Телепатическая планета содружества «Горра». Планетарная столица.
Микея.
Равномерный гул транспортера едва не усыпил ее, невыспавшуюся и порядком издерганную. Неделя выдалась адской, худшей в ее жизни. Хотя ощущения подсказывали – то была совсем другая жизнь, а теперь начиналась новая. И продлится эта новая, тоскливая жизнь в лучшем случае год. В худшем - три. Все зависит от ее поведения, сказал судья. И от отзывов ее начальства.
Микея никогда не думала, что способна на преступление. Даже когда совершала его, это казалось больше шалостью, чем серьезным правонарушением, за которое могут судить и наказать. Но все обернулось хуже некуда. До сих пор при одном воспоминании о разговоре с отцом хотелось плакать. Она опозорила не только себя, но и его, и маму. То, что осудили ее не в одиночку, а вместе с двумя друзьями, нисколько не облегчало ее совесть.
Она, к тому же, перестала считать Навию и Омкана друзьями после всего происшедшего – они оказались не теми, за кого Микея их принимала. К счастью, суд определил им разные места отбывания наказания, и хотя бы видеть их теперь не приходилось.
Молодая горианка опустила глаза на свои руки, которых буквально не узнавала. За неделю их почти полностью покрыли мелкие царапины, мозоли и даже химические ожоги – пару дней назад она сдуру забыла надеть перчатки прежде, чем использовать средство для чистки декоративного камня в душе. Другие уборщики, которые летели с ней в транспортере, не выглядели так ужасно – они привыкли к тяжелой работе и рваному графику. И уж конечно они знали, как пользоваться щетками и губками, не ломая ногтей и не травмируя себе кожу.
Ее начальница, Дивия эс-Эрте, казалось, не имела ни капли жалости. Даже зная, что Микея не проходила курсов обучения уборщиков, она пальцем не пошевелила, чтобы помочь ей. В первый день, правда, она прилетела вместе с ней в ту квартиру, которую надо было убирать, но вела себя очень грубо. По сути, она просто каждую минуту одергивала ее за то, что Микея делала не так – а она делала не так абсолютно все. Правда, к концу дня, когда ее спина разламывалась, руки немилосердно болели, а в глазах темнело от усталости, она приобрела несколько полезных навыков, благодаря замечаниям эс-Эрте.
Но как же тяжело было сдержаться, чтобы не броситься на нее и не выцарапать глаза, а молча перенести все это издевательство. Дивия перемещалась по помещению следом, ничего сама не делая – по сути, Микея целый день ползала у нее в ногах, выполняя отрывистые команды и указания, словно была дрессированным животным.
Крылатая горианка в ногах у бескрылой, телепатически неполноценной, плохо образованной уборщицы – Микея готова была поклясться, что эта женщина просто самоутверждается за ее счет, хотя и не могла проверить – ее собственные телепатические способности еще минимум на год были завешены глухим блоком по тому же приговору суда. Это, пожалуй, было самой жестокой частью наказания – Микея чувствовала себя глухой и слепой, и от этого хотелось выть.
На следующий день Микею отправили на работу одну. Оказавшись в огромной квартире ранним утром, чувствуя себя разбитой, с ломотой во всем теле, девушка все же чувствовала радость: сегодня ей хотя бы не придется, как вчера, выслушивать грубые окрики. Вот только уже через час, с ожогами на обеих руках, она осознала, что в окриках была своя прелесть – накануне, по крайней мере, эс-Эрте напомнила про перчатки. Больно было так, что полчаса Микея могла лишь держать руки под холодной водой, сглатывая слезы. А потом пришлось спешно завершать работу и накрывать на стол к завтраку, чтобы испариться до того, как хозяин квартиры проснется.
Ее график весь состоял из таких «окон» - она должна была приходить к определенному времени и вовремя уходить, чтобы не путаться у хозяев под ногами, а потом возвращаться снова. До приговора суда Микея никогда не думала о людях, которые убирали ее собственную квартиру – лишь принимала как должное результаты их работы. Ее жилье сейчас, вероятно, никто не убирает – оно опечатано до конца срока обязательных работ на Службу уборки. Теперь она жила в общих домах, на окраине столице. В самом бедном районе, куда раньше никогда не заходила и не залетала.
Когда ей сказали, что в ее обязанности войдет уборка лишь одной квартиры, Микея воспряла духом. Когда же увидела ее и поняла, что нужно делать – впала в отчаяние. Во-первых, помещение оказалось огромным. Оно располагалось так близко к окрестностям Сезариата, что можно было предположить – жилье какого-то советника или чиновника высокого ранга. Но этого ей знать не полагалось, как и видеть хозяина. Первое правило: никогда не мешать и не попадаться на глаза. За сознательное нарушение полагался крупный штраф, а в ее случае это могли быть недели дополнительной работы.
Во-вторых, девушка раньше и не предполагала, насколько тяжелой может быть добросовестная уборка. Она думала, что мытье полов – это просто разок пройтись тряпкой, ничего сложного. Оказалось, это и ползание на коленях, и отскабливание чего-нибудь липкого, а еще приходилось постоянно двигать мебель с место на место и обязательно оставить все, как было. К счастью, хозяин в квартире был всего один, без семьи, и мусорил не много.
Каждый день Микея чередовала помещения, в которых убиралась. Постоянное внимание ее было сосредоточено только на ванной и столовой. В спальне кровать всегда была убрана, в кабинете тоже порядок, поэтому профилактическую уборку этих помещений приходилось делать не каждый день, как и других – лоджии, взлетных площадок, гостиной и… комнаты для слияний.
Рано или поздно туда зайти все равно придется, подумала Микея, стоя в гостиной на четвертый день. Она уже убрала каждое помещение как минимум по разу. Комнату для слияний положено было проверять каждый день, как и ванную, и в первый день эс-Эрте туда заглянула, но практически тут же закрыла дверь:
- Он ею не пользуется, - сказала она. – Проверяй, но убирать можно раз в неделю.
И все же Микея не проверяла. Даже зная, что ей может здорово влететь, она все никак не могла решиться зайти туда. Всю жизнь это было запретное место – она была уверена, что впервые пересечет его порог только в доме своего будущего мужа, в день своего первого слияния. Все ее существо сопротивлялось тому, чтобы зайти в эту комнату, принадлежащую, к тому же, незнакомцу.
«Какого дьявола, тебе двадцать пять лет», - сказала себе она, остановившись возле двери, и решительно толкнула дверь. Быстро шагнув вперед, Микея сбилась с дыхания. Темнота, тишина, пряный запах ароматизаторов - беспримесная свежесть. Ни одной нотки человеческого запаха - нежилое, неиспользуемое помещение. Здесь явно никого не было ни вчера, ни много дней до этого. Прерывисто выдохнув, она ударила рукой по выключателю, выкрутив свет на максимум. И принялась за уборку.
Очищая мягкой щеткой четвертый по счету диванчик, она невольно начала проклинать про себя хозяина этой огромной комнаты: зачем столько диванчиков, если ими не пользоваться? Зачем ему вообще эта комната, когда он явно не женат и…
Отдаленный, но отчетливый хлопок входной двери заставил ее застыть и примерзнуть к тому месту, где она находилась. В следующую секунду Микея выдохнула: конечно, это эс-Эрте пришла проверить. Хозяин вряд ли мог вернуться в середине рабочего дня. Надо выйти и показаться начальнице – тем более что ей все равно нужно было набрать немного воды в ведерко.
Оставив щетку возле диванчика, Микея прихватила ведро и вышла в коридор. И всем телом вздрогнула, когда столкнулась нос к носу с мужчиной, как раз проходившим мимо. Ошеломленно отшатнувшись, девушка испуганно прижалась к двери, но та, как назло, не до конца закрылась за ее спиной и поддалась, заставив девушку потерять равновесие. Вскрикнув и взмахнув ведром, Микея начала падать, и тогда незнакомец - по-видимому, хозяин квартиры, бросился вперед, поддержав ее за локоть. К несчастью, этот галантный жест стоил ему чистой одежды, на которую выплеснулась вода из ведра.
- Ох, эсте, простите… простите меня! – выпалила она, едва придя в себя.?? Положение ее оказалось даже худшим, чем можно было ожидать. Она не просто попалась на глаза хозяину всего лишь на четвертый день работы – она еще и облила его грязной водой. Если он пожалуется – ей конец, наказание растянется на три года, или даже дольше. Микея подняла глаза, ища его взгляд, безмолвно продолжая умолять о прощении. К сожалению, она не могла чувствовать даже слабых отзвуков его эмоций, а на лице мужчины ничего не отражалось.
Ей пришлось сильно задрать подбородок, чтобы заглянуть в глаза – но какой толк, если ее способности заблокированы? Она не могла его почувствовать… Незнакомец возвышался над ней на пару голов, хотя его рост нельзя было бы назвать чересчур высоким. Просто такова судьба всех горианских женщин – оставаться намного ниже огромных мужчин. Находиться так близко в начале знакомства очень неловко, но выбирать в этот раз не приходилось.
Крепкая теплая рука надежно держала под локоть. Темно-серые глаза сузились, когда взгляд упал на ее крылья – но в следующую секунду он уже отпустил и сосредоточился на своей вымокшей испачканной одежде.
- Вы меня тоже, - суховато бросил он, уже не глядя на нее, и шагнул назад. А через полминуты за ним закрылась дверь в ванную.
Микея сглотнула, все еще стоя на том месте, где он ее оставил. А потом очнулась и бросилась собирать все щетки – ей следовало исчезнуть как можно быстрее. Пока он не вышел из ванной и не сменил милость на гнев.
Спрятав все хозяйственные принадлежности в кладовке, Микея пулей вылетела на взлетную площадку, и через мгновение уже поднялась в воздух, активно работая крыльями. Уборщикам, конечно, положено перемещаться на транспортерах, но на этот раз ей стоило нарушить правило – тем более, в руках у нее ничего тяжелого не было.
Немного подумав, Микея плавно развернулась в воздухе и направилась в сторону кафе. По дороге она вспоминала лицо хозяина квартиры. Не советник – их всего двенадцать, и внешность каждого она помнила. Может, кто-то важный из Сезариата – но не из тех, кто мелькает на передовицах газет. Незнакомое лицо, неприметное. Не красавец: слишком узкие губы, крючковатый нос, внимательные жесткие глаза. На вид лет сорок-пятьдесят. Вряд ли кто-то очень влиятельный – слишком молод. Откуда же такое шикарное жилье?
После обеда она не без опаски вернулась в квартиру, чтобы продолжить уборку. По расписанию хозяин не должен был оказаться дома, но и утром его не должно было быть. Открыв дверь и убедившись, что квартира пуста, Микея с глубоким вздохом направилась к кладовке. «Пожалуется или нет?» - волновалась она. Если да, то, по идее, вечером ей об этом скажут. Открыв дверцу кладовой, она протянула руку к ведру и замерла. На видном месте сверху был пристроен сложенный вчетверо листок бумаги.
Микея уставилась на него как на что-то опасное. Короткое извинение незнакомца, то, как он ее поддержал за локоть утром, были первыми проявлениями человеческой теплоты, которые ей довелось испытать за последний месяц. Обижаться на родителей за холодность и отстраненность не приходилось – она сама подвела их. Но то, как ее подставили те, кого она считала друзьями, больно ранило, а жесткий приговор суда привел в отчаяние. Все планы были сломаны, едва начавшаяся карьера полетела в тартарары. А рядом не оказалось ни единой живой души, которая могла бы поддержать.
Раскрыв записку дрожащей рукой, Микея даже не сразу сумела прочитать написанное - от страха, что там нечто резкое. Но резким оказался лишь размашистый почерк того, кто написал ей: «Простите, что напугал. Я вернулся, чтобы переодеться. Могу ли я спросить, почему вы работаете в службе уборки? P.S. Бросил одежду в стирку – посушите потом, пожалуйста».
Прерывисто вздохнув, она застыла с запиской в руках. На глаза навернулись слезы. Он разговаривал с ней как с человеком, достойным уважения. Пусть даже письменно. И даже просьба позаботиться об одежде не выглядела унизительной. Но можно ли ответить ему, не рискуя навлечь на себя гнев начальства? Он – свободный человек, мог делать, что хотел, но если ее записка случайно попадет не в те руки – ее могут наказать.
Микея свернула кусочек бумаги и убрала в карман штанов. В отличие от остальных уборщиков, она работала не в комбинезоне – потому что у нее были крылья. И именно эта деталь заставила хозяина квартиры задать ей вопрос, на который она не могла ответить и даже не знала, хочется ли ей. Пока он проявляет дружелюбие – но, вероятно, когда он узнает, что имеет дело с преступницей, уже не захочет общаться. Возможно, он даже станет возражать против того, чтобы она убиралась у него.
***
В тот день Цесин эс-Эммар просто не выспался и с утра, едва придя на работу, умудрился опрокинуть на себя стакан сока. Обычно он держал в кабинете запасную рубашку, но тут пострадали и брюки, поэтому пришлось лететь домой в неурочный час, чтобы переодеться.
Заметив корзину с чистящими средствами в коридоре, он хотел проскользнуть в ванную незаметно: Цесин знал, что уборщики страшно пугаются, встречаясь с хозяевами квартиры – словно это для них конец света. Причина страха не была ему вполне понятна, но вдумываться времени не находилось – и он просто старался их не смущать.
Что больше изумило его в момент встречи с девушкой, Цесин не знал: возможно, то, что юная красавица вышла из его комнаты для слияний, или ее изумительно красивые фиолетовые крылья, которые ей очень шли, несмотря на мужской цвет. Или то и другое вместе. Когда она испугалась и потеряла равновесие, он среагировал автоматически, поддержав ее. Оказавшись в результате облитым водой, эс-Эммар был близок к тому, чтобы расхохотаться, но девушка всерьез смутилась, и пришлось воздержаться. А потом, когда их взгляды встретились, настала его очередь испугаться и смутиться: ее глаза оказались невероятно красивыми, бездонными.
Когда он вышел из душа и обнаружил, что девушка сбежала, то даже испытал разочарование – так хотелось познакомиться с ней и узнать хоть что-то. Решение написать записку пришло спонтанно. Но вечером, к его разочарованию, ответа он не нашел – ни на том же месте, в кладовке, ни в какой-либо другой комнате. Цесин и сам не подозревал, как сильно, оказывается, ждал этого ответа, какое любопытство пробудила в нем незнакомка – пока не остался с носом.
Предположив, что обидел ее тем, что написал, он стал размышлять об этом за одиноким ужином. Собственно, причин для работы в службе уборки могло быть только две: какая-то физическая неполноценность, не позволяющая найти другую оплачиваемую должность, или приговор суда по уголовному делу. Работа в службе уборки – самое распространенное наказание преступников на Горре, если не считать совсем легких, вроде штрафов.
Был ли его вопрос бестактным? Возможно. Цесин вздохнул. По правде, он, конечно, не являлся гением общения. Многие считали его угрюмым и нелюдимым – но сам он знал, что бывает неловок в дружеской беседе, и проще сузить круг знакомых, чем постоянно натыкаться на чьи-то обиды. У него была пара друзей, которые давно привыкли к его характеру и прямым вопросам, а остальные его не волновали. Вот, разве что, только девушки…
