Воинский эшелон, рассекавший прохладный майский воздух, сбавил ход и тяжело затормозил у маленькой станции.
Из плацкартного вагона вышел сонный мужчина и гравий хрустнул под кедами. Огляделся, тряхнул ногой в трико, поёжился и выдохнул недовольно, -Да твою ж дивизию! Сутки в такой дыре торчать?
Весенняя степь, окрашенная всполохами заходящего солнца, могла конечно поднять настроение, но нескончаемые параллели железнодорожных путей, отделяющие от убогого здания вокзала, навевали тоску. Достал из кармана ветровки сигареты и прикурил, шумно выдыхая сизый дым
За спиной раздался знакомый уже звук и рядом оказался молодой парень, -Товарищ майор, ну что?
-Да приплыли лейтенант. В этом захудалом царстве вряд ли мы «горючкой» разживёмся. Тьфу, чтоб тебя! Вся командировка коту под хвост.
Лейтенант огляделся и присвистнул. Хвостовая часть поезда, состоявшая из платформ, гружёных военными «ЗИЛами», таяла в вечерней дымке где-то около горизонта.
-Ладно, — майор сплюнул, бросил сигарету и кивнул лейтенанту, -За мной! Испыток —не убыток. Праздник. Может хоть самогоном разживёмся малёк.
-Да что они, не люди, что ли? -кивнул тот, -По любому в загашнике есть.
Загрузив вещмешок под завязку, мужчины, довольные вышли на перрон, освещённый единственным фонарём. Поклажа громыхнула и майор сморщился
-Ты же не дрова тащишь. С таким грузом, как с барышней, нежно надо... Твою дивизию! Это наш пошёл? Какого...
Парень тоже вытаращил глаза в темноту и застыл, наблюдая, как вдалеке тронулся эшелон. Мужчина выругался и рявкнул, -Бегом!
Плацкартные вагоны и теплушки плавно проплыли перед глазами перескакивающих через рельсы мужчин. Оставалась надежда успеть на последние платформы...
Майор, пытаясь отдышаться, покосился на усевшегося рядом лейтенанта, -А ты-молоток. Я бы сам запрыгнуть не успел.
Тот продышался и выдал фразу, от которой у майора встала дыбом двухдневная щетина на подбородке
-Товарищ майор, мы не на свой эшелон сели.
И это была истинная правда. Мужчина огляделся и мозг лихорадочно стал искать звено между причиной и следствием. Причина легонько позвякивала в вещмешке рядом. Следствием оказался музейный экспонат, в виде самоходной пушки, а..., -Да твою ж!
Лейтенант оживился, -А я сразу неладное почуял. Наши то платформы четырёхосные, а эта —древняя, как шкура мамонта, двух.., -но осёкся под тяжёлым взглядом майора и замолчал.
Оставалось только ждать следующей станции и молиться, что успеют вернуться на свой эшелон.
Майор вытащил бутылку водки из вещмешка, поддел пальцем крышку и опрокинул горлышко в рот. Занюхал рукавом и протянул лейтенанту, -Вот и отметили.
-У меня мама всегда в этот день праздничный стол накрывает и фотографию деда ставит...
В лунном свете вспыхнул огонёк сигареты, и майор выдохнул, -А мне некого ставить. Батя мой -ни без вести, ни убит. Так, слинял, видимо, с какой-нибудь полевой женой. Мать меня одна тащила, пока в гроб себя не загнала. Встретил бы этого кобеля-героя сейчас, на куски разорвал вражину.
Из теплушки впереди раздались оклики. И мужчины решили перебраться в тепло. Но спустившись с крыши внутрь, получили прикладом по маковке.
Майор попытался открыть глаза. Кровь залила лицо, ресницы слиплись и в полумраке вагона охраны мелькали только два силуэта. Захотел выругаться, но из губ вырвалось лишь мычание, а руки и ноги затекли от плотно обвитой верёвки
-А я тебе говорю-шпионы. На станции особисты примут. Пусть и разбираются. Их тут развелось тепереча. Боятся, гниды, что давить их едем. Вот и лезут.
Силуэт приблизился, -Очухался, что ли? Петро, а может добавить ему ишшо? Иш, задёргался как! Боишься? А ты, когда моих маманьку с батяней в сорок первом...
-Да хватит с него. А то прибьём, с нас потом три шкуры снимут. Теперь то им только драпать...
Солдаты уселись около буржуйки и разлили кипяток по кружкам
-Петро, твои то пишут?
-А как же. Сынишке четвёртый годок пошёл. Я его и видел ток, как народился. Весь в меня будет. Кузнецов Михаил Петрович. Сам называл. Звучит? Машунька, жена, ох и красавица у меня. Глаз не оторвать. Смотри, у меня же и карточка сына есть.
-Эх, вернуться бы.
-А и вернёмся. За три года уж война не взяла. А теперь и подавно.
Низкий гул сверху прорвался сквозь грохот колёс и свист ударил по ушам. Взрывная волна взметнула майора над искорёженным металлом, разносящимися по степи щепками и неподвижным искромсанным телом, пальцы которого крепко держали детскую фотографию. Ту самую, что хранилась у майора в старом фотоальбоме. На обложке которого выцветшими чернилами было выведено: «Машуня, Петро и Миша»
Боль взорвала майора изнутри, он хотел заорать, но ударился плашмя о землю и обмяк. В нос ударил запах водки, лившейся на лицо
-Товарищ майор, товарищ майор! Очнитесь!
-Лейтенант, ты совсем озверел?
-А как? Вы об платформу головой так долбанулись. Я уже минут десять Вас...
-Лейтенант, а ты помнишь, как меня зовут?
-Так точно. Кузнецов Михаил Петрович.
Майор сморщился от шума в голове и улыбнулся,
-Звучит! Это меня так батя назвал!
Из плацкартного вагона вышел сонный мужчина и гравий хрустнул под кедами. Огляделся, тряхнул ногой в трико, поёжился и выдохнул недовольно, -Да твою ж дивизию! Сутки в такой дыре торчать?
Весенняя степь, окрашенная всполохами заходящего солнца, могла конечно поднять настроение, но нескончаемые параллели железнодорожных путей, отделяющие от убогого здания вокзала, навевали тоску. Достал из кармана ветровки сигареты и прикурил, шумно выдыхая сизый дым
За спиной раздался знакомый уже звук и рядом оказался молодой парень, -Товарищ майор, ну что?
-Да приплыли лейтенант. В этом захудалом царстве вряд ли мы «горючкой» разживёмся. Тьфу, чтоб тебя! Вся командировка коту под хвост.
Лейтенант огляделся и присвистнул. Хвостовая часть поезда, состоявшая из платформ, гружёных военными «ЗИЛами», таяла в вечерней дымке где-то около горизонта.
-Ладно, — майор сплюнул, бросил сигарету и кивнул лейтенанту, -За мной! Испыток —не убыток. Праздник. Может хоть самогоном разживёмся малёк.
-Да что они, не люди, что ли? -кивнул тот, -По любому в загашнике есть.
Загрузив вещмешок под завязку, мужчины, довольные вышли на перрон, освещённый единственным фонарём. Поклажа громыхнула и майор сморщился
-Ты же не дрова тащишь. С таким грузом, как с барышней, нежно надо... Твою дивизию! Это наш пошёл? Какого...
Парень тоже вытаращил глаза в темноту и застыл, наблюдая, как вдалеке тронулся эшелон. Мужчина выругался и рявкнул, -Бегом!
Плацкартные вагоны и теплушки плавно проплыли перед глазами перескакивающих через рельсы мужчин. Оставалась надежда успеть на последние платформы...
Майор, пытаясь отдышаться, покосился на усевшегося рядом лейтенанта, -А ты-молоток. Я бы сам запрыгнуть не успел.
Тот продышался и выдал фразу, от которой у майора встала дыбом двухдневная щетина на подбородке
-Товарищ майор, мы не на свой эшелон сели.
И это была истинная правда. Мужчина огляделся и мозг лихорадочно стал искать звено между причиной и следствием. Причина легонько позвякивала в вещмешке рядом. Следствием оказался музейный экспонат, в виде самоходной пушки, а..., -Да твою ж!
Лейтенант оживился, -А я сразу неладное почуял. Наши то платформы четырёхосные, а эта —древняя, как шкура мамонта, двух.., -но осёкся под тяжёлым взглядом майора и замолчал.
Оставалось только ждать следующей станции и молиться, что успеют вернуться на свой эшелон.
Майор вытащил бутылку водки из вещмешка, поддел пальцем крышку и опрокинул горлышко в рот. Занюхал рукавом и протянул лейтенанту, -Вот и отметили.
-У меня мама всегда в этот день праздничный стол накрывает и фотографию деда ставит...
В лунном свете вспыхнул огонёк сигареты, и майор выдохнул, -А мне некого ставить. Батя мой -ни без вести, ни убит. Так, слинял, видимо, с какой-нибудь полевой женой. Мать меня одна тащила, пока в гроб себя не загнала. Встретил бы этого кобеля-героя сейчас, на куски разорвал вражину.
Из теплушки впереди раздались оклики. И мужчины решили перебраться в тепло. Но спустившись с крыши внутрь, получили прикладом по маковке.
Майор попытался открыть глаза. Кровь залила лицо, ресницы слиплись и в полумраке вагона охраны мелькали только два силуэта. Захотел выругаться, но из губ вырвалось лишь мычание, а руки и ноги затекли от плотно обвитой верёвки
-А я тебе говорю-шпионы. На станции особисты примут. Пусть и разбираются. Их тут развелось тепереча. Боятся, гниды, что давить их едем. Вот и лезут.
Силуэт приблизился, -Очухался, что ли? Петро, а может добавить ему ишшо? Иш, задёргался как! Боишься? А ты, когда моих маманьку с батяней в сорок первом...
-Да хватит с него. А то прибьём, с нас потом три шкуры снимут. Теперь то им только драпать...
Солдаты уселись около буржуйки и разлили кипяток по кружкам
-Петро, твои то пишут?
-А как же. Сынишке четвёртый годок пошёл. Я его и видел ток, как народился. Весь в меня будет. Кузнецов Михаил Петрович. Сам называл. Звучит? Машунька, жена, ох и красавица у меня. Глаз не оторвать. Смотри, у меня же и карточка сына есть.
-Эх, вернуться бы.
-А и вернёмся. За три года уж война не взяла. А теперь и подавно.
Низкий гул сверху прорвался сквозь грохот колёс и свист ударил по ушам. Взрывная волна взметнула майора над искорёженным металлом, разносящимися по степи щепками и неподвижным искромсанным телом, пальцы которого крепко держали детскую фотографию. Ту самую, что хранилась у майора в старом фотоальбоме. На обложке которого выцветшими чернилами было выведено: «Машуня, Петро и Миша»
Боль взорвала майора изнутри, он хотел заорать, но ударился плашмя о землю и обмяк. В нос ударил запах водки, лившейся на лицо
-Товарищ майор, товарищ майор! Очнитесь!
-Лейтенант, ты совсем озверел?
-А как? Вы об платформу головой так долбанулись. Я уже минут десять Вас...
-Лейтенант, а ты помнишь, как меня зовут?
-Так точно. Кузнецов Михаил Петрович.
Майор сморщился от шума в голове и улыбнулся,
-Звучит! Это меня так батя назвал!
