зуба скелета», а пару раз даже задели такелаж. Капитан цедил сквозь зубы ругательства, поминая драконьих выплевков и всех темных хаоса, и тут к нему подошел навигатор и сказал:
— Ты не узнал остров? Можно не спешить. Все равно их разобьет о скалы, или снесет течением, или неудачно развернет порывом ветра.
— И груз окажется на дне.
— Мы-то ничего не можем поделать. Только надеяться, что не все потонет сразу, и не лезть на рожон самим. Потому как одно дело — толстый трусливый купец, и совсем другое — обозленный дракон с дурным норовом. А еще чудится мне, что они мыслят укрыться в бухте.
— Дурость.
— Вот и думай, как воспользоваться их дуростью.
Капитан скрежетнул зубами.
— Иногда я тебя ненавижу, ты знаешь?
— Слишком умный? — навигатор хохотнул и вновь уставился в свою трубу. — А ты прав, дурость. Не дойдут они до бухты, они слишком близко, их потащит на камни. А мы дойдем, под нами фарватер.
Девчонка внимательно слушала их разговор, но на нее никто не обращал внимания.
Подгонять сразу два корабля оказалось трудно. «Нечеловечески трудно? Но ты ведь и есть не совсем человек», — вспомнила Сата шуточку одного из деревенских парней. Тогда она в первый и в последний раз пожаловалась на свою силу кому-то, кроме деда.
Купца было жаль, но ничего другого Сата придумать не смогла. Себя и деда, в конце концов, еще жальче, к тому же, попадись она капитану торговца, тот, скорей всего, поступил бы так же, как пират. Все люди одинаково падки до чужой силы. Поэтому Сата попросила море ей помочь, и теперь оба корабля полным ходом шли в ловушку. Белый остров с яркой зеленой шапкой кедрового леса лишь издали казался прибежищем, на деле же подступы к нему оберегала широкая полоса водоворотов и подводных камней, небольшую бухту обрамляли скалы, а фарватер, на который так надеялся пират, был извилист и коварен. А если их рулевой и впрямь сумеет там пройти, всегда можно подправить кораблю курс подводным вихрем.
Сата ненавидела бояться, а бесконечно долгие часы, проведенные ею на борту пиратского судна, были очень страшными. Знать, что ты и твой единственный близкий человек — во власти убийц и разбойников, и гадать, надолго ли хватит их обещания не трогать ее — нет уж, спасибо! К ночи она будет свободной!
«Хочешь свободы, вот как?»
Бывало и прежде, что Сате чудился голос моря, но никогда еще — так явственно. Густой и рокочущий, напоминающий гул шторма, рев урагана. Недовольный.
«И ради своей глупой, бестолковой свободы ты привела сюда корабли. Что ж, я приму подарок, Сата».
Сразу две мысли взорвались у Саты в голове: «Почему бестолковой?!» — и: «Откуда оно… он? знает мое имя?»
«Когда-то я оставил твою мать и не смог к ней вернуться. Но я присматривал за тобой».
«Дракон?! Мой… мой отец-дракон?»
«Я уже не могу хоть ненадолго стать человеком. Слишком стар. Но даже старые драконы, почти растворившиеся в море, почти ушедшие, любят своих детей. Мы живем, чтобы жил наш мир, а без вас… Держись крепче!»
Сата схватилась за мачту, обняла, прижалась к ней всем телом. Закричала, спохватившись:
— Деда, дедушка!
— Я здесь, — дед обхватил ее, прикрыв своим телом, больно придавив, но Сате плевать было на боль: что-то страшное надвигалось, страшное даже для нее с ее даром!
Корабль плавно, мягко приподняло. Захватило дух, будто Сата заранее поняла, что будет сейчас, и так оно и случилось — вода расступилась, и с огромного гребня волны судно ухнуло вниз, как в пропасть. Грянулось днищем о камни — острые, неровные. Сате отчего-то привиделись готовые сомкнуться челюсти огромного зверя, и тут же раздался оглушительный, жуткий хруст: зверь надкусил угощение.
— Не смотри, — сказал дед. Совсем рядом, и все равно словно издалека. — Не слушай. Закрой глаза и держись крепче.
Сата и не думала смотреть, и не слушать была бы рада, но люди не умеют закрывать уши так же, как глаза, и она слышала — хруст и треск, крики ужаса и отчаянную ругань, проклятия и мольбы. Палуба под ногами встала дыбом, мачту повело вбок, а потом отступившая ненадолго вода хлынула обратно, довершая то, чего не доделали каменные челюсти, размалывая в щепки крепкую корабельную древесину, срывая остатки парусов и такелажа, смывая прочь людей с той же легкостью, с какой хозяйка на кухне смывает кипятком тараканов.
Сате казалось, она летит — все так же крепко держится за мачту, а дедушка держит ее, и все равно летит, выше и выше, кружась, словно сухой лист в потоке ветра. Выше и выше, а потом — ниже, плавными кругами, вопреки всем законам мироздания не убыстряясь по пути к земле, а замедляясь. Как будто невидимый дракон-ветер ласково держит тебя в ладонях, укачивая и обещая легкий сон.
Обломок мачты с двумя людьми опустился на воду в самой середине бухты, и поднявшаяся волна понесла его к берегу, к белому песку пляжа.
Ни один из пиратов не выплыл, даже те, которые любили хвалиться, что плавают, как рыбы. И то — рыбам ведь не нужен воздух! Подводные течения швыряли тела о камни, засасывали в водовороты, жадными щупальцами тянули ко дну. Морякам с торговца повезло больше: течение подхватило почти разбившийся уже корабль и повлекло прочь от коварного острова, на северо-запад, к Изумрудной гряде. Если не налетит внезапный шквал, выживут.
Сата с дедом оказались на острове одни.
Дед собирал выброшенные волнами обломки, а Сата опустилась на колени на самой кромке прибоя, в белой пене. Спросила:
— Почему ты сказал, что моя свобода глупая и бестолковая?
«Что будешь ты делать со свободой, маленькая? Не свобода тебе нужна, а сильный защитник».
— У меня есть дедушка!
«И что, защитил он тебя от пиратов?»
Сата и сама понимала — вздумай искатели удачи обидеть ее, дед ничего не сумел бы сделать, разве что погибнуть прежде, чем до нее доберутся. Скорей она сама защитила бы и себя, и его! Ну, насколько бы хватило ее сил…
— А что ты предлагаешь? — она ударила кулачком по набежавшей волне. — У пиратов искать защиты?
Волна отхлынула с тихим вздохом.
«Люди забыли, что такое драконья кровь. Помнят о дарах, о том, что драконам не отказывают, но о главном не вспоминают. Пора напомнить».
— О чем?
«О том, что дракон — не только стихия и сила. Мы держим этот мир, нами он прирастает и без нас погибнет. Но не станет драконов, если люди начнут истреблять полукровок. Дитя с нашей кровью — дар миру, а не добыча, товар или оружие. Ты знаешь, маленькая, что когда-нибудь сможешь родить нового дракона?»
— Я?!
Море рассмеялось, вспенив гребни волн и рассыпав их брызгами.
«А кто? Не я же! Дракон не может родиться от дракона».
— Почему? — Сата на самом деле удивилась: как так? От человека рождается человек, от рыбы рыба, и от всякого зверя — такой же зверь, чем же драконы хуже?
«Потому что первые драконы, Великие драконы, родились из света звезд. Потому что малые драконы, воплощения стихий — первые из нас — возникли в тот миг, когда разбился гребень Великого дракона, создав наш мир. И неоткуда больше взяться новым. Только от людей, потому что в людях есть наша частица».
Это было похоже и не похоже на то, что когда-то рассказывал ей, маленькой, дед — о зарождении мира при столкновении Великого дракона и дракона хаоса, о том, что новые драконы, привязанные к миру, стали смертны, зато научились принимать людскую форму, чтобы продлить свой род…
— Разбившись, дракон хаоса рассеялся мельчайшей пылью, и каждая пылинка, упав на Гряду, зажгла жизнь человека, — припомнила Сата. — Поэтому люди связаны как со своей землей, так и с драконами, и лишь от них может продолжаться род драконий. Я думала, это сказка.
И снова рассмеялось море.
«Ни одна сказка не заставит людей безропотно отдавать своих женщин. Что-то вы еще помните, если не разумом, то инстинктом».
За спиной Саты, выше кромки прибоя, затрещал костер. Подошел дед, спросил:
— Хочешь поесть? Море много чего выбросило. Я сварю похлебку.
Пиратам отчего-то и в голову не пришло покормить их, и у Саты от одного слова «похлебка» забурчало в животе.
— Тебе помочь? — спросила она, сглотнув.
— Я сам, — дед погладил ее по слипшимся от морской воды косам. — Просто пришел сказать.
Волна нахлынула на песок, лизнув ноги деда.
— Он с тобой здоровается, — объяснила Сата. — Деда, там мой папа.
Дед сел рядом, обняв ее за плечи.
— Что ж, передай ему мою благодарность за такую славную внучку. И за наше спасение, конечно.
— Он слышит, — теперь Сата смеялась вместе с морем, и это было странно и волшебно, как будто море смеялось в ней, рассыпаясь сотнями звенящих брызг. — Он говорит, что поможет нам. А еще, — она нахмурилась, — он сказал, что найдет для меня достойного защитника.
— Это было бы очень хорошо, — серьезно ответил дед.
К ночи разыгрался шторм такой сильный, что дед увел Сату далеко от берега, в лес. Она оглядывалась, уходя, пока не услышала: «Иди, и не выходите к берегу, пока не успокоится море». Гигантские волны ревели, разбиваясь о скалы, в темной воде чудились то край драконьего крыла, то оскаленная пасть, то горящий взгляд. Нет, Сата не боялась, но людям и впрямь нечего было делать рядом с настолько яростной стихией, и она послушалась.
Но рев дракона слышен был и под кедрами, и Сата даже не удивилась, когда содрогнулась земля под ногами: раз, другой, а потом весь остров, словно щепку, подняло штормовой волной — на самый гребень, почти к звездам! И вновь Сате почудилось, что она летит — сидит на траве под кедрами, обнимая деда, и все-таки летит, только лист на ветру теперь не она, а весь этот остров, а они с дедом — крохотные букашки, которых давно сорвало бы ураганным штормовым ветром, если бы не защита деревьев.
Их несло и кружило, ревел ветер, гнулись кедры, соленые брызги окатывали их даже здесь, и всем своим существом, накрепко связанным с морем, Сата чувствовала, что ее отец-дракон несет сейчас остров на самом гребне штормовой волны. Чувствовала, как тяжко ему держать эту махину и плыть, нестись куда-то прочь, далеко. «Зачем?» — прошептала она, но кто бы ей сейчас ответил?
Лишь когда звезды потускнели, смытые заревом рассвета, шторм начал стихать. Медленно и тяжко, уже ничуть не похоже на опавший лист, остров пошел вниз — как будто теперь держать его стало еще труднее, будто дракон, такой могучий, такой яростный, вдруг почти смертельно устал. И тогда впервые за всю эту долгую ночь Сата испугалась по-настоящему. Если бы она могла помочь, поделиться силой!
Он хорошо знал свою внучку! Не то что пиратский капитан, подошедший к ним, пошатываясь от выпитой браги. Тот сразу же попытался распустить руки, и Сата, отшатнувшись в ужасе, напомнила:
— Тебе ведь не девка для забав нужна. Тронешь — пожалеешь!
— Злючка! Я всего-то хотел сделать тебе приятное.
«Утопись, — подумала Сата, — ничего приятней ты для меня не сделаешь».
— Лучше расскажи, чего ты хочешь от ее силы, — вклинился дед. — Ты ведь понимаешь, что не стоит ждать чудес от маленькой полукровки, которая только начала развивать свой дар?
— Я видел, как плыла ваша лодка. Корабль не мог догнать ее! Ты… кстати, девчонка! Как тебя звать?
— Зови как хочешь, — буркнула Сата. — Повести корабль так же легко, как вела лодку, я не смогу. Он же большой, сам подумай! — играть слегка глуповатую, но добрую слабосилку Сата умела, и пират купился.
— Но немного ведь можешь? В штиль подтолкнуть, к сложному берегу помочь подойти?
— Может быть. Не знаю. Я ведь никогда не пробовала! Лодку — могу.
— Тоже дело, — пират кивнул, похоже, не ее словам, а каким-то своим мыслям: очень уж неприятная улыбка исказила его лицо. — А чужой лодке помешать?
— Могу.
— Хорошо. Даже этого нам хватит. Надо крепко подумать… да, подумать, — пират уставился куда-то за горизонт, а Сата, отодвинувшись от него подальше, перегнулась через борт и снова начала смотреть в глубину моря. Скоро дно опустится ниже: сначала потемнеет, а потом и вовсе исчезнет из виду, как будто нет его, и это будет означать, что корабль вышел из прибрежных вод. На лодке Сата никогда не заплывала так далеко, просто потому что на большой глубине рыба не ловилась, но она чувствовала таящуюся в глубоких водах силу. Древнюю, огромную, безразличную к людям. Просить у той силы бессмысленно, но можно взять самой — если сумеешь.
***
Заполучив в свои руки силу, как ее не испробовать! И сам Длинный Зуб, и вся его команда изнывали от нетерпения, высматривая подходящую добычу, и наконец им улыбнулась удача. Пузатый «купец» шел тяжело и медленно, низкая посадка выдавала, что трюм набит под завязку чем-то тяжелым, а направление движения — от Изумрудной гряды на юг — позволяло надеяться не на кастрюли-сковородки, а по меньшей мере на железное дерево, или драгоценную узорчатую яшму, или даже мамонтову кость.
— За ним! — приказал Длинный Зуб. — И не стрелять! Еще не хватало пустить приз ко дну. Эй, девчонка, подгони нас, насколько сумеешь.
Вряд ли купец начнет отстреливаться, если увидит, что ему не сбежать: зачем же злить и без того совсем не добреньких искателей удачи? Пусть не товар, но собственную жизнь сохранит, верно? Пока пираты готовили абордажные крюки, капитан довольно щурился, прикрывшись ладонью от солнца. Нужны будут люди, его команды не хватит на призовой корабль. Значит, надо предложить матросам «купца» выбор — понятно, какой. Кто не захочет…
«Зуб скелета» дернулся и задрожал, девчонка взвизгнула, и капитан развернулся к ней, позабыв сладкие мысли о добыче:
— Что?!
— Нам мешают, — девчонка вцепилась в мачту, обняла ее, будто какую-нибудь яблоньку в саду, и только глазищами хлопала. Не к месту и не вовремя, но Длинный Зуб подумал вдруг, что она красива, очень красива: золотые косы, синие глаза, лицо тонкое, словно у благородной. Соплячка еще, конечно — только начала округляться, где нужно. Но года через два-три станет лакомым кусочком.
— Кто мешает? — усилием воли отогнав дурные мысли, спросил он.
— Не знаю! Может, у них тоже полукровка есть, сильнее меня! Смотрите, он тоже разгоняется, или мне кажется?
Если рассудить здраво, вполне разумно было бы купцу, взявшему ценный груз, озаботиться и тем, как его сохранить в любых обстоятельствах. И, по-хорошему, тут бы пойти на попятный, поискать добычу попроще, но азарт уже захватил пиратов с потрохами, азарт нес «Зуб скелета» вперед куда быстрей, чем дар девчонки-недоростка, и проще было бы остановить вздымающуюся над головой штормовую волну, чем эту атаку. И капитан Длинный Зуб сделал единственное, что еще имело смысл: скомандовал бить книппелями по парусам и картечью по палубе. Далеко для прицельной стрельбы, но хоть что-то. А может, повезет попасть по чужому полукровке, и купец лишится столь ценного преимущества.
Купец убегал, пиратский корабль шел следом, не отставая, но и не приближаясь, хотя капитан видел, что девчонка старалась. Стояла, все так же обнимая мачту, а вокруг вихрилась сила, давила, рвалась на волю, и жутко делалось при мысли, какова будет эта соплячка, когда в полной мере разовьет свой дар.
Тем временем на горизонте показался остров, и ясно стало, что купец правит к нему.
Погоня в море — дело долгое, даже когда корабли подгоняет не только ветер. Пираты стреляли, книппели и картечь вспенивали воду, купец, чудное дело, отстреливался, и, вдвойне чудо, довольно часто ядра пролетали в опасной близости от «Зуба скелета», а пару раз даже задели такелаж. Капитан цедил сквозь зубы ругательства, поминая драконьих выплевков и всех темных хаоса, и тут к нему подошел навигатор и сказал:
— Ты не узнал остров? Можно не спешить. Все равно их разобьет о скалы, или снесет течением, или неудачно развернет порывом ветра.
— И груз окажется на дне.
— Мы-то ничего не можем поделать. Только надеяться, что не все потонет сразу, и не лезть на рожон самим. Потому как одно дело — толстый трусливый купец, и совсем другое — обозленный дракон с дурным норовом. А еще чудится мне, что они мыслят укрыться в бухте.
— Дурость.
— Вот и думай, как воспользоваться их дуростью.
Капитан скрежетнул зубами.
— Иногда я тебя ненавижу, ты знаешь?
— Слишком умный? — навигатор хохотнул и вновь уставился в свою трубу. — А ты прав, дурость. Не дойдут они до бухты, они слишком близко, их потащит на камни. А мы дойдем, под нами фарватер.
Девчонка внимательно слушала их разговор, но на нее никто не обращал внимания.
***
Подгонять сразу два корабля оказалось трудно. «Нечеловечески трудно? Но ты ведь и есть не совсем человек», — вспомнила Сата шуточку одного из деревенских парней. Тогда она в первый и в последний раз пожаловалась на свою силу кому-то, кроме деда.
Купца было жаль, но ничего другого Сата придумать не смогла. Себя и деда, в конце концов, еще жальче, к тому же, попадись она капитану торговца, тот, скорей всего, поступил бы так же, как пират. Все люди одинаково падки до чужой силы. Поэтому Сата попросила море ей помочь, и теперь оба корабля полным ходом шли в ловушку. Белый остров с яркой зеленой шапкой кедрового леса лишь издали казался прибежищем, на деле же подступы к нему оберегала широкая полоса водоворотов и подводных камней, небольшую бухту обрамляли скалы, а фарватер, на который так надеялся пират, был извилист и коварен. А если их рулевой и впрямь сумеет там пройти, всегда можно подправить кораблю курс подводным вихрем.
Сата ненавидела бояться, а бесконечно долгие часы, проведенные ею на борту пиратского судна, были очень страшными. Знать, что ты и твой единственный близкий человек — во власти убийц и разбойников, и гадать, надолго ли хватит их обещания не трогать ее — нет уж, спасибо! К ночи она будет свободной!
«Хочешь свободы, вот как?»
Бывало и прежде, что Сате чудился голос моря, но никогда еще — так явственно. Густой и рокочущий, напоминающий гул шторма, рев урагана. Недовольный.
«И ради своей глупой, бестолковой свободы ты привела сюда корабли. Что ж, я приму подарок, Сата».
Сразу две мысли взорвались у Саты в голове: «Почему бестолковой?!» — и: «Откуда оно… он? знает мое имя?»
«Когда-то я оставил твою мать и не смог к ней вернуться. Но я присматривал за тобой».
«Дракон?! Мой… мой отец-дракон?»
«Я уже не могу хоть ненадолго стать человеком. Слишком стар. Но даже старые драконы, почти растворившиеся в море, почти ушедшие, любят своих детей. Мы живем, чтобы жил наш мир, а без вас… Держись крепче!»
Сата схватилась за мачту, обняла, прижалась к ней всем телом. Закричала, спохватившись:
— Деда, дедушка!
— Я здесь, — дед обхватил ее, прикрыв своим телом, больно придавив, но Сате плевать было на боль: что-то страшное надвигалось, страшное даже для нее с ее даром!
Корабль плавно, мягко приподняло. Захватило дух, будто Сата заранее поняла, что будет сейчас, и так оно и случилось — вода расступилась, и с огромного гребня волны судно ухнуло вниз, как в пропасть. Грянулось днищем о камни — острые, неровные. Сате отчего-то привиделись готовые сомкнуться челюсти огромного зверя, и тут же раздался оглушительный, жуткий хруст: зверь надкусил угощение.
— Не смотри, — сказал дед. Совсем рядом, и все равно словно издалека. — Не слушай. Закрой глаза и держись крепче.
Сата и не думала смотреть, и не слушать была бы рада, но люди не умеют закрывать уши так же, как глаза, и она слышала — хруст и треск, крики ужаса и отчаянную ругань, проклятия и мольбы. Палуба под ногами встала дыбом, мачту повело вбок, а потом отступившая ненадолго вода хлынула обратно, довершая то, чего не доделали каменные челюсти, размалывая в щепки крепкую корабельную древесину, срывая остатки парусов и такелажа, смывая прочь людей с той же легкостью, с какой хозяйка на кухне смывает кипятком тараканов.
Сате казалось, она летит — все так же крепко держится за мачту, а дедушка держит ее, и все равно летит, выше и выше, кружась, словно сухой лист в потоке ветра. Выше и выше, а потом — ниже, плавными кругами, вопреки всем законам мироздания не убыстряясь по пути к земле, а замедляясь. Как будто невидимый дракон-ветер ласково держит тебя в ладонях, укачивая и обещая легкий сон.
Обломок мачты с двумя людьми опустился на воду в самой середине бухты, и поднявшаяся волна понесла его к берегу, к белому песку пляжа.
***
Ни один из пиратов не выплыл, даже те, которые любили хвалиться, что плавают, как рыбы. И то — рыбам ведь не нужен воздух! Подводные течения швыряли тела о камни, засасывали в водовороты, жадными щупальцами тянули ко дну. Морякам с торговца повезло больше: течение подхватило почти разбившийся уже корабль и повлекло прочь от коварного острова, на северо-запад, к Изумрудной гряде. Если не налетит внезапный шквал, выживут.
Сата с дедом оказались на острове одни.
Дед собирал выброшенные волнами обломки, а Сата опустилась на колени на самой кромке прибоя, в белой пене. Спросила:
— Почему ты сказал, что моя свобода глупая и бестолковая?
«Что будешь ты делать со свободой, маленькая? Не свобода тебе нужна, а сильный защитник».
— У меня есть дедушка!
«И что, защитил он тебя от пиратов?»
Сата и сама понимала — вздумай искатели удачи обидеть ее, дед ничего не сумел бы сделать, разве что погибнуть прежде, чем до нее доберутся. Скорей она сама защитила бы и себя, и его! Ну, насколько бы хватило ее сил…
— А что ты предлагаешь? — она ударила кулачком по набежавшей волне. — У пиратов искать защиты?
Волна отхлынула с тихим вздохом.
«Люди забыли, что такое драконья кровь. Помнят о дарах, о том, что драконам не отказывают, но о главном не вспоминают. Пора напомнить».
— О чем?
«О том, что дракон — не только стихия и сила. Мы держим этот мир, нами он прирастает и без нас погибнет. Но не станет драконов, если люди начнут истреблять полукровок. Дитя с нашей кровью — дар миру, а не добыча, товар или оружие. Ты знаешь, маленькая, что когда-нибудь сможешь родить нового дракона?»
— Я?!
Море рассмеялось, вспенив гребни волн и рассыпав их брызгами.
«А кто? Не я же! Дракон не может родиться от дракона».
— Почему? — Сата на самом деле удивилась: как так? От человека рождается человек, от рыбы рыба, и от всякого зверя — такой же зверь, чем же драконы хуже?
«Потому что первые драконы, Великие драконы, родились из света звезд. Потому что малые драконы, воплощения стихий — первые из нас — возникли в тот миг, когда разбился гребень Великого дракона, создав наш мир. И неоткуда больше взяться новым. Только от людей, потому что в людях есть наша частица».
Это было похоже и не похоже на то, что когда-то рассказывал ей, маленькой, дед — о зарождении мира при столкновении Великого дракона и дракона хаоса, о том, что новые драконы, привязанные к миру, стали смертны, зато научились принимать людскую форму, чтобы продлить свой род…
— Разбившись, дракон хаоса рассеялся мельчайшей пылью, и каждая пылинка, упав на Гряду, зажгла жизнь человека, — припомнила Сата. — Поэтому люди связаны как со своей землей, так и с драконами, и лишь от них может продолжаться род драконий. Я думала, это сказка.
И снова рассмеялось море.
«Ни одна сказка не заставит людей безропотно отдавать своих женщин. Что-то вы еще помните, если не разумом, то инстинктом».
За спиной Саты, выше кромки прибоя, затрещал костер. Подошел дед, спросил:
— Хочешь поесть? Море много чего выбросило. Я сварю похлебку.
Пиратам отчего-то и в голову не пришло покормить их, и у Саты от одного слова «похлебка» забурчало в животе.
— Тебе помочь? — спросила она, сглотнув.
— Я сам, — дед погладил ее по слипшимся от морской воды косам. — Просто пришел сказать.
Волна нахлынула на песок, лизнув ноги деда.
— Он с тобой здоровается, — объяснила Сата. — Деда, там мой папа.
Дед сел рядом, обняв ее за плечи.
— Что ж, передай ему мою благодарность за такую славную внучку. И за наше спасение, конечно.
— Он слышит, — теперь Сата смеялась вместе с морем, и это было странно и волшебно, как будто море смеялось в ней, рассыпаясь сотнями звенящих брызг. — Он говорит, что поможет нам. А еще, — она нахмурилась, — он сказал, что найдет для меня достойного защитника.
— Это было бы очень хорошо, — серьезно ответил дед.
***
К ночи разыгрался шторм такой сильный, что дед увел Сату далеко от берега, в лес. Она оглядывалась, уходя, пока не услышала: «Иди, и не выходите к берегу, пока не успокоится море». Гигантские волны ревели, разбиваясь о скалы, в темной воде чудились то край драконьего крыла, то оскаленная пасть, то горящий взгляд. Нет, Сата не боялась, но людям и впрямь нечего было делать рядом с настолько яростной стихией, и она послушалась.
Но рев дракона слышен был и под кедрами, и Сата даже не удивилась, когда содрогнулась земля под ногами: раз, другой, а потом весь остров, словно щепку, подняло штормовой волной — на самый гребень, почти к звездам! И вновь Сате почудилось, что она летит — сидит на траве под кедрами, обнимая деда, и все-таки летит, только лист на ветру теперь не она, а весь этот остров, а они с дедом — крохотные букашки, которых давно сорвало бы ураганным штормовым ветром, если бы не защита деревьев.
Их несло и кружило, ревел ветер, гнулись кедры, соленые брызги окатывали их даже здесь, и всем своим существом, накрепко связанным с морем, Сата чувствовала, что ее отец-дракон несет сейчас остров на самом гребне штормовой волны. Чувствовала, как тяжко ему держать эту махину и плыть, нестись куда-то прочь, далеко. «Зачем?» — прошептала она, но кто бы ей сейчас ответил?
Лишь когда звезды потускнели, смытые заревом рассвета, шторм начал стихать. Медленно и тяжко, уже ничуть не похоже на опавший лист, остров пошел вниз — как будто теперь держать его стало еще труднее, будто дракон, такой могучий, такой яростный, вдруг почти смертельно устал. И тогда впервые за всю эту долгую ночь Сата испугалась по-настоящему. Если бы она могла помочь, поделиться силой!
