Часть первая. КЭТ
Глава 1. Переезд
Меня зовут Катарина Кларк.
Хотя близкие люди зовут меня просто Кэт. В детстве же я была исключительно "малышкой Кэтти". Так называла меня мама, а вслед за ней и все окружающие. Надо сказать, у меня было прекрасное детство. Самая лучшая часть из моей пока недолгой жизни. Сейчас мне шестнадцать. И до десяти лет мы жили в небольшой деревне вблизи озера Данмор, штат Вермонт. Если вы хотя бы раз были в Вермонте, то вам будет легко представить моё детство. Это леса, горы, потрясающие пейзажи и чистый воздух. Настоящий кусочек рая. Я не знаю, кто в здравом уме может оставить "Штат Зелёных гор", чтобы переехать в любой другой. Это всё равно, что променять волшебный мир на обычный.
Но, увы, однажды моя мама решила немедленно и безвозвратно переехать жить в Нью-Йорк. Это было так неожиданно, как гром среди ясного неба! Помню, как она зашла в дом, странно тихая и задумчивая. На улице шел дождь, и она промокла насквозь. Крупные капли падали с её одежды на пол, а по лицу с волос бежали настоящие ручейки. На какой-то миг мне даже показалось, что она плачет.
Мама прошла в гостиную и села в своё любимое кресло у камина.
– Мы должны уехать, – сказала она. Вот так, без всяких предисловий и даже приветствий.
– Куда? – не поняла я.
– Пока не знаю, – протянула она медленно, как будто находясь в каком-то трансе. Взгляд её был устремлен в одну точку, а лицо хмурое и сосредоточенное.
Я подошла к ней совсем близко, заглянула в глаза:
– Ма, ты шутишь что ли? Зачем нам уезжать?
Я очень ждала, что мама улыбнется и скажет, что, конечно же, это шутка. Просто день выдался такой, что она очень устала, что ей хочется перемен и чего-то особенного. А потом предложит поехать куда-нибудь на каникулы. Не насовсем. Это было очень важно, что не насовсем! Но она не сказала. По её молчанию и по тому, как грустно она на меня посмотрела, я поняла, что вот сейчас, с этой минуты, уже никогда не будет так, как прежде.
В тот вечер я заперлась в своей комнате на втором этаже и решила, что не выйду, пока мама не изменит своего решения. Это был настоящий бунт "тихой" девочки, которой меня все считали, и какой я, в общем-то, была на самом деле.
Но мама так и не поднялась ко мне в комнату, не попыталась утешить и даже не позвала к ужину. Сон сморил меня измученную, в слезах и в обнимку с плюшевым мишкой Тедди.
Конечно, переехали мы не сразу. Сначала нужно было продать дом, собрать вещи, определиться с местом переезда. Поэтому потекли долгие-долгие и наполненный грустными для меня событиями дни, большую часть которых я встречала или провожала слезами. Сердце моё и разум не могли смириться с предстоящей утратой. Дом был выставлен на продажу вместе с мебелью, поэтому я могла часами бродить по комнатам, прикасаясь к таким родным и любимым вещам, мысленно разговаривая с ними и прощаясь.
Пару раз я снова пыталась бунтовать, убегала к соседям, строила планы на долгий и полноценный побег. Конечно, не без участия Ханны.
Ханна была моей первой и самой лучшей подругой. Мы вместе росли и были просто неразлучны. Вместе ходили в школу, сидели за одной партой, вместе делали уроки и играли в свободное от учебы время. Большей выдумщицы и озорницы, чем Ханна Смит, я не встречала. Каждый раз, когда ей приходила в голову очередная идея, её глаза вспыхивали как две яркие лампочки, а звонкий голос начинал дрожать от волнения. И она начинала взахлеб рассказывать о том, какое "захватывающее приключение" она для нас придумала. Огненные кудряшки и веснушки на носу и щеках делали её похожей на солнышко. Рыжая и непоседливая, вот такой она была моя любимица Ханна. А теперь я теряла и её тоже, и это было невыносимо.
– Кэтти, ты не должна грустить, – однажды сказала мне подруга с серьезным видом.
– Почему это не должна? – возмутилась я. – Что за глупости, Ханна!
– Нет, правда! Ведь ты подумай, какое необыкновенное приключение ждет тебя впереди! Новый дом, новая школа, новые знакомые, да вся жизнь новая! Ты знаешь, я тебе даже немного завидую.
Я очень сильно обиделась на неё за эти слова.
Какие еще приключения? Как может она думать, что где-то мне может быть лучше и интереснее, чем дома!
Наверное, это была наша первая серьезная ссора с Ханной. Правда и последняя. Два дня я принципиально старалась не замечать её в школе и сторонилась в свободное от учебы время. Однако, если учесть, что и мама отныне перестала быть для меня другом, такое добровольное затворничество от всего мира очень скоро привело меня в еще большее уныние. Разумеется, с Ханной мы помирились, но думать как-то иначе относительно предстоящих перемен я так и не стала.
*******
В день, когда мы уезжали, нас пришло проводить столько народа, что длинная вереница гостей не заканчивалась до самой поздней ночи. Все хотели высказать свои наилучшие пожелания, вручить небольшой памятный подарок или просто засвидетельствовать своё почтение.
Моя мама, Маргарет Кларк, несколько лет проработала сельской учительницей в начальных классах, многие её искренне любили и уважали. Кроме того, она была настоящей красавицей. Длинные пепельные волосы ниже пояса, чуть раскосые зеленые глаза и осиная талия приводили в трепет почти всех мужчин в нашей округе независимо от возраста и семейного положения. Лично мне всегда казалось, что мама похожа на волшебную русалку.
Правда женская половина при этом могла спать спокойно и не беспокоиться за своих мужей и потенциальных женихов. Сколько себя помню, ни одному из маминых кавалеров, появлявшихся на пороге нашего дома с букетом цветов или заманчивыми предложениями от свиданий под луной до руки и сердца, так и не удалось продвинуться дальше этой стадии. Мягко, но решительно мама отвергала всех своих поклонников без исключения.
Конечно, это вызывало ни мало толков и пересудов, в маленькой деревне только дай повод посплетничать. Но, в конце концов, всегда интереснее обсуждать наличие любовных историй, чем их отсутствие. Поэтому в скором времени за местной учительницей просто закрепилось мнение как о неприступной крепости. И более эта её особенность перестала быть кому-либо интересна. А если же какой-то очередной смельчак вновь пытался попробовать свои силы, то это означало лишь то, что армия отвергнутых поклонников пополнится еще на одного «бойца».
Здесь следует, наверное, сказать пару слов о моем отце. Хотя что тут рассказывать?
Я никогда его не знала и даже не видела. В то время, когда я была совсем маленькой и начинала задавать неудобные вопросы, мама каждый раз виртуозно меняла тему. Когда же я подросла, и отделаться от меня стало уже непросто, мама выдала мне о моём отце минимум информации.
Его звали Стив. Фамилия Джонс. С мамой у них был совсем короткий роман. В тот момент, когда она неожиданно поняла, что беременна, они уже не только не встречались, но кроме того мой несостоявшийся отец успел переехать в какой-то другой штат по неизвестной причине. Вот так, никаких концов и зацепок. По крайней мере, такова была официальная версия, рассказанная моей мамой. А другой версии у меня, разумеется, не было.
На самом пике моего интереса к отцу, я, конечно же, пыталась его разыскать с помощью социальных сетей и прочих возможностей всемирной паутины. Но вы знаете, сколько Стивов по фамилии Джонс живут в Америке? Это всё равно, что искать иголку в стоге сена.
Мама моим поискам не мешала, но и не проявляла хоть какого-то желания помочь. И, в конце концов, я оставила свои бесполезные попытки. В общем-то нам всегда было хорошо вдвоём, и я никогда не чувствовала себя обделённой любовью или вниманием.
Так было ровно до того странного вечера, когда наша жизнь изменилась.
Глава 2. Загадочная болезнь
День сегодня выдался особенно паршивый. Теплая солнечная погода, стоявшая в первой половине осени, наконец, решила смениться на дождливую. Темные тяжелые тучи с самого утра заволокли небо, и, казалось, давили своим весом на угрюмых горожан. Дождь стекал мне прямо за шиворот, и я в который раз ругала себя за забывчивость, регулярно оставляющую меня без спасительного зонта.
Перепрыгивая через лужи и без конца чертыхаясь, я добралась до нашего жилья. Здесь, в Нью-Йорке недвижимость очень дорогая и поэтому мы не могли позволить себе купить хотя бы небольшой, но уютный домик. Всё это время нам приходилось жить на съемной квартире в Бруклине. Небольшой трехэтажный дом из темного кирпича имел четыре подъезда, к каждому из которых вела отдельная дорожка и крыльцо из пяти ступеней. Я поскорее забежала в теплое нутро своего подъезда и на ходу стала перетряхивать свой компактный рюкзачок в поисках вечно куда-то пропадающих ключей. Наконец почувствовав рукой холодный металл, я ловко подцепила указательным пальцем специальное колечко и выудила висящую на нём связку.
Наша квартира располагалась на втором этаже. Всего на каждой лестничной клетке было по три квартиры. Слева от нас жила семья из двух человек, мистер и миссис Андерсон. Это была пара средних лет, немного замкнутые и немногословные, но неизменно вежливые. А большего от соседей в нашей ситуации и не требовалось. Справа от нас жила миссис Клевер. Женщина уже довольно преклонного возраста, вдова. Довольно приятная и милая в общении, иногда мы любили обсудить с ней погоду или ассортимент продуктового магазина. Еще миссис Клевер ненавязчиво интересовалась моей учебой и всегда передавала привет маме. Детей у неё, как и у Андерсонов, не было.
Наша квартира располагалась прямо по центру и, думаю, мало чем отличалась от других по своей планировке. Я открыла нижний замок и зашла в узкий коридор. Дома было темно и тихо. Хлопнула дверь, ключи негромко звякнули о стоящий в углу столик, но никаких других звуков в ответ на моё появление я не услышала.
Стянув мокрую обувь и верхнюю одежду, я прошла дальше. Заглянула в помещение, служившее нам и кухней, и столовой одновременно. В раковине по-прежнему лежала оставленная мной с утра чашка. Капли воды мерно постукивали о её края, будто часы, отсчитывающие ускользающие секунды. Я быстро сполоснула чашку, убрала её в шкаф и закрутила кран потуже. Но стоило мне отвернуться, чтобы пойти по своим делам, как вдогонку я снова услышала противное «кап».
Дальше по коридору шли еще три двери. Одна в санузел, другая в мою комнату и третья в мамину спальню. Вот в последнюю дверь заходить мне хотелось меньше всего. Усиленно борясь с желанием наплевать на всё и сразу же пройти к себе, я всё же остановилась у последней двери. Постояла, прислушиваясь. Тишина. Слышно лишь как беспокойно, словно попавшая в силки птичка, забилось моё сердце. Решительно выдохнув, я повернула ручку и толкнула дверь в мамину спальню.
Первое, что как обычно ударило в нос, был запах травяных настоек и лекарств. Разные бутыльки и коробочки были хаотично разбросаны по поверхности прикроватного столика. Казалось, что кто-то пытался очень быстро найти конкретное снадобье и никак не мог справиться с этой задачей. Конечно, этим кто-то могла быть только моя мама. Она лежала на кровати поверх пушистого пледа и как будто дремала.
– Снова приступ? – спросила я, точно зная, что на самом деле ни чей сон не потревожу.
Мама зашевелилась на кровати, и, увидев меня у двери, опустила ноги на пол. Вид у нее был усталый, под глазами залегли темные круги.
– Так и будешь стоять в пороге? – спросила она, тем самым проигнорировав мой вопрос.
Я неопределенно дернула плечом, что в принципе могло означать, что угодно. Мама продолжала выжидательно смотреть в мою сторону, и я нехотя пояснила:
– Много заданий. Хочу сделать всё побыстрее и лечь пораньше. Ну, так что? Тебе опять было плохо? – Я нетерпеливо переступала с ноги на ногу, будто взволнованный марафонец на старте.
Мама встала и неспешно прошла к окну. Там она взяла висящий на спинке стула кардиган и, зябко поёжившись, набросила его на плечи. Затем она раздвинула плотные темно-синие шторы, но в комнате стало не намного светлее.
– Как грустно без солнца, – тихо отозвалась она и замолчала на некоторое время, глядя куда-то вдаль.
Всё это время я продолжала стоять в пороге, как безмолвная статуя. Это была наша привычная «холодная пикировка». Мы не ссорились напрямую, но взаимное игнорирование обоюдных вопросов стало уже привычным стилем в нашем общении.
Наконец маме надоело созерцать пейзажи за окном, и она снова повернулась в мою сторону. Глаза её в этот момент, как я чувствовала, в очередной раз пытались перехватить мой взгляд. Но я как всегда ускользала от всяческого контакта. Я скрестила руки на груди и облокотилась на дверной косяк.
Закрытая поза. Закрытая душа…
– Было бы приятно всё-таки услышать ответ на мой дважды заданный вопрос. – Ссориться не хотелось, но и уходить ни с чем тоже.
– Ты можешь не беспокоиться и идти заниматься, – вздохнула мама, как мне показалось, устало и даже слегка обреченно. – Да, приступ был, – добавила она с небольшой паузой. – Но сейчас уже всё хорошо.
– Ждешь кого-то? Может, отменишь?
– Уже отменила. Завтра проведу занятия в обычно режиме. Иди, Кэтти. Ужинать я не буду, слабость еще не прошла.
Мама снова села на кровать и потерла виски. Я аккуратно закрыла дверь и теперь уже с чистой совестью направилась в свою комнату.
*******
После переезда в Нью-Йорк мама зарабатывала нам на жизнь тем, что давала частные уроки для младших школьников. В первое время она думала о том, чтобы устроиться куда-то на постоянной основе. В частной школе было бы лучше, но и муниципальная была бы подходящим местом работы. Однако вместе с переездом пришла и болезнь. Репетиторство тем самым позволяло корректировать своё время с учетом непростых обстоятельств.
Впервые мама почувствовала себя нехорошо примерно на втором месяце нашего проживания в Нью-Йорке. Это нельзя было назвать приступом в том понимании, какое мы вкладываем в него сейчас. Так, лёгкое недомогание, сопровождаемое слабой головной болью, не более того. Уже через несколько минут мама снова чувствовала себя прекрасно.
В следующий раз это повторилось лишь через пару месяцев, и никто из нас не связал эти случаи как закономерность. Но когда головные боли начали проявляться всё чаще и всё сильнее, стало очевидно, что называть их случайными уже нельзя. Позже к головной боли добавился сильный озноб, сопровождаемый лихорадкой и высокой температурой.
Разумеется, были различные клиники и доктора, как светила своего дела, так и откровенные шарлатаны. Были сданы десятки анализов и проведено множество других всевозможных проверок для определения недуга моей матери. Но как бы парадоксально это не звучало, до сих пор считается, что пациентка Маргарет Кларк официально ничем не больна. По всем показателям организм мамы был совершенно здоров и не требовал лечения. Это было удивительно и казалось невероятным, но оставалось фактом. Все те лекарства, которые горой возвышались на прикроватном столике в её спальне, были всего лишь разного рода обезволивающими, жаропонижающими и укрепляющими иммунитет средствами. Были там и биологически активные добавки, комплексы витамин и прочие, по сути, бесполезные снадобья.
Лечащие доктора в итоге разделились на два лагеря. Одни
