Аннотация к эпизоду
Варвара Тумановская сталкивается с проснувшейся после зимней спячки медведицей. После этой встречи в Студёной пропадают трое мальчишек, и подзуживаемые бывшей старостихой деревенские жители начинают винить в несчастье молодую хозяйку. Найден один пропавший, нужно искать остальных. Варя, несмотря на запрет мужа покидать усадьбу, собирается включиться в поиски, но зверь уже приготовил западню, и девушка мчится к ней во весь опор.Бабушка что-то говорила. Что-то на своём непонятном языке. Покачивала горестно головой, но всё равно улыбалась.
Княгиня Варвара Тумановская, ещё не вернувшаяся в грустную реальность, сладко потянулась и замычала от удовольствия.
- Вот и славно! – кивнула сама себе горничная Глафира. – Вот и пора. Думала, до обеда спать станете!
Бабушка исчезла, и Варя спросила сухо, без явного интереса. Так, для собственного знания:
- Пётр Кириллович не приехал ещё?
- Нет, барышня. – Глаша никак не могла перестать употреблять въевшееся в речь слово, хотя какая хозяйка сейчас барышня? – Агафья мне все бока изъела ссорой вашей. Тихонов смурной ходит, отгавкивает, что твой пёс! А уж если о псах, то Афинка который день подвывает. Тоскует по братцу-то! Помирились бы вы, Варвара Александровна!
- С кем? С Зевсом?
- Зачем же с Зевсом – с мужем! – слегка обиженно ответила горничная.
- Мы и не ссорились, Глаша. – Варя спустила ноги на ковер, но вставать не спешила, трогала пальцами пушистый ворс. – Беседа у нас была такая.
- Как же! Беседа! Весь дом сотрясался. Осколки по сию пору из углов выметают. Беседа!
- Какие осколки? А, ты про вазу? Ну, разбила, с кем не бывает? Случайно.
- Да будет вам, барышня! Не разбили – об пол хватили. И ведь дорогая какая ваза-то! Ох, грехи наши тяжкие! – запричитала служанка. – Мужа из дома сжила, видано ли!
- Глаша, не начинай снова. Я уже и не знаю, как прощения попросить. Хотя, к твоему сведению, вовсе виноватой себя не чувствую!
- Вы бы лаской, барышня, словечком приветливым, поласкались бы…
- Что значит – поласкались бы? Я кошка разве? Сам придёт! Притворство это всё, Глафира, а я притворяться не очень способна!
- Притворство – не притворство, а скоро именины у вас. Как станется, если Пётр Кирилыч не приедут, а? Вот и то-то! – горничная помогла хозяйке надеть красивый шелковый халат.
- Не так уж и скоро!
- Ох, не велика разница, коли в доме ладу нет.
Варе вдруг стало так одиноко, что захотелось собраться и укатить в N-ск, к тёте и братьям. Устроить домашние посиделки, поболтать на конюшне со Степанычем, пройтись по лавкам с галантереей и сластями, а вечером, забравшись с ногами на кровать, посекретничать с Володей.
- Перестань ворчать, хуже тётушки стала, ей богу! Иди лучше попроси мне омлету. Хлеб с маслом. С мёдом. И чаю. И орехов, если есть.
Глаша, продолжая бухтеть себе под нос, отправилась на кухню, а в приоткрытую дверь всунулась улыбающаяся морда Афины.
- Что? – Варя с раздражением обратилась к собаке и тут же, ругая себя за несдержанность, ласково проговорила: – И ты советовать будешь? Ну и напрасно, Финечка! Не вернётся он.
Собака шумно дышала, высунув язык, и кроме этого звука других ухо молодой княгини не уловило. В огромном доме замерла жизнь. Не приходил на доклад Тихонов, не суетились слуги, выполняя приказания князя, не шумела в кухне Агафья, командующая своим маленьким поварским войском. Даже Харитон, казалось, и не вставал даже со своего стула в углу.
Варя честно себе отдавала отчёт, что вина в этом наполовину её. Однако же никогда не признала бы подобного вслух. Ведь, казалось, что Петра всё устраивает, что житье в разных спальнях не тяготит его, не беспокоит. Да и после гибели Терентьева, которого Варя, по её мнению, могла бы спасти, не помешай муж, супруги общаться начали отстранённо, если не сказать холодно. Варвара дулась, а Пётр отчего-то продолжал ревновать, полагая, что не может стать для княгини столь же интересным, как и пришлый мастер. В молчании проходили дни, и каждый жил своей жизнью. Ни тот, ни другая не умели найти слова, чтоб поговорить и выяснить истинные мотивы охлаждения и непонимания. Конечно же, раздражение копилось, пока, в конце концов, не вылилось в яростную ссору, зачинщицей которой стала Варя.
Завтракать молодая княгиня вышла в малую гостную, большие пространства дома теперь сделались для неё не уютными и чужими. Незамысловатая еда – омлет на гренках, масло мёд и пара кусочков белого хлеба, молчание лакеев, стоящих позади, важный Харитон, вытянувшийся стрункой у дверей. Варя вздохнула – все молчаливо винили хозяйку в отсутствии князя.
- Есть ли письма? – спросила она с надеждой, старый слуга подошёл и с поклоном протянул серебряный поднос.
Сложенное небольшим прямоугольником письмо запечатано было сургучным оттиском фамильной печатки рода фон Бедкен. Анастасия Григорьевна справлялась о Варином житье, сообщала, что Герман ухаживает за видной невестой, которая старше его «на каких-то весьма незаметных ввиду ея цветущей внешности шесть лет». Варя усмехнулась, трёхсоттысячное приданое с лихвой искупляло столь незначительный недостаток, и всё же Герман фон Бедкен, красавец и умница, был достоин куда большего, чем унизительный для мужчины брак по расчёту. Что поделать, подумала девушка, они все жертвуют чем-то, чтобы не скатиться в нищету. К тому же, будущий тесть уже готовил для зятя теплое доходное место.
Далее Анастасия сообщала о том, что благодаря протекции князя, Володе удалось попасть именно в тот полк, в который он мечтал, и ссуженная Петром Кирилловичем сумма была рачительно потрачена на приличествующее обмундирование и все остальное, полагающееся молодому офицеру. Между делом справлялась тетушка и об уездном докторе Иване Степановиче, который «весьма понравился мне своими манерами и простотою, коих нынче и не сыщешь!» Спрашивала, много ли у него пациентов, не нашёл ли он, наконец, сердечный интерес.
Письмо немного выровняло настроение, Варя откусила ломтик хлеба с маслом, подцепила вилкой омлет, который Агафья называла упорно болтуньей, и замерла, так и не прожевав: в последних строках тётушка спрашивала о том, как племянница распоряжается хозяйством, слушает ли во всём мужа, а затем весьма витиевато справлялась, не понесла ли молодая княгиня, и нет ли признаков случившейся беременности. Закашлявшись, Варя глотнула воды и быстро сложила письмо. Беременность! Продолжение рода! Рождение наследников – вот первоочередная задача жены. А её супружество обозначено было лишь местом проживания да записью в церковной книге.
В конюшне обсуждали постоянно меняющуюся мартовскую погоду – снег то сходил, то валил крупными хлопьями вновь, весенние дороги то раскисали, то становились совершенно непригодны для людей и лошадей. Варя натянула тёплые перчатки и терпеливо дождалась, пока ей не выведут Касатку. Булата в стойле не было, стало быть, Тихонов уехал по делам и сопровождать хозяйку не станет. Девушка повеселела: надоела чрезмерная опека управляющего, взявшего на себя труд присматривать за княгиней во время конных и пеших прогулок. Держался он обыкновенно поодаль, стараясь не попадать на глаза, но и этим сильно досаждал.
Усевшись на Касатку, Варя улыбнулась синичке, повисшей вниз головой на кромке крыши, свистнула Афину и поскакала в лес – собираться с мыслями.
…Всё началось с невинного вопроса Петра о заброшенном павильоне на месте беседки. После гибели людей работы остановились, и князь интересовался, не пора ли завершить начатое, и есть ли у Вари новые пожелания.
- Вы можете делать, что вашей душе угодно. Мне тяжела даже сама мысль о чтении книг там, где пролилась кровь.
- Не понимаю вашего раздражения, душа моя. – Пётр напрягся, и Варя видела, как неприятен ему прозвучавший ответ. – В имении должен царить порядок. Пусть вы и не ступите ногою в новую беседку, однако же доделать её необходимо, и раз уж у вас не родилось новых панов, то закончим её по старым чертежам, тем более, что Терентьев завершил резать перегородки. Не вы, так гости будут там приятно проводить знойные летние вечера.
- Я не хочу, чтобы работа Михаила стояла на виду у всех. Я придумаю ей иное применение.
- Михаила? Михаила? – князь вскочил и начал ходить по комнате. – Вам дорога о нём память?
- Конечно, я вспоминаю об нём, как о любом человеке, наделённом талантом.
- О, не думаю, что картину какого-нибудь мастера вы бы не стали демонстрировать гостям. Тут другое. Признайтесь, что вы находили этого неграмотного лапотника ровней себе, считали приятным собеседником и интересным мужчиной.
- Но так и есть! – вскочила теперь и Варвара. – Терентьев был одарён и начитан. Легко и в точности повторил он кастильскую решетку, уловив дух мавританской Испании, а кто из ваших гостей сможет хотя бы вспомнить детали архитектуры того времени?
- Ну конечно же, конечно! Куда нам до пришлого плотника. Уж ему-то всё почитание от вас, не так ли?
- Именно поэтому вы и не дали мне его спасти?!
- Да как, скажите на милость? Вашим даром, что появляется помимо вашей воли и вовсе не подчинён ей?
- Я бы смогла остановить эти брёвна, я почти смогла!
- Да ну бросьте! Вы давеча уронили подсвечник и никоим образом задержать его от падения не сумели! Не мните себя волшебницей. Вам просто хочется делать из меня демона, а из себя страдалицу!
Варя вспыхнула и схватил первое, что попалось под руки – вазу, расписанную на китайский манер.
- Глядите же! – крикнула она и швырнула дорогой фарфор на пол, но чуда не произошло.
- Любимая матушкина! – с ноткой обречённости проговорил князь, с силой отставил в сторону стул и быстро покинул комнату, а затем и вовсе уехал «по гостям», как объяснил Харитон….
Варя понимала, что подобное «гостевание» без жены по соседям будет восприниматься как признак серьёзной размолвки между молодожёнами, однако исправить уже ничего не могла. Сегодня, когда ей приснилась тёплая бабушка, княгиня окончательно уверовала: дело совсем плохо – Пётр обиделся всерьез.
Касатка шла ровно, привычно поворачивая там, где обычно велела хозяйка. Сейчас они ехали по дороге, ведущей в Студёную. С одной стороны под белым покрывалом еще лежали поля, справа расстилался густой лес, по переднему краю которого стояли раскидистые сосны и высокие березы. Со стороны пахотных земель тянулся длинный неглубокий овраг с пологим склонами. Взбудораженная свежим ветром и ни с чем не сравнимым запахом просыпающегося весеннего леса, Варя не заметила сперва, как собака, притормаживая задними лапами по насту, рванула вниз с громким лаем.
- Афина! – грозно окликнула Варвара и, услышав приглушенное поскуливание, испугалась, что самоедка провалилась в глубокий снег и не может выбраться, развернула лошадь. Спешившись, девушка нагнулась и удивлённо вскрикнула: неугомонная собака наскакивала на маленького, меньше её самой, бурого медвежонка. Малыш громко порёвывал, и Варя поняла, что вот он-то точно самостоятельно не сможет выбраться из оврага. Пришлось съехать вниз самым неприличным способом, подобрав юбки.
- Эх ты, Топтыгин! – беспечно засмеялась княгиня и принялась подталкивать зверёныша под толстый лохматый зад, понуждая его усиленно работать передними лапами. – Замолчи, Афина! Ты его пугаешь! – скомандовала Варя.
Из оврага все трое выбрались запыхавшиеся, в снегу, но девушка была довольна. Однако медвежонок продолжал реветь. Варя свистнула собаку:
- Пора нам уносить ноги, Финя, мамаша нагрянет, задаст!
Однако медведица, выказывая неожиданную прыть, уже неслась к княгине, разъярённая близостью чужаков к детёнышу. Варя похолодела. Нет никого опаснее в весеннем лесу, чем только что проснувшаяся медведица с медвежатами, и унести ноги от бурой мамаши удавалось не всем. Так рассказывал Эргейка-толмач. Краем глаза Варвара заметила, что Касатка, перепуганная появлением дикого зверя, мчит по направлению к дому, совершенно забыв про хозяйку. Оружия не было, громко лаяла Афина, трусливо отскакивающая назад, ждать подмоги не приходилось. В этот страшный момент Варя вдруг вспомнила Петра и стала медленно отступать назад, повторяя отчего-то:
- Петя, Петенька, прости, родимый!
Огромная медведица поднялась на задние лапы и резко припала на передние, заревела, вспугивая ворон с деревьев. Двигаясь спиной вперёд, Варя поскользнулась и упала.
- Мамочки! – успела выкрикнуть она.
Задержавшись у парадного крыльца несколько секунд, Пётр Тумановский решительно взбежал по ступенькам. Размолвка длится слишком долго, пора как-то мириться. Всё время, пока князь разъезжал по приятелям и пьянствовал, Варвара оставалась одна, совершенно не имея представления, как и что делать, к кому бежать за помощью, и каким образом связаться с мужем. Вина скручивала живот, и Пётр, удивляясь этой новой для себя боли, уже в который раз мысленно оправдывался перед женой. Его бегство было поступком мальчишки, а не взрослого мужчины, это Тумановский признавал.
- Что, старина, измаялся без хозяина? – похлопал он по плечу Харитона. – Соскучился? Где Варвара Александровна? Где жена моя?
- Батюшка! Пётр Кириллович! Вернулись, вот радость-то! – восклицал мажордом. – Уехали Варвара Александровна! Уехали верхом.
- Одна? – неприятный привкус появился во рту, Пётр нахмурился. – А где Тихонов?
- Так известно, егерей взял, мужиков и к соседям. У них волки корову задрали. Беда…
- Моя жена уехала верхом в то время, как в округе волки бесчинствуют? И никому дела нет? Лихо живёте без меня, совсем от рук отбились? – грозно вопрошал князь у затрясшегося старика. – Ну дождётесь, дождётесь! – Пётр хотел добавить ещё какую-нибудь строгую фразу, но тут внимание его привлекли крики слуг, пытающихся ухватить за узду Касатку, в ужасе вращающую глазами и роняющую белую пену с губ. Вари в седле не было.
Медвежонок побежал к лесу, в обратную от княгини сторону, Афина полетела за ним, лая и прикусывая за ляжки. Алексей прикидывал, сможет ли верно прицелиться, не заденет ли хозяйку. Медведица обернулась и бросилась к детёнышу. Булат заартачился, но Тихонов саданул коня по бокам. Сзади него, притихшие от увиденного и не решающиеся вступиться, застыли несколько верховых – деревенских мужиков, привлечённых управляющим к охоте. Оружие крепостным не выдавали, а верёвочные арканы против медведя – пустое дело.
- Давай, волчья сыть! Давай же. Не трусь!
Жеребец, разозлённый поведением седока, все-таки упрямо сбавил ход, но не остановился. Подъехав как можно ближе к лежащей на дороге девушке, управляющий скомандовал:
- Живо ко мне!
Вере не нужно было повторять дважды, скользя по наледи ногами и руками, она поднялась и побежала к Тихонову. А за нею, вмиг забыв про собственное дитя, рванула медведица. Княгиня не смогла сесть в седло, Алексей просто перекинул ее через круп коня, ослабил повод и совсем близко от себя увидел оскаленную морду и страшные жёлтые клыки.
Мгновения хватило на то, чтобы оценить шансы – убить такого зверя с одного выстрела нелегко, но выбора не было, и мужчина вскинул пистолет, Булат подскочил, рука дрогнула, раздался выстрел, и медвежонок, получивший пулю, забился в агонии на снегу у кромки леса. Жеребец, наконец, выровнялся и бросился прочь от зверя, унося с собой двух седоков. Следом, отряхивая поцарапанную когтями медвежонка морду, бежала Афина и скакали перепуганные насмерть крестьяне.
Медведица попыталась поднять медвежонка, не смогла, грузно села и, задрав морду к небу, закричала.
Примерно через версту, убедившись, что зверь более не преследует их, Алексей помог барыне сесть впереди себя. Жуткий крик животного всё еще бился в ушах, и Варя закрыла их ладошками. Тихонов понял, что с происходит с хозяйкой, ему и самому было не по душе случившееся, но кого бы он ни убил, всё выходило гадко. И медвежонка жалко, а пристрелил бы мать, звериное дитя не выжило бы всё равно.
Княгиня Варвара Тумановская, ещё не вернувшаяся в грустную реальность, сладко потянулась и замычала от удовольствия.
- Вот и славно! – кивнула сама себе горничная Глафира. – Вот и пора. Думала, до обеда спать станете!
Бабушка исчезла, и Варя спросила сухо, без явного интереса. Так, для собственного знания:
- Пётр Кириллович не приехал ещё?
- Нет, барышня. – Глаша никак не могла перестать употреблять въевшееся в речь слово, хотя какая хозяйка сейчас барышня? – Агафья мне все бока изъела ссорой вашей. Тихонов смурной ходит, отгавкивает, что твой пёс! А уж если о псах, то Афинка который день подвывает. Тоскует по братцу-то! Помирились бы вы, Варвара Александровна!
- С кем? С Зевсом?
- Зачем же с Зевсом – с мужем! – слегка обиженно ответила горничная.
- Мы и не ссорились, Глаша. – Варя спустила ноги на ковер, но вставать не спешила, трогала пальцами пушистый ворс. – Беседа у нас была такая.
- Как же! Беседа! Весь дом сотрясался. Осколки по сию пору из углов выметают. Беседа!
- Какие осколки? А, ты про вазу? Ну, разбила, с кем не бывает? Случайно.
- Да будет вам, барышня! Не разбили – об пол хватили. И ведь дорогая какая ваза-то! Ох, грехи наши тяжкие! – запричитала служанка. – Мужа из дома сжила, видано ли!
- Глаша, не начинай снова. Я уже и не знаю, как прощения попросить. Хотя, к твоему сведению, вовсе виноватой себя не чувствую!
- Вы бы лаской, барышня, словечком приветливым, поласкались бы…
- Что значит – поласкались бы? Я кошка разве? Сам придёт! Притворство это всё, Глафира, а я притворяться не очень способна!
- Притворство – не притворство, а скоро именины у вас. Как станется, если Пётр Кирилыч не приедут, а? Вот и то-то! – горничная помогла хозяйке надеть красивый шелковый халат.
- Не так уж и скоро!
- Ох, не велика разница, коли в доме ладу нет.
Варе вдруг стало так одиноко, что захотелось собраться и укатить в N-ск, к тёте и братьям. Устроить домашние посиделки, поболтать на конюшне со Степанычем, пройтись по лавкам с галантереей и сластями, а вечером, забравшись с ногами на кровать, посекретничать с Володей.
- Перестань ворчать, хуже тётушки стала, ей богу! Иди лучше попроси мне омлету. Хлеб с маслом. С мёдом. И чаю. И орехов, если есть.
Глаша, продолжая бухтеть себе под нос, отправилась на кухню, а в приоткрытую дверь всунулась улыбающаяся морда Афины.
- Что? – Варя с раздражением обратилась к собаке и тут же, ругая себя за несдержанность, ласково проговорила: – И ты советовать будешь? Ну и напрасно, Финечка! Не вернётся он.
Собака шумно дышала, высунув язык, и кроме этого звука других ухо молодой княгини не уловило. В огромном доме замерла жизнь. Не приходил на доклад Тихонов, не суетились слуги, выполняя приказания князя, не шумела в кухне Агафья, командующая своим маленьким поварским войском. Даже Харитон, казалось, и не вставал даже со своего стула в углу.
Варя честно себе отдавала отчёт, что вина в этом наполовину её. Однако же никогда не признала бы подобного вслух. Ведь, казалось, что Петра всё устраивает, что житье в разных спальнях не тяготит его, не беспокоит. Да и после гибели Терентьева, которого Варя, по её мнению, могла бы спасти, не помешай муж, супруги общаться начали отстранённо, если не сказать холодно. Варвара дулась, а Пётр отчего-то продолжал ревновать, полагая, что не может стать для княгини столь же интересным, как и пришлый мастер. В молчании проходили дни, и каждый жил своей жизнью. Ни тот, ни другая не умели найти слова, чтоб поговорить и выяснить истинные мотивы охлаждения и непонимания. Конечно же, раздражение копилось, пока, в конце концов, не вылилось в яростную ссору, зачинщицей которой стала Варя.
Завтракать молодая княгиня вышла в малую гостную, большие пространства дома теперь сделались для неё не уютными и чужими. Незамысловатая еда – омлет на гренках, масло мёд и пара кусочков белого хлеба, молчание лакеев, стоящих позади, важный Харитон, вытянувшийся стрункой у дверей. Варя вздохнула – все молчаливо винили хозяйку в отсутствии князя.
- Есть ли письма? – спросила она с надеждой, старый слуга подошёл и с поклоном протянул серебряный поднос.
Сложенное небольшим прямоугольником письмо запечатано было сургучным оттиском фамильной печатки рода фон Бедкен. Анастасия Григорьевна справлялась о Варином житье, сообщала, что Герман ухаживает за видной невестой, которая старше его «на каких-то весьма незаметных ввиду ея цветущей внешности шесть лет». Варя усмехнулась, трёхсоттысячное приданое с лихвой искупляло столь незначительный недостаток, и всё же Герман фон Бедкен, красавец и умница, был достоин куда большего, чем унизительный для мужчины брак по расчёту. Что поделать, подумала девушка, они все жертвуют чем-то, чтобы не скатиться в нищету. К тому же, будущий тесть уже готовил для зятя теплое доходное место.
Далее Анастасия сообщала о том, что благодаря протекции князя, Володе удалось попасть именно в тот полк, в который он мечтал, и ссуженная Петром Кирилловичем сумма была рачительно потрачена на приличествующее обмундирование и все остальное, полагающееся молодому офицеру. Между делом справлялась тетушка и об уездном докторе Иване Степановиче, который «весьма понравился мне своими манерами и простотою, коих нынче и не сыщешь!» Спрашивала, много ли у него пациентов, не нашёл ли он, наконец, сердечный интерес.
Письмо немного выровняло настроение, Варя откусила ломтик хлеба с маслом, подцепила вилкой омлет, который Агафья называла упорно болтуньей, и замерла, так и не прожевав: в последних строках тётушка спрашивала о том, как племянница распоряжается хозяйством, слушает ли во всём мужа, а затем весьма витиевато справлялась, не понесла ли молодая княгиня, и нет ли признаков случившейся беременности. Закашлявшись, Варя глотнула воды и быстро сложила письмо. Беременность! Продолжение рода! Рождение наследников – вот первоочередная задача жены. А её супружество обозначено было лишь местом проживания да записью в церковной книге.
В конюшне обсуждали постоянно меняющуюся мартовскую погоду – снег то сходил, то валил крупными хлопьями вновь, весенние дороги то раскисали, то становились совершенно непригодны для людей и лошадей. Варя натянула тёплые перчатки и терпеливо дождалась, пока ей не выведут Касатку. Булата в стойле не было, стало быть, Тихонов уехал по делам и сопровождать хозяйку не станет. Девушка повеселела: надоела чрезмерная опека управляющего, взявшего на себя труд присматривать за княгиней во время конных и пеших прогулок. Держался он обыкновенно поодаль, стараясь не попадать на глаза, но и этим сильно досаждал.
Усевшись на Касатку, Варя улыбнулась синичке, повисшей вниз головой на кромке крыши, свистнула Афину и поскакала в лес – собираться с мыслями.
…Всё началось с невинного вопроса Петра о заброшенном павильоне на месте беседки. После гибели людей работы остановились, и князь интересовался, не пора ли завершить начатое, и есть ли у Вари новые пожелания.
- Вы можете делать, что вашей душе угодно. Мне тяжела даже сама мысль о чтении книг там, где пролилась кровь.
- Не понимаю вашего раздражения, душа моя. – Пётр напрягся, и Варя видела, как неприятен ему прозвучавший ответ. – В имении должен царить порядок. Пусть вы и не ступите ногою в новую беседку, однако же доделать её необходимо, и раз уж у вас не родилось новых панов, то закончим её по старым чертежам, тем более, что Терентьев завершил резать перегородки. Не вы, так гости будут там приятно проводить знойные летние вечера.
- Я не хочу, чтобы работа Михаила стояла на виду у всех. Я придумаю ей иное применение.
- Михаила? Михаила? – князь вскочил и начал ходить по комнате. – Вам дорога о нём память?
- Конечно, я вспоминаю об нём, как о любом человеке, наделённом талантом.
- О, не думаю, что картину какого-нибудь мастера вы бы не стали демонстрировать гостям. Тут другое. Признайтесь, что вы находили этого неграмотного лапотника ровней себе, считали приятным собеседником и интересным мужчиной.
- Но так и есть! – вскочила теперь и Варвара. – Терентьев был одарён и начитан. Легко и в точности повторил он кастильскую решетку, уловив дух мавританской Испании, а кто из ваших гостей сможет хотя бы вспомнить детали архитектуры того времени?
- Ну конечно же, конечно! Куда нам до пришлого плотника. Уж ему-то всё почитание от вас, не так ли?
- Именно поэтому вы и не дали мне его спасти?!
- Да как, скажите на милость? Вашим даром, что появляется помимо вашей воли и вовсе не подчинён ей?
- Я бы смогла остановить эти брёвна, я почти смогла!
- Да ну бросьте! Вы давеча уронили подсвечник и никоим образом задержать его от падения не сумели! Не мните себя волшебницей. Вам просто хочется делать из меня демона, а из себя страдалицу!
Варя вспыхнула и схватил первое, что попалось под руки – вазу, расписанную на китайский манер.
- Глядите же! – крикнула она и швырнула дорогой фарфор на пол, но чуда не произошло.
- Любимая матушкина! – с ноткой обречённости проговорил князь, с силой отставил в сторону стул и быстро покинул комнату, а затем и вовсе уехал «по гостям», как объяснил Харитон….
Варя понимала, что подобное «гостевание» без жены по соседям будет восприниматься как признак серьёзной размолвки между молодожёнами, однако исправить уже ничего не могла. Сегодня, когда ей приснилась тёплая бабушка, княгиня окончательно уверовала: дело совсем плохо – Пётр обиделся всерьез.
Касатка шла ровно, привычно поворачивая там, где обычно велела хозяйка. Сейчас они ехали по дороге, ведущей в Студёную. С одной стороны под белым покрывалом еще лежали поля, справа расстилался густой лес, по переднему краю которого стояли раскидистые сосны и высокие березы. Со стороны пахотных земель тянулся длинный неглубокий овраг с пологим склонами. Взбудораженная свежим ветром и ни с чем не сравнимым запахом просыпающегося весеннего леса, Варя не заметила сперва, как собака, притормаживая задними лапами по насту, рванула вниз с громким лаем.
- Афина! – грозно окликнула Варвара и, услышав приглушенное поскуливание, испугалась, что самоедка провалилась в глубокий снег и не может выбраться, развернула лошадь. Спешившись, девушка нагнулась и удивлённо вскрикнула: неугомонная собака наскакивала на маленького, меньше её самой, бурого медвежонка. Малыш громко порёвывал, и Варя поняла, что вот он-то точно самостоятельно не сможет выбраться из оврага. Пришлось съехать вниз самым неприличным способом, подобрав юбки.
- Эх ты, Топтыгин! – беспечно засмеялась княгиня и принялась подталкивать зверёныша под толстый лохматый зад, понуждая его усиленно работать передними лапами. – Замолчи, Афина! Ты его пугаешь! – скомандовала Варя.
Из оврага все трое выбрались запыхавшиеся, в снегу, но девушка была довольна. Однако медвежонок продолжал реветь. Варя свистнула собаку:
- Пора нам уносить ноги, Финя, мамаша нагрянет, задаст!
Однако медведица, выказывая неожиданную прыть, уже неслась к княгине, разъярённая близостью чужаков к детёнышу. Варя похолодела. Нет никого опаснее в весеннем лесу, чем только что проснувшаяся медведица с медвежатами, и унести ноги от бурой мамаши удавалось не всем. Так рассказывал Эргейка-толмач. Краем глаза Варвара заметила, что Касатка, перепуганная появлением дикого зверя, мчит по направлению к дому, совершенно забыв про хозяйку. Оружия не было, громко лаяла Афина, трусливо отскакивающая назад, ждать подмоги не приходилось. В этот страшный момент Варя вдруг вспомнила Петра и стала медленно отступать назад, повторяя отчего-то:
- Петя, Петенька, прости, родимый!
Огромная медведица поднялась на задние лапы и резко припала на передние, заревела, вспугивая ворон с деревьев. Двигаясь спиной вперёд, Варя поскользнулась и упала.
- Мамочки! – успела выкрикнуть она.
***
Задержавшись у парадного крыльца несколько секунд, Пётр Тумановский решительно взбежал по ступенькам. Размолвка длится слишком долго, пора как-то мириться. Всё время, пока князь разъезжал по приятелям и пьянствовал, Варвара оставалась одна, совершенно не имея представления, как и что делать, к кому бежать за помощью, и каким образом связаться с мужем. Вина скручивала живот, и Пётр, удивляясь этой новой для себя боли, уже в который раз мысленно оправдывался перед женой. Его бегство было поступком мальчишки, а не взрослого мужчины, это Тумановский признавал.
- Что, старина, измаялся без хозяина? – похлопал он по плечу Харитона. – Соскучился? Где Варвара Александровна? Где жена моя?
- Батюшка! Пётр Кириллович! Вернулись, вот радость-то! – восклицал мажордом. – Уехали Варвара Александровна! Уехали верхом.
- Одна? – неприятный привкус появился во рту, Пётр нахмурился. – А где Тихонов?
- Так известно, егерей взял, мужиков и к соседям. У них волки корову задрали. Беда…
- Моя жена уехала верхом в то время, как в округе волки бесчинствуют? И никому дела нет? Лихо живёте без меня, совсем от рук отбились? – грозно вопрошал князь у затрясшегося старика. – Ну дождётесь, дождётесь! – Пётр хотел добавить ещё какую-нибудь строгую фразу, но тут внимание его привлекли крики слуг, пытающихся ухватить за узду Касатку, в ужасе вращающую глазами и роняющую белую пену с губ. Вари в седле не было.
***
Медвежонок побежал к лесу, в обратную от княгини сторону, Афина полетела за ним, лая и прикусывая за ляжки. Алексей прикидывал, сможет ли верно прицелиться, не заденет ли хозяйку. Медведица обернулась и бросилась к детёнышу. Булат заартачился, но Тихонов саданул коня по бокам. Сзади него, притихшие от увиденного и не решающиеся вступиться, застыли несколько верховых – деревенских мужиков, привлечённых управляющим к охоте. Оружие крепостным не выдавали, а верёвочные арканы против медведя – пустое дело.
- Давай, волчья сыть! Давай же. Не трусь!
Жеребец, разозлённый поведением седока, все-таки упрямо сбавил ход, но не остановился. Подъехав как можно ближе к лежащей на дороге девушке, управляющий скомандовал:
- Живо ко мне!
Вере не нужно было повторять дважды, скользя по наледи ногами и руками, она поднялась и побежала к Тихонову. А за нею, вмиг забыв про собственное дитя, рванула медведица. Княгиня не смогла сесть в седло, Алексей просто перекинул ее через круп коня, ослабил повод и совсем близко от себя увидел оскаленную морду и страшные жёлтые клыки.
Мгновения хватило на то, чтобы оценить шансы – убить такого зверя с одного выстрела нелегко, но выбора не было, и мужчина вскинул пистолет, Булат подскочил, рука дрогнула, раздался выстрел, и медвежонок, получивший пулю, забился в агонии на снегу у кромки леса. Жеребец, наконец, выровнялся и бросился прочь от зверя, унося с собой двух седоков. Следом, отряхивая поцарапанную когтями медвежонка морду, бежала Афина и скакали перепуганные насмерть крестьяне.
Медведица попыталась поднять медвежонка, не смогла, грузно села и, задрав морду к небу, закричала.
Примерно через версту, убедившись, что зверь более не преследует их, Алексей помог барыне сесть впереди себя. Жуткий крик животного всё еще бился в ушах, и Варя закрыла их ладошками. Тихонов понял, что с происходит с хозяйкой, ему и самому было не по душе случившееся, но кого бы он ни убил, всё выходило гадко. И медвежонка жалко, а пристрелил бы мать, звериное дитя не выжило бы всё равно.
