Но мыслей не было. Они кончились. Осталось лишь временное полнейшее безразличие к происходящему, которое сейчас словно поставили на паузу и медленно проматывали вперёд по стоп-кадрам.
Видишь, Сева, что иногда происходит с драконниками? Точнее, с теми из них, кто не приемлет над собой чужого господства? Ты тоже такой, и уверен, что, будь ты зарегистрированным драконником, всё было бы так же. А если бы ты остался на лето в городе, сейчас на твоём месте оказался бы кто-нибудь другой из нас. Скорее всего, я...
Брат, теперь ты знаешь, насколько это опасно? Ты уверен, что всё ещё хочешь быть драконником?
Пока Сева не мог мне ответить, но я дал себе слово, что позже обязательно спрошу его об этом.
Погибну я – не жалко, драконы перейдут к Ульяне, а у родителей останешься ты. А погибнешь ты – я не смогу жить, зная, что сам это допустил.
Поэтому... ты уж выживи там. Пожалуйста. Как брата прошу. В первый раз... но не в последний. В крайний – так понятнее?
Ведь я всё-таки облажался, пытаясь тебя защитить. Сделай милость, не дай моей ошибке стать фатальной.
2
– Ты!
Одно брошенное слово – и вот я уже пришёл в себя и повернул голову на источник звука.
Ко мне широкими шагами приближалась мама. Её указующий перст был наставлен на меня, а лицо перекосила гримаса гнева.
«Хьюстон, у нас проблемы», – обречённо подумал я, даже не пытаясь убежать. Бесполезно. Догонит, а затем откусит голову, выпьет всю кровь, труп расчленит, погрызёт и будет использовать как грушу. Делов-то.
– Ты! – кричала мне мама, постепенно сокращая расстояние. – Ты втянул Севу во всё это! А кроме него, ещё и нас с отцом! Ты в ответе за все беды, свалившиеся на нас! Это из-за тебя подстрелили твоего брата! Ты во всём виноват, гнида!
Пока она шла ко мне, я стоял на месте и не пробовал отвечать на её словесные выпады. Зачем? Я и так всё прекрасно понимал. А доказывать свою формальную непричастность значило втянуться в спор и ещё сильнее распалить эту фурию. Эх, всё-таки как же не подходит название из мультика моему Особому дракону...
Мама подошла ко мне вплотную, так что её палец остриём копья упёрся мне в грудь. А затем она схватила меня за плечо и замахнулась другой рукой – видимо, чтобы произвести воспитательное деструктивное воздействие.
Я лёгким движением вывернулся из захвата, увернулся от опускающейся ладони и отпрыгнул примерно на метр назад. Потом ещё пару раз, чтобы наверняка уж.
В руке неизвестным образом оказался пистолет. Нацеленный в землю: я же не изверг, чтобы по родным стрелять. Грубить, спорить, конфликтовать – куда ни шло, но в физическом плане ни они меня, ни я их «того» не вправе. Я так считаю.
Мама, похоже, не собиралась в данный момент так глубоко разбираться в ситуации. Она застыла на месте с оскаленным лицом и горящими злостью глазами и неверяще взглянула на меня.
– Ты... ты посмел... – процедила она, захлёбываясь гневом.
– Это ты посмела, – парировал я. – Точнее, хотела посметь. Запомни: я уже не ребёнок, с которым ты могла безнаказанно делать всё, что взбредёт тебе в голову. Я теперь драконник. Я не позволю тебе причинять мне вред. Не я стрелял в Севу, и не меня тебе следует винить. Кто вообще виноват в том, что Севу потянуло к драконам? Скажешь, я? Но я не добивался этого; стать драконником было его собственным решением. Так кого винить собираешься?
Мама молча стояла и переваривала мою отповедь, не в силах от гнева сказать ни слова.
Папа подошёл к ней сзади, аккуратно обнял и посмотрел на меня – внимательно, пристально, с каким-то, как мне показалось, недоумением, что ли.
Мы молча стояли и длили эту еле заметную, бессмысленную дуэль взглядов. И я понял, что и с семьёй мне теперь больше не о чем разговаривать.
Если бы в этот миг между нами на поляне появилась трещина в земле, как при землетрясении, я бы не удивился. Я бы посчитал это знаком того, что пора уже отделяться окончательно.
Но секунды шли, а трещины всё не было. Значит, мы всё же одна команда – но расколотая внутренними противоречиями, которые возникли от недопонимания. И лишь время способно будет сплотить нас снова... если повезёт. Ведь не вышло же у чрезвычайных обстоятельств, которые в книгах будто для этого и предназначены...
3
– Мы, наверное, немного не вовремя...
При этих негромких звуках знакомого голоса я чуть не подпрыгнул на месте – и вместе с родителями обернулся в направлении, откуда они раздались.
На краю поляны стояли в обнимку Вилле с Элизой и с каким-то лёгким изумлением обозревали поле недавнего боя, на котором я с семьёй выглядели как рассорившиеся победители, которые схватились за оружие, но только что опомнились и уже не могли его применить. Что было не так уж и далеко от истины.
– Эм-м... – нарушил я первым воцарившуюся было вновь тишину. – Вы откуда? Вы же должны...
Не глядя на родителей, я быстрым шагом пошёл к новым визитёрам, – словно начальник к нарушившим его указания подчинённым. По пути я засунул оружие обратно в карман: угрожать драконникам я точно не собирался.
– Мы решили поехать к тебе, – сказал Вилле, смотря на меня через очки с высоты своего роста. – Я подумал, что тебе, возможно, наша помощь будет нужнее всего... и, как вижу, так оно и есть...
– Так-то оно так, но вы, к сожалению, опоздали. Если б хоть минут десять назад... да чего уж там... – Я опустил взгляд и безнадёжно махнул рукой. – Драконы почти все улетели, дом горит, меня хотели убить, на земле труп и двое раненых, Севу подстрелили, на меня охотится полиция – полный набор!
– С твоим братом что-то? Где он? – тут же взволнованно спросил Вилле.
– Там. – Я указал головой на бирюзовый домик. – С ним Ульяна и Даша... Скоро всё решится...
– Это твои родители? – спросила Элиза, глядя мне за спину. – Не познакомишь?
– Если ты просишь... Короче, это мои мама и папа. Родители, знакомьтесь: это Вилле и Элиза, тоже драконники.
Мама, к счастью, не сделала ничего – даже не заплакала. Папа нашёл в себе вежливость кивнуть с места и приветливо помахать. Вилле с Элизой кивнули в ответ с натянутыми улыбками.
Ну почему эта долбаная опасность даже улыбки делает неуместными?!
– Что случилось? – спросил Вилле. – Это всё «Бхаггар», да?
– Ну а кто ещё... Знаете, у нас тут перед всем этим такое дело намечалось...
И я вкратце ввёл неразлучную парочку в курс задуманного мной с Дашей предприятия.
Пока я говорил, глаза Вилле наполнялись знакомым мне по прошлому большому делу огнём готовности к действию. Молодой драконник, похоже, уже предвкушал, как мы все полетим свергать Штинка, поэтому я решил вернуть его с небес на землю, закончив словами:
– ...но, увы, всё так произошло, что замута откладывается. Надо узнать, что дальше будет с Севой, и придумать, что делать нам самим. Кого-то с ним придётся оставить – с оружием, чтобы защищали... хотя, если приедут менты, это как раз всё усугубит...
– Но ведь откладывается же, а не отменяется, верно?
Я не ответил.
Из домика вышла Ульяна (наверное, как и я несколько минут назад, с отрешённым видом), огляделась, увидела нас и пошла к нам. Моя мама шагнула к ней, остановила, спросила о чём-то. Ульяна что-то сказала в ответ и направилась дальше.
А женщина вернулась к стоявшему рядом мужчине, и тот прижал её к груди. Ясно: плачет. А вообще это было предсказуемо – вне зависимости от новостей насчёт моего брата.
Я вдруг осознал, что практически и не воспринимал Севу по-настоящему как своего родственника. Скорее, как прибившегося лет сто назад младшего приятеля с проблемным характером и синдромом нехватки внимания. Поэтому и нет на его счёт сейчас никаких эмоций: кого жалеть-то?
И пусть только кто-нибудь скажет мне, что это душевная чёрствость. Не задумываясь, достану из кармана пистолет и высажу в лицо остаток обоймы.
Ведь я не говорил, что мне на Севу плевать. Просто эту жалость я решил не показывать даже самому себе. Думаю... мне стыдно было бы осознавать, что он мне хоть сколько-нибудь дорог. Я и не осознавал.
Потому что... как мне может быть дорог человек, которого я ненавижу?
4
Ульяна подошла к нам, не поднимая взгляда. Видимо, она тоже находилась под потрясением от случившегося.
Я повернулся и посмотрел на неё. С чуть смазанным макияжем, с пятнами крови на руках и футболке и без того налёта холодной взрослости, который так меня бесил в последние месяцы, она выглядела той же пятнадцатилетней девочкой, с которой я, будучи так же на год младше, делил печаль от гибели дракона и от ухода Вилле в религиозные дебри.
Теперь печаль со мной делила она. Возможно, это как раз должно было вновь нас сблизить. Вот со временем и узнаем, так это или нет.
– Данил... – начала Ульяна, осеклась и качнула головой.
Я терпеливо ждал: не всегда слова и жесты означают то, что мы привыкли в них видеть.
И верно. Ульяна вдруг подняла на меня глаза и сказала:
– Пока ещё неясно. Там Даша колдует над ним... мне сообщила, что дальше и сама справится... Она ему кишку немного подшила – знал бы ты, как оттуда воняет... Теперь осталось лишь зашить рану с двух сторон да молиться, чтобы инфекцию не занесло. Может, всё же Севу в больницу отправим?..
– Кому молиться? Великому Дракону, что ли?.. В больнице придётся объяснять, откуда рана, – а огнестрел у нас чётко расследуется... так что не вариант. А если помнишь, у нас вроде был план, который мы собирались исполнять...
– Изменить его? Отложить? Отказаться? Что ты предлагаешь? Севу в таком состоянии оставлять нельзя...
– Верно, нельзя. Поэтому с ним кто-то должен остаться. А другие смогут полететь и сделать то, что задумано.
– Что для тебя важнее: успех в войне или жизнь брата?
Вопрос Ульяны будто ударил меня. Но лишь «будто»: сегодня я не допускал возможности, что меня можно как бы то ни было ударить. Впрочем, как и уже долгое, долгое время.
– Насчёт его жизни ты сама сказала, что ещё мало что известно, – тщательно подбирая слова, ответил я. – А промедление сейчас будет означать, что мы бессильны и сдаёмся на милость всей этой шайки, которая убедится в своей безнаказанности и затем будет пробовать снова и снова, пока всё-таки не сживёт нас со свету. Поэтому лететь надо, и я это сделаю. Считай, что это месть за Севу. Вилле, Элиза, вы со мной?
– Да! – ответил – почти выкрикнул – горячий финский парень.
Его подруга секунду поглядела вдаль, точно решая что-то про себя, потом кивнула.
– С Севой точно останется Даша: надо же кому-то за ним присматривать... – продолжал я. – Родители тоже: с нами они явно лететь не захотят... Нед не сможет, потому что у него нет Сказочных драконов: в этом он тот ещё консерватор... А ты, Ульяна? Что выберешь ты: жизнь моего брата (моего, заметь, – не твоего), которую ты всё равно никуда не сможешь прилепить, или успех в войне, который позволит нам всем остаться драконниками?
Мы втроём стояли, устремив взгляды на Ульяну. Та молчала; её глаза смотрели вниз, словно там была некая шпаргалка с ответами на все мои вопросы.
Все, кроме этого. Потому что именно Ульяна первой поставила меня перед дилеммой. Теперь я поставил перед тем же выбором её саму. Всё честно. Просто я немного по-своему расставил акценты.
Наконец, моя бывшая напарница оторвалась от созерцания травы под ногами и посмотрела на меня – с твёрдостью, запаянной в её обычный холод.
– Если ты ставишь вопрос так, то мне остаётся лишь последовать за вами, – ответила она. – Ведь мне же не место рядом с Севой. Моё место в бою за спасение мира – рядом с тобой, а ты во всём белом и с пламенным мечом в руке, правильно? Я пойду с вами, но запомни, Данил: ты не ангел, которым так хочешь прикинуться. Ты просто подросток-максималист, для которого регулярная взбадривающая войнушка значит больше, чем семья. Больше, чем брат, которому, возможно, ты сейчас как раз нужнее всего. Подумай над этим. А я, пожалуй, выдвигаюсь.
Она развернулась и пошла к своему Жёлтому дракону, у лап которого на траве валялись её и Дашин рюкзаки.
Я чувствовал себя оплёванным. Даже больше – оплёванным той самой кислотой, которая сожгла бандитам лица. Мне она сожгла душу.
– Идём ко мне на ферму, – бесцветным голосом сказал я Вилле с Элизой, не поворачиваясь к ним. – Там ещё есть драконы, на которых можно летать даже теперь. Можете взять вон тот рюкзак – видите, валяется?.. И пистолеты у этой падали тоже возьмите... Мы должны быть готовыми ко всему.
«А готов ли был ты услышать правду?» – спросил внутри меня чей-то тихий беспристрастный голос.
Я ему ничего не ответил. Просто, как и Ульяна, развернулся – и пошёл в прямо противоположном направлении, в лес.
И по дороге к опустевшей ферме моя рука гладила сквозь ткань кармана воронёную сталь оружия, которое я хотел, но пока что не решался пустить в ход.
Планы меняются. А мы остаёмся всё теми же. Только видим себя под другим углом – и считаем, что обнаружили кого-то ещё. И часто этот кто-то настолько уродлив, что надо либо от него откреститься, либо пустить пулю в голову, либо принять как часть себя и попробовать измениться.
Вот интересно, что из всего этого выберу я?
5
В это же время, в другом часовом поясе.
– Может, вы всё-таки расскажете, кто вас прикрывает? – спросил генерал Бергер, поигрывая пистолетом. – А то ведь вам, наверное, хочется уже выйти отсюда, оправиться, а там и покинуть этот ненужный вам, по сути, пост главы государства, на котором вы всё равно пока временно...
– Предлагаете облегчить сперва душу, а потом всё остальное? – Штинк покачал головой. – Как-нибудь потерплю.
– Ну как знаете: времени-то у нас ох как много...
Генерал сидел в одном из кресел, которое раньше вместе с другими стояло у стола, а теперь было придвинуто вплотную к двери и загораживало проход; тем более, сейчас зал был заперт изнутри. Врио же президента устроился на полу в одном из дальних углов, куда ему приказал сесть Бергер, держа его под прицелом и отобрав драконофон.
Оказывается, столь необычное завершение заседания генерал тщательно спланировал. Когда члены Совета направились по коридору прочь от зала, пара маячивших на своих постах охранников незаметно отошла к дверям помещения и встала там, обнажив оружие. Чиновники не успели опомниться, как из вентиляции вылезли скрывавшиеся там бойцы в камуфляже, выперли всех подальше и заблокировали коридор с двух сторон. В это же время ещё один отряд выдвинулся на берег и расположился точно под окном зала заседаний.
Штинк был обложен со всех сторон. И лишь одно спасало его от немедленного отстранения и ареста – отрицание.
– Считаете, что поймали меня в ловушку – и дело в шляпе? – криво усмехнулся пока ещё глава Республики. – Переворот хотели устроить? Что ж, тогда убейте меня – и покончим с этим. Можете объявить себя новым королём или надеяться на получение большинства голосов в Совете, но знайте: когда обо всём этом узнают, вы очень пожалеете о том, что со мной связались...
– Я жалею лишь о том, что не успел убедить Совет отказаться от вашей кандидатуры. Кстати, сколько вы им заплатили за своё выдвижение? Молчите? Эх, Штинк, в некоторых вопросах вы непроходимо, опасно для самого себя тупы. Ведь именно я отвечаю в Башне за вашу безопасность, а в нашей криптостране – за силовые и судебные ведомства. Вы сами вырыли себе яму, недооценив мои возможности. Но убивать вас я не собираюсь. Захват власти – это не то, чего я хочу. Я желаю одного, – чтобы вы ответили за свои преступления и сказали, кто стоит над вами и кто вытянул вас на такую высоту.
Видишь, Сева, что иногда происходит с драконниками? Точнее, с теми из них, кто не приемлет над собой чужого господства? Ты тоже такой, и уверен, что, будь ты зарегистрированным драконником, всё было бы так же. А если бы ты остался на лето в городе, сейчас на твоём месте оказался бы кто-нибудь другой из нас. Скорее всего, я...
Брат, теперь ты знаешь, насколько это опасно? Ты уверен, что всё ещё хочешь быть драконником?
Пока Сева не мог мне ответить, но я дал себе слово, что позже обязательно спрошу его об этом.
Погибну я – не жалко, драконы перейдут к Ульяне, а у родителей останешься ты. А погибнешь ты – я не смогу жить, зная, что сам это допустил.
Поэтому... ты уж выживи там. Пожалуйста. Как брата прошу. В первый раз... но не в последний. В крайний – так понятнее?
Ведь я всё-таки облажался, пытаясь тебя защитить. Сделай милость, не дай моей ошибке стать фатальной.
2
– Ты!
Одно брошенное слово – и вот я уже пришёл в себя и повернул голову на источник звука.
Ко мне широкими шагами приближалась мама. Её указующий перст был наставлен на меня, а лицо перекосила гримаса гнева.
«Хьюстон, у нас проблемы», – обречённо подумал я, даже не пытаясь убежать. Бесполезно. Догонит, а затем откусит голову, выпьет всю кровь, труп расчленит, погрызёт и будет использовать как грушу. Делов-то.
– Ты! – кричала мне мама, постепенно сокращая расстояние. – Ты втянул Севу во всё это! А кроме него, ещё и нас с отцом! Ты в ответе за все беды, свалившиеся на нас! Это из-за тебя подстрелили твоего брата! Ты во всём виноват, гнида!
Пока она шла ко мне, я стоял на месте и не пробовал отвечать на её словесные выпады. Зачем? Я и так всё прекрасно понимал. А доказывать свою формальную непричастность значило втянуться в спор и ещё сильнее распалить эту фурию. Эх, всё-таки как же не подходит название из мультика моему Особому дракону...
Мама подошла ко мне вплотную, так что её палец остриём копья упёрся мне в грудь. А затем она схватила меня за плечо и замахнулась другой рукой – видимо, чтобы произвести воспитательное деструктивное воздействие.
Я лёгким движением вывернулся из захвата, увернулся от опускающейся ладони и отпрыгнул примерно на метр назад. Потом ещё пару раз, чтобы наверняка уж.
В руке неизвестным образом оказался пистолет. Нацеленный в землю: я же не изверг, чтобы по родным стрелять. Грубить, спорить, конфликтовать – куда ни шло, но в физическом плане ни они меня, ни я их «того» не вправе. Я так считаю.
Мама, похоже, не собиралась в данный момент так глубоко разбираться в ситуации. Она застыла на месте с оскаленным лицом и горящими злостью глазами и неверяще взглянула на меня.
– Ты... ты посмел... – процедила она, захлёбываясь гневом.
– Это ты посмела, – парировал я. – Точнее, хотела посметь. Запомни: я уже не ребёнок, с которым ты могла безнаказанно делать всё, что взбредёт тебе в голову. Я теперь драконник. Я не позволю тебе причинять мне вред. Не я стрелял в Севу, и не меня тебе следует винить. Кто вообще виноват в том, что Севу потянуло к драконам? Скажешь, я? Но я не добивался этого; стать драконником было его собственным решением. Так кого винить собираешься?
Мама молча стояла и переваривала мою отповедь, не в силах от гнева сказать ни слова.
Папа подошёл к ней сзади, аккуратно обнял и посмотрел на меня – внимательно, пристально, с каким-то, как мне показалось, недоумением, что ли.
Мы молча стояли и длили эту еле заметную, бессмысленную дуэль взглядов. И я понял, что и с семьёй мне теперь больше не о чем разговаривать.
Если бы в этот миг между нами на поляне появилась трещина в земле, как при землетрясении, я бы не удивился. Я бы посчитал это знаком того, что пора уже отделяться окончательно.
Но секунды шли, а трещины всё не было. Значит, мы всё же одна команда – но расколотая внутренними противоречиями, которые возникли от недопонимания. И лишь время способно будет сплотить нас снова... если повезёт. Ведь не вышло же у чрезвычайных обстоятельств, которые в книгах будто для этого и предназначены...
3
– Мы, наверное, немного не вовремя...
При этих негромких звуках знакомого голоса я чуть не подпрыгнул на месте – и вместе с родителями обернулся в направлении, откуда они раздались.
На краю поляны стояли в обнимку Вилле с Элизой и с каким-то лёгким изумлением обозревали поле недавнего боя, на котором я с семьёй выглядели как рассорившиеся победители, которые схватились за оружие, но только что опомнились и уже не могли его применить. Что было не так уж и далеко от истины.
– Эм-м... – нарушил я первым воцарившуюся было вновь тишину. – Вы откуда? Вы же должны...
Не глядя на родителей, я быстрым шагом пошёл к новым визитёрам, – словно начальник к нарушившим его указания подчинённым. По пути я засунул оружие обратно в карман: угрожать драконникам я точно не собирался.
– Мы решили поехать к тебе, – сказал Вилле, смотря на меня через очки с высоты своего роста. – Я подумал, что тебе, возможно, наша помощь будет нужнее всего... и, как вижу, так оно и есть...
– Так-то оно так, но вы, к сожалению, опоздали. Если б хоть минут десять назад... да чего уж там... – Я опустил взгляд и безнадёжно махнул рукой. – Драконы почти все улетели, дом горит, меня хотели убить, на земле труп и двое раненых, Севу подстрелили, на меня охотится полиция – полный набор!
– С твоим братом что-то? Где он? – тут же взволнованно спросил Вилле.
– Там. – Я указал головой на бирюзовый домик. – С ним Ульяна и Даша... Скоро всё решится...
– Это твои родители? – спросила Элиза, глядя мне за спину. – Не познакомишь?
– Если ты просишь... Короче, это мои мама и папа. Родители, знакомьтесь: это Вилле и Элиза, тоже драконники.
Мама, к счастью, не сделала ничего – даже не заплакала. Папа нашёл в себе вежливость кивнуть с места и приветливо помахать. Вилле с Элизой кивнули в ответ с натянутыми улыбками.
Ну почему эта долбаная опасность даже улыбки делает неуместными?!
– Что случилось? – спросил Вилле. – Это всё «Бхаггар», да?
– Ну а кто ещё... Знаете, у нас тут перед всем этим такое дело намечалось...
И я вкратце ввёл неразлучную парочку в курс задуманного мной с Дашей предприятия.
Пока я говорил, глаза Вилле наполнялись знакомым мне по прошлому большому делу огнём готовности к действию. Молодой драконник, похоже, уже предвкушал, как мы все полетим свергать Штинка, поэтому я решил вернуть его с небес на землю, закончив словами:
– ...но, увы, всё так произошло, что замута откладывается. Надо узнать, что дальше будет с Севой, и придумать, что делать нам самим. Кого-то с ним придётся оставить – с оружием, чтобы защищали... хотя, если приедут менты, это как раз всё усугубит...
– Но ведь откладывается же, а не отменяется, верно?
Я не ответил.
Из домика вышла Ульяна (наверное, как и я несколько минут назад, с отрешённым видом), огляделась, увидела нас и пошла к нам. Моя мама шагнула к ней, остановила, спросила о чём-то. Ульяна что-то сказала в ответ и направилась дальше.
А женщина вернулась к стоявшему рядом мужчине, и тот прижал её к груди. Ясно: плачет. А вообще это было предсказуемо – вне зависимости от новостей насчёт моего брата.
Я вдруг осознал, что практически и не воспринимал Севу по-настоящему как своего родственника. Скорее, как прибившегося лет сто назад младшего приятеля с проблемным характером и синдромом нехватки внимания. Поэтому и нет на его счёт сейчас никаких эмоций: кого жалеть-то?
И пусть только кто-нибудь скажет мне, что это душевная чёрствость. Не задумываясь, достану из кармана пистолет и высажу в лицо остаток обоймы.
Ведь я не говорил, что мне на Севу плевать. Просто эту жалость я решил не показывать даже самому себе. Думаю... мне стыдно было бы осознавать, что он мне хоть сколько-нибудь дорог. Я и не осознавал.
Потому что... как мне может быть дорог человек, которого я ненавижу?
4
Ульяна подошла к нам, не поднимая взгляда. Видимо, она тоже находилась под потрясением от случившегося.
Я повернулся и посмотрел на неё. С чуть смазанным макияжем, с пятнами крови на руках и футболке и без того налёта холодной взрослости, который так меня бесил в последние месяцы, она выглядела той же пятнадцатилетней девочкой, с которой я, будучи так же на год младше, делил печаль от гибели дракона и от ухода Вилле в религиозные дебри.
Теперь печаль со мной делила она. Возможно, это как раз должно было вновь нас сблизить. Вот со временем и узнаем, так это или нет.
– Данил... – начала Ульяна, осеклась и качнула головой.
Я терпеливо ждал: не всегда слова и жесты означают то, что мы привыкли в них видеть.
И верно. Ульяна вдруг подняла на меня глаза и сказала:
– Пока ещё неясно. Там Даша колдует над ним... мне сообщила, что дальше и сама справится... Она ему кишку немного подшила – знал бы ты, как оттуда воняет... Теперь осталось лишь зашить рану с двух сторон да молиться, чтобы инфекцию не занесло. Может, всё же Севу в больницу отправим?..
– Кому молиться? Великому Дракону, что ли?.. В больнице придётся объяснять, откуда рана, – а огнестрел у нас чётко расследуется... так что не вариант. А если помнишь, у нас вроде был план, который мы собирались исполнять...
– Изменить его? Отложить? Отказаться? Что ты предлагаешь? Севу в таком состоянии оставлять нельзя...
– Верно, нельзя. Поэтому с ним кто-то должен остаться. А другие смогут полететь и сделать то, что задумано.
– Что для тебя важнее: успех в войне или жизнь брата?
Вопрос Ульяны будто ударил меня. Но лишь «будто»: сегодня я не допускал возможности, что меня можно как бы то ни было ударить. Впрочем, как и уже долгое, долгое время.
– Насчёт его жизни ты сама сказала, что ещё мало что известно, – тщательно подбирая слова, ответил я. – А промедление сейчас будет означать, что мы бессильны и сдаёмся на милость всей этой шайки, которая убедится в своей безнаказанности и затем будет пробовать снова и снова, пока всё-таки не сживёт нас со свету. Поэтому лететь надо, и я это сделаю. Считай, что это месть за Севу. Вилле, Элиза, вы со мной?
– Да! – ответил – почти выкрикнул – горячий финский парень.
Его подруга секунду поглядела вдаль, точно решая что-то про себя, потом кивнула.
– С Севой точно останется Даша: надо же кому-то за ним присматривать... – продолжал я. – Родители тоже: с нами они явно лететь не захотят... Нед не сможет, потому что у него нет Сказочных драконов: в этом он тот ещё консерватор... А ты, Ульяна? Что выберешь ты: жизнь моего брата (моего, заметь, – не твоего), которую ты всё равно никуда не сможешь прилепить, или успех в войне, который позволит нам всем остаться драконниками?
Мы втроём стояли, устремив взгляды на Ульяну. Та молчала; её глаза смотрели вниз, словно там была некая шпаргалка с ответами на все мои вопросы.
Все, кроме этого. Потому что именно Ульяна первой поставила меня перед дилеммой. Теперь я поставил перед тем же выбором её саму. Всё честно. Просто я немного по-своему расставил акценты.
Наконец, моя бывшая напарница оторвалась от созерцания травы под ногами и посмотрела на меня – с твёрдостью, запаянной в её обычный холод.
– Если ты ставишь вопрос так, то мне остаётся лишь последовать за вами, – ответила она. – Ведь мне же не место рядом с Севой. Моё место в бою за спасение мира – рядом с тобой, а ты во всём белом и с пламенным мечом в руке, правильно? Я пойду с вами, но запомни, Данил: ты не ангел, которым так хочешь прикинуться. Ты просто подросток-максималист, для которого регулярная взбадривающая войнушка значит больше, чем семья. Больше, чем брат, которому, возможно, ты сейчас как раз нужнее всего. Подумай над этим. А я, пожалуй, выдвигаюсь.
Она развернулась и пошла к своему Жёлтому дракону, у лап которого на траве валялись её и Дашин рюкзаки.
Я чувствовал себя оплёванным. Даже больше – оплёванным той самой кислотой, которая сожгла бандитам лица. Мне она сожгла душу.
– Идём ко мне на ферму, – бесцветным голосом сказал я Вилле с Элизой, не поворачиваясь к ним. – Там ещё есть драконы, на которых можно летать даже теперь. Можете взять вон тот рюкзак – видите, валяется?.. И пистолеты у этой падали тоже возьмите... Мы должны быть готовыми ко всему.
«А готов ли был ты услышать правду?» – спросил внутри меня чей-то тихий беспристрастный голос.
Я ему ничего не ответил. Просто, как и Ульяна, развернулся – и пошёл в прямо противоположном направлении, в лес.
И по дороге к опустевшей ферме моя рука гладила сквозь ткань кармана воронёную сталь оружия, которое я хотел, но пока что не решался пустить в ход.
Планы меняются. А мы остаёмся всё теми же. Только видим себя под другим углом – и считаем, что обнаружили кого-то ещё. И часто этот кто-то настолько уродлив, что надо либо от него откреститься, либо пустить пулю в голову, либо принять как часть себя и попробовать измениться.
Вот интересно, что из всего этого выберу я?
5
В это же время, в другом часовом поясе.
– Может, вы всё-таки расскажете, кто вас прикрывает? – спросил генерал Бергер, поигрывая пистолетом. – А то ведь вам, наверное, хочется уже выйти отсюда, оправиться, а там и покинуть этот ненужный вам, по сути, пост главы государства, на котором вы всё равно пока временно...
– Предлагаете облегчить сперва душу, а потом всё остальное? – Штинк покачал головой. – Как-нибудь потерплю.
– Ну как знаете: времени-то у нас ох как много...
Генерал сидел в одном из кресел, которое раньше вместе с другими стояло у стола, а теперь было придвинуто вплотную к двери и загораживало проход; тем более, сейчас зал был заперт изнутри. Врио же президента устроился на полу в одном из дальних углов, куда ему приказал сесть Бергер, держа его под прицелом и отобрав драконофон.
Оказывается, столь необычное завершение заседания генерал тщательно спланировал. Когда члены Совета направились по коридору прочь от зала, пара маячивших на своих постах охранников незаметно отошла к дверям помещения и встала там, обнажив оружие. Чиновники не успели опомниться, как из вентиляции вылезли скрывавшиеся там бойцы в камуфляже, выперли всех подальше и заблокировали коридор с двух сторон. В это же время ещё один отряд выдвинулся на берег и расположился точно под окном зала заседаний.
Штинк был обложен со всех сторон. И лишь одно спасало его от немедленного отстранения и ареста – отрицание.
– Считаете, что поймали меня в ловушку – и дело в шляпе? – криво усмехнулся пока ещё глава Республики. – Переворот хотели устроить? Что ж, тогда убейте меня – и покончим с этим. Можете объявить себя новым королём или надеяться на получение большинства голосов в Совете, но знайте: когда обо всём этом узнают, вы очень пожалеете о том, что со мной связались...
– Я жалею лишь о том, что не успел убедить Совет отказаться от вашей кандидатуры. Кстати, сколько вы им заплатили за своё выдвижение? Молчите? Эх, Штинк, в некоторых вопросах вы непроходимо, опасно для самого себя тупы. Ведь именно я отвечаю в Башне за вашу безопасность, а в нашей криптостране – за силовые и судебные ведомства. Вы сами вырыли себе яму, недооценив мои возможности. Но убивать вас я не собираюсь. Захват власти – это не то, чего я хочу. Я желаю одного, – чтобы вы ответили за свои преступления и сказали, кто стоит над вами и кто вытянул вас на такую высоту.
