когда прибыл эскорт, он высказал своё пожелание собраться вместе с друзьями, после чего, находясь в какой-то блаженной эйфории, добрался до комнаты, и только щёлкнувший замок привёл его в чувства. Этьен закрыл дверь изнутри, после чего, настороженно оглядываясь, прошёлся по комнате. Дамиан водрузил яйцо на стол и расслабленно сел на диван. Марселу подошёл к своему подарку и, остановившись напротив, спросил:
— Как думаете, что это такое?
— С виду просто жутко дорогая штуковина, — хмыкнул Дамиан, но затем внимательно посмотрел на свои руки, вспоминая ощущения, и добавил: — Она тёплая.
Марселу испуганно отшатнулся.
— Ты хочешь сказать, живая? — с удивлением переспросил Этьен, походя ближе. — Мне показалось, что это нечто религиозное…
— Нет, наверное, всё-таки неживая, — покачал головой Дамиан. — Просто очень необычный камень, гладкий и греет. У нас тоже есть тёплые камни, из них строят печи.
— Звучит утешающе, — фыркнул Этьен, теряя к яйцу всякий интерес.
— И почему он подарил это только мне? — не унимался Марселу, всё так же не сводя взгляда со своего подарка.
— Тут, по-моему, всё просто, — заметил Этьен, устраиваясь в кресле. — Ты же наследник дружественной страны, почему бы не обменяться любезностями?
— Но ты тоже принц, — возразил было Марселу, но его тут же перебили:
— Я — эльф, и если ты вдруг позабыл, наги ненавидят эльфов!
— И, как бы дико это ни звучало, тебе что-то пообещали! — вклинился Дамиан. — У вас был такой странный диалог, я так и не понял, что тебе от них нужно?
— Самое дорогое — жизнь, — пафосно объявил Этьен, но, заметив, как нахмурились друзья, решил пояснить: — Да ладно вам, давайте уже будем смотреть фактам в лицо: каждый житель этой страны желает придушить меня!
— Ну, они ведь не догадываются, какой ты на самом деле милый, — с сарказмом заметил Дамиан. — Прямо-таки пышешь любовью к нагам, что даже не прочь закрутить роман с дочкой посла.
— Можно подумать, у меня тут богатый выбор! — начал было Этьен.
— Голоса… — прервал их Марселу, продолжая гипнотизировать взглядом яйцо-сувенир. — Ди, ты ведь что-то говорил о голосах?!
Глава 3. День 3. Храм
Рена:
Ей снова снился Храм. Виной тому, конечно, был заданный царевичем Ц’милом вопрос:
— Скажите честно, юная жрица, стоит ли впускать в Храм чужаков?
Рене очень хотелось сказать «нет», но она была дочерью посла и потому не могла судить однобоко.
— Не всех. — Прозвучал её уклончивый ответ.
Впрочем, Ц’милу он понравился. Ещё ему явно пришлась по вкусу оживлённая беседа, завязавшаяся между ними по пути во дворец. Царевичу, как старшему сыну, вменялось в обязанность провожать гостей, но так как за чужеземцами был прислан эскорт, а Рош последовал за царём для совещания в малом Сэйклите, на его попечении остались только Рена и Рэл. Высокая честь для детей посла. Рена даже не ожидала, что царевич с кем-то из них заговорит. Признаться, Ц’мил сначала показался ей неприступным и отстранённым. Он был по-своему красив, те же серебристые волосы, резкие черты лица и пронзительные янтарные глаза, но при всём этом ему недоставало отцовской стати. По манере держаться царевич здорово напоминал Этьена: такой же самодовольный и надменный. Пожалуй, это сходство повлияло на решение Рены, когда в её голове раздался приказ царя:
«А теперь покажите нам, чему вас на самом деле учили в Храме!»
Случилось это перед показательным боем. До того момента Рена наслаждалась игрой на рианте и настолько увлеклась музицированием, что абсолютно не замечала ничего вокруг. В её репертуаре было ещё так много разнообразных песен и мелодий и все их хотелось сыграть. При этом Рена и не думала поразить царя своими музыкальными способностями, ей просто нравилась музыка. Нравилась настолько, что стоило ей только начать играть, как начисто забывались все условности. Да ещё и на таком прекрасном инструменте! Царская рианта была миниатюрней храмовой и отличалась каким-то особенным, трепетным и почти осязаемым звуком. Само прикосновение к струнам заставляло Рену ощущать мурашки на коже. Исполнять на таком инструменте ритуальный танец оказалось ещё более волнительно.
Вибрации от священных золотых струн были куда сильнее светских серебряных, и почти мгновенно погрузили Рену в необычное состояние. Такое прежде бывало с ней лишь однажды, на церемонии Первого возвышения. Казалось, тело жило отдельно от чувств. Пальцы сами собой перебирали струны, тогда как всё сознание Рены было подчинено бою. Словно она сама в тот момент держала в руках меч. Едва ли Рена до конца осознавала происходящее, она просто улавливала, почти предугадывая, движения противника. Под углом вправо, резко вниз, шаг назад и выпад слева. Каждый замах Рена видела будто бы в замедлении. Противника выдавал запах, лёгкое подрагивание мышц и неровное дыхание. Рена отчётливо понимала, что надо оказаться быстрее и обязательно победить, но тело слушалось неохотно. Оно было каким-то ватным, медленным и тяжёлым. Чужим и враждебным.
«Отстань!» — Пронеслась в её сознании резкая мысль, переломившая ход боя. Тело почти вышло из-под контроля и стало действовать на уровне инстинкта — змеиного инстинкта, что позволило ранить противника.
«Ты явно поставила не на того», — раздалась насмешливая мысль, но Рена с ней не согласилась. Чуть позднее она поняла, что невольно вторглась в сознание Дамиана, помогая ему в бою. И тому это совсем не понравилось, но Рена была абсолютно уверена, что поступила верно. Как ей казалось — по справедливости. Во всяком случае, царь не высказал никакого недовольства, даже когда Дамиан начал подозревать ментальную связь. Последнее было крайне неприятно и указывало на то, что Рена где-то совершила ошибку. Вероятно, слишком увлеклась, ведь влияние настоящей жрицы почти невозможно было обнаружить. «Это всё потому, что я получила только начальное образование», — с тоской подумала Рена, в очередной раз крутя в руках тяжёлый медальон. «А, может, я смогу его уговорить? И он отправит меня доучиваться?» — мелькнула шальная мысль, но была тут же отвергнута. Замужние наги занимались другими делами, и уж точно не сидели за риантой в Храме.
— А жаль, — прошептала Рена, вспоминая склочную Сарояну. Третьей жене её отца совсем не повредили бы какие-нибудь занятия. Лучше уж она займётся самообразованием, чем станет такой же. Впрочем, Рена пока напрасно переживала, случай вновь показать свои способности представился ей на следующее же утро.
После скромного завтрака, подданного в апартаменты, её с небольшим эскортом отправили в храм. Трепет и волнение охватили Рену ещё на пути туда. Древние стены из красного камня не тускнели, как и позолоченный лик Полоза, венчавшего купол храма. О возрасте напоминали лишь разросшиеся цветные мхи, разнообразившие узор кладки. Запах благовоний, возжигаемых в огромных чашах у ворот, Рена почувствовала ещё издали. Он приятно щекотал ноздри, вызывая ощущения чего-то родного и близкого. Сердца гулко застучали почти в унисон, малое правое чуть опережало левое. Под сводами храма её встретила Главная Жрица. Нэйдини по-родственному обняла Рену, чем заставила ту смутиться.
— Вот мы и встретились, — мягко заметила Жрица. — Как я и говорила, это случилось довольно скоро.
Рена слабо улыбнулась ей в ответ. Действительно, Нэйдини перед отъездом говорила, что их разлука недолгая.
— Боюсь, и эта встреча будет короткой, — тихо промолвила Рена, вновь берясь за медальон.
Взгляд Нэйдини пробежался по ней, после чего задумчиво застыл на уровне груди, там где покоился медальон.
— Доверься Полозу, — туманно сказала она и перевела тему: — Царь высоко отметил твои музыкальные способности и даже позволил тебе помогать мне сегодня.
Рена с удивлением воззрилась на Жрицу.
— Сегодня в наш Храм придут чужаки, — пояснила та. — Нам следует встретить их подобающе. И ты можешь использовать алые струны.
Эта новость вызвала у Рены благоговейный трепет. Храмовая рианта была самым большим инструментом, и, в отличие от светских, имела гораздо больше струн, разного цвета и назначения. Тонкие и частые серебряные и медные встречались повсеместно, на них играли для души и развлечения, более редкие золотые считались священными, их касались только для свершения какого-нибудь ритуала. Девять алых символизировали девять великих танцев. Их касались только на большие праздники и в чрезвычайных ситуациях. Было ещё девять чёрных, но они давно были под запретом. Рена видела их всего дважды, вчера на царской рианте, и здесь в храме.
Алые струны. Рена даже не представляла, с какой следует начать, ведь Нэйдини так и не сказала, что именно собирается танцевать. Считалось, что подобное знание приходит само, извне, от самого Полоза, ведь великие танцы могли исполняться только по его воле. Рену почти трясло от волнения. Она судорожно переодевалась в храмовую форму. Пальцы слушались неохотно и цеплялись за грубую ткань и нашитые на вороте и манжетах камни.
Нэйдини проводила её к алтарю. Рена склонилась перед светящимся на пьедестале Священным Яйцом и лишь затем заняла своё место за инструментом, стоящим позади, в специальной нише. И принялась ждать, рассматривая струны. Первая алая была толще других и называлась изначальной, ей открывался Танец Жизни. Она точно не годилась для сегодняшней встречи. Вторая — чуть тоньше, заставила задуматься. Танец Мира, по её мнению, хорошо подходил, но Рену одолевали сомнения. Всё-таки наги пока ни с кем не собирались мириться. Она взглянула на третью, потом на четвертую и пятую и всё не находила ответа. Рена даже не заметила, как жрицы храма зажгли свечи и благовония, а главный зал затянуло ароматным дымом. Именно в этот миг пальцы сами нашли нужную струну. Её звук ударной волной прошёлся по всему телу, словно ощутимый разряд тока. В ставшем разом плотнее дыму заплясали узорчатые тени. Нэйдини танцевала не одна: ей помогали несколько старших жриц. Тени переплетались в призрачные кружева и вскоре ничего более разглядеть не удавалось. Рена не видела ни жриц, ни гостей, хотя чувствовала всех присутствующих в зале. Это было иное, отличное от вчерашнего ощущение. Рена чётко осознавала, что сидит за риантой, пока её пальцы снова не коснулись алой струны. И тут туманная пелена начала преображаться. Сначала в ней мелькали невнятные образы, которые с каждым новым созвучием становились всё яснее.
Сквозь дым проступали очертания неизвестного храма: высокие каменные стены грубой кладки, увенчанные причудливыми статуями. В центре, в огромном алтаре, плескалось голубое пламя, облизывая длинными языками ажурные края каменной чаши. Рядом стоял широкоплечий смуглый мужчина с чуть подёрнутой сединой пышной тёмной шевелюрой.
— Иди же, смелее, — мягко проговорил он, и за его спиной послышались спешные неровные шаги, будто кто-то торопился, но у него заплетались ноги.
Наконец, возле мужчины показался подросток, и Рена с удивлением его узнала. Это был Марселу. Такой же застенчивый и нерешительный он переминался с ноги на ногу, нервно сжимая свои укороченные бриджи в районе бёдер.
— Следуй за светом Ёно, — указал ему мужчина туда, где свет голубой луны сливался с пламенем алтаря.
— Но… но… — Марселу с ужасом взглянул туда же. — Там же огонь!
— А ну живо! Иначе не стать тебе правителем Ю, щенок! — разозлился мужчина и, схватив Марселу за шкирку, потащил к алтарю.
— Я сам, отец! Я сам! — задёргался тот. Мужчина мгновенно ослабил хватку и опустил сына.
На трясущихся ногах Марселу побрёл к огню и на миг замер возле него. Он обернулся, но, встретив твёрдый взгляд отца, зажмурился и шагнул. Свет ярко вспыхнул, и за пламенем мелькнул пушистый белый хвост. Мужчина удовлетворенно фыркнул и с разбега сам устремился в голубое пламя. Спустя миг возле алтаря стояло два лиса, один побольше и повыше, с серебристым мехом, другой поменьше и полностью белый. Старший лис мощным прыжком запрыгнул на ближайшую стену и поманил хвостом за собой младшего. Тот боязливо замялся, но, поймав строгий взгляд, разбежался и присоединился к отцу. Серией новых прыжков они добрались до залитой лунным светом поляны, окруженной серебристыми ивами, покружили там рысцой, а затем остановились возле мерцающего идеально круглого озера. Старший лис немного потоптался на небольшой полоске песка, а затем медленно побрёл по воде, с каждым шагом всё больше погружаясь. Младший лис трусливо остался на песчаном берегу. Наконец, старший лис полностью скрылся под толщей воды, и младшей заметно забеспокоился. Он закружил по песку, то принюхиваясь, то вздёргивая голову, пока посреди озера со звучным всплеском не вынырнул уже знакомый мужчина.
— Плыви! Лу, плыви уже! — закричал он, но лисёнок всё не решался. Он нервно топтался на месте и замирал с приподнятой над водой лапой.
Тогда мужчина поплыл ему навстречу, и, заметив его приближение, младший лис, наконец, решился. Он неохотно вступил в воду и тут же затряс головой и вынул лапу. Потом шагнул другой лапой и в этот миг услышал за своей спиной какое-то движение.
— Ныряй! — совсем рядом прозвенел приказ мужчины, но было уже поздно.
— Так вы… вы тоже? Одержимы! — Пронесся над озером женский визг.
Младший лис нервно обернулся и с ужасом уставился на красивую черноволосую леди. Мужчина уже спешил к ней.
— Милора, успокойся. Пожалуйста, Милора!
— Вы — чудовища! — заорала женщина и, взметнув пышными юбками, понеслась прочь.
Мужчина быстро догнал её, но та принялась вырываться из его объятий и явно не желала ничего слушать.
— Я замужем за чудовищем! Я родила чудовище! — верещала она.
— Просто забудь! — вспылил в ответ мужчина, а младший лис так и стоял, словно вкопанный, и трясся.
— Мама! Мама, — жалобно скулил он, но та его даже не слышала.
— Забудь! — проревел мужчина, и внезапно женщина в его руках обмякла.
Лисёнок взвизгнул, чем привлёк внимание своего отца.
— В воду, немедленно! — зарычал тот и, подхватив женщину, устремился к озеру.
Лисёнок сжался в комок, а затем суетливо затрусил по дну. Он успел нырнуть до того, как отец настиг его. Наконец, Марселу вынырнул и забарахтался как маленький ребёнок к берегу. Когда он вышел, отец кинул в него полотенце, но тот не сумел его поймать, и оно смешно повисло у него на голове. Марселу отдернул его, и с беспокойством посмотрел на мать.
— Она в порядке? — дрожащим голосом, спросил он.
— Будет, — отрезал отец. — Но тебе лучше пока с ней не видеться.
— П-п-почему?
— Ты будущий правитель Ю! Ты обязан быть сильным, а не прятаться за материнскую юбку! — гневно воскликнул он. — Теперь ты мужчина, Марселу. Ю принял твою инициацию, не посрами меня.
— Но, мама…? — с беспокойством заикнулся было тот.
— Твоя мать — моя забота, — сквозь зубы прорычал мужчина.
— Почему ты не говорил мне, что мы тоже оборотни? — в голосе Марселу звучало отчаяние.
— Взгляни на небо и вспомни легенды, которые ты так любишь читать, — фыркнул мужчина, и Марселу послушно задрал голову. Там, в свете наступающих рассветных сумерек, алела крохотная звезда, заставляя от страха сжиматься сердце. Кровавый Янгос, ужас всех легенд Ю, приближался.
Пальцы Рены едва не коснулись чёрной струны, так опасно соседствующей с алой. Танец почти закончился, и все понемногу приходили в себя. Дым стремительно рассеивался, и вместе с остатками тумана исчезали из зала жрицы.
— Как думаете, что это такое?
— С виду просто жутко дорогая штуковина, — хмыкнул Дамиан, но затем внимательно посмотрел на свои руки, вспоминая ощущения, и добавил: — Она тёплая.
Марселу испуганно отшатнулся.
— Ты хочешь сказать, живая? — с удивлением переспросил Этьен, походя ближе. — Мне показалось, что это нечто религиозное…
— Нет, наверное, всё-таки неживая, — покачал головой Дамиан. — Просто очень необычный камень, гладкий и греет. У нас тоже есть тёплые камни, из них строят печи.
— Звучит утешающе, — фыркнул Этьен, теряя к яйцу всякий интерес.
— И почему он подарил это только мне? — не унимался Марселу, всё так же не сводя взгляда со своего подарка.
— Тут, по-моему, всё просто, — заметил Этьен, устраиваясь в кресле. — Ты же наследник дружественной страны, почему бы не обменяться любезностями?
— Но ты тоже принц, — возразил было Марселу, но его тут же перебили:
— Я — эльф, и если ты вдруг позабыл, наги ненавидят эльфов!
— И, как бы дико это ни звучало, тебе что-то пообещали! — вклинился Дамиан. — У вас был такой странный диалог, я так и не понял, что тебе от них нужно?
— Самое дорогое — жизнь, — пафосно объявил Этьен, но, заметив, как нахмурились друзья, решил пояснить: — Да ладно вам, давайте уже будем смотреть фактам в лицо: каждый житель этой страны желает придушить меня!
— Ну, они ведь не догадываются, какой ты на самом деле милый, — с сарказмом заметил Дамиан. — Прямо-таки пышешь любовью к нагам, что даже не прочь закрутить роман с дочкой посла.
— Можно подумать, у меня тут богатый выбор! — начал было Этьен.
— Голоса… — прервал их Марселу, продолжая гипнотизировать взглядом яйцо-сувенир. — Ди, ты ведь что-то говорил о голосах?!
Глава 3. День 3. Храм
Рена:
Ей снова снился Храм. Виной тому, конечно, был заданный царевичем Ц’милом вопрос:
— Скажите честно, юная жрица, стоит ли впускать в Храм чужаков?
Рене очень хотелось сказать «нет», но она была дочерью посла и потому не могла судить однобоко.
— Не всех. — Прозвучал её уклончивый ответ.
Впрочем, Ц’милу он понравился. Ещё ему явно пришлась по вкусу оживлённая беседа, завязавшаяся между ними по пути во дворец. Царевичу, как старшему сыну, вменялось в обязанность провожать гостей, но так как за чужеземцами был прислан эскорт, а Рош последовал за царём для совещания в малом Сэйклите, на его попечении остались только Рена и Рэл. Высокая честь для детей посла. Рена даже не ожидала, что царевич с кем-то из них заговорит. Признаться, Ц’мил сначала показался ей неприступным и отстранённым. Он был по-своему красив, те же серебристые волосы, резкие черты лица и пронзительные янтарные глаза, но при всём этом ему недоставало отцовской стати. По манере держаться царевич здорово напоминал Этьена: такой же самодовольный и надменный. Пожалуй, это сходство повлияло на решение Рены, когда в её голове раздался приказ царя:
«А теперь покажите нам, чему вас на самом деле учили в Храме!»
Случилось это перед показательным боем. До того момента Рена наслаждалась игрой на рианте и настолько увлеклась музицированием, что абсолютно не замечала ничего вокруг. В её репертуаре было ещё так много разнообразных песен и мелодий и все их хотелось сыграть. При этом Рена и не думала поразить царя своими музыкальными способностями, ей просто нравилась музыка. Нравилась настолько, что стоило ей только начать играть, как начисто забывались все условности. Да ещё и на таком прекрасном инструменте! Царская рианта была миниатюрней храмовой и отличалась каким-то особенным, трепетным и почти осязаемым звуком. Само прикосновение к струнам заставляло Рену ощущать мурашки на коже. Исполнять на таком инструменте ритуальный танец оказалось ещё более волнительно.
Вибрации от священных золотых струн были куда сильнее светских серебряных, и почти мгновенно погрузили Рену в необычное состояние. Такое прежде бывало с ней лишь однажды, на церемонии Первого возвышения. Казалось, тело жило отдельно от чувств. Пальцы сами собой перебирали струны, тогда как всё сознание Рены было подчинено бою. Словно она сама в тот момент держала в руках меч. Едва ли Рена до конца осознавала происходящее, она просто улавливала, почти предугадывая, движения противника. Под углом вправо, резко вниз, шаг назад и выпад слева. Каждый замах Рена видела будто бы в замедлении. Противника выдавал запах, лёгкое подрагивание мышц и неровное дыхание. Рена отчётливо понимала, что надо оказаться быстрее и обязательно победить, но тело слушалось неохотно. Оно было каким-то ватным, медленным и тяжёлым. Чужим и враждебным.
«Отстань!» — Пронеслась в её сознании резкая мысль, переломившая ход боя. Тело почти вышло из-под контроля и стало действовать на уровне инстинкта — змеиного инстинкта, что позволило ранить противника.
«Ты явно поставила не на того», — раздалась насмешливая мысль, но Рена с ней не согласилась. Чуть позднее она поняла, что невольно вторглась в сознание Дамиана, помогая ему в бою. И тому это совсем не понравилось, но Рена была абсолютно уверена, что поступила верно. Как ей казалось — по справедливости. Во всяком случае, царь не высказал никакого недовольства, даже когда Дамиан начал подозревать ментальную связь. Последнее было крайне неприятно и указывало на то, что Рена где-то совершила ошибку. Вероятно, слишком увлеклась, ведь влияние настоящей жрицы почти невозможно было обнаружить. «Это всё потому, что я получила только начальное образование», — с тоской подумала Рена, в очередной раз крутя в руках тяжёлый медальон. «А, может, я смогу его уговорить? И он отправит меня доучиваться?» — мелькнула шальная мысль, но была тут же отвергнута. Замужние наги занимались другими делами, и уж точно не сидели за риантой в Храме.
— А жаль, — прошептала Рена, вспоминая склочную Сарояну. Третьей жене её отца совсем не повредили бы какие-нибудь занятия. Лучше уж она займётся самообразованием, чем станет такой же. Впрочем, Рена пока напрасно переживала, случай вновь показать свои способности представился ей на следующее же утро.
После скромного завтрака, подданного в апартаменты, её с небольшим эскортом отправили в храм. Трепет и волнение охватили Рену ещё на пути туда. Древние стены из красного камня не тускнели, как и позолоченный лик Полоза, венчавшего купол храма. О возрасте напоминали лишь разросшиеся цветные мхи, разнообразившие узор кладки. Запах благовоний, возжигаемых в огромных чашах у ворот, Рена почувствовала ещё издали. Он приятно щекотал ноздри, вызывая ощущения чего-то родного и близкого. Сердца гулко застучали почти в унисон, малое правое чуть опережало левое. Под сводами храма её встретила Главная Жрица. Нэйдини по-родственному обняла Рену, чем заставила ту смутиться.
— Вот мы и встретились, — мягко заметила Жрица. — Как я и говорила, это случилось довольно скоро.
Рена слабо улыбнулась ей в ответ. Действительно, Нэйдини перед отъездом говорила, что их разлука недолгая.
— Боюсь, и эта встреча будет короткой, — тихо промолвила Рена, вновь берясь за медальон.
Взгляд Нэйдини пробежался по ней, после чего задумчиво застыл на уровне груди, там где покоился медальон.
— Доверься Полозу, — туманно сказала она и перевела тему: — Царь высоко отметил твои музыкальные способности и даже позволил тебе помогать мне сегодня.
Рена с удивлением воззрилась на Жрицу.
— Сегодня в наш Храм придут чужаки, — пояснила та. — Нам следует встретить их подобающе. И ты можешь использовать алые струны.
Эта новость вызвала у Рены благоговейный трепет. Храмовая рианта была самым большим инструментом, и, в отличие от светских, имела гораздо больше струн, разного цвета и назначения. Тонкие и частые серебряные и медные встречались повсеместно, на них играли для души и развлечения, более редкие золотые считались священными, их касались только для свершения какого-нибудь ритуала. Девять алых символизировали девять великих танцев. Их касались только на большие праздники и в чрезвычайных ситуациях. Было ещё девять чёрных, но они давно были под запретом. Рена видела их всего дважды, вчера на царской рианте, и здесь в храме.
Алые струны. Рена даже не представляла, с какой следует начать, ведь Нэйдини так и не сказала, что именно собирается танцевать. Считалось, что подобное знание приходит само, извне, от самого Полоза, ведь великие танцы могли исполняться только по его воле. Рену почти трясло от волнения. Она судорожно переодевалась в храмовую форму. Пальцы слушались неохотно и цеплялись за грубую ткань и нашитые на вороте и манжетах камни.
Нэйдини проводила её к алтарю. Рена склонилась перед светящимся на пьедестале Священным Яйцом и лишь затем заняла своё место за инструментом, стоящим позади, в специальной нише. И принялась ждать, рассматривая струны. Первая алая была толще других и называлась изначальной, ей открывался Танец Жизни. Она точно не годилась для сегодняшней встречи. Вторая — чуть тоньше, заставила задуматься. Танец Мира, по её мнению, хорошо подходил, но Рену одолевали сомнения. Всё-таки наги пока ни с кем не собирались мириться. Она взглянула на третью, потом на четвертую и пятую и всё не находила ответа. Рена даже не заметила, как жрицы храма зажгли свечи и благовония, а главный зал затянуло ароматным дымом. Именно в этот миг пальцы сами нашли нужную струну. Её звук ударной волной прошёлся по всему телу, словно ощутимый разряд тока. В ставшем разом плотнее дыму заплясали узорчатые тени. Нэйдини танцевала не одна: ей помогали несколько старших жриц. Тени переплетались в призрачные кружева и вскоре ничего более разглядеть не удавалось. Рена не видела ни жриц, ни гостей, хотя чувствовала всех присутствующих в зале. Это было иное, отличное от вчерашнего ощущение. Рена чётко осознавала, что сидит за риантой, пока её пальцы снова не коснулись алой струны. И тут туманная пелена начала преображаться. Сначала в ней мелькали невнятные образы, которые с каждым новым созвучием становились всё яснее.
Сквозь дым проступали очертания неизвестного храма: высокие каменные стены грубой кладки, увенчанные причудливыми статуями. В центре, в огромном алтаре, плескалось голубое пламя, облизывая длинными языками ажурные края каменной чаши. Рядом стоял широкоплечий смуглый мужчина с чуть подёрнутой сединой пышной тёмной шевелюрой.
— Иди же, смелее, — мягко проговорил он, и за его спиной послышались спешные неровные шаги, будто кто-то торопился, но у него заплетались ноги.
Наконец, возле мужчины показался подросток, и Рена с удивлением его узнала. Это был Марселу. Такой же застенчивый и нерешительный он переминался с ноги на ногу, нервно сжимая свои укороченные бриджи в районе бёдер.
— Следуй за светом Ёно, — указал ему мужчина туда, где свет голубой луны сливался с пламенем алтаря.
— Но… но… — Марселу с ужасом взглянул туда же. — Там же огонь!
— А ну живо! Иначе не стать тебе правителем Ю, щенок! — разозлился мужчина и, схватив Марселу за шкирку, потащил к алтарю.
— Я сам, отец! Я сам! — задёргался тот. Мужчина мгновенно ослабил хватку и опустил сына.
На трясущихся ногах Марселу побрёл к огню и на миг замер возле него. Он обернулся, но, встретив твёрдый взгляд отца, зажмурился и шагнул. Свет ярко вспыхнул, и за пламенем мелькнул пушистый белый хвост. Мужчина удовлетворенно фыркнул и с разбега сам устремился в голубое пламя. Спустя миг возле алтаря стояло два лиса, один побольше и повыше, с серебристым мехом, другой поменьше и полностью белый. Старший лис мощным прыжком запрыгнул на ближайшую стену и поманил хвостом за собой младшего. Тот боязливо замялся, но, поймав строгий взгляд, разбежался и присоединился к отцу. Серией новых прыжков они добрались до залитой лунным светом поляны, окруженной серебристыми ивами, покружили там рысцой, а затем остановились возле мерцающего идеально круглого озера. Старший лис немного потоптался на небольшой полоске песка, а затем медленно побрёл по воде, с каждым шагом всё больше погружаясь. Младший лис трусливо остался на песчаном берегу. Наконец, старший лис полностью скрылся под толщей воды, и младшей заметно забеспокоился. Он закружил по песку, то принюхиваясь, то вздёргивая голову, пока посреди озера со звучным всплеском не вынырнул уже знакомый мужчина.
— Плыви! Лу, плыви уже! — закричал он, но лисёнок всё не решался. Он нервно топтался на месте и замирал с приподнятой над водой лапой.
Тогда мужчина поплыл ему навстречу, и, заметив его приближение, младший лис, наконец, решился. Он неохотно вступил в воду и тут же затряс головой и вынул лапу. Потом шагнул другой лапой и в этот миг услышал за своей спиной какое-то движение.
— Ныряй! — совсем рядом прозвенел приказ мужчины, но было уже поздно.
— Так вы… вы тоже? Одержимы! — Пронесся над озером женский визг.
Младший лис нервно обернулся и с ужасом уставился на красивую черноволосую леди. Мужчина уже спешил к ней.
— Милора, успокойся. Пожалуйста, Милора!
— Вы — чудовища! — заорала женщина и, взметнув пышными юбками, понеслась прочь.
Мужчина быстро догнал её, но та принялась вырываться из его объятий и явно не желала ничего слушать.
— Я замужем за чудовищем! Я родила чудовище! — верещала она.
— Просто забудь! — вспылил в ответ мужчина, а младший лис так и стоял, словно вкопанный, и трясся.
— Мама! Мама, — жалобно скулил он, но та его даже не слышала.
— Забудь! — проревел мужчина, и внезапно женщина в его руках обмякла.
Лисёнок взвизгнул, чем привлёк внимание своего отца.
— В воду, немедленно! — зарычал тот и, подхватив женщину, устремился к озеру.
Лисёнок сжался в комок, а затем суетливо затрусил по дну. Он успел нырнуть до того, как отец настиг его. Наконец, Марселу вынырнул и забарахтался как маленький ребёнок к берегу. Когда он вышел, отец кинул в него полотенце, но тот не сумел его поймать, и оно смешно повисло у него на голове. Марселу отдернул его, и с беспокойством посмотрел на мать.
— Она в порядке? — дрожащим голосом, спросил он.
— Будет, — отрезал отец. — Но тебе лучше пока с ней не видеться.
— П-п-почему?
— Ты будущий правитель Ю! Ты обязан быть сильным, а не прятаться за материнскую юбку! — гневно воскликнул он. — Теперь ты мужчина, Марселу. Ю принял твою инициацию, не посрами меня.
— Но, мама…? — с беспокойством заикнулся было тот.
— Твоя мать — моя забота, — сквозь зубы прорычал мужчина.
— Почему ты не говорил мне, что мы тоже оборотни? — в голосе Марселу звучало отчаяние.
— Взгляни на небо и вспомни легенды, которые ты так любишь читать, — фыркнул мужчина, и Марселу послушно задрал голову. Там, в свете наступающих рассветных сумерек, алела крохотная звезда, заставляя от страха сжиматься сердце. Кровавый Янгос, ужас всех легенд Ю, приближался.
Пальцы Рены едва не коснулись чёрной струны, так опасно соседствующей с алой. Танец почти закончился, и все понемногу приходили в себя. Дым стремительно рассеивался, и вместе с остатками тумана исчезали из зала жрицы.
