Глава 1
— Подъём! — кованый сапог врезался под ребро, и Калли едва успела спрятать пальцы, по которым должен был прийтись следующий удар.
Больше всего она боялась, что повредят руки. Тогда она не сможет ни рисовать, ни писать. Тогда она станет никем — как и хотел Рудольф.
— Где мой… лорд?.. — Калли договорила с трудом, кашель рванулся из пересохшего горла, а ответом ей стал раскатистый смех обоих вошедших в камеру мужиков.
— Соскучилась по своему муженьку? Так хочешь, я его заменю?
Калли стиснула зубы, когда говоривший подцепил её за подбородок и потянул вверх, заставляя подняться с пола и встать перед ним на колени. Руки были скованы, но не за спиной, как во сне. Они не боялись её. Хорошо.
Калли с трудом заставила себя сдержать плевок. Из пухлых губ её экзекутора пахло чесноком, и когда он говорил — в лицо Калли летели маленькие капельки слюны.
— Тихо, Жольт, — другой положил руку спутнику на плечо, — король ещё не вынес приговор. Не торопись.
Свободная рука его скользнула Калли по плечу, будто изучая её.
«Что здесь изучать?» — билось у Калли в голове. Она отлично представляла, как выглядит в этот момент: в изорванных одеждах, дорогой шёлк превратился непонятно во что. Волосы чернели на голове вороньим гнездом. Губы потрескались, а правая половина лица так болела, что, должно быть, представляла собой один огромный синяк.
— Тебе, видимо, даже шлюхи в борделях не дают, раз ты решил поиметь такую, как я, — произнесла она раньше, чем поняла, что говорит это вслух.
Ярость исказила лицо кирасира.
«Ну, всё, — подумала Калли. — Сейчас меня будут бить».
Но логического завершения разговора так и не произошло.
Второй кирасир снова стиснул плечо напарника.
— Не сейчас, Жольт, — твёрдо сказал он, — время идёт. Если опоздаем, то поимеют тебя и меня, а не её.
Пальцы Жольта на подбородке Калли несколько ослабли. Он поймал цепь, удерживавшую её руки, и дёрнул вверх.
— Ладно, идём, — буркнул Жольт, но когда Калли, пошатываясь, поднялась на ноги и направилась было к двери, рванул цепь на себя, так что та едва ли не рухнула в его объятья. Снова губы кирасира оказались у самого её лица, и, проследив ими контур уха, Жольт произнёс: — Когда он прикажет колесовать тебя, как и твоего муженька, у нас с тобой будет целая ночь, перед тем как палач приведёт в жизнь приговор. И ты захочешь, чтобы она не кончалась никогда.
Жольт хрипло расхохотался и, больше не удерживая Калли, двинулся вперёд, волоча её на цепи за собой.
Приёмный зал дворца Авроры в самом сердце Вечного города больше походил на солнце, расстилавшее по небосводу свои лучи, чем на те скромные по здешним меркам аппартаменты, к которым Калли привыкла.
Она знала, что в Августии Остеррайх не скупятся на лоск. Свиты местных герцогов могли составлять несколько десятков человек, не считая охраны и слуг. И столько же, если не больше, вмещал в себя каждый дворец. Но даже по меркам Августии апартаменты Боренсхайтов преввосходили любой разумный размер. Это был скорее город в городе, чем просто дворец. Город, в который по приказу августа съезжалась не только вся семья короля, каждый со своим двором, но и все владетели провинций от Южного моря до Лазоревых гор. Многочисленные фонтаны били вдоль аллей, и ветер, всегда настолько сильный здесь, что чайки ломали крылья, пытаясь пересечь город от одной границы до другой, относил их в сторону, осыпая придворных мириадами брызг.
Тем смешнее на ухоженных зелёных аллеях смотрелась она, в изодранной нижней рубахе из грубого льна, перепачканной кровью и грязью — по обычаю Остеррайха прежнюю одежду сорвали, прежде чем отвести пленницу на суд. Тем больше взглядов устремлялось на неё.
Едва охрана пропустила сквозь ворота процессию из двух кирасиров и их подопечного, Калли попыталась воспользоваться возможностью и задрать голову вверх — но Жольт тут же рванул цепь с такой силой, что Калли оступилась и едва не уткнулась носом в лужу пролившейся из фонтана воды.
Оба стражника захохотали и потянули её вперёд, так что Калли оставалось лишь тащиться за ними следом, потупив взгляд, и стараться не замечать, как таращатся на неё все кругом.
Она и её провинция жили иначе — но они тоже знали, что такое позор. И Калли оставалось лишь стискивать зубы и думать о том, что придёт день, и она отомстит — если, конечно, завтра же утром её не прикажут колесовать.
Повинуясь движению стражей, Калли рухнула на покрытый мозаикой зелёных и белых мраморных плит пол. Она замерла на коленях, не пытаясь поднять головы, и стала ждать.
Август ещё не изволил занять свой трон. Зато любопытствующие уже собрались кругом и ожидали продолжения представления, распахнув рты.
— Говорят, Рудольф устраивал вечера в присутствии друзей, и каждый мог потрогать её, — услышала она женский голос немного вдалеке.
Калли лишь сверкнула взглядом, не поднимая головы, и в зрачках её отпечаталось отражение немолодой дамы с высоко поднятым коконом волос на голове, который украшала фигура крылатого корабля. Дама жеманно прикрывала веером лицо.
— А вы бы стали трогать эту дикарку, фрау Рац? Вам мало молоденьких пажей, которые развлекают вас?
— А вы, мсьё Вёрёш, как будто бы нет. Говорят, эти северяне в постели весьма хороши. Чувственны и отзывчивы. Вас, как мужчину, это должно привлекать куда более, чем меня.
— Потому я и удивлён.
— Может, попросим её у августа? Уверена, он не решится вам отказать.
Калли стиснула зубы и сосредоточилась на узоре мраморных плит, в шахматном порядке тянувшемся вдоль всего зала. Она разглядывала их с таким упорством, как будто намеревалась совершить подкоп, только бы не слышать новых и новых звучавших за спиной слов.
Но вот вдалеке послышались тихий звук шагов и шелест драгоценной ткани. Всё в зале стихло, так что Калли теперь слышала стук собственного сердца.
Края августской мантии пронеслись по полу мимо неё, и Калли увидела пару сапог, занявших мягкую скамеечку под троном.
— Вот ты какая.
Калли подняла взгляд, поняв, что обращаются к ней. Она молчала, не зная, что может сказать.
— Прав ли мой палач, утверждая, что ты помогала Рудольфу строить заговор против меня?
Истерзанные губы Калли надломила улыбка.
— Разумеется, нет.
Краешек губ августа тоже поднялся.
— Я был бы удивлён, если бы ты ответила что-то ещё.
Калли едва заметно наклонила голову вбок.
— Мой господин, — очень медленно произнесла она, тщательно подбирая слова. Она думала о том, что должна будет сказать, всю ночь, пока не уснула, и тягостный смутный сон, больше походивший на кошмар, не настиг её. — У моего народа не принято лгать и сдаваться в плен. Если я здесь, перед вами, если мои слуги ещё не закололи меня, то лишь потому, что я хочу доказать вам своё расположение и желание присоединиться к вам.
Август хмыкнул и чуть отклонился назад, так что на лицо его упала тень, и Калли больше не могла разобрать, что отражается в его глазах.
— Я нужна вам, мой август, не заставляйте меня говорить здесь и сейчас зачем. И без того ваше обращение со мной нанесло по лояльности Облачного города немалый удар.
Август молчал, но Калли чувствовала, что слова доходят до него. Что августу неуютно, и он в самом деле не желает продолжать этот разговор здесь и сейчас. Однако слова августа противоречили тому, что отражало спрятанное в тени лицо:
— Я не вижу причин, — тихо сказал он, — не уничтожить весь ваш народ. Всех до одного, кто откажется принести клятву лично мне. И я не вижу причин, почему должен доверять тебе, супруге Рудольфа Йоханеса Винце, не раз доказавшего свою неспособность держать клятву, обесчестившего себя и свой род.
— Причина в вашей мудрости, — Калли немного опустила взгляд, не желая вступать в конфликт, — вы можете уничтожить всех, кто верен мне, и назначить нового наместника управлять моей землёй. Но только я знаю тайны Звёздной пыли, как знала их до меня моя мать — и будет знать моя дочь. Ни одна пытка не заставит меня рассказать их вам, потому что я знаю: эти тайны — единственное, что может сохранить мне жизнь.
Август какое-то время молчал, и Калли уже решила было, что победила.
— Я бы мог, — наконец сказал он, — отдать тебя палачам. Не думай, что ты меня испугала.
— Разумеется, я и надеяться не смела, — вставила Калли, улучив момент.
— Но я не такой тиран, каким стал бы, добравшись до власти, твой супруг, принц Рудольф. И я собираюсь это доказать. Я помилую тебя.
Калли испустила облегчённый вздох. Она не могла ещё до конца поверить, что угроза минула, и потому на мгновение прикрыла глаза, силясь справиться с собой.
— Но, разумеется, и довериться тебе я не могу. Слишком часто Облачный город становится причиной моих забот. Наместник будет назначен. Я подберу человека, который не сможет поддаться обаянию ваших гор и никогда не пойдёт против меня.
Калли молчала, обдумывая, что слова августа могут значить для неё.
— Вынуждена предупредить, — сказала она, — что мой народ не подчинится чужаку. Вы не сможете управлять Облачным Городом без меня.
— И я верю тебе, — август кивнул, — потому мой наместник станет управлять не Облачным Городом, а тобой.
Калли вздрогнула и прищурилась, не переставая выглядывать в тени его лицо. Губы её дрогнули, потому что так же говорил Рудольф. «Я здесь, чтобы управлять тобой».
И Калли не обманулась:
— Милорд Ламот, будьте любезны проследить, чтобы герцогиню Брекке сегодня же выпустили из тюрьмы. Обеспечьте ей должный медицинский уход и апартаменты, в которых ни она не будет опасна для нас, ни мы для неё. А вы, герцогиня, будьте готовы завтра же принести супружескую клятву по обрядам Августии. Я подберу вам достойного кандидата в мужья. Что с вами? Не пытайтесь изобразить обморок, я всё равно не поверю вам.
Калли в самом деле стала белой как мел.
«Опять», — набатом билось у неё в голове и колоколом ему вторило: «Нет! Лучше умереть, чем снова позволить им…»
Август говорил что-то ещё, но Калли уже не слышала его. Она попыталась встать и рвануться прочь, но цепь, удерживаемая руками Жольта, натянулась, роняя её обратно на пол. Калли потеряла равновесие, боль пронзила её висок. Она, кажется, слышала собственный голос, истошно кричавший: «Нет!» — а затем провалилась в темноту.
Глава 2
— Ну, что скажешь? — спросил Вержиль Флоран Гарон, некогда младший принц дома Гарон, а ныне август Остеррайха, отбрасывая шпагу в сторону и потягиваясь. Ему было слегка за тридцать, и светские дела в последнее время заставили его всерьёз растерять форму, которую он некогда имел. Но Вержиль всё ещё оставался относительно строен и старался каждую свободную минуту уделять занятиям с клинком.
— Скажу, монсеньор, что вам нужно больше работать над собой. Иначе вы не сможете отбиться даже от собственной жены, не то что от ночных воров.
Эжен Пьер Луи де Лебель не видел особого смысла соблюдать формальности, когда они с Гароном оставались вдвоём.
Они четверо — Вержиль, Эжен, а вместе с ними принцы Клод Раймон Ламот и Фабрис Анж д`Омур, знали друг друга уже много лет. Ещё тогда, когда никто и предположить не мог, что один из них наденет августский венец, все четверо проводили вместе ночи и дни, вместе охотились и вместе пили вино.
Теперь, когда с тех времён минуло уже более десяти лет, пути всех четверых разошлись. Вержиль стал августом, так что Клод и Фабрис порядком робели перед ним. Вержиль раболепства не любил, и потому ему с каждым годом становилось с ними всё тяжелей.
К тому же у Фабриса появилась семья, у Клода — выезд первосортных коней, и в конюшне он, как правило, торчал весь день, поглаживая и расчёсывая своих жеребцов.
И только в жизни Эжена за прошедшие после войны годы не изменилось почти ничего. Он был всё так же строен, как и в двадцать лет, спина его оставалась такой же прямой, и только под глазами прибавилось морщин. Он не женился и не завёл детей, хотя придворные дамы и поглядывали ему вслед с тоской. Всё, на что хватало Эжена — это несколько дней. Женщины надоедали ему в тот же момент, когда он получал над ними полный контроль.
У него не прибавилось ни ума, ни друзей, зато и терять ему было нечего — и потому Эжен так и не узнал, что такое страх от людей или страх потерь.
— Я не об этом, — Вержиль усмехнулся и легонько толкнул его в плечо, в очередной раз за вечер нарушая этикет, будто силился доказать самому себе, что пропасти, пролёгшей между ними — нет. — Я об этой северной пташке.
Эжен взмахнул напоследок шпагой и провёл кончиком пальца по лезвию, проверяя, не затупилось ли оно. Затем тоже бросил оружие на стойку для мечей и подошёл к окну, из которого открывался чудесный вид на партер.
— Скажу, что вы ещё намучаетесь с ней, монсеньор. Девчонка не так проста, как хотели бы того вы или Рудольф. Она доставит много проблем.
— Опять не то, — поморщился Гарон, — я спрашиваю, что лично ты думаешь о ней. Как думаешь… В постели она так хороша, как шуршат языки придворных дам?
Эжен надломил бровь и насмешливо посмотрел на него.
— Очень странный вопрос, монсеньор. Уж не влюбились ли вы в неё?
— Я — нет, — твёрдо ответил Гарон, — а ты? — с тенью надежды в голосе спросил он.
— Помилуйте, да что тут любить? Я пока не так далеко зашёл в искусстве любви, чтобы возбуждаться при виде мертвяков.
Гарон прокашлялся и отошёл в сторону. Взял со стойки одну из шпаг и покрутил в руках, разглядывая эфес.
— А скажи мне вот что, мой дорогой друг… — задумчиво произнёс он, — не знаешь ли ты, как потерял руку наш дражайший граф де Флери?
Теперь уже Эжен прокашлялся и покраснел.
— Вы знаете, мессир, я не люблю лишних жертв.
— Зато вы любите чужих жён, месье де Лебель.
Эжен склонил голову.
— Прошу меня простить, монсеньор, но вы же не собираетесь ставить мне это в вину?
— Допустим, что нет. Но как быть с маркизом де Лонгли?
— Простите, мессир, но тут уж точно я ни при чём! Он набросился на меня, даже не разобрав, что я делал у него…
— В спальне у его младшей сестры, месье.
Эжен промолчал. Отвернувшись к окну, он побарабанил пальцами по краешку рамы.
— У меня такое чувство, — сказал он медленно и задумчиво, — что вы, мессир, пытаетесь мне угрожать.
— Разумеется, нет. Я лишь хочу дать вам возможность оплатить ваши долги.
— Долги?
— И не думайте, что я не знаю о них.
— Простите, мессир, если вы желаете дать мне возможность оплатить долги, вам лучше выписать мне из вашей казны полмиллиона лир. Этого хватит с лихвой — да к тому же окупит моё содержание на год вперёд.
— Сомневаюсь, что это может вам помочь. Вы наделаете ещё.
— Да полноте, сир! — Эжен ударил кулаком по подоконнику. — Что вы хотите от меня?
— То, что должен был сделать давно. Я хочу вас женить.
— Вержиль…
— Не забывайте, Лебель, что говорите с августом.
— Ваше величество… — укоризненно произнёс Эжен и покачал головой, — вы же не удалите меня от двора. Я нужен вам здесь, скоро начнётся новая война…
— Вы не будете командовать моей армией на войне, месье де Лебель. Мне нужно, чтобы вы решили мои северные дела.
— Но Вер… мессир!
— У вас есть богатый выбор, граф, герцогиня Облачного города — или мадемуазель Лермон.
Эжен замолк, опасливо поглядывая на своего августа. Лицо мадемуазель де Лермон, покрытое оспинами, стояло перед его глазами.
— Это не смешно, — заметил он.
— Вы видите улыбку на моём лице?
