Аннотация к эпизоду
Рядом с деревней поселились Добрые соседи. Горский попытается примирить местный народ со сверхъестественными созданиями. Но, кажется, кто-то совсем не настроен водить дружбу…Красный солнечный диск уже поднимался из-за горизонта, обнажая розовые облака, которые любовались просыпающимся миром. Легкий ветерок давал не только прохладу, но и ощущение приближающихся перемен, становился все сильнее, принося с запада запах свежескошенной травы. Нежно-розовые облака длинными полосами расползались по горизонту, создавая подушку для восходящего солнца. Бесконечное поле тянулось до горизонта, казалось единственным живым местом в это утро. Как будто сама природа здесь была другой. Огромные дубы шелестели зеленой листвой, переговаривались между собой.
Длинная, испещренная кривыми широкими дорогами, деревня Гусарино выглядела нелепой среди всех этих однотипных полей, кромки леса. Тучная женщина стояла у поворота к деревне, разглядывала однотипные автомобили, которые проезжали мимо без остановки. Время от времени какой-нибудь водитель тормозил, рассматривал товар, а затем вновь садился в машину, держа в руках несколько бутылок, ради которых сделал такой здоровенный крюк. Пожилая женщина щурилась, проклинала открыто всех, кто проезжал мимо и не останавливался, ждала новых покупателей.
Тем временем деревня Гусарино, которая расположилась позади нее, просыпалась от недолгого ночного забвения. Люди постепенно выходили на улицу, кормили хозяйство, наслаждались простой жизнью, которая была для них лучше, чем бесконечная городская суета. Две девочки, которые сегодня не пошли в школу, весело смеялись, прыгали в длинных лужах.
- Ленка, а ну смотри мне, промочишь ноги, я тебе новые штаны не надену, так и будешь в этих ходить! - сказала недовольно женщина, смотря на дочь, которая игнорировала элементарные правила.
- Ну и буду!
- И замуж тебя никто не возьмет, когда увидит, какая ты неряха! - снова сказала мать, в надежде хоть как-то подействовать на ребенка.
Девчушка только отмахнулась, взяла свою подружку за руку, и они вместе пошли в сторону моста.
- Смотри, Дашка, уйдут в лес, не вернутся потом, - сказала старуха, выходя на улицу.
Дарья хорошо встряхнула белоснежное белье, бросила его на изогнутую веревку. Она кивнула старухе, но знала, что дочка в лес не пойдет, они уже 100 раз об этом говорили, так что не стоило беспокоиться. Не настолько Лена была маленькой, чтобы не понимать всю опасность. Дарья вдруг остановилась, посмотрела на огромную черную кромку макушек деревьев. Такое чувство, как будто лес жил сам по себе. У него были свои законы и правила. Девочки играли у самой реки, перебирая маленькие камушки, наслаждаясь теплой атмосферой. Как и любые дети, они буквально кожей ощущали, что вот-вот придет лето, свобода от школьных занятий.
- Ленка, смотри! - сказала девочка, резко выпрямившись. Она указала пальцем куда-то вглубь леса, замерла на мгновенье, а потом пошла прямо к сизой кромке.
Маленькая Лена тут же схватила ее за руку, потянула к себе. Но подружка, как завороженная, таращилась в странные силуэты, которые скрывались за уродливыми кустарниками. Торчащие палки больше напоминали искривленные тонкие пальцы. Лена так сильно вцепилась в ручку своей подружки, что костяшки пальцев ее побелели.
- Нет, не вздумай даже! - взмолилась Лена, все еще крепко удерживая подружку за руку, и где-то в глубине души надеясь, что все обойдется. Как представит, что придется маме рассказывать, так сразу страшно, что она ругать начнет.
- Да ты что, посмотри. Мы можем с ними поиграть! - сказала девочка снова.
Маша, резко выдернув свою ладошку из цепких лапок подружки, направилась прямо в лес. Сама Лена сколько не вглядывалась, никак не могла понять, что конкретно увлекло подружку. Там не было никаких отчетливых силуэтов, только несколько пар горящих глаз, которые казались совсем недружелюбными. К таким лучше не соваться даже для перемирия, не то что для игр. Ленка, топнув маленькой ножкой, вдруг заверещала так громко, что подруга ее вздрогнула. Маша резко повернулась сначала к Лене, а затем снова к лесу, где уже ничего не было. А потом вдруг глаза ее стали стеклянными, взгляд тяжелым, бессмысленным.
Она смотрела куда-то в сторону своей подруги. Невидящие глаза стали безучастными и пустыми. Маленькая Лена почувствовала такой непреодолимый страх, что внутри все сжалось, мешая даже думать.
- Маша! Маша, пошли отсюда! - слезно закричала Лена.
Маша стояла, как будто не была живой девочкой. Ноги и руки ее выпрямлены, как у куклы, взгляд таращился бессмысленно вперед. Она просто посмотрела на свою подружку, протянула ей руку, но, не получив ответа, пошла в сторону леса.
- Машка! Машка, дура, возвращайся! - закричал кто-то из взрослых, уже несясь по мосту.
Огромные темные облака стали наплывать с юга, сопровождаемые тяжелыми порывами ветра. Голос взрослого человека терялся на фоне ветра, дождя и безысходности, которая становилась все объемнее и тяжелее. Женщина пересекла длинный мост, тарабаня по железным пластинам, подлетела прямо к лесу, схватила ребенка на руки, а затем, заглянув в глаза, встряхнула что есть силы!
- А ну прекрати! Отдай мне ее обратно! Я вас всех сожгу! Отдай мне ее! - сквозь слезы, срываясь на истерику, кричала мать девочки.
Перепуганная Лена стояла, словно громом пораженная, глотая слезы от удушающего тяжелого страха. Она почувствовала, как кто-то взял ее за руку, и сразу поняла, что это мама. Тепло ее рук сейчас было обжигающе безопасным.
- Пойдем отсюда, - тихо проговорила Даша, держа свою дочь за руку. - Иди домой.
Лена только молча кивнула, раздался тяжелый долгий раскат грома. Даша подошла к другой женщине, где девочка смотрела безучастно на мать пустыми глазами. Лена в последний раз обернулась на них, а затем пошла в сторону деревни.
- Отдай мне ее! Забери меня, отдай мне мою девочку! - кричал надсадно женский голос в истерике, были слышны только всхлипы, затем раздался раскат грома и начался по-весеннему громыхающий ливень.
Маленькая Лена сидела на диване, посматривала в окно, мысленно просила маму вернуться домой. Когда распахнулась дверь, вошла Дарья. Никакой радости у нее на лице не было. Она только глянула на дочь, кивнула самой себе, а затем ушла в сторону ванной комнаты, где могла привести себя в порядок.
- Мама, - сказала девочка, растягивая гласные. - Они вернут Машу?
Дарья только посмотрела в глаза своей дочери, в очередной раз напомнила себе, что нужно собирать девочку, с двумя чемоданами уезжать отсюда к чертовой бабушке, бежать среди ночи, чтобы никто не остановил. Оставаться здесь и каждый раз трястись от страха, не выпускать собственного ребенка на улицу... Это было выше ее сил, гораздо сильнее, чем страх попасть под всеобщее осуждение односельчан.
- Ты не переживай, мы обязательно что-нибудь придумаем, - сказала Дарья.
Она пробормотала это не дочери, а самой себе, глянув в заляпанное зеркало, где дочка утром ее помадой рисовала сердечки. А ведь Даша наругала девочку за такой поступок. Да пусть изрисует помадой весь дом, только будет жива, здорова и в безопасности! Ветер с огромной нечеловеческой силой ударил в окна. Дарья вздрогнула от резкого звука, дочка тут же прижалась к ней. Она приобняла девочку, пообещала себе, что обязательно начнет жизнь с чистого листа где-нибудь в другом месте. А пока нужно было дождаться, ни в коем случае нос свой на улицу не показывать, пока дождь не прекратится.
Виталий Николаевич стоял на дороге. Он видел, как огромные тучи, расползавшиеся на горизонте, накрыли деревушку вдали. Машина внезапно сломалась, оставив его в одиночестве, а еще в полной безысходности, поскольку никто ехать к нему помогать не собирался. Виталий Николаевич ждал, пока ему ответят на звонок, но связь то работала нормально, то вновь пропадала.
Виталий Николаевич повернулся, вытянул вперед руку, чтобы голосовать. Его тошнило от долгой дороги, усталости, голода, надвигающейся беды. Он всегда проверял машину перед тем, как выезжать из дома. И вдруг внезапная поломка? Да еще и буквально в 3 км до деревни? Не к добру...
- Молодой человек, это вы что ли газовик? - спросил дед, даже не выходя из трактора.
Старый темно-синий трактор, совершенно облупившийся, выглядел таким же древним, как и все вокруг.
- Я, да только видите, машина сломалась, эвакуатор жду, - сказал Горский.
- А ты сдай назад, прям давай, сейчас оттянем, - сказал дед. Они отбуксировали машину на несколько метров, и она завелась. Но стоило Горскому вернуться на прежнее место, как автомобиль странным образом вновь глох.
- Это что у вас тут за чудеса такие? - спросил Горский, глупо почесав затылок.
- Природа тут такая, видать, никакой бензин тебе не в помощь. Я уж не знаю, чего там сейчас творится.
- В Гусарино?
- Известно дело, что в Гусарино. Никто туда на своей машине не заедет, может, местные чего нахимичили, не знаю! - отмахнулся дед. - Ты ежели в деревню хочешь, так иди пешком, машину бросить придется. Тут уж по-другому никак, на ней ты точно не заедешь.
Горский сразу почувствовал себя в ловушке. Делать было нечего. Виталий Николаевич набросил на плечи рюкзак, пошел вдоль дороги, оставив после себя только одиноко стоящий здоровенный автомобиль. До деревни было километра три, если смотреть визуально. Но в такую погоду всякое может быть. Застрянет где-нибудь в колее обеими ногами, будет стоять и ждать, пока его высвободят. Вся эта история, которая сейчас происходила за пределами дела, не имела никакого значения. Впервые в жизни ему доверили дело от другого агентства мистических расследований. Он помог Синицыну, вернулся в собственное агентство мистических расследований и с ужасом узнал, что Егор попал в передрягу.
С тех пор, как парнишка обрушил дом, над агентством мистических расследований "Мара" навис Судный день. Когда Оракул возвестит о дате начала судебных заседаний, уже будет слишком поздно. Виталий Николаевич был уверен, что агентство мистических расследований "Мара" доживает свои последние деньки. Может быть, месяц, два, несколько дел, а потом их оставят с пустыми руками, превратив некогда успешное агентство в груду бумаг и воспоминаний о прошлых победах.
Красильников так и не пришел в себя. Сначала Матвей Игоревич наотрез отказался, чтобы парня отвозили в больницу. У таких, как они, даже больницы были свои. Но когда Валентина развела руками и сказала, что ничего не может поделать, выхода не оставалось. Только после этого Матвей Игоревич распорядился, чтобы паренька доставили в больницу. Горский старался не встревать в нынешнюю ситуацию, поскольку не хотел оказаться под ударом. Странно, но на это дело должен был поехать именно он. Синицын вытащил его только благодаря Лолите. Это он должен был остаться там под завалами? А если Матвей Игоревич знал, что все закончится плохо, то зачем тогда посылал своего любимого подопечного?
Однотипные домики стали приближаться, обнажая все больше различий. Несмотря на то что все они были построены словно на один лад, каждый из них от времени разрушался по-своему. С тоской смотрел мужчина на некогда прекрасные дома и размышлял, что люди, создавая собственные домики, вряд ли думали о том, что через годы те станут похожи на груду бревен, сложенных в виде шалаша. Трижды Виталий Николаевич пытался с кем-то поговорить, когда только попал в деревню, но народ здесь оказался нелюдимый, только поглядывали на него злобно, отмахивались, не желая продолжать разговор.
Ему выделили странного вида домик, у которого крыша с правой стороны уже настолько обветшала, что больше была похожа на старую потрепанную тряпку. Переступив порог, Виталий Николаевич почувствовал себя неуютно, дышать было тяжело, в груди клокотал страх. Это был недобрый дом, оставаться опасно. Но, поскольку других мест для ночевки не имелось, стоило попробовать пожить немного в таких условиях. Виталий Николаевич даже вещи не стал раскладывать, только осмотрел дом, попытался обнаружить уязвимые места.
- Езжай обратно в свой город, нечего тут нам ересь вашу таскать, - злобным голосом сказала старуха, разглядывая чужака сверху вниз. Весь местный народец сидел по норам, изредка поглядывая на приезжего.
- Валентина Петровна, чего вы такая сегодня злая? - спросила продавщица, тоже глянув на приезжего. Крупный плечистый паренек показался ей вполне безобидным.
- А нечего из города приезжать. Пусть сидят у себя там, у них же цивилизация, в конце концов, это мы для них народ темный!
- Да вы что ж, не слышали, что ли? Он же из газовой компании приехал, будет смотреть, можно ли у нас тут газ провести! А то мы с вами на наших печах и баллонах так и взлетим на воздух! - недовольным голосом процедила сквозь зубы продавщица.
Старуха довольно крепко выругалась, затем ушла, оставив после себя только терпкий запах старого мыла. Продавщица покачала головой, посчитала продукты, которые выбрал Горский, записала в тетрадочку, взяла с него оплату и предоставила сдачу.
- Вы не обижайтесь на нее, она человек старый очень, пережила много всего. Для нее все чужаки потенциально опасными кажутся.
- Да ладно вам, на пожилых людей не обижаюсь, у них своих проблем полно.
- Вы только сильно далеко от деревни не отходите. Да я так, чтобы вы в лес не забрели, он у нас глухой. Уж давно никто в него не ходит. Наверняка и звери к самой кромке шатаются, - отмахнулась продавщица.
Виталий Николаевич заметил, что ее нижняя губа дрогнула, голос стал неуверенным, появилось ощущение надвигающегося страха и беды. Виталий Николаевич шел обратно, изредка поглядывал по сторонам. Народ, словно дикое зверье, следил из-за забора, пряча носы за высокими перекладинами. То и дело мелькали человеческие глаза, которые тут же скрывались за шторами, заборами, высокими железными калитками. Виталий Николаевич вошел обратно в дом, который казался ему настолько небезопасным, что даже на улице куковать и то было веселее, чтобы уже под утро зайти на предрассветную дрему.
Он остановился на несколько секунд, внимательно посмотрел в сторону леса, который с самого начала показался ему каким-то странным. Много всякой дряни в лесу происходит, да и не всякое можно вылечить, раз уж на то пошло.
- Это вы что ли из газовой компании? - вдруг спросила женщина.
Гора настолько не ожидал услышать голос, что подпрыгнул на месте от неожиданности.
- Да. А вы, похоже, первый человек, ну, кроме продавщицы вашей, собираетесь со мной разговаривать. Что-то местные меня сразу не приняли, видать, у вас тут противники цивилизации, - сказал Горский.
Однако женщина, которая стояла возле его калитки, внимательно смотрела на него. Алиана вглядывалась так пристально, что ему стало неловко.
- Я здесь живу, напротив. Дом вы себе выбрали не самый хороший. Если вдруг случится чего, вы ко мне стучитесь. Там уже обсудим. У меня сыновей двое, если дети вдруг вам не мешают, буду рада видеть. Мне дом надо подлатать, я вам заплачу, немного, но заплачу.
- Я зайду обязательно, честное слово! - сказал Горский, с тоской поглядев на одинокую женщину.
Да и кто будет ей крышу латать? Одни старики кругом, да и те нелюдимые, злобные, вечно жизни ее учат. Негоже молодой женщине с двумя детьми в таком месте жить, да видимо не от хорошей жизни она пристанище себе здесь выбрала.
Виталий лежал на раскладном кривом диване и чувствовал, что в доме кто-то или что-то имеется.
Длинная, испещренная кривыми широкими дорогами, деревня Гусарино выглядела нелепой среди всех этих однотипных полей, кромки леса. Тучная женщина стояла у поворота к деревне, разглядывала однотипные автомобили, которые проезжали мимо без остановки. Время от времени какой-нибудь водитель тормозил, рассматривал товар, а затем вновь садился в машину, держа в руках несколько бутылок, ради которых сделал такой здоровенный крюк. Пожилая женщина щурилась, проклинала открыто всех, кто проезжал мимо и не останавливался, ждала новых покупателей.
Тем временем деревня Гусарино, которая расположилась позади нее, просыпалась от недолгого ночного забвения. Люди постепенно выходили на улицу, кормили хозяйство, наслаждались простой жизнью, которая была для них лучше, чем бесконечная городская суета. Две девочки, которые сегодня не пошли в школу, весело смеялись, прыгали в длинных лужах.
- Ленка, а ну смотри мне, промочишь ноги, я тебе новые штаны не надену, так и будешь в этих ходить! - сказала недовольно женщина, смотря на дочь, которая игнорировала элементарные правила.
- Ну и буду!
- И замуж тебя никто не возьмет, когда увидит, какая ты неряха! - снова сказала мать, в надежде хоть как-то подействовать на ребенка.
Девчушка только отмахнулась, взяла свою подружку за руку, и они вместе пошли в сторону моста.
- Смотри, Дашка, уйдут в лес, не вернутся потом, - сказала старуха, выходя на улицу.
Дарья хорошо встряхнула белоснежное белье, бросила его на изогнутую веревку. Она кивнула старухе, но знала, что дочка в лес не пойдет, они уже 100 раз об этом говорили, так что не стоило беспокоиться. Не настолько Лена была маленькой, чтобы не понимать всю опасность. Дарья вдруг остановилась, посмотрела на огромную черную кромку макушек деревьев. Такое чувство, как будто лес жил сам по себе. У него были свои законы и правила. Девочки играли у самой реки, перебирая маленькие камушки, наслаждаясь теплой атмосферой. Как и любые дети, они буквально кожей ощущали, что вот-вот придет лето, свобода от школьных занятий.
- Ленка, смотри! - сказала девочка, резко выпрямившись. Она указала пальцем куда-то вглубь леса, замерла на мгновенье, а потом пошла прямо к сизой кромке.
Маленькая Лена тут же схватила ее за руку, потянула к себе. Но подружка, как завороженная, таращилась в странные силуэты, которые скрывались за уродливыми кустарниками. Торчащие палки больше напоминали искривленные тонкие пальцы. Лена так сильно вцепилась в ручку своей подружки, что костяшки пальцев ее побелели.
- Нет, не вздумай даже! - взмолилась Лена, все еще крепко удерживая подружку за руку, и где-то в глубине души надеясь, что все обойдется. Как представит, что придется маме рассказывать, так сразу страшно, что она ругать начнет.
- Да ты что, посмотри. Мы можем с ними поиграть! - сказала девочка снова.
Маша, резко выдернув свою ладошку из цепких лапок подружки, направилась прямо в лес. Сама Лена сколько не вглядывалась, никак не могла понять, что конкретно увлекло подружку. Там не было никаких отчетливых силуэтов, только несколько пар горящих глаз, которые казались совсем недружелюбными. К таким лучше не соваться даже для перемирия, не то что для игр. Ленка, топнув маленькой ножкой, вдруг заверещала так громко, что подруга ее вздрогнула. Маша резко повернулась сначала к Лене, а затем снова к лесу, где уже ничего не было. А потом вдруг глаза ее стали стеклянными, взгляд тяжелым, бессмысленным.
Она смотрела куда-то в сторону своей подруги. Невидящие глаза стали безучастными и пустыми. Маленькая Лена почувствовала такой непреодолимый страх, что внутри все сжалось, мешая даже думать.
- Маша! Маша, пошли отсюда! - слезно закричала Лена.
Маша стояла, как будто не была живой девочкой. Ноги и руки ее выпрямлены, как у куклы, взгляд таращился бессмысленно вперед. Она просто посмотрела на свою подружку, протянула ей руку, но, не получив ответа, пошла в сторону леса.
- Машка! Машка, дура, возвращайся! - закричал кто-то из взрослых, уже несясь по мосту.
Огромные темные облака стали наплывать с юга, сопровождаемые тяжелыми порывами ветра. Голос взрослого человека терялся на фоне ветра, дождя и безысходности, которая становилась все объемнее и тяжелее. Женщина пересекла длинный мост, тарабаня по железным пластинам, подлетела прямо к лесу, схватила ребенка на руки, а затем, заглянув в глаза, встряхнула что есть силы!
- А ну прекрати! Отдай мне ее обратно! Я вас всех сожгу! Отдай мне ее! - сквозь слезы, срываясь на истерику, кричала мать девочки.
Перепуганная Лена стояла, словно громом пораженная, глотая слезы от удушающего тяжелого страха. Она почувствовала, как кто-то взял ее за руку, и сразу поняла, что это мама. Тепло ее рук сейчас было обжигающе безопасным.
- Пойдем отсюда, - тихо проговорила Даша, держа свою дочь за руку. - Иди домой.
Лена только молча кивнула, раздался тяжелый долгий раскат грома. Даша подошла к другой женщине, где девочка смотрела безучастно на мать пустыми глазами. Лена в последний раз обернулась на них, а затем пошла в сторону деревни.
- Отдай мне ее! Забери меня, отдай мне мою девочку! - кричал надсадно женский голос в истерике, были слышны только всхлипы, затем раздался раскат грома и начался по-весеннему громыхающий ливень.
Маленькая Лена сидела на диване, посматривала в окно, мысленно просила маму вернуться домой. Когда распахнулась дверь, вошла Дарья. Никакой радости у нее на лице не было. Она только глянула на дочь, кивнула самой себе, а затем ушла в сторону ванной комнаты, где могла привести себя в порядок.
- Мама, - сказала девочка, растягивая гласные. - Они вернут Машу?
Дарья только посмотрела в глаза своей дочери, в очередной раз напомнила себе, что нужно собирать девочку, с двумя чемоданами уезжать отсюда к чертовой бабушке, бежать среди ночи, чтобы никто не остановил. Оставаться здесь и каждый раз трястись от страха, не выпускать собственного ребенка на улицу... Это было выше ее сил, гораздо сильнее, чем страх попасть под всеобщее осуждение односельчан.
- Ты не переживай, мы обязательно что-нибудь придумаем, - сказала Дарья.
Она пробормотала это не дочери, а самой себе, глянув в заляпанное зеркало, где дочка утром ее помадой рисовала сердечки. А ведь Даша наругала девочку за такой поступок. Да пусть изрисует помадой весь дом, только будет жива, здорова и в безопасности! Ветер с огромной нечеловеческой силой ударил в окна. Дарья вздрогнула от резкого звука, дочка тут же прижалась к ней. Она приобняла девочку, пообещала себе, что обязательно начнет жизнь с чистого листа где-нибудь в другом месте. А пока нужно было дождаться, ни в коем случае нос свой на улицу не показывать, пока дождь не прекратится.
***
Виталий Николаевич стоял на дороге. Он видел, как огромные тучи, расползавшиеся на горизонте, накрыли деревушку вдали. Машина внезапно сломалась, оставив его в одиночестве, а еще в полной безысходности, поскольку никто ехать к нему помогать не собирался. Виталий Николаевич ждал, пока ему ответят на звонок, но связь то работала нормально, то вновь пропадала.
Виталий Николаевич повернулся, вытянул вперед руку, чтобы голосовать. Его тошнило от долгой дороги, усталости, голода, надвигающейся беды. Он всегда проверял машину перед тем, как выезжать из дома. И вдруг внезапная поломка? Да еще и буквально в 3 км до деревни? Не к добру...
- Молодой человек, это вы что ли газовик? - спросил дед, даже не выходя из трактора.
Старый темно-синий трактор, совершенно облупившийся, выглядел таким же древним, как и все вокруг.
- Я, да только видите, машина сломалась, эвакуатор жду, - сказал Горский.
- А ты сдай назад, прям давай, сейчас оттянем, - сказал дед. Они отбуксировали машину на несколько метров, и она завелась. Но стоило Горскому вернуться на прежнее место, как автомобиль странным образом вновь глох.
- Это что у вас тут за чудеса такие? - спросил Горский, глупо почесав затылок.
- Природа тут такая, видать, никакой бензин тебе не в помощь. Я уж не знаю, чего там сейчас творится.
- В Гусарино?
- Известно дело, что в Гусарино. Никто туда на своей машине не заедет, может, местные чего нахимичили, не знаю! - отмахнулся дед. - Ты ежели в деревню хочешь, так иди пешком, машину бросить придется. Тут уж по-другому никак, на ней ты точно не заедешь.
Горский сразу почувствовал себя в ловушке. Делать было нечего. Виталий Николаевич набросил на плечи рюкзак, пошел вдоль дороги, оставив после себя только одиноко стоящий здоровенный автомобиль. До деревни было километра три, если смотреть визуально. Но в такую погоду всякое может быть. Застрянет где-нибудь в колее обеими ногами, будет стоять и ждать, пока его высвободят. Вся эта история, которая сейчас происходила за пределами дела, не имела никакого значения. Впервые в жизни ему доверили дело от другого агентства мистических расследований. Он помог Синицыну, вернулся в собственное агентство мистических расследований и с ужасом узнал, что Егор попал в передрягу.
С тех пор, как парнишка обрушил дом, над агентством мистических расследований "Мара" навис Судный день. Когда Оракул возвестит о дате начала судебных заседаний, уже будет слишком поздно. Виталий Николаевич был уверен, что агентство мистических расследований "Мара" доживает свои последние деньки. Может быть, месяц, два, несколько дел, а потом их оставят с пустыми руками, превратив некогда успешное агентство в груду бумаг и воспоминаний о прошлых победах.
Красильников так и не пришел в себя. Сначала Матвей Игоревич наотрез отказался, чтобы парня отвозили в больницу. У таких, как они, даже больницы были свои. Но когда Валентина развела руками и сказала, что ничего не может поделать, выхода не оставалось. Только после этого Матвей Игоревич распорядился, чтобы паренька доставили в больницу. Горский старался не встревать в нынешнюю ситуацию, поскольку не хотел оказаться под ударом. Странно, но на это дело должен был поехать именно он. Синицын вытащил его только благодаря Лолите. Это он должен был остаться там под завалами? А если Матвей Игоревич знал, что все закончится плохо, то зачем тогда посылал своего любимого подопечного?
Однотипные домики стали приближаться, обнажая все больше различий. Несмотря на то что все они были построены словно на один лад, каждый из них от времени разрушался по-своему. С тоской смотрел мужчина на некогда прекрасные дома и размышлял, что люди, создавая собственные домики, вряд ли думали о том, что через годы те станут похожи на груду бревен, сложенных в виде шалаша. Трижды Виталий Николаевич пытался с кем-то поговорить, когда только попал в деревню, но народ здесь оказался нелюдимый, только поглядывали на него злобно, отмахивались, не желая продолжать разговор.
Ему выделили странного вида домик, у которого крыша с правой стороны уже настолько обветшала, что больше была похожа на старую потрепанную тряпку. Переступив порог, Виталий Николаевич почувствовал себя неуютно, дышать было тяжело, в груди клокотал страх. Это был недобрый дом, оставаться опасно. Но, поскольку других мест для ночевки не имелось, стоило попробовать пожить немного в таких условиях. Виталий Николаевич даже вещи не стал раскладывать, только осмотрел дом, попытался обнаружить уязвимые места.
- Езжай обратно в свой город, нечего тут нам ересь вашу таскать, - злобным голосом сказала старуха, разглядывая чужака сверху вниз. Весь местный народец сидел по норам, изредка поглядывая на приезжего.
- Валентина Петровна, чего вы такая сегодня злая? - спросила продавщица, тоже глянув на приезжего. Крупный плечистый паренек показался ей вполне безобидным.
- А нечего из города приезжать. Пусть сидят у себя там, у них же цивилизация, в конце концов, это мы для них народ темный!
- Да вы что ж, не слышали, что ли? Он же из газовой компании приехал, будет смотреть, можно ли у нас тут газ провести! А то мы с вами на наших печах и баллонах так и взлетим на воздух! - недовольным голосом процедила сквозь зубы продавщица.
Старуха довольно крепко выругалась, затем ушла, оставив после себя только терпкий запах старого мыла. Продавщица покачала головой, посчитала продукты, которые выбрал Горский, записала в тетрадочку, взяла с него оплату и предоставила сдачу.
- Вы не обижайтесь на нее, она человек старый очень, пережила много всего. Для нее все чужаки потенциально опасными кажутся.
- Да ладно вам, на пожилых людей не обижаюсь, у них своих проблем полно.
- Вы только сильно далеко от деревни не отходите. Да я так, чтобы вы в лес не забрели, он у нас глухой. Уж давно никто в него не ходит. Наверняка и звери к самой кромке шатаются, - отмахнулась продавщица.
Виталий Николаевич заметил, что ее нижняя губа дрогнула, голос стал неуверенным, появилось ощущение надвигающегося страха и беды. Виталий Николаевич шел обратно, изредка поглядывал по сторонам. Народ, словно дикое зверье, следил из-за забора, пряча носы за высокими перекладинами. То и дело мелькали человеческие глаза, которые тут же скрывались за шторами, заборами, высокими железными калитками. Виталий Николаевич вошел обратно в дом, который казался ему настолько небезопасным, что даже на улице куковать и то было веселее, чтобы уже под утро зайти на предрассветную дрему.
Он остановился на несколько секунд, внимательно посмотрел в сторону леса, который с самого начала показался ему каким-то странным. Много всякой дряни в лесу происходит, да и не всякое можно вылечить, раз уж на то пошло.
- Это вы что ли из газовой компании? - вдруг спросила женщина.
Гора настолько не ожидал услышать голос, что подпрыгнул на месте от неожиданности.
- Да. А вы, похоже, первый человек, ну, кроме продавщицы вашей, собираетесь со мной разговаривать. Что-то местные меня сразу не приняли, видать, у вас тут противники цивилизации, - сказал Горский.
Однако женщина, которая стояла возле его калитки, внимательно смотрела на него. Алиана вглядывалась так пристально, что ему стало неловко.
- Я здесь живу, напротив. Дом вы себе выбрали не самый хороший. Если вдруг случится чего, вы ко мне стучитесь. Там уже обсудим. У меня сыновей двое, если дети вдруг вам не мешают, буду рада видеть. Мне дом надо подлатать, я вам заплачу, немного, но заплачу.
- Я зайду обязательно, честное слово! - сказал Горский, с тоской поглядев на одинокую женщину.
Да и кто будет ей крышу латать? Одни старики кругом, да и те нелюдимые, злобные, вечно жизни ее учат. Негоже молодой женщине с двумя детьми в таком месте жить, да видимо не от хорошей жизни она пристанище себе здесь выбрала.
***
Виталий лежал на раскладном кривом диване и чувствовал, что в доме кто-то или что-то имеется.
