Проснулась Марья Петровна ни свет ни заря, глаза открыла, села на кровати, и ахнула от изумления и внезапной радости. На стуле у окна сидит её муж Павел, тихонько струны на гитаре перебирает, наигрывает «цыганочку». Петровна давно мужа не видела – с тех самых пор, как погиб он. Уж лет шестьдесят прошло, а он всё такой же молодой, весёлый.
– Машенька, проснулась? Я не стал тебя будить. Поднимайся, нужно в дорогу собираться. Мы же сегодня с тобой полетим.
– Павлуша, как же так? Ведь погиб ты, когда на заводе авария была.
– Ты слишком долго спала. Это тебе страшный сон приснился – не было никакой аварии. Вставай, милая. Пора нам в дорогу.
– Павлуша, в какую дорогу? Я старая совсем стала, ноги еле ходят, дышать трудно.
А он смеётся, и зеркальце протягивает маленькое, круглое.
– Какая же ты старая? Глянь в моё зеркало!
Мария Петровна посмотрела в зеркало, а там и правда, Машенька молодая улыбается. И волосы не седые, не стриженые «под мальчика», а длинные русые, как и должно быть у молодой девушки, глаза голубые блестят, румянец во всю щёку. Сердце радостно забилось, да так сильно, что даже руками не унять.
Вскочила она с кровати, халатик набросила, побежала мыться и вещи собирать. В дорогу, так в дорогу, лишь бы с любимым рядом.
– Я мигом соберусь, Павлуша!
– Много не бери, там всё есть, там тепло. Я пока на балкон выйду покурить.
Приняв душ, сияющая от счастья молодая Машенька вышла из ванной комнаты. Открыла шкаф, сняла с вешалки самое нарядное белое платье, бельё достала ни разу не надёванное, тоже белое, тапочки белые. Скинула старый халатик и надела всё новое. Вынула из ящика папку с документами – паспорт ведь нужен везде. А из папки на пол выпали грамоты всякие, дипломы, фотографии. Не удержалась, принялась фотографии разглядывать.
Вот свадебная фотография – Павлуша ещё в гимнастёрке, он только с фронта пришёл, вся грудь в медалях и орденах. Служил танкистом, и уберёг его Господь – вернулся живой, правда, израненный, но с руками и ногами. После войны мужчины были, как говорится, на вес золота. А уж такие красавцы как Павел женским вниманием обижены не были. Девушки и незамужние женщины роем вокруг кружились. Ещё бы – кому такой парень не понравится? Высокий, стройный, кучерявый, на гитаре играет, пляшет и поёт. Всего один взгляд завораживающих чёрных бархатных глаз заставлял женщин терять всякую связь с реальностью. Только напрасно они старались мужчину очаровать – Павел полюбил скромную девушку Машеньку.
На свадебной фотографии она с ним на стуле рядышком сидит, так и не видно, что росточку маленького – от голода и недоедания не выросла, да ножки от рахита немного косолапые были.
Вот с таким маленьким ростом простояла Машенька всю войну у токарного станка, на двух подставках – на ящиках для снарядов. А без этих подножек ей бы просто не дотянуться до рукояток управления.
Работали по двенадцать, а иногда и по четырнадцать часов. Выходной день на заводе давали один раз в месяц – пятнадцатого числа. И Машенька в свой выходной бежала двенадцать километров в деревню, чтобы повидаться с родными – с мамой и тётушкой. В бане помыться хоть раз в месяц, да немного еды из дома взять. И скорее обратно. Опаздывать на завод нельзя было, дисциплина железная. По закону военного времени за опоздание могли и срок припаять.
Машеньке, как и всем работникам завода, сна не хватало. Однажды она присела у станка передохнуть, задремала и упала головой прямо в машинное масло. Потом вспоминала со смехом: «Еле вымыли меня». Мама с тётушкой ахали, жалели её, а ей смешно было – молодость!
Рядом в цехе работали эвакуированные – одна девушка из Воронежа и две из Ленинграда. Машеньке их жалко было очень. Когда объявляли маленький перерыв на обед, и всем раздавали пайки, она не могла есть свой хлеб одна, понемножку раздавала эвакуированным. А домой шла уже без хлеба. Рассказывала потом: «У меня дома хоть немного картошки, молоко было – всё из деревни, я чего-то всё же поем, а они откуда возьмут?»
Жили работники дружно. Отдыхать удавалось только тогда, когда на заводе не было электричества. Если отключался свет, садились на пол около станков и пели песни. Чаще всего про Катюшу, про землянку. Победу встретили тоже все вместе. Когда голос Левитана объявил по радио о победе, все кинулись обниматься друг с другом, «ура!» кричали. Потом в круг собрались. Кто пел, кто смеялся, кто плясал, а многие просто в голос плакали.
После войны Машенька поступила в институт на вечернее отделение, а днём продолжала работать на заводе. Вот на заводе и познакомилась с Павлушей. Они полюбили друг друга и поженились. Машенька ходила на своих коротеньких ножках и всем улыбалась от счастья. Она очень добрая была. Но вокруг незамужние девушки и женщины завидовали, часто вслух её обсуждали – мол, как такой красавец женился на какой-то каракатице! Она однажды услышала их злые пересуды. Сердце от обиды больно сжалось, заплакала горько – совсем не ожидала такого. Пришла домой и встала перед шифоньером, где было большое зеркало. Поглядела на заплаканное лицо с опухшими глазами, на маленькую худенькую, почти мальчишескую фигуру, и заплакала ещё горше. Как она раньше этого не замечала, что совсем некрасивая? Некогда было, наверное, в зеркало глядеться.
В это время забежал домой муж, обеденный перерыв у него был. Увидел заплаканную жену, и спросил, кто её обидел? Машенька честно рассказала о том, что женщины говорили. Ведь и правда, несправедливо вышло, что такой красавец на ней женился. А кто она? Просто каракатица. И зарыдала ещё пуще. Павлуша рассмеялся и крепко обнял жену.
– Слава Богу, я-то испугался, подумал всякое. А тут такое… Да ты у меня самая красивая, лучше всех. Навсегда и во веки веков. Запомни – никого на свете красивее тебя нет. Ишь, чего выдумали!
Так он говорил, прижимая её к себе. Машенька слышала, как сильно билось его сердце – билось от любви. Она тогда ему поверила, и с этого дня всегда считала себя красивой. А и правда – глаза счастливые, и волосы русые, длинные волнистые. Павлуша любил их ласкать, а короче стричь не разрешал, говорил, что примета есть такая: в волосах вся сила и счастье. А что зеркало? Что в нём увидишь? Оно ведь внешнюю оболочку человека отражает. Только любящее сердце видит так, как другие не увидят никогда.
Хотела Машенька ещё фотографии поглядеть, но тут Павел с балкона в комнату зашёл.
– Ты собралась, Машенька?
Она засуетилась, в сумку паспорт положила и свадебную фотографию. А больше ничего и не надо – ведь так Павлуша сказал.
– Оставь, милая, эту сумку, зачем она – там всё есть! Полетели, Машенька!
Взял её крепко за руку, и они полетели.
Громкие и настойчивые трели звонка прозвучали в пустой притихшей квартире. Через некоторое время звуки звонка прервались отрывистыми стуками в дверь. Наконец, когда пришёл слесарь и вскрыл замок, то вошедшие нашли на полу в комнате сумку с паспортом и свадебной фотографией. Рядом лежал старенький халатик, и в нём тело старое, изношенное, своё отслужившее. Зачем оно там, где всё есть?
– Машенька, проснулась? Я не стал тебя будить. Поднимайся, нужно в дорогу собираться. Мы же сегодня с тобой полетим.
– Павлуша, как же так? Ведь погиб ты, когда на заводе авария была.
– Ты слишком долго спала. Это тебе страшный сон приснился – не было никакой аварии. Вставай, милая. Пора нам в дорогу.
– Павлуша, в какую дорогу? Я старая совсем стала, ноги еле ходят, дышать трудно.
А он смеётся, и зеркальце протягивает маленькое, круглое.
– Какая же ты старая? Глянь в моё зеркало!
Мария Петровна посмотрела в зеркало, а там и правда, Машенька молодая улыбается. И волосы не седые, не стриженые «под мальчика», а длинные русые, как и должно быть у молодой девушки, глаза голубые блестят, румянец во всю щёку. Сердце радостно забилось, да так сильно, что даже руками не унять.
Вскочила она с кровати, халатик набросила, побежала мыться и вещи собирать. В дорогу, так в дорогу, лишь бы с любимым рядом.
– Я мигом соберусь, Павлуша!
– Много не бери, там всё есть, там тепло. Я пока на балкон выйду покурить.
Приняв душ, сияющая от счастья молодая Машенька вышла из ванной комнаты. Открыла шкаф, сняла с вешалки самое нарядное белое платье, бельё достала ни разу не надёванное, тоже белое, тапочки белые. Скинула старый халатик и надела всё новое. Вынула из ящика папку с документами – паспорт ведь нужен везде. А из папки на пол выпали грамоты всякие, дипломы, фотографии. Не удержалась, принялась фотографии разглядывать.
Вот свадебная фотография – Павлуша ещё в гимнастёрке, он только с фронта пришёл, вся грудь в медалях и орденах. Служил танкистом, и уберёг его Господь – вернулся живой, правда, израненный, но с руками и ногами. После войны мужчины были, как говорится, на вес золота. А уж такие красавцы как Павел женским вниманием обижены не были. Девушки и незамужние женщины роем вокруг кружились. Ещё бы – кому такой парень не понравится? Высокий, стройный, кучерявый, на гитаре играет, пляшет и поёт. Всего один взгляд завораживающих чёрных бархатных глаз заставлял женщин терять всякую связь с реальностью. Только напрасно они старались мужчину очаровать – Павел полюбил скромную девушку Машеньку.
На свадебной фотографии она с ним на стуле рядышком сидит, так и не видно, что росточку маленького – от голода и недоедания не выросла, да ножки от рахита немного косолапые были.
Вот с таким маленьким ростом простояла Машенька всю войну у токарного станка, на двух подставках – на ящиках для снарядов. А без этих подножек ей бы просто не дотянуться до рукояток управления.
Работали по двенадцать, а иногда и по четырнадцать часов. Выходной день на заводе давали один раз в месяц – пятнадцатого числа. И Машенька в свой выходной бежала двенадцать километров в деревню, чтобы повидаться с родными – с мамой и тётушкой. В бане помыться хоть раз в месяц, да немного еды из дома взять. И скорее обратно. Опаздывать на завод нельзя было, дисциплина железная. По закону военного времени за опоздание могли и срок припаять.
Машеньке, как и всем работникам завода, сна не хватало. Однажды она присела у станка передохнуть, задремала и упала головой прямо в машинное масло. Потом вспоминала со смехом: «Еле вымыли меня». Мама с тётушкой ахали, жалели её, а ей смешно было – молодость!
Рядом в цехе работали эвакуированные – одна девушка из Воронежа и две из Ленинграда. Машеньке их жалко было очень. Когда объявляли маленький перерыв на обед, и всем раздавали пайки, она не могла есть свой хлеб одна, понемножку раздавала эвакуированным. А домой шла уже без хлеба. Рассказывала потом: «У меня дома хоть немного картошки, молоко было – всё из деревни, я чего-то всё же поем, а они откуда возьмут?»
Жили работники дружно. Отдыхать удавалось только тогда, когда на заводе не было электричества. Если отключался свет, садились на пол около станков и пели песни. Чаще всего про Катюшу, про землянку. Победу встретили тоже все вместе. Когда голос Левитана объявил по радио о победе, все кинулись обниматься друг с другом, «ура!» кричали. Потом в круг собрались. Кто пел, кто смеялся, кто плясал, а многие просто в голос плакали.
После войны Машенька поступила в институт на вечернее отделение, а днём продолжала работать на заводе. Вот на заводе и познакомилась с Павлушей. Они полюбили друг друга и поженились. Машенька ходила на своих коротеньких ножках и всем улыбалась от счастья. Она очень добрая была. Но вокруг незамужние девушки и женщины завидовали, часто вслух её обсуждали – мол, как такой красавец женился на какой-то каракатице! Она однажды услышала их злые пересуды. Сердце от обиды больно сжалось, заплакала горько – совсем не ожидала такого. Пришла домой и встала перед шифоньером, где было большое зеркало. Поглядела на заплаканное лицо с опухшими глазами, на маленькую худенькую, почти мальчишескую фигуру, и заплакала ещё горше. Как она раньше этого не замечала, что совсем некрасивая? Некогда было, наверное, в зеркало глядеться.
В это время забежал домой муж, обеденный перерыв у него был. Увидел заплаканную жену, и спросил, кто её обидел? Машенька честно рассказала о том, что женщины говорили. Ведь и правда, несправедливо вышло, что такой красавец на ней женился. А кто она? Просто каракатица. И зарыдала ещё пуще. Павлуша рассмеялся и крепко обнял жену.
– Слава Богу, я-то испугался, подумал всякое. А тут такое… Да ты у меня самая красивая, лучше всех. Навсегда и во веки веков. Запомни – никого на свете красивее тебя нет. Ишь, чего выдумали!
Так он говорил, прижимая её к себе. Машенька слышала, как сильно билось его сердце – билось от любви. Она тогда ему поверила, и с этого дня всегда считала себя красивой. А и правда – глаза счастливые, и волосы русые, длинные волнистые. Павлуша любил их ласкать, а короче стричь не разрешал, говорил, что примета есть такая: в волосах вся сила и счастье. А что зеркало? Что в нём увидишь? Оно ведь внешнюю оболочку человека отражает. Только любящее сердце видит так, как другие не увидят никогда.
Хотела Машенька ещё фотографии поглядеть, но тут Павел с балкона в комнату зашёл.
– Ты собралась, Машенька?
Она засуетилась, в сумку паспорт положила и свадебную фотографию. А больше ничего и не надо – ведь так Павлуша сказал.
– Оставь, милая, эту сумку, зачем она – там всё есть! Полетели, Машенька!
Взял её крепко за руку, и они полетели.
***
Громкие и настойчивые трели звонка прозвучали в пустой притихшей квартире. Через некоторое время звуки звонка прервались отрывистыми стуками в дверь. Наконец, когда пришёл слесарь и вскрыл замок, то вошедшие нашли на полу в комнате сумку с паспортом и свадебной фотографией. Рядом лежал старенький халатик, и в нём тело старое, изношенное, своё отслужившее. Зачем оно там, где всё есть?
