ГЕНЕТИЧЕСКИЙ МУСОР
рассказ
Ушан сожрал идентификатор. Ничего удивительного в этом не было, он жрал все – от синтетических сбалансированных брикетов до пластиковых цветов на подоконнике.
– Почему именно сегодня?
Я вытащила из пасти остатки зеленого браслета. По исследованиям ученых третьей башни этот цвет должен поднимать настроение и повышать работоспособность.
Чипа на нем не было. Настроение стремительно падало. Я с надеждой заглянула в широкую пасть. Все вроде в норме, в меру розово и слюняво. Ушан с энтузиазмом помахал колечком белоснежного хвоста, с его настроением все было в порядке. Возможно, исследователи были правы, только забыли упомянуть, что цвет надо принимать внутрь, а не любоваться снаружи.
Заменить идентификатор несложно. Надо всего лишь подать заявку, выслушать лекцию о труде изгоев, заплатить штраф и через сутки готов новый чип на новом цветастом браслете, который наверняка то же что-нибудь повышает, например, уровень желудочного сока.
Я подошла к окну, в котором частично виднелась скрытая туманом четвертая башня Академ Сити. Когда ветер разгонял липнувший к стеклам жирный смог, за ней появлялась и третья. А пять лет назад видели очертания второй, даже календарь в честь этого события выпустили, вон он на стене, тасует электронные изображения, как карты и периодически зависает. По правде говоря, признать в серых разводах одну из башен мог бы разве Олег из нашего лабораторного блока. Мужчина весом в центнер и с настройками линз под максимум, да и те, похоже, уже не помогали.
Про первую башню говорили исключительно благоговейным шепотом и с уважением. Живущих там академусов, давно никто не видел. Но нам обитателям пятой башни этих разговоров хватало за глаза, чтобы верить в светлое будущее.
А вот о шестой не принято упоминать вовсе. Там живут изгои, люди неспособные к мыслительному процессу, отрабатывающие свое существование примитивным физическим трудом.
Я поежилась. Ушан лизнул прохладным шершавым языком голую ногу. Экологически чистые тапки из нейтрального пластика были предусмотрительно убраны в ящик, потому что плевать он хотел на их нейтральность и отсутствие вкуса, он сжевал бы их просто так, из любви к искусству.
Зверь плюхнулся на упитанную задницу, хвост продолжал выписывать кренделя прямо на полу. Оттопыренные треугольные уши, которым он был обязан именем, встали торчком. Ушан был щенком, которого я подобрала у сто сорокового блока утилизации отходов. Полностью белый с красными, как у хорька глазами щенок – альбинос был глух, словно доисторическая противопожарная система, та тоже игнорировала голосовые команды, окликаясь лишь на нажатие клавиш. Я могла звать его хоть Сигизмунд Эммануилович, хоть «отто-моно-пептит сорок два» – раствор, изолирующий стены башен, за изобретение которого молодой ученый удостоился чести быть переселенным в первую. Зверю все едино, но треугольные уши, словно в насмешку большие и подвижные сделали свое дело. Как и весь генетический мусор башен, зверь подлежал стерилизации.
– Рухнувшие этажи, – выругалась я, стукнув кулаком по пластику подоконника.
Будь идентификатор на запястье, он бы посоветовал сделать дыхательные упражнения или принять стандартную пилюлю, маркированную красной полосой.
Вместо этого, раздался писк коммуникатора. Звук похожий на тот, с каким автопогрузчики сдают задним ходом, шел от зверя. Ушан икнул. Я покосилась на круглое пузико, подошла к стенной панели и перевела вызов туда.
– Елена Тихоновна, вы где? Испытания через полчаса, – голос был полон трагичных нот, предвещающих вселенскую катастрофу. Варька говорила слишком быстро, иногда проглатывая гласные. Всю последнюю неделю она была «не в себе», и чем ближе подходил день «икс» тем сильнее это выражалось, обычно в слезах и пророчествах, что у нас ничего не получится.
Я наклонилась, подняла щенка и сунула спец контейнер.
– Елена Тихоновна…
– Скоро буду, – я застегнула на ухе клипсу коммуникатора.
Каким-то чудом идентификатор работал. Где-то в глубине собачьего пищевода, магнитные цепи продолжали срабатывать, а значит, существовал гипотетический шанс выкрутиться. Сама я связаться ни с кем не могу, но отвечать на вызовы – вполне.
– Передай Анатолию, чтобы встретил меня в коридоре В3.
– Передам. Ему что-нибудь захватить, бета-тестер или счетчик изото…
– Да, – перебила я, – Пусть захватит клизму из второй биологической, – отключила вызов и нажала на контейнере кнопку «старт».
Вспыхнул желтый свет. Сквозь стеклянное окно я видела, как глаза Ушана стали круглыми и очень задумчивыми. Биологи, как-то объясняли подобную реакцию, но я всегда видела в глазах щенка вселенскую мудрость, которую он вдруг постиг в этот миг. Наверное, я неправильный ученый.
Хотя, «ученый» – это громко сказано. Всего лишь лаборант второго порядка. Старшая лабораторно – аналитического блока (ЛАБ) номер тридцать два пятой башни Академ Сити по эту сторону Ямы Мира. И я не представляла, какими механизмами напичкано устройство, заставляющее животных ходить в туалет, не когда приспичит в углу комнаты, а в этом ящике по касанию сенсорной кнопки. Ходят слухи, что в шестой башне у изгоев все туалеты для людей устроены по тому же принципу.
Огонек на панели стал зеленым, глаза Ушана перестали напоминать сигнальные лампы, дверца разблокировалась.
«Процедура завершена» – гласила надпись, – «Животное готово к прогулке».
На всякий случай я нажала кнопку поиска. Идентификатор послушно откликнулся вибрацией где-то внутри зверя. Ушан нетерпеливо завозился, требуя вытащить его из ящика. Что ж, этого стоило ожидать, он проглотил устройство десять минут назад, еще рано ожидать его появления на этот свет. Как и на тот.
Прозрачный лифт ухнул вниз, в животе образовалась пустота. Ушан без интереса обнюхал панель управления и стал вертеться у меня в руках, желая показать, что способен передвигаться на кривых лапках самостоятельно. Со стороны это выглядело так, словно больная ревматизмом черепаха встала на цыпочки и решила пробежаться.
Я опустила зверя на пол и посмотрела сквозь стеклянные стены. Вся башня была у нас под ногами, целое море огней. Лаборатории и исследовательские мощности располагались в ее основании и даже под землей, а жилые модули наверху. В одной из башен Крокуса Экспо, что стоит на другой стороне Мировой Ямы, внутреннее устройство было обратным, лаборатории – наверху, жилые модули под землей. Но после того как она рухнула, все испытательные платформы, все результаты исследований были утрачены.
За нашей пятой башней числилось около пятисот лабораторно – аналитических блоков, кратко ЛАБов, но полноценно действовали чуть больше двухсот. На остальных ни мощностей, ни специалистов, а то и дела не находилось. Никто не разрешит заниматься наукой ради науки, это дело башковитых парней из первой и второй башен. Наши задачи скромнее. Допилить, доклеить, застегнуть и отполировать. Мы доработчики. Не будет же академус думать, в каких местах расположить крепежные лямки внутри скафандра, или в каком направлении нарезать анти скользящие ребра на подошву ботинка. Этим занимаемся мы.
Сегодня на два часа запланированы испытания экранирующего шлема, которые прекрасно прошли бы и без моего идентификатора. Провести-то мы их проведем, да только не зафиксируем. Без визы старшего по блоку, нам их попросту не засчитают.
«На нет и суда нет», – разведет руками Дарья Альбертовна и подожмет и без того узкие губы.
Никто не примет у нас результаты испытаний, какими бы успешными те ни были. Я могу ламбаду станцевать, а половина башни подпоет и удостоверит мою личность. Электронный регистратор не любил людей, предпочитая иметь дело только с идентификаторами.
Ну, а дальше… Одно влечет за собой другое, как один упавший камень провоцирует обвал. Без зачтенных испытаний нам не подтвердят отработанные часы, как следствие, не начислят единицы. Но все это полбеды. Программа учета результативности может вывести нас на первые строчки в списках на увольнение старшему башни… И тогда никакие испытания не помогут. Прощай пятая башня, привет шестая. Если у Женьки и Анатолия есть шанс перейти в другой блок, то Олег, Варька и я, точно окажемся в теплой компании изгоев. Впрочем, может все еще обойдется. Наверняка все уволенные работники закрытых лабораторий думали так же. Мир провалился в яму, а мы все еще надеялись на чудо.
Я взъерошила короткие черные волосы и покосилась на шумно возящегося у ног Ушана. Разве можно предъявить тем, кто работает под моим началом, этот «генетический мусор» в качестве оправдания?
Двери лифта бесшумно разошлись в стороны. Анатолий стоял в коридоре и держал руки за спиной. На одухотворенном лице маета, волосы плотно облепили вытянутую, как яйцо, голову.
– Зря вы так про клизму, Елена Тихоновна, – попенял заместитель, Ушан засопел и обнюхал ногу в ботинке. Черный цвет не вызвал у него аппетита, во всяком случае пока, – Олег перенервничал. Он больной человек, а над больными издеваются только изгои.
– Анатолий, – перебила я, подхватывая щенка и сворачивая в коридор – Четырнадцатая биологическая открыта?
– Вы не шутили? Нет ну… это... зачем так сразу? Олег сказал, что все исправит, возместит.
– Опять он что-то сломал? – обреченно спросила я.
– Опять, – парень приноровился к моему шагу, – Знаете, он снова превысил лимит по продуктам. Если испытания шлема провалятся, он не покроет перерасход, даже если мы отдадим ему свои сверхнормы. Вот он и дергается, – мужчина покачал головой, подходя к знакомым вот уже на протяжении пяти лет дверям ЛАБ – 32, – Он просил вас заскочить на пятый склад и подтвердить визу на новое… хм, оборудование.
Мы с Ушаном вздохнули. Олег, светлая голова, лучший из аналитиков, с которыми мне доводилось работать. И такой же невероятный обжора, неспособный отказать себе ни в одном лишнем брикете с сахарозой. Олегу за сорок, вес давно перевалил за сотню, бонусом к этому идет зрение, которое садится не по дням, а по часам.
В обычные дни он достаточно проворен для толстяка, но когда нервы сдают, становится не просто неуклюжим, а совершенно неповоротливым, как автопогрузчик, у которого замкнуло реле управления. Колбы, пробирки, термометры, экраны и даже Варька – все сшибается на пол, и летит в яму мира. У нас самая отвратная статистика по расходным материалам. Что он сломал на этот раз, и какое отношение к этому имеет клизма, я решила не уточнять. Не до этого.
– Я ничего не могу подтвердить, мелкий сожрал идентификатор, – сквозь зубы процедила я.
– Вы ведь шутите, – Толик побледнел, его и без того лошадиное лицо вытянулось еще больше.
– Нет, – я подхватила Ушана, за миг до того, как зубы сомкнулись на мужском ботинке. Даже черный цвет и воняющая резиной подошва оказались бессильны против аппетита щенка.
Помощник поднял свой браслет, двери тридцать второго блока гостеприимно раскрылись. Варя в ослепительно белом комбинезоне водила электронным полировщиком по зеркально-чистому полу. Как бы кто не навернулся. В дальнем углу возился с похожим на растрепанный веник пучком проводов инженер Евгений. Наш специалист по железу, молчаливый, расторопный, а главное, абсолютно равнодушный к происходящему вокруг хаосу мужчина. Из-за этой черты характера его участие в программе размножения все еще рассматривалось специальной комиссией. Женька деликатно не вмешивался в ее работу и размножаться не торопился.
Посреди блока на едва ли не вылизанном столе лежала красная бархатная подушка. Наверняка эту красоту Варька притащила, больше некому. На подушку, как на постамент торжественно водрузили шлем из мутного стекла с магнитной полосой посередине. На мой взгляд, образцу не хватало парочки рогов на манер тех, что хранились в башенном музее. По словам историков, до провала мира в яму люди надевали такие шлемы на охоту, разбегались и втыкали острые рога в тела крупных животных. Случалось, животные отвечали тем же. Естественный отбор в действии, у кого рога больше тот и прав, и никаких комиссий по размножению.
На интерактивную доску уже вывели основные данные, в светящихся пазах панели интерфейса торчали три зеленых браслета с идентификаторами: Варин, Анатолия, Евгения. Не хватало моего и Олега.
– Все готово? Отлично, – бодро произнесла я, взяв у Толика клизму, повернулась обратно к выходу.
– А как же… – запнулась на ровном месте Варвара, полировщик угрожающе зашипел, обещая отполировать данное место совсем уж до неприличного состояния.
– Так же, – отрезала я и, уже минуя разъезжающиеся двери, добавила, – Начинайте без меня. На регистрацию буду.
Четырнадцатая лаборатория находилась ниже на два уровня, что указывало на ее ценность по сравнению с ЛАБ-32. Здесь работали с живыми клетками, а не безрогие шлемы испытывали.
Старшим биологом у них была Алефтина. У нас с ней зафиксировано сорока процентное совпадение генов, что позволяло считать друг друга родственниками. На этих правах я без околичностей выложила проблему ей на стол.
«Проблема» развесила уши и преотвратно тявкнула. Глухие животные не слышат никого, даже себя. Они не контролируют ни громкость, ни модуляции голоса. У Ушана получалось не звонкое «гав», а нечто вроде чиха – «гааакфте», со скомканным концом. Я, кстати, до сих пор не уверена, что это не простуда.
– Он съел мой идентификатор, – наябедничала я, – Вытащить сможешь?
– На фиг надо, завтра само выйдет, – пожала плечами Аля.
– А если ему плохо станет?
Щенок завилял хвостом, раззявил пасть, из которой потянулась тонкая нить слюны, он попытался ее втянуть, но от чрезмерных усилий завалился набок.
– Куда уж хуже, – буркнула женщина…
рассказ
Ушан сожрал идентификатор. Ничего удивительного в этом не было, он жрал все – от синтетических сбалансированных брикетов до пластиковых цветов на подоконнике.
– Почему именно сегодня?
Я вытащила из пасти остатки зеленого браслета. По исследованиям ученых третьей башни этот цвет должен поднимать настроение и повышать работоспособность.
Чипа на нем не было. Настроение стремительно падало. Я с надеждой заглянула в широкую пасть. Все вроде в норме, в меру розово и слюняво. Ушан с энтузиазмом помахал колечком белоснежного хвоста, с его настроением все было в порядке. Возможно, исследователи были правы, только забыли упомянуть, что цвет надо принимать внутрь, а не любоваться снаружи.
Заменить идентификатор несложно. Надо всего лишь подать заявку, выслушать лекцию о труде изгоев, заплатить штраф и через сутки готов новый чип на новом цветастом браслете, который наверняка то же что-нибудь повышает, например, уровень желудочного сока.
Я подошла к окну, в котором частично виднелась скрытая туманом четвертая башня Академ Сити. Когда ветер разгонял липнувший к стеклам жирный смог, за ней появлялась и третья. А пять лет назад видели очертания второй, даже календарь в честь этого события выпустили, вон он на стене, тасует электронные изображения, как карты и периодически зависает. По правде говоря, признать в серых разводах одну из башен мог бы разве Олег из нашего лабораторного блока. Мужчина весом в центнер и с настройками линз под максимум, да и те, похоже, уже не помогали.
Про первую башню говорили исключительно благоговейным шепотом и с уважением. Живущих там академусов, давно никто не видел. Но нам обитателям пятой башни этих разговоров хватало за глаза, чтобы верить в светлое будущее.
А вот о шестой не принято упоминать вовсе. Там живут изгои, люди неспособные к мыслительному процессу, отрабатывающие свое существование примитивным физическим трудом.
Я поежилась. Ушан лизнул прохладным шершавым языком голую ногу. Экологически чистые тапки из нейтрального пластика были предусмотрительно убраны в ящик, потому что плевать он хотел на их нейтральность и отсутствие вкуса, он сжевал бы их просто так, из любви к искусству.
Зверь плюхнулся на упитанную задницу, хвост продолжал выписывать кренделя прямо на полу. Оттопыренные треугольные уши, которым он был обязан именем, встали торчком. Ушан был щенком, которого я подобрала у сто сорокового блока утилизации отходов. Полностью белый с красными, как у хорька глазами щенок – альбинос был глух, словно доисторическая противопожарная система, та тоже игнорировала голосовые команды, окликаясь лишь на нажатие клавиш. Я могла звать его хоть Сигизмунд Эммануилович, хоть «отто-моно-пептит сорок два» – раствор, изолирующий стены башен, за изобретение которого молодой ученый удостоился чести быть переселенным в первую. Зверю все едино, но треугольные уши, словно в насмешку большие и подвижные сделали свое дело. Как и весь генетический мусор башен, зверь подлежал стерилизации.
– Рухнувшие этажи, – выругалась я, стукнув кулаком по пластику подоконника.
Будь идентификатор на запястье, он бы посоветовал сделать дыхательные упражнения или принять стандартную пилюлю, маркированную красной полосой.
Вместо этого, раздался писк коммуникатора. Звук похожий на тот, с каким автопогрузчики сдают задним ходом, шел от зверя. Ушан икнул. Я покосилась на круглое пузико, подошла к стенной панели и перевела вызов туда.
– Елена Тихоновна, вы где? Испытания через полчаса, – голос был полон трагичных нот, предвещающих вселенскую катастрофу. Варька говорила слишком быстро, иногда проглатывая гласные. Всю последнюю неделю она была «не в себе», и чем ближе подходил день «икс» тем сильнее это выражалось, обычно в слезах и пророчествах, что у нас ничего не получится.
Я наклонилась, подняла щенка и сунула спец контейнер.
– Елена Тихоновна…
– Скоро буду, – я застегнула на ухе клипсу коммуникатора.
Каким-то чудом идентификатор работал. Где-то в глубине собачьего пищевода, магнитные цепи продолжали срабатывать, а значит, существовал гипотетический шанс выкрутиться. Сама я связаться ни с кем не могу, но отвечать на вызовы – вполне.
– Передай Анатолию, чтобы встретил меня в коридоре В3.
– Передам. Ему что-нибудь захватить, бета-тестер или счетчик изото…
– Да, – перебила я, – Пусть захватит клизму из второй биологической, – отключила вызов и нажала на контейнере кнопку «старт».
Вспыхнул желтый свет. Сквозь стеклянное окно я видела, как глаза Ушана стали круглыми и очень задумчивыми. Биологи, как-то объясняли подобную реакцию, но я всегда видела в глазах щенка вселенскую мудрость, которую он вдруг постиг в этот миг. Наверное, я неправильный ученый.
Хотя, «ученый» – это громко сказано. Всего лишь лаборант второго порядка. Старшая лабораторно – аналитического блока (ЛАБ) номер тридцать два пятой башни Академ Сити по эту сторону Ямы Мира. И я не представляла, какими механизмами напичкано устройство, заставляющее животных ходить в туалет, не когда приспичит в углу комнаты, а в этом ящике по касанию сенсорной кнопки. Ходят слухи, что в шестой башне у изгоев все туалеты для людей устроены по тому же принципу.
Огонек на панели стал зеленым, глаза Ушана перестали напоминать сигнальные лампы, дверца разблокировалась.
«Процедура завершена» – гласила надпись, – «Животное готово к прогулке».
На всякий случай я нажала кнопку поиска. Идентификатор послушно откликнулся вибрацией где-то внутри зверя. Ушан нетерпеливо завозился, требуя вытащить его из ящика. Что ж, этого стоило ожидать, он проглотил устройство десять минут назад, еще рано ожидать его появления на этот свет. Как и на тот.
Прозрачный лифт ухнул вниз, в животе образовалась пустота. Ушан без интереса обнюхал панель управления и стал вертеться у меня в руках, желая показать, что способен передвигаться на кривых лапках самостоятельно. Со стороны это выглядело так, словно больная ревматизмом черепаха встала на цыпочки и решила пробежаться.
Я опустила зверя на пол и посмотрела сквозь стеклянные стены. Вся башня была у нас под ногами, целое море огней. Лаборатории и исследовательские мощности располагались в ее основании и даже под землей, а жилые модули наверху. В одной из башен Крокуса Экспо, что стоит на другой стороне Мировой Ямы, внутреннее устройство было обратным, лаборатории – наверху, жилые модули под землей. Но после того как она рухнула, все испытательные платформы, все результаты исследований были утрачены.
За нашей пятой башней числилось около пятисот лабораторно – аналитических блоков, кратко ЛАБов, но полноценно действовали чуть больше двухсот. На остальных ни мощностей, ни специалистов, а то и дела не находилось. Никто не разрешит заниматься наукой ради науки, это дело башковитых парней из первой и второй башен. Наши задачи скромнее. Допилить, доклеить, застегнуть и отполировать. Мы доработчики. Не будет же академус думать, в каких местах расположить крепежные лямки внутри скафандра, или в каком направлении нарезать анти скользящие ребра на подошву ботинка. Этим занимаемся мы.
Сегодня на два часа запланированы испытания экранирующего шлема, которые прекрасно прошли бы и без моего идентификатора. Провести-то мы их проведем, да только не зафиксируем. Без визы старшего по блоку, нам их попросту не засчитают.
«На нет и суда нет», – разведет руками Дарья Альбертовна и подожмет и без того узкие губы.
Никто не примет у нас результаты испытаний, какими бы успешными те ни были. Я могу ламбаду станцевать, а половина башни подпоет и удостоверит мою личность. Электронный регистратор не любил людей, предпочитая иметь дело только с идентификаторами.
Ну, а дальше… Одно влечет за собой другое, как один упавший камень провоцирует обвал. Без зачтенных испытаний нам не подтвердят отработанные часы, как следствие, не начислят единицы. Но все это полбеды. Программа учета результативности может вывести нас на первые строчки в списках на увольнение старшему башни… И тогда никакие испытания не помогут. Прощай пятая башня, привет шестая. Если у Женьки и Анатолия есть шанс перейти в другой блок, то Олег, Варька и я, точно окажемся в теплой компании изгоев. Впрочем, может все еще обойдется. Наверняка все уволенные работники закрытых лабораторий думали так же. Мир провалился в яму, а мы все еще надеялись на чудо.
Я взъерошила короткие черные волосы и покосилась на шумно возящегося у ног Ушана. Разве можно предъявить тем, кто работает под моим началом, этот «генетический мусор» в качестве оправдания?
Двери лифта бесшумно разошлись в стороны. Анатолий стоял в коридоре и держал руки за спиной. На одухотворенном лице маета, волосы плотно облепили вытянутую, как яйцо, голову.
– Зря вы так про клизму, Елена Тихоновна, – попенял заместитель, Ушан засопел и обнюхал ногу в ботинке. Черный цвет не вызвал у него аппетита, во всяком случае пока, – Олег перенервничал. Он больной человек, а над больными издеваются только изгои.
– Анатолий, – перебила я, подхватывая щенка и сворачивая в коридор – Четырнадцатая биологическая открыта?
– Вы не шутили? Нет ну… это... зачем так сразу? Олег сказал, что все исправит, возместит.
– Опять он что-то сломал? – обреченно спросила я.
– Опять, – парень приноровился к моему шагу, – Знаете, он снова превысил лимит по продуктам. Если испытания шлема провалятся, он не покроет перерасход, даже если мы отдадим ему свои сверхнормы. Вот он и дергается, – мужчина покачал головой, подходя к знакомым вот уже на протяжении пяти лет дверям ЛАБ – 32, – Он просил вас заскочить на пятый склад и подтвердить визу на новое… хм, оборудование.
Мы с Ушаном вздохнули. Олег, светлая голова, лучший из аналитиков, с которыми мне доводилось работать. И такой же невероятный обжора, неспособный отказать себе ни в одном лишнем брикете с сахарозой. Олегу за сорок, вес давно перевалил за сотню, бонусом к этому идет зрение, которое садится не по дням, а по часам.
В обычные дни он достаточно проворен для толстяка, но когда нервы сдают, становится не просто неуклюжим, а совершенно неповоротливым, как автопогрузчик, у которого замкнуло реле управления. Колбы, пробирки, термометры, экраны и даже Варька – все сшибается на пол, и летит в яму мира. У нас самая отвратная статистика по расходным материалам. Что он сломал на этот раз, и какое отношение к этому имеет клизма, я решила не уточнять. Не до этого.
– Я ничего не могу подтвердить, мелкий сожрал идентификатор, – сквозь зубы процедила я.
– Вы ведь шутите, – Толик побледнел, его и без того лошадиное лицо вытянулось еще больше.
– Нет, – я подхватила Ушана, за миг до того, как зубы сомкнулись на мужском ботинке. Даже черный цвет и воняющая резиной подошва оказались бессильны против аппетита щенка.
Помощник поднял свой браслет, двери тридцать второго блока гостеприимно раскрылись. Варя в ослепительно белом комбинезоне водила электронным полировщиком по зеркально-чистому полу. Как бы кто не навернулся. В дальнем углу возился с похожим на растрепанный веник пучком проводов инженер Евгений. Наш специалист по железу, молчаливый, расторопный, а главное, абсолютно равнодушный к происходящему вокруг хаосу мужчина. Из-за этой черты характера его участие в программе размножения все еще рассматривалось специальной комиссией. Женька деликатно не вмешивался в ее работу и размножаться не торопился.
Посреди блока на едва ли не вылизанном столе лежала красная бархатная подушка. Наверняка эту красоту Варька притащила, больше некому. На подушку, как на постамент торжественно водрузили шлем из мутного стекла с магнитной полосой посередине. На мой взгляд, образцу не хватало парочки рогов на манер тех, что хранились в башенном музее. По словам историков, до провала мира в яму люди надевали такие шлемы на охоту, разбегались и втыкали острые рога в тела крупных животных. Случалось, животные отвечали тем же. Естественный отбор в действии, у кого рога больше тот и прав, и никаких комиссий по размножению.
На интерактивную доску уже вывели основные данные, в светящихся пазах панели интерфейса торчали три зеленых браслета с идентификаторами: Варин, Анатолия, Евгения. Не хватало моего и Олега.
– Все готово? Отлично, – бодро произнесла я, взяв у Толика клизму, повернулась обратно к выходу.
– А как же… – запнулась на ровном месте Варвара, полировщик угрожающе зашипел, обещая отполировать данное место совсем уж до неприличного состояния.
– Так же, – отрезала я и, уже минуя разъезжающиеся двери, добавила, – Начинайте без меня. На регистрацию буду.
Четырнадцатая лаборатория находилась ниже на два уровня, что указывало на ее ценность по сравнению с ЛАБ-32. Здесь работали с живыми клетками, а не безрогие шлемы испытывали.
Старшим биологом у них была Алефтина. У нас с ней зафиксировано сорока процентное совпадение генов, что позволяло считать друг друга родственниками. На этих правах я без околичностей выложила проблему ей на стол.
«Проблема» развесила уши и преотвратно тявкнула. Глухие животные не слышат никого, даже себя. Они не контролируют ни громкость, ни модуляции голоса. У Ушана получалось не звонкое «гав», а нечто вроде чиха – «гааакфте», со скомканным концом. Я, кстати, до сих пор не уверена, что это не простуда.
– Он съел мой идентификатор, – наябедничала я, – Вытащить сможешь?
– На фиг надо, завтра само выйдет, – пожала плечами Аля.
– А если ему плохо станет?
Щенок завилял хвостом, раззявил пасть, из которой потянулась тонкая нить слюны, он попытался ее втянуть, но от чрезмерных усилий завалился набок.
– Куда уж хуже, – буркнула женщина…
