- А что ж он там, так и будет сидеть? Не видит, что на улице творится? К тому же Зеня сегодня… - удивленно застыла я перед сидящим на лавочке человеком.
Потому что человек этот, откинув голову на нашу изгородь, мирно спал. Его светлые, короткие волосы трепались на ветру, оставляя лицо неподвижно спокойным, а руки были крепко сцеплены на груди. Рядом, на отсыревшей от травы лавочке, лежал поношенный вещевой мешок из под которого углом торчал черный кожаный планшетник. Я видела подобный всего раз до этого - у либрянского землемера, считающего себя настоящим интеллигентом. И этот «интеллигентский» атрибут никак не вязался с общим впечатлением от незнакомца, всем своим видом, даже таким сейчас беззащитным, излучающим огромную силу… «Как та самая магия, чистая и прозрачная», - пришло мне на ум совершенно неуместное сравнение, после которого, вдруг сильно захотелось заглянуть в глаза спящего мужчины… В этот момент, он, будто почувствовал постороннее присутствие и, сначала дернул согнутой правой рукой, а потом свои глаза открыл… И я увидела небо – огромное, с бежащими по нему серыми тучами и без всякой надежды на…
- До-обрый день, - растерянно скривившись, будто это меня, а не его застали врасплох, протянула я. – Я вам не помешала, а то может, подушку вынести?
Мужчина снова дернулся, лупанув правой рукой по пустоте сбоку от себя и стал медленно, опираясь на эту же руку, подниматься с нагретого места:
- Здравствуйте. Меня зовут Ветран и мне нужен Зигмунд, кот-баюн, - распрямившись во весь свой немалый рост, тихо произнес он. – Я к вам из столицы. Из музея истории с заданием. Точнее, это у меня задание, а господин… кот окажет нашему музею бесценную услугу, если согласится ответить на мои вопросы… - закончил он с явным облегчением и, склонив голову набок, выжидающе уставился на меня.
По идее, в силу нашего нынешнего осадного положения, стоило бы его хорошенько расспросить и «просветить» в смысле свечения, но я на этот раз решила ограничиться своей женской интуицией. Тем более что погода как раз располагала. В смысле, подгоняла к принятию решений:
- А-а-а…
- Бумагу мою показать? – еще ниже склонил голову музейный работник.
- Нет, - тут же захлопнула я рот. – Это вы Зигмунду ее покажите. Я хотела спросить, далеко ли вы остановились на ночлег. А то скоро дождь пойдет.
- Ночевать? – чуть ли не по слогам повторил за мной мужчина. – Я промокнуть не боюсь. Так что с котом?
- С котом?.. Надеюсь, все нормально, - тоже, видимо, опираясь на свою интуицию, предположила я и распахнула нашу калитку. – Пойдемте… Ветран. Меня, кстати, Анастэйс зовут.
- Анастэйс, - так же медленно произнес он и сделал большой шаг к нам во двор. А дальше двинулся, уже гораздо быстрее, неся в левой руке свою поклажу. – Большая у вас деревня.
- Что? – не расслышав из-за очередного порыва ветра, развернулась я к нему прямо у крыльца.
- Мэзонруж – большая деревня. А кто здесь, в основном живет?
- Люди. Если вы это имеете в виду. А если конкретно, то – ремесленники, работающие на либрянские лавки и мастерские. Очень много заезжих сезонников, тоже работающих в Либряне. От нас же до нее всего три мили. В общем, разный на… - прихлопнуло меня по макушке вскинутой кистью Ветрана. – Да вы что?!
- Ничего…Простите, - отдернул он свою руку обратно и задрал голову вверх. – У вас там чердачная дверца… открыта.
- А яснее?
- Она громко закрылась.
- Закрылась? – прищурилась я на сосредоточенного мужчину, и, поставив на крыльцо корзину, отошла подальше от дома. – Ага… Это от ветра, наверное… Мать моя, Ибельмания! Ты что там делаешь?! - а что мог делать кот на карнизе дома с пучком засушенной валерианы в пасти? Сам собой напросился нелицеприятный ответ. – Зеня! То есть, Зигмунд! – строго зыркнула я на него, да что толку? Умника вновь захлестнули инстинкты. – Да сколько эта вакханалия будет продолжаться?! А ну выплюнь траву! - кот глянул на меня, почти осознанным взглядом, а потом отрицательно замотал своей лобастой башкой. – Зигмунд, ну ты же ученый кот. Тут к тебе человек приехал из столичного музея вопросы умные задавать, а что он о тебе сейчас подумает? – уперев руки в бока, попробовала я воззвать к остаткам котовьего разума, затуманенного валерьяновым дурманом. В ответ кот лишь скептически посмотрел на визитера и показал нам обоим свой полосатый зад, намереваясь снова нырнуть в травяные закрома. – Ах, так?!
Быстрым взмахом руки, захлопнула я перед наглой мордой чердачный вход и тем же приемом задвинула на нем вертушку. Кот, пораженный таким вероломством, резко отпрыгнул и чуть не выронил свою ношу из пасти.
- Скажите, а он всегда… такой? – осторожно поинтересовался у меня подошедший мужчина.
- Не-ет. Просто у нас недавно перетеча… - глянула я на Ветрана и решила, на всякий случай пояснить. – … перевоплощение было в новое тело. И вот это тело так себя проявляет – подавляет разум Зигмунда первородными инстинктами. Но, это явление временное. И Зигмунду потом бывает очень стыдно, - добавила, уже громче, глянув на притихшего, но не сломленного бунтаря плоти.
- Понятно, - кивнул в ответ Ветран. – Лестница у вас есть?
- Есть, там… - неопределенно махнула я рукой в сторону сада, прикидывая в это время в уме, стоит ли испытать на умнике левитацию, в которой я сама почти Трахиния или пожалеть… Решила для начала честно его предупредить о намерениях. И даже открыла рот… И тут полил дождь – не сказать, чтоб внезапно, но уж очень сразу и сильно: мне в рот, на голову, мигом насквозь промочил легкое платье и разозлил уже всерьез. – Если ты сейчас же не кинешь вниз эту траву и не докажешь мне, что вменяем, я тебе шкуру подпалю! – сжав кулаки прокричала я, выплевывая изо рта воду. – Ну! Считаю до трех! – и медленно подняла руку с тусклым от противоборства с враждебной стихией шаром. – Раз!..
- Анастэйс!!! – увидела я в глазах такого же промокшего мужчины, замершего с лестницей на плечах нешуточный страх. – Не надо!.. Я лестницу принес, - произнес он уже тише и спокойнее и в доказательство, тут же приткнул ее верхним краем к карнизу. – Я лезу?
- А, пожалуйста, - погасила я в зажатой ладони огонь и ей же показала чудом не облысевшему коту кулак…
В дом заходили по очереди: сначала туда влетел, вдохновленный просветлением в мозгах и дождем на улице Зигмунд, потом степенно вошел музейный работник и уже замыкающей я, но, на пороге тормознула:
- Корзина.
- Я сейчас, - боком вынырнул мужчина обратно под ливень.
- Ну что, уважаемый философ, как ваше настроение? Может, валерьяночки в чашку плескануть «для сугреву»? – хмуро прошлепала я мокрыми босыми ногами к раковине и подтянула вверх подол прилипшего к телу платья.
- Стася, ты, конечно, имеешь полное право надо мной измываться, - прогундел сидящий у стола взъерошенный кот. – Но, скажи мне, кто это такой и почему он так бесцеремонно таскал меня за шкирку?
- Ах, даже так?! Беспамятство будем изображать? – закрутила я жгутом материю и, подтянувшись на цыпочках, принялась ее отжимать.
- И все же, я повторяю свой вопрос… Здравствуйте…
- А я тебе отвечаю… - развернулась я к коту и увидела застывшего за моей спиной Ветрана с капающей корзиной в руке.
- Куда ее?
- Да прямо сюда, - ткнула я большим пальцем правой ноги прямо перед собой. – Все равно все теперь в раковину перебрасывать.
Мужчина медленно склонился и, поставив ношу в отмеченном мокрым отпечатком месте, стал также медленно распрямлять спину, скользя по мне снизу вверх, взглядом. Но, где-то на полпути, он, неожиданно громко вдохнул воздух и, раскинув в стороны руки, рухнул на пол…
В доме наступила тишина, отбиваемая только тетушкиными ходиками. Они успели щелкнуть пять раз, после того, как:
- Да, Стася… Я, конечно, многое в своей жизни повидал, но чтобы от женской наго… красоты в обморок бухались, вижу впервые.
- Заткнись… - не хуже кота прошипела я и ринулась к бесчувственному телу. –У него это от боли. Вот я Трахиния, сразу не увидела, - дрожащими руками расстегнула я рубашку мужчины и, откинув в стороны ее мокрые половинки, пораженно замерла. – Да как он вообще с этим… ходил? А еще лестницу… и тебя с карниза.
На теле Ветрана, в районе левого плеча красовалась насквозь промокшая от дождя и крови повязка, едва прикрывающая края совсем свежей раны.
- И что ты думаешь? – ткнулся своим боком мне в локоть умник. – Откуда это у него?
- Откуда не знаю… - занесла я свою ладонь над бинтом и на несколько секунд закрыла глаза. – …А вот то, что это – магический ожег и очень глубокий, уверена. Ну что, валерьянозависимый, по силам тебе такая работенка?
Работенки хватило нам обоим. Ведь этого, совсем не легкого «клиента» вначале надо было раздеть и перетащить поближе к огню – на зенин любимый диван. Потом наступила моя очередь и, отправленному в состояние сна, не выходя из состояния обморока мужчине, в срочном порядке была заменена повязка с целебной мазью в пришлёпку. После чего я еще раз убедилась в магическом происхождении раны. Заключительным этапом пошел Зигмунд с «выездным» вовнутрь дома с веранды оздоровительным сеансом. В общем, часа через три, когда к нам из погреба высунула свою мордочку Груша, из нас троих один – оздоровительно спал, прикрытый по шею одеялом, а двое клевали носами от усталости и пережитых эмоций.
- Зеня, - оторвалась я от тарелки с супом, подогреть который даже не потрудилась. – А ты видел его татуировку на левом предплечье – стрела, направленная вверх? Странная она какая-то.
- Еще бы, если учесть, что это руна, - потянувшись, свернулся клубочком у разожженного очага умник.
- А яснее?
- Руны, Стася, это древняя письменность, постепенно вытесненная буквами. Они использовались очень давно на нашей общей прародине. Да и здесь тоже, как видишь, их не забыли. Только смысл с тех пор изменился. И если раньше они были и буквами и символами одновременно, то сейчас выполняют только вторую функцию. Для первой они слишком сложны в написании.
- А что означает эта руна – стрела, наконечником вверх?
- Эта руна?.. - впал Зигмунд в свой информационный транс. - … «Треба». Так она называтся. А означает… У нее, вообще-то три обозначения. Тебе все огласить?
- Нет, по одному в день. Ты что, издеваешься?
- Просто, спать очень хочется, - ехидно скривил пасть кот. – Ладно, ты сама этого хотела: «Твердость духа», «Воин» и «Жертва». В общем, воин духа, приносящий себя в жертву ради чего-то там. Довольна?
- Ну, ничего себе, работник музея. Я их, почему то, другими представляла.
- Другими? А что ты вообще знаешь о музеях, Стася? Ты хоть в одном из них была?
- Была, конечно, - оскорбилась я за явный намек на свою культурную безграмотность. – В морском музее Тайриля и в Либряне - в музее ремесел. Но, в первом мы с одноклассницами просвящались самостоятельно, пока наша матронна флиртовала с подслеповатым экскурсоводом, а во втором нас по залам водила сухонькая старушенция с длинной палкой в руках и этой палкой тыкала то в экспонаты, то в тех, кто ее не внимательно слушал. А чтобы такой вот… верзила с мышцами… - представила я себе Ветрана с длинной палкой в руках, вдохновенно рассказывающим об устройстве маслобойки. – Не знаю. К тому же эта татуировка его. Не говоря уж о старых шрамах по всему торсу и новом магическом ожоге…
- Об ожоге я и сам пока воздержусь с комментариями… - разинул в очередном зевке пасть Зигмунд. – А вот что касается татуировки, так знал я в свои столичные времена одну экзальтированную даму. Она у себя на… ну, ниже поясницы, справила руну, обозначающую «Рок» и всем твердила, что она есть настоящий и единственно возможный «конец света».
- Интересно, и как ты-то об этой руне на таком месте узнал? – недоверчиво скривилась я.
- Столица, Стася… Столица… - многозначительно изрек кот. – А вообще, сознайся, что ты мне просто завидуешь.
- Вот я сейчас не поняла, - отложила я ложку в сторону. – И чему именно я завидую?
- А тому, что ко мне из самого Куполграда, из единственного в своем роде музея приехал человек, чтобы поинтересоваться моей обширной биографией. Чтобы послушать и запечатлеть мои уникальные притчи и мудрые мысли. Чтобы сберечь их для потомков… Вот, в общем этому ты и завидуешь.
- Ну да, конечно. Только не забудь ему рассказать о том, как ты клиентов в постель укладываешь только ради того, чтобы послушать, как они храпят. А еще… Впрочем, кое-что он и сам сегодня видел, до того, как тебя за шкирку с карниза снимал.
- Жестокий век, жестокие сердца, - с чувством процитировал неизвестного автора Зигмунд и демонстративно отвернул от меня морду. – А ты что над ним зависла, легкоступая Грундильда?
- Я? – отпрянула от головы спящего мужчины доселе хранившая молчание домовиха. – Я - ничего. Я просто смотрю на него.
- Ну и как впечатление? – насмешливо поинтересовался умник.
- Красивый и совсем молодой… По вашим меркам.
- Красивее, чем Глеб? – ревностно прищурилась я.
Домовиха еще раз взглянула на неподвижно лежащего Ветрана и, потупив глазки, произнесла. – Он совсем другой, хозяйка – он - светлый и какой-то… чужой.
- Вот и я о том же… А вообще, пора мне. А вы оставайтесь караулить больного, - и, убрав со стола, поплелась в свою избушку корпеть над новым заказом от господина Труша…
А дождь, действительно, шел очень долго…
Хлеб, ноздреватый, еще теплый, напластанный большими неровными кусками, горой высился посредине стола, а молодая картошка, вся в кристалликах соли, истекала в тарелку желтым прозрачным маслом. Я занесла над ней сжатую руку и, дождавшись робкого кивка Ветрана, щедро бухнула сверху мелко нарезанную душистую зелень. Осталось сделать только одно для начала праздника живота в отдельно взятом деревенском доме:
- Скажите, а у вас в столице такое блюдо как употребляют: с молоком или с кофе по эльфийски?
Вопрос, как я ни старалась скрыть ухмылку, все равно получился ехидным, но мужчина, вдруг, улыбнулся:
- С молоком… Если можно.
- Ага… И в каком столичном ресторане такую кухню практикуют?
- «От не выспавшейся кусапки(1)», он называется, - встрял в нашу светскую беседу кот. – Ветран, как вы себя чувствуете?
- Действительно, - теперь уже совершенно искренне присоединилась я. – Плечом подвигайте, только осторожно, - мужчина тут же послушно выполнил требуемое и, под нашими пристальными взглядами попытался не скривиться от боли:
- Гораздо лучше, честно… Я ведь еще не поблагодарил вас - спасибо за заботу, лечение и ночлег. И… прошу прощения за вчерашнее.
- Ой, да ладно вам извиняться и благодарить. Это наш профессиональный долг, - радостно заерзал на своем высоком стульчике Зигмунд. – Раз вам лучше, вы ведь писать сможете?.. Записывать?
- Записывать? – удивленно глянул на него Ветран, а потом спохватился. – Записывать… Я постараюсь… Анастэйс, это вы из-за меня сегодня не выспались?
- Из-за вас? Не-ет. Из-за ее очередного запоя она не выспалась, - не дал мне и рта открыть умник, за что в этот раз музейный работник наградил таким же удивленным взглядом уже меня.
- «Запой», это моя работа, образно выражаясь, - попыталась я, все же внести ясность. - Я когда сижу над новым заказом, то, обычно, теряю счет времени, а иногда и вообще выпадаю из реальности. Один раз даже не заметила, как наступила зима - выхожу на улицу из своей избушки, а везде снег…
Потому что человек этот, откинув голову на нашу изгородь, мирно спал. Его светлые, короткие волосы трепались на ветру, оставляя лицо неподвижно спокойным, а руки были крепко сцеплены на груди. Рядом, на отсыревшей от травы лавочке, лежал поношенный вещевой мешок из под которого углом торчал черный кожаный планшетник. Я видела подобный всего раз до этого - у либрянского землемера, считающего себя настоящим интеллигентом. И этот «интеллигентский» атрибут никак не вязался с общим впечатлением от незнакомца, всем своим видом, даже таким сейчас беззащитным, излучающим огромную силу… «Как та самая магия, чистая и прозрачная», - пришло мне на ум совершенно неуместное сравнение, после которого, вдруг сильно захотелось заглянуть в глаза спящего мужчины… В этот момент, он, будто почувствовал постороннее присутствие и, сначала дернул согнутой правой рукой, а потом свои глаза открыл… И я увидела небо – огромное, с бежащими по нему серыми тучами и без всякой надежды на…
- До-обрый день, - растерянно скривившись, будто это меня, а не его застали врасплох, протянула я. – Я вам не помешала, а то может, подушку вынести?
Мужчина снова дернулся, лупанув правой рукой по пустоте сбоку от себя и стал медленно, опираясь на эту же руку, подниматься с нагретого места:
- Здравствуйте. Меня зовут Ветран и мне нужен Зигмунд, кот-баюн, - распрямившись во весь свой немалый рост, тихо произнес он. – Я к вам из столицы. Из музея истории с заданием. Точнее, это у меня задание, а господин… кот окажет нашему музею бесценную услугу, если согласится ответить на мои вопросы… - закончил он с явным облегчением и, склонив голову набок, выжидающе уставился на меня.
По идее, в силу нашего нынешнего осадного положения, стоило бы его хорошенько расспросить и «просветить» в смысле свечения, но я на этот раз решила ограничиться своей женской интуицией. Тем более что погода как раз располагала. В смысле, подгоняла к принятию решений:
- А-а-а…
- Бумагу мою показать? – еще ниже склонил голову музейный работник.
- Нет, - тут же захлопнула я рот. – Это вы Зигмунду ее покажите. Я хотела спросить, далеко ли вы остановились на ночлег. А то скоро дождь пойдет.
- Ночевать? – чуть ли не по слогам повторил за мной мужчина. – Я промокнуть не боюсь. Так что с котом?
- С котом?.. Надеюсь, все нормально, - тоже, видимо, опираясь на свою интуицию, предположила я и распахнула нашу калитку. – Пойдемте… Ветран. Меня, кстати, Анастэйс зовут.
- Анастэйс, - так же медленно произнес он и сделал большой шаг к нам во двор. А дальше двинулся, уже гораздо быстрее, неся в левой руке свою поклажу. – Большая у вас деревня.
- Что? – не расслышав из-за очередного порыва ветра, развернулась я к нему прямо у крыльца.
- Мэзонруж – большая деревня. А кто здесь, в основном живет?
- Люди. Если вы это имеете в виду. А если конкретно, то – ремесленники, работающие на либрянские лавки и мастерские. Очень много заезжих сезонников, тоже работающих в Либряне. От нас же до нее всего три мили. В общем, разный на… - прихлопнуло меня по макушке вскинутой кистью Ветрана. – Да вы что?!
- Ничего…Простите, - отдернул он свою руку обратно и задрал голову вверх. – У вас там чердачная дверца… открыта.
- А яснее?
- Она громко закрылась.
- Закрылась? – прищурилась я на сосредоточенного мужчину, и, поставив на крыльцо корзину, отошла подальше от дома. – Ага… Это от ветра, наверное… Мать моя, Ибельмания! Ты что там делаешь?! - а что мог делать кот на карнизе дома с пучком засушенной валерианы в пасти? Сам собой напросился нелицеприятный ответ. – Зеня! То есть, Зигмунд! – строго зыркнула я на него, да что толку? Умника вновь захлестнули инстинкты. – Да сколько эта вакханалия будет продолжаться?! А ну выплюнь траву! - кот глянул на меня, почти осознанным взглядом, а потом отрицательно замотал своей лобастой башкой. – Зигмунд, ну ты же ученый кот. Тут к тебе человек приехал из столичного музея вопросы умные задавать, а что он о тебе сейчас подумает? – уперев руки в бока, попробовала я воззвать к остаткам котовьего разума, затуманенного валерьяновым дурманом. В ответ кот лишь скептически посмотрел на визитера и показал нам обоим свой полосатый зад, намереваясь снова нырнуть в травяные закрома. – Ах, так?!
Быстрым взмахом руки, захлопнула я перед наглой мордой чердачный вход и тем же приемом задвинула на нем вертушку. Кот, пораженный таким вероломством, резко отпрыгнул и чуть не выронил свою ношу из пасти.
- Скажите, а он всегда… такой? – осторожно поинтересовался у меня подошедший мужчина.
- Не-ет. Просто у нас недавно перетеча… - глянула я на Ветрана и решила, на всякий случай пояснить. – … перевоплощение было в новое тело. И вот это тело так себя проявляет – подавляет разум Зигмунда первородными инстинктами. Но, это явление временное. И Зигмунду потом бывает очень стыдно, - добавила, уже громче, глянув на притихшего, но не сломленного бунтаря плоти.
- Понятно, - кивнул в ответ Ветран. – Лестница у вас есть?
- Есть, там… - неопределенно махнула я рукой в сторону сада, прикидывая в это время в уме, стоит ли испытать на умнике левитацию, в которой я сама почти Трахиния или пожалеть… Решила для начала честно его предупредить о намерениях. И даже открыла рот… И тут полил дождь – не сказать, чтоб внезапно, но уж очень сразу и сильно: мне в рот, на голову, мигом насквозь промочил легкое платье и разозлил уже всерьез. – Если ты сейчас же не кинешь вниз эту траву и не докажешь мне, что вменяем, я тебе шкуру подпалю! – сжав кулаки прокричала я, выплевывая изо рта воду. – Ну! Считаю до трех! – и медленно подняла руку с тусклым от противоборства с враждебной стихией шаром. – Раз!..
- Анастэйс!!! – увидела я в глазах такого же промокшего мужчины, замершего с лестницей на плечах нешуточный страх. – Не надо!.. Я лестницу принес, - произнес он уже тише и спокойнее и в доказательство, тут же приткнул ее верхним краем к карнизу. – Я лезу?
- А, пожалуйста, - погасила я в зажатой ладони огонь и ей же показала чудом не облысевшему коту кулак…
В дом заходили по очереди: сначала туда влетел, вдохновленный просветлением в мозгах и дождем на улице Зигмунд, потом степенно вошел музейный работник и уже замыкающей я, но, на пороге тормознула:
- Корзина.
- Я сейчас, - боком вынырнул мужчина обратно под ливень.
- Ну что, уважаемый философ, как ваше настроение? Может, валерьяночки в чашку плескануть «для сугреву»? – хмуро прошлепала я мокрыми босыми ногами к раковине и подтянула вверх подол прилипшего к телу платья.
- Стася, ты, конечно, имеешь полное право надо мной измываться, - прогундел сидящий у стола взъерошенный кот. – Но, скажи мне, кто это такой и почему он так бесцеремонно таскал меня за шкирку?
- Ах, даже так?! Беспамятство будем изображать? – закрутила я жгутом материю и, подтянувшись на цыпочках, принялась ее отжимать.
- И все же, я повторяю свой вопрос… Здравствуйте…
- А я тебе отвечаю… - развернулась я к коту и увидела застывшего за моей спиной Ветрана с капающей корзиной в руке.
- Куда ее?
- Да прямо сюда, - ткнула я большим пальцем правой ноги прямо перед собой. – Все равно все теперь в раковину перебрасывать.
Мужчина медленно склонился и, поставив ношу в отмеченном мокрым отпечатком месте, стал также медленно распрямлять спину, скользя по мне снизу вверх, взглядом. Но, где-то на полпути, он, неожиданно громко вдохнул воздух и, раскинув в стороны руки, рухнул на пол…
В доме наступила тишина, отбиваемая только тетушкиными ходиками. Они успели щелкнуть пять раз, после того, как:
- Да, Стася… Я, конечно, многое в своей жизни повидал, но чтобы от женской наго… красоты в обморок бухались, вижу впервые.
- Заткнись… - не хуже кота прошипела я и ринулась к бесчувственному телу. –У него это от боли. Вот я Трахиния, сразу не увидела, - дрожащими руками расстегнула я рубашку мужчины и, откинув в стороны ее мокрые половинки, пораженно замерла. – Да как он вообще с этим… ходил? А еще лестницу… и тебя с карниза.
На теле Ветрана, в районе левого плеча красовалась насквозь промокшая от дождя и крови повязка, едва прикрывающая края совсем свежей раны.
- И что ты думаешь? – ткнулся своим боком мне в локоть умник. – Откуда это у него?
- Откуда не знаю… - занесла я свою ладонь над бинтом и на несколько секунд закрыла глаза. – …А вот то, что это – магический ожег и очень глубокий, уверена. Ну что, валерьянозависимый, по силам тебе такая работенка?
Работенки хватило нам обоим. Ведь этого, совсем не легкого «клиента» вначале надо было раздеть и перетащить поближе к огню – на зенин любимый диван. Потом наступила моя очередь и, отправленному в состояние сна, не выходя из состояния обморока мужчине, в срочном порядке была заменена повязка с целебной мазью в пришлёпку. После чего я еще раз убедилась в магическом происхождении раны. Заключительным этапом пошел Зигмунд с «выездным» вовнутрь дома с веранды оздоровительным сеансом. В общем, часа через три, когда к нам из погреба высунула свою мордочку Груша, из нас троих один – оздоровительно спал, прикрытый по шею одеялом, а двое клевали носами от усталости и пережитых эмоций.
- Зеня, - оторвалась я от тарелки с супом, подогреть который даже не потрудилась. – А ты видел его татуировку на левом предплечье – стрела, направленная вверх? Странная она какая-то.
- Еще бы, если учесть, что это руна, - потянувшись, свернулся клубочком у разожженного очага умник.
- А яснее?
- Руны, Стася, это древняя письменность, постепенно вытесненная буквами. Они использовались очень давно на нашей общей прародине. Да и здесь тоже, как видишь, их не забыли. Только смысл с тех пор изменился. И если раньше они были и буквами и символами одновременно, то сейчас выполняют только вторую функцию. Для первой они слишком сложны в написании.
- А что означает эта руна – стрела, наконечником вверх?
- Эта руна?.. - впал Зигмунд в свой информационный транс. - … «Треба». Так она называтся. А означает… У нее, вообще-то три обозначения. Тебе все огласить?
- Нет, по одному в день. Ты что, издеваешься?
- Просто, спать очень хочется, - ехидно скривил пасть кот. – Ладно, ты сама этого хотела: «Твердость духа», «Воин» и «Жертва». В общем, воин духа, приносящий себя в жертву ради чего-то там. Довольна?
- Ну, ничего себе, работник музея. Я их, почему то, другими представляла.
- Другими? А что ты вообще знаешь о музеях, Стася? Ты хоть в одном из них была?
- Была, конечно, - оскорбилась я за явный намек на свою культурную безграмотность. – В морском музее Тайриля и в Либряне - в музее ремесел. Но, в первом мы с одноклассницами просвящались самостоятельно, пока наша матронна флиртовала с подслеповатым экскурсоводом, а во втором нас по залам водила сухонькая старушенция с длинной палкой в руках и этой палкой тыкала то в экспонаты, то в тех, кто ее не внимательно слушал. А чтобы такой вот… верзила с мышцами… - представила я себе Ветрана с длинной палкой в руках, вдохновенно рассказывающим об устройстве маслобойки. – Не знаю. К тому же эта татуировка его. Не говоря уж о старых шрамах по всему торсу и новом магическом ожоге…
- Об ожоге я и сам пока воздержусь с комментариями… - разинул в очередном зевке пасть Зигмунд. – А вот что касается татуировки, так знал я в свои столичные времена одну экзальтированную даму. Она у себя на… ну, ниже поясницы, справила руну, обозначающую «Рок» и всем твердила, что она есть настоящий и единственно возможный «конец света».
- Интересно, и как ты-то об этой руне на таком месте узнал? – недоверчиво скривилась я.
- Столица, Стася… Столица… - многозначительно изрек кот. – А вообще, сознайся, что ты мне просто завидуешь.
- Вот я сейчас не поняла, - отложила я ложку в сторону. – И чему именно я завидую?
- А тому, что ко мне из самого Куполграда, из единственного в своем роде музея приехал человек, чтобы поинтересоваться моей обширной биографией. Чтобы послушать и запечатлеть мои уникальные притчи и мудрые мысли. Чтобы сберечь их для потомков… Вот, в общем этому ты и завидуешь.
- Ну да, конечно. Только не забудь ему рассказать о том, как ты клиентов в постель укладываешь только ради того, чтобы послушать, как они храпят. А еще… Впрочем, кое-что он и сам сегодня видел, до того, как тебя за шкирку с карниза снимал.
- Жестокий век, жестокие сердца, - с чувством процитировал неизвестного автора Зигмунд и демонстративно отвернул от меня морду. – А ты что над ним зависла, легкоступая Грундильда?
- Я? – отпрянула от головы спящего мужчины доселе хранившая молчание домовиха. – Я - ничего. Я просто смотрю на него.
- Ну и как впечатление? – насмешливо поинтересовался умник.
- Красивый и совсем молодой… По вашим меркам.
- Красивее, чем Глеб? – ревностно прищурилась я.
Домовиха еще раз взглянула на неподвижно лежащего Ветрана и, потупив глазки, произнесла. – Он совсем другой, хозяйка – он - светлый и какой-то… чужой.
- Вот и я о том же… А вообще, пора мне. А вы оставайтесь караулить больного, - и, убрав со стола, поплелась в свою избушку корпеть над новым заказом от господина Труша…
А дождь, действительно, шел очень долго…
Хлеб, ноздреватый, еще теплый, напластанный большими неровными кусками, горой высился посредине стола, а молодая картошка, вся в кристалликах соли, истекала в тарелку желтым прозрачным маслом. Я занесла над ней сжатую руку и, дождавшись робкого кивка Ветрана, щедро бухнула сверху мелко нарезанную душистую зелень. Осталось сделать только одно для начала праздника живота в отдельно взятом деревенском доме:
- Скажите, а у вас в столице такое блюдо как употребляют: с молоком или с кофе по эльфийски?
Вопрос, как я ни старалась скрыть ухмылку, все равно получился ехидным, но мужчина, вдруг, улыбнулся:
- С молоком… Если можно.
- Ага… И в каком столичном ресторане такую кухню практикуют?
- «От не выспавшейся кусапки(1)», он называется, - встрял в нашу светскую беседу кот. – Ветран, как вы себя чувствуете?
- Действительно, - теперь уже совершенно искренне присоединилась я. – Плечом подвигайте, только осторожно, - мужчина тут же послушно выполнил требуемое и, под нашими пристальными взглядами попытался не скривиться от боли:
- Гораздо лучше, честно… Я ведь еще не поблагодарил вас - спасибо за заботу, лечение и ночлег. И… прошу прощения за вчерашнее.
- Ой, да ладно вам извиняться и благодарить. Это наш профессиональный долг, - радостно заерзал на своем высоком стульчике Зигмунд. – Раз вам лучше, вы ведь писать сможете?.. Записывать?
- Записывать? – удивленно глянул на него Ветран, а потом спохватился. – Записывать… Я постараюсь… Анастэйс, это вы из-за меня сегодня не выспались?
- Из-за вас? Не-ет. Из-за ее очередного запоя она не выспалась, - не дал мне и рта открыть умник, за что в этот раз музейный работник наградил таким же удивленным взглядом уже меня.
- «Запой», это моя работа, образно выражаясь, - попыталась я, все же внести ясность. - Я когда сижу над новым заказом, то, обычно, теряю счет времени, а иногда и вообще выпадаю из реальности. Один раз даже не заметила, как наступила зима - выхожу на улицу из своей избушки, а везде снег…
