– Магда! – голос, окликнувший её, был знакомым. Нехорошо знакомым. Видеть Мартина в этот час она не хотела, и даже не заметила, как пронеслась мимо него. А он окликнул, нагнал.
– Что-то случилось? – она обернулась к нему резко, яростно, готовая в очередной раз чем-нибудь задеть его, высмеять.
– Насколько мне известно, нет, – Мартин был спокоен и этим раздражал ещё больше. Как всегда. – Я пришёл к вам с утра, чтобы дать отчёт, но мне сказали, что вы уже на завтраке. Когда вам угодно передать обо всём произошедшем?
Работа. Он всегда о ней. О чём же ещё? У него ничего, кроме неё и нет! Хотя, как будто у Магды есть!
– Конечно, отчёт! – Магда не могла вывернуть его слова во что-то злобное, но очень хотела. – Куда ж ты без них!
– Это моя обязанность, возложенная на меня ещё прошлым Верховным, мир ему прахом, – спокойно ответил Мартин.
Его спокойствие, очередное, проклятое спокойствие, обезоружило Магду. Она опустила руки и сникла.
– Докладывай, – глухо велела она. В эту минуту, минуту слабости, не иначе, ей хотелось стать как он. Чтобы ничего не задевало, не тревожило! Как-то ему удавалось это, так почему Магда не могла также? Хуже она его? Слабее?
– Вы бледны, – заметил Мартин, – может быть вам пойти в лазарет? Или пригласить к вам целителя?
Магда взглянула на него с усталостью. Конечно, по-хорошему, следует сказать ему, что это не его дело и он сам может сколько угодно ходить в лазарет по любому припадку, но она, Магда – Всадник, и у неё нет на это времени! Вот только говорить этого Магда не стала. Она вдруг почувствовала, что в этой нападке, как и в предыдущих, не будет смысла. Ему её слова ничто не значат.
– Не нужно, – отказалась Магда, не разойдясь в привычные смешки и издевательские замечания. Не хотелось ей сейчас ехидствовать.
Вот это Мартина, кажется, удивило, он даже взглянул на Магду с каким-то подозрением, но ничего не сказал, лишь протянул несколько листов.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, – это всё, что случилось за ночь. Начиная от того, что настоятель Джиованни снова ходил во сне и заканчивая попыткой пройти через врата…
– Через врата? – Магда выдернула листы, зашуршалась в них, ища нужное. Не редкость, конечно, ломятся тут всякие, покоя не знают и приличия тоже. но почему-то любят гости Города Святого Престола заявлять о себе в час, когда врата закрыты и никого уже не принимают.
– Паломник, – объяснил Мартин, – на третьей странице. Рапорт от стражников, подписан их Главой. Паломника проводили в тюрьму. Но на верхнем уровне.
– Само собой! – буркнула Магда, но скорее из привычки, чем из раздражения.
– Простите, но вы уверены, что вам не нужен лекарь? – Мартин не успокаивался, – я понимаю, что раздражаю вас, но сегодня вы…
Он замялся, пытаясь подобрать слово.
– Добрая? – хмыкнула Магда.
– Тихая, – нашёлся он. – Я как-то даже напуган, если позволите.
– Я тоже, – ответила Магда с неожиданным для себя же спокойствием, – просто встала не с той ноги и теперь меня тошнит без тошноты.
Определение показалось ей забавным, и она невольно улыбнулась, ей стало легче. В конец концов, ничего не произошло! Да, Бартоломью куда-то отлучался, но у него могут и должны быть дела. А она с ума сходит! Это недостойно. Это ревность, а она не имеет никакого права его ревновать. Да и узнает он, как отнесётся?
То-то же. Потому надо взять себя в руки.
– Но ты и правда не вызываешь у меня симпатии, – признала Магда, – ты настолько правильный, что это страшно. А самое главное, что твоя правильность, вся эта постность и мрачность не вяжутся с родом твоей деятельности. И чего стоят твои лишения, если ты работаешь, порою, на грехе? Да, ты канцелярская крыса, не более, но разве не вскрываете вы документы, когда это надо нам? Разве не перехватываете письма, когда это вам приказано?
Её голос обретал твёрдость. Уверенность возвращалась к ней.
– Так чего стоит отказ от масла в каше по сравнению с тем, что ты делаешь на самом деле? – спросила Магда, чувствуя себя значительно лучше.
– Всё, что я делаю, не идёт вразрез с моей совестью, – ответил Мартин. Резкие слова Магды его, конечно, не смутили. – Да, ради блага нужно быть иногда не совсем…добродетельным, я вырос из иллюзий и могу это признать. Но держать себя в строгости души и тела, не допускать в разум гнева и не рваться к роскоши и излишку – это поступок того, кто следует за Пресветлым.
– А мне ещё говорили, что я строга к тебе! – рассмеялась Магда. – Да тебя с твоими убеждениями карать нужно как гордеца!
– Я не знаю, кто отстаивал меня, но если вам угодно, я приму наказание, – Мартин не испугался обвинений. Он нёс в своём сердце веру в Пресветлого и, хотя Бартоломью называл его лицемером, правота в отношении Мартина лежала, наверное, в определении Магды на его счёт: «фанатик».
Весёлость Магды померкла. Она прекрасно помнила, кто его пытался отстоять в последний раз. Лотара. Её подруга из Канцелярии, с которой они так нехорошо расстались. Пили ведь вместе, а Магда осталась на своём месте, и…так и не написала Лотаре! Как она? Где сейчас? Переслали ли ей расчёт?
Уже второй раз Магда вспомнила о Лотаре и устыдилась ещё сильнее. Как же это так? Подруга, а она совсем забыла. Исчезла Лота, и что, ей всё равно? Разве же это похоже на Магду?
Магда не простилась с Мартином, заспешила в залу Дознания, кляня себя за эгоистичную забывчивость, за то, что так обращается с подругой, за то, что та, верно, думает, что её все покинули. Нет, нужно написать ей, нужно узнать у Бартоломью куда она поехала, домой ли? Взять адрес и написать! Объяснить, что тут дела кувырком, поэтому Магда и забыла! Но не их дружбу, нет, пусть Лотара так не думает!
Магда вошла в залу Дознания и замерла. Она не ожидала столкнуться с Бартоломью. Он сосредоточенно читал какие-то бумаги, что было нечасто – в основном он сидел у себя с тех пор как стал Всадником, а в общую залу спускался редко.
– Магда, доброе утро, – Бартоломью оторвал голову от бумаг и улыбнулся ей. Магда заметила, что у него под глазами лежат тени. Не спал он, не спал. Не редкость для дознавателя, тем более, для Верховного!
– Доброе утро, – жалость к его усталости оттеснила все тревоги и усовестила её снова. – Верховный, вы хоть завтракали?
– Да, с Володыкой, – Бартоломью как-то странно усмехнулся, упомнив Володыку, но Магда не решилась расспрашивать, она так и стояла, не зная, куда деть руки и самой деться. – Садись, Магда, я не кусаюсь.
Магда покорно села за стол. Неловко покосилась на бумаги, пытаясь понять, можно ли его отвлечь или он очень занят? Бартоломью, конечно, уловил её интерес и отложил листы в сторону:
– Ну? Что у тебя? Отчёт от Мартина?
– А? Да, – спохватилась Магда и передала ему листы. По-хорошему, надо было бы их прочесть самой, но как-то она сглупила. В очередной раз и признала это про себя.
– Я думал что будет хуже, – признал Бартоломью, пролистав отчёт, – хотя новый случай воровства меня совсем не радует. Вот никогда не понимал, как можно воровать в Городе Святого Престола?
Бартоломью даже откинул в сторону лист, в его движении легко проследилась брезгливость. Кого-кого, а воров Бартоломью не жаловал от слова совсем. Он не так презирал убийц или бунтовщиков, как воров. В его представлении были только насильники.
«Ну Мартин, удружил! Про ночные бдения настоятеля Джиованни сказал, а про воровство нет?!» – с тихой злостью подумалось Магде. Ей хотелось поддержать разговор, да и того требовали правила приличия, но она, не прочитав отчёта сама, в упор не представляла кто и у кого что украл. Потому вспомнила нейтральное:
– Один из первых учеников Пресветлого…
– Был вором, – Бартоломью ожидал её ответа, – да, поверь мне на слово, я знаю. Хочешь расскажу чем он прославился? Или подскажу когда и где родился?
Магда невольно засмеялась. В самом деле, нашла кого учить и кому указывать!
– Простите, – искренне сказала она, надеясь, что Бартоломью не станет больше говорить о воровстве, про которое она и не знала.
–Нужно бы…найти человека, на которого он указывает, – Бартоломью, однако, не оставил своих мыслей. – Как считаешь?
Магда не знала, как она считает, и масштаб воровства тоже не постигала. Даже примерно. И кто на кого указывает, тоже не представляла.
– Ну… доказать воровство трудно, – и она снова попыталась ответить нейтрально, – я к тому, что стоит ли оно того?
– Тоже верно, – вздохнул Бартоломью, – это не убийство и не выкрики. Не ложь против Города Святого Престола. Самая подлая вещь, пожалуй! Именно своей недоказуемостью подлая. Но ты пригляди за этим человеком, если ещё где всплывёт, или ещё кто на него как на вора покажет, то тут уже примем меры.
Магда нахмурилась. Бартоломью явно намеревался убрать листы в стол и там они пропадут. А Магде нужно ещё какие-то меры принять! И она решилась на хитрость:
– А могу я сделать копию? Если понадобится с ним разговаривать, то я ему и это обвинение припомню, можно?
Рука Бартоломью замерла с листами, он, кажется, даже удивился инициативе Магды, и на миг у неё мелькнула мысль, что он всё понял, но спасение пришло от дверей в лице Филиппо, возникшего на пороге.
– Верховный…– Филиппо дышал тяжело, явно торопился. – Верховный, у нас беда.
– Что опять? – спросил Бартоломью с мрачным весельем. Он не мог вспомнить дня, когда к нему приходили с хорошими новостями, а не с плохими.
Филиппо заметил Магду, коротко кивнул ей – а что ту скажешь? Разговор явно прерван, да и новость нельзя задерживать, пока слухи не поползли.
– Сибиллу де Суагрэ задушили, – рубанул Филиппо. – Прямо в лазарете.
Снова тело, мёртвое тело. Магда не помнила, чтобы в прошлом году или в позапрошлом, или когда-нибудь прежде столько трупов сходилось в одной точке. А сейчас? сейчас перед нею лежит Сибилла де Суагрэ – окоченевшая, совершенно утратившая всякую очаровательность, с глупо распахнутыми глазами, с ужасно искажённым лицом и ядовитой чернотой на шее. Проволока или что-то такое…
– Стража стоит только на входе, – объяснял Филиппо, – проверяет, чтобы не беспокоили больных. Стражник клянётся, что никого не видел.
– Арестовать, – равнодушно отозвался Бартоломью. – Или лжёт, или плохо смотрит.
– Понял, – Филиппо не удивился и вышел, чтобы решительно и без промедлений распорядиться об аресте стражника, поставленного на эту смену – с прошлого вечера.
– Это не вовремя, – с усилием признал Бартоломью, глядя на Сибиллу, – всё-таки, она была глупа, и натворила тут многого, притащила с собою культистов, что подохли на наших улицах, и всё же – это не вовремя.
Магда стояла молча, не зная что сказать. Сибилла вызывала у неё странное чувство жалости, смешанной с отвращением. До того эта знатная женщина, решившая играть в просвящённость магии и ритуалов, вызывала у неё смех и раздражение, и тоску, что теперь трудно было Магде истолковать её смерть как-то однозначно.
– А что с целителем? И с прислужницами? – спросил Филиппо. Он неслышно вернулся к ним.
– Допросить, – ответил Бартоломью, – всех, кто дежурил, арестовать до выяснения обстоятельств.
– Одна прислужница, она тут на ночь остаётся, убирает, если что и бежит за целителем, – Филиппо уже выяснил и докладывал неспешно, размеренно, – женщина напугана.
– Её испуг ничто по сравнению с трупом Суагрэ, – не согласился Бартоломью. – Извиняться за меры будем потом.
Суагрэ! Её имущество, её наследство… её родственники, которые всё равно найдутся и пожелают узнать как погибла их Сибилла. Чудаковатая Сибилла!
– Я обговорю все детали с Володыкой, – Бартоломью помолчал ещё немного, складывая в голове все недостающие картинки. План пока не выходил гладким, как это положено, но это были хоть какие-то наброски, которые можно было отшлифовать в процессе, а значит – уже не пустота. – Официальная причина смерти – сердце. Ей стало плохо ещё на празднике. Нет, до праздника. Суета, толпа, всё это сказалось на её здоровье.
– Ага, сердце! – нервно хихикнула Магда, – а полоса?..
– Уберём? – Бартоломью усомнился лишь на мгновение, и вопрос обратил к Филиппо, – слух про убийство будет и в случае рассказа про болезнь, но это будет хотя бы не повально. Умерла и всё. с людьми такое бывает.
– Как-то часто, – заметил Филиппо, но спорить не стал, – целители всё подтвердят, напишут бумаги, если нужно, дадим копию родственникам. Ну или тем, кто объявится. С этим разберёмся. Полоса…
Он задумался.
– Ну может быть, тут надо у целителей спросить, – признался Филиппо, – как замаскировать.
– Может переоденем? – шёпотом спросила Магда.
– А если её снова захотят переодеть? – спросил Филиппо, – нет. Надо скрыть. Замазать, запудрить. Не знаю!
– Когда запудрят, дадим весть родственникам, попросим забрать тело, пообещаем мессу, – продолжил Бартоломью. – Никому ни слова!
– А стражник арестован просто по прогнозу погоды? – спросила Магда, её начинало беспокоить новое чувство. Ужас. Вернее, тот ужас, который был вызван отсутствием ужаса. Она не боялась стоять подле Сибиллы и беседовать о том, как скрыть её гибель от рук убийцы. И в этом было что-то неладное, тревожное.
– Никто никого не арестовывал, пришлём нового, – решил Бартоломью, – кто там отслеживает дежурства? Стражу предупредим. Целителей тоже. Тот, кто проболтается, будет считаться таким же врагом Святого Города, как и убийца, который и сотворил…провокацию.
Провокацию! Это очень удобное слово, в котором можно скрыть следы почти любого преступления. Потому что все преступления против Святого Города – это провокация его врагов, и нельзя выдавать врагам наших проблем. Город должен быть чистым, преданным Пресветлому и не более.
– Магда займись этим, – продолжил Бартоломью, – только тихо, три раза прошу. Филиппо, я надеюсь, что ты понял меня?
– Займусь, – кивнул Филиппо, – значит, сердце? Не выдержало поездки и духоты?
– Слабовато, – признал Бартоломью.
– Но реально, – возразил Филиппо, – она много пила, и тут уже оказалась в бессознательном состоянии.
Он не стал уточнять, что в таком состоянии Сибилла оказалась именно из-за того, что вообще приехала в Город Святого Престола и решила там показать своё могущество, которого у неё не было ни капли. Слепая потеря осталась на месте того придуманного портрета Сибиллы де Суагрэ, так удачно родившегося в её голове. Не стала она ни образцовой хозяйкой, ни таинственной ведающей, постигшей тайны зелий и карт, ни роковой красавицей… потешница, глупая и нелепая, даже в смерти своей нелепая.
– Я пойду к Володыке, – Бартоломью всё лучше прорисовывал в своей голове всё происходящее. Первое дело, как это ни смешно, это не найти убийцу по горячим следам. Это скрыть само преступление. Когда-то Бартоломью удивился бы этому, а сейчас ничего его не удивляло. Он и сам научился мыслить так, чтобы все его действия прежде всего подстраивались под интересы Города, а не под интересы какой-то конкретной жизни. – Очень жаль, что приходится его печалить такими новостями.
Филиппо поймал взгляд Бартоломью. Он надеялся прочесть в нём издёвку или скрытую насмешку, может быть злорадство, но нет – ничего – усталая грусть. И Филиппо впервые с их последнего откровенного разговора подумал о том, что Бартоломью, возможно, и правда не самый плохой вариант для Города?..
– Что-то случилось? – она обернулась к нему резко, яростно, готовая в очередной раз чем-нибудь задеть его, высмеять.
– Насколько мне известно, нет, – Мартин был спокоен и этим раздражал ещё больше. Как всегда. – Я пришёл к вам с утра, чтобы дать отчёт, но мне сказали, что вы уже на завтраке. Когда вам угодно передать обо всём произошедшем?
Работа. Он всегда о ней. О чём же ещё? У него ничего, кроме неё и нет! Хотя, как будто у Магды есть!
– Конечно, отчёт! – Магда не могла вывернуть его слова во что-то злобное, но очень хотела. – Куда ж ты без них!
– Это моя обязанность, возложенная на меня ещё прошлым Верховным, мир ему прахом, – спокойно ответил Мартин.
Его спокойствие, очередное, проклятое спокойствие, обезоружило Магду. Она опустила руки и сникла.
– Докладывай, – глухо велела она. В эту минуту, минуту слабости, не иначе, ей хотелось стать как он. Чтобы ничего не задевало, не тревожило! Как-то ему удавалось это, так почему Магда не могла также? Хуже она его? Слабее?
– Вы бледны, – заметил Мартин, – может быть вам пойти в лазарет? Или пригласить к вам целителя?
Магда взглянула на него с усталостью. Конечно, по-хорошему, следует сказать ему, что это не его дело и он сам может сколько угодно ходить в лазарет по любому припадку, но она, Магда – Всадник, и у неё нет на это времени! Вот только говорить этого Магда не стала. Она вдруг почувствовала, что в этой нападке, как и в предыдущих, не будет смысла. Ему её слова ничто не значат.
– Не нужно, – отказалась Магда, не разойдясь в привычные смешки и издевательские замечания. Не хотелось ей сейчас ехидствовать.
Вот это Мартина, кажется, удивило, он даже взглянул на Магду с каким-то подозрением, но ничего не сказал, лишь протянул несколько листов.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, – это всё, что случилось за ночь. Начиная от того, что настоятель Джиованни снова ходил во сне и заканчивая попыткой пройти через врата…
– Через врата? – Магда выдернула листы, зашуршалась в них, ища нужное. Не редкость, конечно, ломятся тут всякие, покоя не знают и приличия тоже. но почему-то любят гости Города Святого Престола заявлять о себе в час, когда врата закрыты и никого уже не принимают.
– Паломник, – объяснил Мартин, – на третьей странице. Рапорт от стражников, подписан их Главой. Паломника проводили в тюрьму. Но на верхнем уровне.
– Само собой! – буркнула Магда, но скорее из привычки, чем из раздражения.
– Простите, но вы уверены, что вам не нужен лекарь? – Мартин не успокаивался, – я понимаю, что раздражаю вас, но сегодня вы…
Он замялся, пытаясь подобрать слово.
– Добрая? – хмыкнула Магда.
– Тихая, – нашёлся он. – Я как-то даже напуган, если позволите.
– Я тоже, – ответила Магда с неожиданным для себя же спокойствием, – просто встала не с той ноги и теперь меня тошнит без тошноты.
Определение показалось ей забавным, и она невольно улыбнулась, ей стало легче. В конец концов, ничего не произошло! Да, Бартоломью куда-то отлучался, но у него могут и должны быть дела. А она с ума сходит! Это недостойно. Это ревность, а она не имеет никакого права его ревновать. Да и узнает он, как отнесётся?
То-то же. Потому надо взять себя в руки.
– Но ты и правда не вызываешь у меня симпатии, – признала Магда, – ты настолько правильный, что это страшно. А самое главное, что твоя правильность, вся эта постность и мрачность не вяжутся с родом твоей деятельности. И чего стоят твои лишения, если ты работаешь, порою, на грехе? Да, ты канцелярская крыса, не более, но разве не вскрываете вы документы, когда это надо нам? Разве не перехватываете письма, когда это вам приказано?
Её голос обретал твёрдость. Уверенность возвращалась к ней.
– Так чего стоит отказ от масла в каше по сравнению с тем, что ты делаешь на самом деле? – спросила Магда, чувствуя себя значительно лучше.
– Всё, что я делаю, не идёт вразрез с моей совестью, – ответил Мартин. Резкие слова Магды его, конечно, не смутили. – Да, ради блага нужно быть иногда не совсем…добродетельным, я вырос из иллюзий и могу это признать. Но держать себя в строгости души и тела, не допускать в разум гнева и не рваться к роскоши и излишку – это поступок того, кто следует за Пресветлым.
– А мне ещё говорили, что я строга к тебе! – рассмеялась Магда. – Да тебя с твоими убеждениями карать нужно как гордеца!
– Я не знаю, кто отстаивал меня, но если вам угодно, я приму наказание, – Мартин не испугался обвинений. Он нёс в своём сердце веру в Пресветлого и, хотя Бартоломью называл его лицемером, правота в отношении Мартина лежала, наверное, в определении Магды на его счёт: «фанатик».
Весёлость Магды померкла. Она прекрасно помнила, кто его пытался отстоять в последний раз. Лотара. Её подруга из Канцелярии, с которой они так нехорошо расстались. Пили ведь вместе, а Магда осталась на своём месте, и…так и не написала Лотаре! Как она? Где сейчас? Переслали ли ей расчёт?
Уже второй раз Магда вспомнила о Лотаре и устыдилась ещё сильнее. Как же это так? Подруга, а она совсем забыла. Исчезла Лота, и что, ей всё равно? Разве же это похоже на Магду?
Магда не простилась с Мартином, заспешила в залу Дознания, кляня себя за эгоистичную забывчивость, за то, что так обращается с подругой, за то, что та, верно, думает, что её все покинули. Нет, нужно написать ей, нужно узнать у Бартоломью куда она поехала, домой ли? Взять адрес и написать! Объяснить, что тут дела кувырком, поэтому Магда и забыла! Но не их дружбу, нет, пусть Лотара так не думает!
Магда вошла в залу Дознания и замерла. Она не ожидала столкнуться с Бартоломью. Он сосредоточенно читал какие-то бумаги, что было нечасто – в основном он сидел у себя с тех пор как стал Всадником, а в общую залу спускался редко.
– Магда, доброе утро, – Бартоломью оторвал голову от бумаг и улыбнулся ей. Магда заметила, что у него под глазами лежат тени. Не спал он, не спал. Не редкость для дознавателя, тем более, для Верховного!
– Доброе утро, – жалость к его усталости оттеснила все тревоги и усовестила её снова. – Верховный, вы хоть завтракали?
– Да, с Володыкой, – Бартоломью как-то странно усмехнулся, упомнив Володыку, но Магда не решилась расспрашивать, она так и стояла, не зная, куда деть руки и самой деться. – Садись, Магда, я не кусаюсь.
Магда покорно села за стол. Неловко покосилась на бумаги, пытаясь понять, можно ли его отвлечь или он очень занят? Бартоломью, конечно, уловил её интерес и отложил листы в сторону:
– Ну? Что у тебя? Отчёт от Мартина?
– А? Да, – спохватилась Магда и передала ему листы. По-хорошему, надо было бы их прочесть самой, но как-то она сглупила. В очередной раз и признала это про себя.
– Я думал что будет хуже, – признал Бартоломью, пролистав отчёт, – хотя новый случай воровства меня совсем не радует. Вот никогда не понимал, как можно воровать в Городе Святого Престола?
Бартоломью даже откинул в сторону лист, в его движении легко проследилась брезгливость. Кого-кого, а воров Бартоломью не жаловал от слова совсем. Он не так презирал убийц или бунтовщиков, как воров. В его представлении были только насильники.
«Ну Мартин, удружил! Про ночные бдения настоятеля Джиованни сказал, а про воровство нет?!» – с тихой злостью подумалось Магде. Ей хотелось поддержать разговор, да и того требовали правила приличия, но она, не прочитав отчёта сама, в упор не представляла кто и у кого что украл. Потому вспомнила нейтральное:
– Один из первых учеников Пресветлого…
– Был вором, – Бартоломью ожидал её ответа, – да, поверь мне на слово, я знаю. Хочешь расскажу чем он прославился? Или подскажу когда и где родился?
Магда невольно засмеялась. В самом деле, нашла кого учить и кому указывать!
– Простите, – искренне сказала она, надеясь, что Бартоломью не станет больше говорить о воровстве, про которое она и не знала.
–Нужно бы…найти человека, на которого он указывает, – Бартоломью, однако, не оставил своих мыслей. – Как считаешь?
Магда не знала, как она считает, и масштаб воровства тоже не постигала. Даже примерно. И кто на кого указывает, тоже не представляла.
– Ну… доказать воровство трудно, – и она снова попыталась ответить нейтрально, – я к тому, что стоит ли оно того?
– Тоже верно, – вздохнул Бартоломью, – это не убийство и не выкрики. Не ложь против Города Святого Престола. Самая подлая вещь, пожалуй! Именно своей недоказуемостью подлая. Но ты пригляди за этим человеком, если ещё где всплывёт, или ещё кто на него как на вора покажет, то тут уже примем меры.
Магда нахмурилась. Бартоломью явно намеревался убрать листы в стол и там они пропадут. А Магде нужно ещё какие-то меры принять! И она решилась на хитрость:
– А могу я сделать копию? Если понадобится с ним разговаривать, то я ему и это обвинение припомню, можно?
Рука Бартоломью замерла с листами, он, кажется, даже удивился инициативе Магды, и на миг у неё мелькнула мысль, что он всё понял, но спасение пришло от дверей в лице Филиппо, возникшего на пороге.
– Верховный…– Филиппо дышал тяжело, явно торопился. – Верховный, у нас беда.
– Что опять? – спросил Бартоломью с мрачным весельем. Он не мог вспомнить дня, когда к нему приходили с хорошими новостями, а не с плохими.
Филиппо заметил Магду, коротко кивнул ей – а что ту скажешь? Разговор явно прерван, да и новость нельзя задерживать, пока слухи не поползли.
– Сибиллу де Суагрэ задушили, – рубанул Филиппо. – Прямо в лазарете.
***
Снова тело, мёртвое тело. Магда не помнила, чтобы в прошлом году или в позапрошлом, или когда-нибудь прежде столько трупов сходилось в одной точке. А сейчас? сейчас перед нею лежит Сибилла де Суагрэ – окоченевшая, совершенно утратившая всякую очаровательность, с глупо распахнутыми глазами, с ужасно искажённым лицом и ядовитой чернотой на шее. Проволока или что-то такое…
– Стража стоит только на входе, – объяснял Филиппо, – проверяет, чтобы не беспокоили больных. Стражник клянётся, что никого не видел.
– Арестовать, – равнодушно отозвался Бартоломью. – Или лжёт, или плохо смотрит.
– Понял, – Филиппо не удивился и вышел, чтобы решительно и без промедлений распорядиться об аресте стражника, поставленного на эту смену – с прошлого вечера.
– Это не вовремя, – с усилием признал Бартоломью, глядя на Сибиллу, – всё-таки, она была глупа, и натворила тут многого, притащила с собою культистов, что подохли на наших улицах, и всё же – это не вовремя.
Магда стояла молча, не зная что сказать. Сибилла вызывала у неё странное чувство жалости, смешанной с отвращением. До того эта знатная женщина, решившая играть в просвящённость магии и ритуалов, вызывала у неё смех и раздражение, и тоску, что теперь трудно было Магде истолковать её смерть как-то однозначно.
– А что с целителем? И с прислужницами? – спросил Филиппо. Он неслышно вернулся к ним.
– Допросить, – ответил Бартоломью, – всех, кто дежурил, арестовать до выяснения обстоятельств.
– Одна прислужница, она тут на ночь остаётся, убирает, если что и бежит за целителем, – Филиппо уже выяснил и докладывал неспешно, размеренно, – женщина напугана.
– Её испуг ничто по сравнению с трупом Суагрэ, – не согласился Бартоломью. – Извиняться за меры будем потом.
Суагрэ! Её имущество, её наследство… её родственники, которые всё равно найдутся и пожелают узнать как погибла их Сибилла. Чудаковатая Сибилла!
– Я обговорю все детали с Володыкой, – Бартоломью помолчал ещё немного, складывая в голове все недостающие картинки. План пока не выходил гладким, как это положено, но это были хоть какие-то наброски, которые можно было отшлифовать в процессе, а значит – уже не пустота. – Официальная причина смерти – сердце. Ей стало плохо ещё на празднике. Нет, до праздника. Суета, толпа, всё это сказалось на её здоровье.
– Ага, сердце! – нервно хихикнула Магда, – а полоса?..
– Уберём? – Бартоломью усомнился лишь на мгновение, и вопрос обратил к Филиппо, – слух про убийство будет и в случае рассказа про болезнь, но это будет хотя бы не повально. Умерла и всё. с людьми такое бывает.
– Как-то часто, – заметил Филиппо, но спорить не стал, – целители всё подтвердят, напишут бумаги, если нужно, дадим копию родственникам. Ну или тем, кто объявится. С этим разберёмся. Полоса…
Он задумался.
– Ну может быть, тут надо у целителей спросить, – признался Филиппо, – как замаскировать.
– Может переоденем? – шёпотом спросила Магда.
– А если её снова захотят переодеть? – спросил Филиппо, – нет. Надо скрыть. Замазать, запудрить. Не знаю!
– Когда запудрят, дадим весть родственникам, попросим забрать тело, пообещаем мессу, – продолжил Бартоломью. – Никому ни слова!
– А стражник арестован просто по прогнозу погоды? – спросила Магда, её начинало беспокоить новое чувство. Ужас. Вернее, тот ужас, который был вызван отсутствием ужаса. Она не боялась стоять подле Сибиллы и беседовать о том, как скрыть её гибель от рук убийцы. И в этом было что-то неладное, тревожное.
– Никто никого не арестовывал, пришлём нового, – решил Бартоломью, – кто там отслеживает дежурства? Стражу предупредим. Целителей тоже. Тот, кто проболтается, будет считаться таким же врагом Святого Города, как и убийца, который и сотворил…провокацию.
Провокацию! Это очень удобное слово, в котором можно скрыть следы почти любого преступления. Потому что все преступления против Святого Города – это провокация его врагов, и нельзя выдавать врагам наших проблем. Город должен быть чистым, преданным Пресветлому и не более.
– Магда займись этим, – продолжил Бартоломью, – только тихо, три раза прошу. Филиппо, я надеюсь, что ты понял меня?
– Займусь, – кивнул Филиппо, – значит, сердце? Не выдержало поездки и духоты?
– Слабовато, – признал Бартоломью.
– Но реально, – возразил Филиппо, – она много пила, и тут уже оказалась в бессознательном состоянии.
Он не стал уточнять, что в таком состоянии Сибилла оказалась именно из-за того, что вообще приехала в Город Святого Престола и решила там показать своё могущество, которого у неё не было ни капли. Слепая потеря осталась на месте того придуманного портрета Сибиллы де Суагрэ, так удачно родившегося в её голове. Не стала она ни образцовой хозяйкой, ни таинственной ведающей, постигшей тайны зелий и карт, ни роковой красавицей… потешница, глупая и нелепая, даже в смерти своей нелепая.
– Я пойду к Володыке, – Бартоломью всё лучше прорисовывал в своей голове всё происходящее. Первое дело, как это ни смешно, это не найти убийцу по горячим следам. Это скрыть само преступление. Когда-то Бартоломью удивился бы этому, а сейчас ничего его не удивляло. Он и сам научился мыслить так, чтобы все его действия прежде всего подстраивались под интересы Города, а не под интересы какой-то конкретной жизни. – Очень жаль, что приходится его печалить такими новостями.
Филиппо поймал взгляд Бартоломью. Он надеялся прочесть в нём издёвку или скрытую насмешку, может быть злорадство, но нет – ничего – усталая грусть. И Филиппо впервые с их последнего откровенного разговора подумал о том, что Бартоломью, возможно, и правда не самый плохой вариант для Города?..
