Случалось в этом году так, что я не мог понять, осень пришла, или зима уже вовсю свирепствует. Дождь вперемешку со снегом мерзкий. Я и рад надеть куртку потеплее, а к ней - шарф и перчатки, но дело требует мобильности. К делу небрежно относиться нельзя.
Потому что по следу уже идут инквизиторы и не проведи я ритуал сейчас, не проведу его, возможно, никогда. Заяц еще дышит. Бедняга, конечно, не повезло ему попасться у меня на пути, с другой стороны, почему-то считается нормальным есть зайцев, находясь в лесу, а вот использовать их для кровавых ритуалов - так сразу на костер. Воистину, этим миром правят женщины, ибо бабская логика торчит из каждой буквы Устава Инквизиции.
Чаша наполняется кровью. Даже когда зверек затихает и навсегда закрывает глаза, чаша продолжает наполняться теплой кровью. Я морщусь, представив, каково будет это пить. Но подыхать не хочется. Доставлять удовольствие инквизиторам - глупость несусветная, я пять лет по всем окрестностям Торделла скрывался.
Заклятье, к счастью, короткое, и сил у меня на него хватает. Пить это противно, но красная, с привкусом железа, жидкость несет с собой жизнь. Я ощущаю, как постепенно затягивается рана, как восстанавливаются силы. В этот момент я чувствую себя очень хорошо, наверное, так хорошо я себя еще не чувствовал. Никогда.
По мере опустошения чаши мне все сильнее хочется спать. Я знаю, что это действие зелья и для полного восстановления необходимо отдохнуть. Но, признаться честно, десятью минутами ранее я надеялся, что сумею преодолеть желание. Как оказалось - нет. Ложиться спать в этом старом, холодном, сыром и темном доме не хочется. Признаться себе можно, от себя у меня секретов нет: страшно. И нечисть неподалеку ошивается, и инквизиторы учуяли след.
Но выбора нет от слова совсем: я иду в самый дальний угол и падаю на пол. Едва тело расслабляется, я засыпаю, несмотря на твердый пол и отсутствие хоть какой-то постели. Я знаю, что могу не проснуться и знаю, что вероятность этого высока. Сейчас, когда сознание расслаблено сном, я могу подумать: как же чертовски холодно и как хочется есть.
Просыпаюсь долго и тяжело. Мозг не хочет включаться, а тело - двигаться, но холод, сковавший конечности, делает свое. Приходится открыть глаза, чтобы увидеть все те же темные стены. Теперь, при свете луны, они кажутся мне еще более убогими, чем накануне. Похоже, дом промок насквозь, иного объяснения затхлому запаху сырости я дать не могу. Медленно восстанавливается зрение после сна, и я осматриваю комнату.
Но мне и не надо осматриваться, ведь я уже слышу мелодичный женский голос.
- Как мерзко.
Это она нашла чашу с остатками вчерашнего ритуала. Я почти могу представить, как аккуратный носик сморщился. Надо же, насколько тесно наши судьбы сплелись за последние годы. Я могу предугадывать ее ответы, жесты и поступки. Только это и спасало меня последние полгода. Ну, и магия, конечно.
- Это конец, - в ее голосе звучит торжество. - Ты попался, колдун. Тебя ждет костер.
Я пытаюсь ответить, но кашляю. Не хочется на нее смотреть, поэтому ощупываю живот и с отстраненной радостью понимаю, что рана почти зажила, оставив неаккуратный шрам. Что ж, шрам - последнее, что меня будет волновать в скором времени. На костре хотя бы тепло - приходит мне на ум.
Она одна? Скорее всего. Девчонка амбициозна, а я ранил ее самолюбие бессчетное количество раз.
Я все-таки смотрю в ее сторону. Мы не виделись несколько месяцев, но за это время в ней изменился разве что наряд. Не форма инквизиции, а темный непромокаемый плащ с капюшоном. Грива иссиня-черных кудрей. Силуэт точеной фигурки, угадывавшийся под плащом. А еще я точно знаю, что там есть револьвер с серебряными пулями. И, наверное, горючая жидкость. Ей ничего не стоит сжечь меня здесь, но почему-то она медлит. Хочет публичной казни на площади? Или действительно будет арестовывать колдуна, которого искала пять долгих лет?
Потом, когда я смиряюсь с тем, что она здесь, понимаю: я здоров. Слабости почти нет и, возможно, удастся победить. Могу ли я оказаться быстрее и обезвредить инквизиторшу прежде чем она вытащит оружие? Попытаться в любом случае стоит.
Прикидываю план действий.
Но судьба, как обычно, распоряжается по-своему.
Мы слышим этот звук оба. Разница лишь в том, что я знаю его значение, а эта молоденькая девчонка, мнящая себя инквизитором, нет. Но и она чувствует тяжелую угрозу, исходящую откуда-то из леса. И моя задача резко меняется. Теперь я хочу не обезвредить ее и сбежать, а спасти нам жизнь. Пока что обоим.
Ибо даже инквизитор не заслуживает смерти от рук нежити.
Одним движением поднимаюсь на ноги. Все-таки успеваю: зажимаю ей рот и крепко обхватываю второй рукой поперек туловища. Пытается вырваться. Профессионально, так, как учили в институте. Но все же она девушка, а я - взрослый колдун и силы наши не равны.
- Не дергайся, глупая, - шепчу ей на ухо. - То, что там, снаружи, не даст уйти ни тебе, ни мне. Ему плевать на твои законы, твой диплом и твои серебряные пули. Если не будешь слушаться, подыхать будешь долго и мучительно. Поняла?
Кивает.
- Сейчас я тебя отпущу. Не вздумай шуметь. Ни звука. Иначе я оставлю тебя на растерзание этим тварям.
Разжимаю руки. Где-то на самом краешке сознания приходит типично мужская мысль, что держать ее в руках очень приятно. Девчонка не лишена достоинств и красоты.
- За мной. В подвал.
Звук приближается. Еще буквально пара минут - и они здесь, сбежавшиеся на запах живых людей, монстры. Остается надеяться, что моих обережных заклятий и засова подпола хватит, чтобы их остановить. Маловероятно, конечно, но выход у нас только один.
В подвале тесно. Темно, но это даже лучше. А вот теснота… это проблема. В первую очередь для нее, конечно. Мне, не будь наше положение таким серьезным, было бы даже весело смотреть, как девка пытается устроиться так, чтобы не прикасаться ко мне. Это действительно забавно, вот только ее возня привлекает внимание.
Поэтому я хватаю ее за руку и дергаю на себя. Пара секунд - и я прижимаю ее спину к своей груди, а ногами обхватываю бедра. Так даже удобно, если забыть об естественной реакции мужского организма. Ей это не нравится, но ни пошевелиться, ни что-то сказать, она не может.
А потом и вовсе затихает, когда наверху раздается грохот. Это сработали заклятья. С одной стороны хорошо - есть шанс продержаться до рассвета. С другой - теперь они точно знают, что в доме кто-то есть.
- Они уйдут с рассветом, - говорю я.
Пока их нет в доме, можно разговаривать.
- Кто это? И что им нужно?
- Монстры, - пожимаю плечами. - Ведьмы, злоупотреблявшие темной магией. Если ты практикуешь кровавые ритуалы слишком часто, превращается в монстра. Гниешь заживо. Одна из таких ранила меня вчера. Из-за чего пришлось проводить ритуал, остатки которого ты видела.
- Ты не боишься стать таким? - спрашивает она.
- Не стану. Я знаю меру и знаю, когда нужно остановиться. Да и мои ритуалы не несут такого уж зла. На убийствах животных не заработаешь проклятие, а убивать людей мне нет нужды.
Она фыркает. Явно не верит. Как и во всех инквизиторах, в голове этой темноволосой красотки засела прочно и незыблемо прописная истина: «добрых ведьм не бывает». Когда-то считали, что и колдунов не бывает, а вон оно как вышло. Бывают ведь, и много. Но как это все объяснить человеку, который живет для того, чтобы избавлять мир от таких, как я?
- И что они с нами сделают, если ворвутся сюда?
- Убьют. Им нужна кровь, это для них - жизнь. Неспроста кровь исцелила меня. Предвосхищая вопросы - это был заяц.
Она смеется. Тихо, и, пожалуй, нервно.
- Глупо погибнуть тогда, когда я в шаге от того, чтобы уничтожить тебя. Пять лет. Я ведь студенткой была, когда с тобой встретилась!
Да уж, ее испуганные глаза я запомнил на всю жизнь. Новоявленная патрульная точно не ожидала в местном баре, куда она пришла с инспекцией, встретиться с колдуном. А я тогда не сдержался и как следует приложил на расстоянии одного парня о барную стойку.
- Между прочим, я тебя пожалел. И не стал убивать, хотя с инквизиторами у меня разговор короткий. У тебя глаза были, как у олененка. Я еще подумал, кто тебя пустил вообще в Инквизицию.
- Глава Инквизиции меня пустил, - бурчит. - Только не думай, что если мы спасемся, то я отпущу тебя в ответ. Ты - труп. И сгоришь на костре.
- Конечно, как скажешь, - я, по правде говоря, слабо верю, что мы выживем.
Потом, после нашей первой встречи, был относительно спокойный год. Бывали стычки с патрулями, но в основном я умел уходить от них или вводить в заблуждение. Лишь осенью мы снова с ней встретились, и с тех пор она то и дело настигала меня. А и правда глупо погибать в таких обстоятельствах. Но до ужаса весело.
Грохот, усилившийся в несколько раз, свидетельствует о том, что мои заклятья пали. И я зажимаю ей рот, про себя молясь, чтобы нас не заметили. Она тяжело дышит и немного дрожит. Мотает головой, давая понять, что не будет говорить, я убираю руку. Но все еще чувствую ее неровное дыхание. Мне оно кажется слишком шумным, хотя, на самом деле, это и не так.
Мы почти не двигаемся. Сидим, напряженно вслушиваясь в шаги и хрипы наверху. Я могу предположить, что нас ищут. Но пока найти не могут. У таких ведьм со зрением плохо, а все другие следы нашего присутствия я замаскировал. Скоро должен быть рассвет, наверное… Жаль, я не узнал, как долго спал, а часы остались наверху, вместе с сумкой и книгой.
Постоянное напряжение и страх свое дело делают исправно. Девушка не может больше сидеть неподвижно и всем весом наваливается мне на грудь, а голову кладет на плечо. Я чувствую пряный запах корицы и шоколада, исходящий от ее волос и он неожиданно сильно меня волнует. Обнаженная девичья шейка манит фарфоровой светлой кожей. Красивая, бестия. И смертельно опасная. Теперь в ней нет ни капли студенческой неопытности и неуклюжести. Теперь я уже не могу презрительно называть ее инквизиторшей. Эта девушка воин. Находящийся в самом начале трудного и болезненного пути, но, тем не менее, воин и воин хороший.
Звуки затихают. Мышцы расслабляются, а сердце перестает биться быстро-быстро. Я гадаю, наступило утро, или твари просто убрались, сочтя хижину пустой. Но выходить пока не решаюсь.
Держать ее в объятиях приятно. Нравится наслаждаться видом стройных длинных ножек, небольшой, почти полностью скрытой под корсетом, груди. Бледных тонких губ. Шрам на ее щеке оставлен мной. Крови тогда было много, и я бы закончил начатое, если б не подоспевший отряд инквизиторов, который она вызвала.
Нас связывают десятки встреч. Несколько серьезных драк. У каждого из нас на теле есть шрамы, оставленные другим. Мне иногда кажется, что мы - одно целое, и своей жизни без этой девчонки я не представляю.
Касаюсь пальцем шрама. Затаив дыхание смотрю, не проснулась ли она. И потом касаюсь раскрытых губ, провожу большим пальцем по нижней губе, спускаюсь ниже, на шею. Такая хрупкая, беззащитная. Почему она уснула рядом со своим врагом? Сколько ночей она не спала, чтобы догнать меня?
Ресницы дрожат. Я знаю, что это предшествует ее пробуждению, и нехотя убираю руку.
- Уже все? - спрашивает она.
- Кажется, да. По крайней мере, я ничего не слышу. Возможно, они убрались.
- А возможно, нет?
- Могут и схитрить. Это все же люди, ведьмы. Это может быть лишь уловка, чтобы выманить нас из укрытия, которое, как они считают, где-то есть. Сколько времени было когда я проснулся?
Она хмурит лоб.
- Около двух часов ночи, кажется, я точно не засекала.
- Тогда выходить опасно. Нужно дождаться рассвета, дневной свет делает им больно.
- А тебе нет.
Меня удивляет ее незнание. Они борются с магией, и не знают о самых опасных существах, владеющих ей?
- Вы уничтожаете не тех, - я вздыхаю.
- Не тебе это решать.
- И не тебе.
Она молчит, потому что знает: я прав.
- Почему ты не оставил меня наверху? Я уверена, ты бы нашел способ спастись, а от меня избавился бы. Почему не решишь свою самую большую проблему раз и навсегда?
- Вытолкнуть тебя наверх? - интересуюсь.
Ее плечи напрягаются, и я испытываю нехорошее мстительное удовольствие. В кои-то веки ее жизнь целиком и полностью зависит от меня.
- Как хоть тебя зовут?
Забавно, но я до сих пор не знаю ее имени. Она мое знает, а я помню лишь образ, голос, запах. Но не имя.
- Горяна, - с видимым усилием отвечает она.
Ей тяжело со мной говорить. В ее хорошенькой головке прочно укрепилась установка «колдун - враг» и она следует этому правилу, не принимая исключений.
А исключение ли я?
Есть лишь один способ это проверить. Сейчас только один путь и нельзя сказать, чтобы я этого не хотел.
Она замирает, когда моя ладонь возвращается на ее шею, скользит ниже, расстегивая мелкие застежки на корсете. Ее рука поднимается и тут же опускается. Сил остановить меня нет.
Убираю роскошные волосы и прижимаюсь к губами к нежной коже, наконец-то пробуя ее на вкус. У Горяны вырывается короткий стон. Стараясь не шуметь, я переворачиваюсь вместе с девушкой и целую так, как хочется, не обращая внимания на слабые попытки вырваться. Мы оба знаем, что шуметь нельзя. И оба хотим куда большего, нежели поцелуй.
- Не кричи, - я слегка улыбаюсь, наблюдая за ее растерянностью.
Знаю, сейчас весь ее мир рушится. Нельзя испытывать какие-либо чувства к врагу, но в ее глазах плещутся все эмоции, которые только можно ощущать в этой ситуации. Страх. Гнев. Желание. Неуверенность. Поразительная девушка.
Закусывает губу, когда я целую плечи. Сдерживается, чтобы не издать ни звука и мне это чертовски нравится. Судьба неспроста свела нас в этом заброшенном доме, неспроста загнала в подвал. Этой ночью не было ни инквизитора, ни колдуна, лишь худенькая красивая девушка и потрепанного вида мужчина. Я точно уверен: никому из нас и в голову не пришло снова вернуться к давней борьбе.
Ни когда она спала, положив голову мне на плечо, уставшая.
Ни когда я все же выбрался из подвала, чтобы убедиться в восходе солнца.
Ни когда мы встретили новый день вместе, вынужденные выбираться из леса.
Тогда я ее спросил:
- Ну, так что, отпустишь меня? В благодарность за спасенную жизнь?
Она избегала моего взгляда. Припухшие губки то и дело напоминали о прошедшей ночи, виноватый взгляд напоминал мне об ее профессии. Решение принималось, что называется, на ходу, но никогда еще я не чувствовал себя лучше. Никогда еще моя жизнь не была настолько правильной, а туманные перспективы будущего не оформлялись в четкий план.
- Отпущу, - вздохнула она.
И вскрикнула, едва оказалась в моих руках.
А я тебя нет.
Потому что по следу уже идут инквизиторы и не проведи я ритуал сейчас, не проведу его, возможно, никогда. Заяц еще дышит. Бедняга, конечно, не повезло ему попасться у меня на пути, с другой стороны, почему-то считается нормальным есть зайцев, находясь в лесу, а вот использовать их для кровавых ритуалов - так сразу на костер. Воистину, этим миром правят женщины, ибо бабская логика торчит из каждой буквы Устава Инквизиции.
Чаша наполняется кровью. Даже когда зверек затихает и навсегда закрывает глаза, чаша продолжает наполняться теплой кровью. Я морщусь, представив, каково будет это пить. Но подыхать не хочется. Доставлять удовольствие инквизиторам - глупость несусветная, я пять лет по всем окрестностям Торделла скрывался.
Заклятье, к счастью, короткое, и сил у меня на него хватает. Пить это противно, но красная, с привкусом железа, жидкость несет с собой жизнь. Я ощущаю, как постепенно затягивается рана, как восстанавливаются силы. В этот момент я чувствую себя очень хорошо, наверное, так хорошо я себя еще не чувствовал. Никогда.
По мере опустошения чаши мне все сильнее хочется спать. Я знаю, что это действие зелья и для полного восстановления необходимо отдохнуть. Но, признаться честно, десятью минутами ранее я надеялся, что сумею преодолеть желание. Как оказалось - нет. Ложиться спать в этом старом, холодном, сыром и темном доме не хочется. Признаться себе можно, от себя у меня секретов нет: страшно. И нечисть неподалеку ошивается, и инквизиторы учуяли след.
Но выбора нет от слова совсем: я иду в самый дальний угол и падаю на пол. Едва тело расслабляется, я засыпаю, несмотря на твердый пол и отсутствие хоть какой-то постели. Я знаю, что могу не проснуться и знаю, что вероятность этого высока. Сейчас, когда сознание расслаблено сном, я могу подумать: как же чертовски холодно и как хочется есть.
Просыпаюсь долго и тяжело. Мозг не хочет включаться, а тело - двигаться, но холод, сковавший конечности, делает свое. Приходится открыть глаза, чтобы увидеть все те же темные стены. Теперь, при свете луны, они кажутся мне еще более убогими, чем накануне. Похоже, дом промок насквозь, иного объяснения затхлому запаху сырости я дать не могу. Медленно восстанавливается зрение после сна, и я осматриваю комнату.
Но мне и не надо осматриваться, ведь я уже слышу мелодичный женский голос.
- Как мерзко.
Это она нашла чашу с остатками вчерашнего ритуала. Я почти могу представить, как аккуратный носик сморщился. Надо же, насколько тесно наши судьбы сплелись за последние годы. Я могу предугадывать ее ответы, жесты и поступки. Только это и спасало меня последние полгода. Ну, и магия, конечно.
- Это конец, - в ее голосе звучит торжество. - Ты попался, колдун. Тебя ждет костер.
Я пытаюсь ответить, но кашляю. Не хочется на нее смотреть, поэтому ощупываю живот и с отстраненной радостью понимаю, что рана почти зажила, оставив неаккуратный шрам. Что ж, шрам - последнее, что меня будет волновать в скором времени. На костре хотя бы тепло - приходит мне на ум.
Она одна? Скорее всего. Девчонка амбициозна, а я ранил ее самолюбие бессчетное количество раз.
Я все-таки смотрю в ее сторону. Мы не виделись несколько месяцев, но за это время в ней изменился разве что наряд. Не форма инквизиции, а темный непромокаемый плащ с капюшоном. Грива иссиня-черных кудрей. Силуэт точеной фигурки, угадывавшийся под плащом. А еще я точно знаю, что там есть револьвер с серебряными пулями. И, наверное, горючая жидкость. Ей ничего не стоит сжечь меня здесь, но почему-то она медлит. Хочет публичной казни на площади? Или действительно будет арестовывать колдуна, которого искала пять долгих лет?
Потом, когда я смиряюсь с тем, что она здесь, понимаю: я здоров. Слабости почти нет и, возможно, удастся победить. Могу ли я оказаться быстрее и обезвредить инквизиторшу прежде чем она вытащит оружие? Попытаться в любом случае стоит.
Прикидываю план действий.
Но судьба, как обычно, распоряжается по-своему.
Мы слышим этот звук оба. Разница лишь в том, что я знаю его значение, а эта молоденькая девчонка, мнящая себя инквизитором, нет. Но и она чувствует тяжелую угрозу, исходящую откуда-то из леса. И моя задача резко меняется. Теперь я хочу не обезвредить ее и сбежать, а спасти нам жизнь. Пока что обоим.
Ибо даже инквизитор не заслуживает смерти от рук нежити.
Одним движением поднимаюсь на ноги. Все-таки успеваю: зажимаю ей рот и крепко обхватываю второй рукой поперек туловища. Пытается вырваться. Профессионально, так, как учили в институте. Но все же она девушка, а я - взрослый колдун и силы наши не равны.
- Не дергайся, глупая, - шепчу ей на ухо. - То, что там, снаружи, не даст уйти ни тебе, ни мне. Ему плевать на твои законы, твой диплом и твои серебряные пули. Если не будешь слушаться, подыхать будешь долго и мучительно. Поняла?
Кивает.
- Сейчас я тебя отпущу. Не вздумай шуметь. Ни звука. Иначе я оставлю тебя на растерзание этим тварям.
Разжимаю руки. Где-то на самом краешке сознания приходит типично мужская мысль, что держать ее в руках очень приятно. Девчонка не лишена достоинств и красоты.
- За мной. В подвал.
Звук приближается. Еще буквально пара минут - и они здесь, сбежавшиеся на запах живых людей, монстры. Остается надеяться, что моих обережных заклятий и засова подпола хватит, чтобы их остановить. Маловероятно, конечно, но выход у нас только один.
В подвале тесно. Темно, но это даже лучше. А вот теснота… это проблема. В первую очередь для нее, конечно. Мне, не будь наше положение таким серьезным, было бы даже весело смотреть, как девка пытается устроиться так, чтобы не прикасаться ко мне. Это действительно забавно, вот только ее возня привлекает внимание.
Поэтому я хватаю ее за руку и дергаю на себя. Пара секунд - и я прижимаю ее спину к своей груди, а ногами обхватываю бедра. Так даже удобно, если забыть об естественной реакции мужского организма. Ей это не нравится, но ни пошевелиться, ни что-то сказать, она не может.
А потом и вовсе затихает, когда наверху раздается грохот. Это сработали заклятья. С одной стороны хорошо - есть шанс продержаться до рассвета. С другой - теперь они точно знают, что в доме кто-то есть.
- Они уйдут с рассветом, - говорю я.
Пока их нет в доме, можно разговаривать.
- Кто это? И что им нужно?
- Монстры, - пожимаю плечами. - Ведьмы, злоупотреблявшие темной магией. Если ты практикуешь кровавые ритуалы слишком часто, превращается в монстра. Гниешь заживо. Одна из таких ранила меня вчера. Из-за чего пришлось проводить ритуал, остатки которого ты видела.
- Ты не боишься стать таким? - спрашивает она.
- Не стану. Я знаю меру и знаю, когда нужно остановиться. Да и мои ритуалы не несут такого уж зла. На убийствах животных не заработаешь проклятие, а убивать людей мне нет нужды.
Она фыркает. Явно не верит. Как и во всех инквизиторах, в голове этой темноволосой красотки засела прочно и незыблемо прописная истина: «добрых ведьм не бывает». Когда-то считали, что и колдунов не бывает, а вон оно как вышло. Бывают ведь, и много. Но как это все объяснить человеку, который живет для того, чтобы избавлять мир от таких, как я?
- И что они с нами сделают, если ворвутся сюда?
- Убьют. Им нужна кровь, это для них - жизнь. Неспроста кровь исцелила меня. Предвосхищая вопросы - это был заяц.
Она смеется. Тихо, и, пожалуй, нервно.
- Глупо погибнуть тогда, когда я в шаге от того, чтобы уничтожить тебя. Пять лет. Я ведь студенткой была, когда с тобой встретилась!
Да уж, ее испуганные глаза я запомнил на всю жизнь. Новоявленная патрульная точно не ожидала в местном баре, куда она пришла с инспекцией, встретиться с колдуном. А я тогда не сдержался и как следует приложил на расстоянии одного парня о барную стойку.
- Между прочим, я тебя пожалел. И не стал убивать, хотя с инквизиторами у меня разговор короткий. У тебя глаза были, как у олененка. Я еще подумал, кто тебя пустил вообще в Инквизицию.
- Глава Инквизиции меня пустил, - бурчит. - Только не думай, что если мы спасемся, то я отпущу тебя в ответ. Ты - труп. И сгоришь на костре.
- Конечно, как скажешь, - я, по правде говоря, слабо верю, что мы выживем.
Потом, после нашей первой встречи, был относительно спокойный год. Бывали стычки с патрулями, но в основном я умел уходить от них или вводить в заблуждение. Лишь осенью мы снова с ней встретились, и с тех пор она то и дело настигала меня. А и правда глупо погибать в таких обстоятельствах. Но до ужаса весело.
Грохот, усилившийся в несколько раз, свидетельствует о том, что мои заклятья пали. И я зажимаю ей рот, про себя молясь, чтобы нас не заметили. Она тяжело дышит и немного дрожит. Мотает головой, давая понять, что не будет говорить, я убираю руку. Но все еще чувствую ее неровное дыхание. Мне оно кажется слишком шумным, хотя, на самом деле, это и не так.
Мы почти не двигаемся. Сидим, напряженно вслушиваясь в шаги и хрипы наверху. Я могу предположить, что нас ищут. Но пока найти не могут. У таких ведьм со зрением плохо, а все другие следы нашего присутствия я замаскировал. Скоро должен быть рассвет, наверное… Жаль, я не узнал, как долго спал, а часы остались наверху, вместе с сумкой и книгой.
Постоянное напряжение и страх свое дело делают исправно. Девушка не может больше сидеть неподвижно и всем весом наваливается мне на грудь, а голову кладет на плечо. Я чувствую пряный запах корицы и шоколада, исходящий от ее волос и он неожиданно сильно меня волнует. Обнаженная девичья шейка манит фарфоровой светлой кожей. Красивая, бестия. И смертельно опасная. Теперь в ней нет ни капли студенческой неопытности и неуклюжести. Теперь я уже не могу презрительно называть ее инквизиторшей. Эта девушка воин. Находящийся в самом начале трудного и болезненного пути, но, тем не менее, воин и воин хороший.
Звуки затихают. Мышцы расслабляются, а сердце перестает биться быстро-быстро. Я гадаю, наступило утро, или твари просто убрались, сочтя хижину пустой. Но выходить пока не решаюсь.
Держать ее в объятиях приятно. Нравится наслаждаться видом стройных длинных ножек, небольшой, почти полностью скрытой под корсетом, груди. Бледных тонких губ. Шрам на ее щеке оставлен мной. Крови тогда было много, и я бы закончил начатое, если б не подоспевший отряд инквизиторов, который она вызвала.
Нас связывают десятки встреч. Несколько серьезных драк. У каждого из нас на теле есть шрамы, оставленные другим. Мне иногда кажется, что мы - одно целое, и своей жизни без этой девчонки я не представляю.
Касаюсь пальцем шрама. Затаив дыхание смотрю, не проснулась ли она. И потом касаюсь раскрытых губ, провожу большим пальцем по нижней губе, спускаюсь ниже, на шею. Такая хрупкая, беззащитная. Почему она уснула рядом со своим врагом? Сколько ночей она не спала, чтобы догнать меня?
Ресницы дрожат. Я знаю, что это предшествует ее пробуждению, и нехотя убираю руку.
- Уже все? - спрашивает она.
- Кажется, да. По крайней мере, я ничего не слышу. Возможно, они убрались.
- А возможно, нет?
- Могут и схитрить. Это все же люди, ведьмы. Это может быть лишь уловка, чтобы выманить нас из укрытия, которое, как они считают, где-то есть. Сколько времени было когда я проснулся?
Она хмурит лоб.
- Около двух часов ночи, кажется, я точно не засекала.
- Тогда выходить опасно. Нужно дождаться рассвета, дневной свет делает им больно.
- А тебе нет.
Меня удивляет ее незнание. Они борются с магией, и не знают о самых опасных существах, владеющих ей?
- Вы уничтожаете не тех, - я вздыхаю.
- Не тебе это решать.
- И не тебе.
Она молчит, потому что знает: я прав.
- Почему ты не оставил меня наверху? Я уверена, ты бы нашел способ спастись, а от меня избавился бы. Почему не решишь свою самую большую проблему раз и навсегда?
- Вытолкнуть тебя наверх? - интересуюсь.
Ее плечи напрягаются, и я испытываю нехорошее мстительное удовольствие. В кои-то веки ее жизнь целиком и полностью зависит от меня.
- Как хоть тебя зовут?
Забавно, но я до сих пор не знаю ее имени. Она мое знает, а я помню лишь образ, голос, запах. Но не имя.
- Горяна, - с видимым усилием отвечает она.
Ей тяжело со мной говорить. В ее хорошенькой головке прочно укрепилась установка «колдун - враг» и она следует этому правилу, не принимая исключений.
А исключение ли я?
Есть лишь один способ это проверить. Сейчас только один путь и нельзя сказать, чтобы я этого не хотел.
Она замирает, когда моя ладонь возвращается на ее шею, скользит ниже, расстегивая мелкие застежки на корсете. Ее рука поднимается и тут же опускается. Сил остановить меня нет.
Убираю роскошные волосы и прижимаюсь к губами к нежной коже, наконец-то пробуя ее на вкус. У Горяны вырывается короткий стон. Стараясь не шуметь, я переворачиваюсь вместе с девушкой и целую так, как хочется, не обращая внимания на слабые попытки вырваться. Мы оба знаем, что шуметь нельзя. И оба хотим куда большего, нежели поцелуй.
- Не кричи, - я слегка улыбаюсь, наблюдая за ее растерянностью.
Знаю, сейчас весь ее мир рушится. Нельзя испытывать какие-либо чувства к врагу, но в ее глазах плещутся все эмоции, которые только можно ощущать в этой ситуации. Страх. Гнев. Желание. Неуверенность. Поразительная девушка.
Закусывает губу, когда я целую плечи. Сдерживается, чтобы не издать ни звука и мне это чертовски нравится. Судьба неспроста свела нас в этом заброшенном доме, неспроста загнала в подвал. Этой ночью не было ни инквизитора, ни колдуна, лишь худенькая красивая девушка и потрепанного вида мужчина. Я точно уверен: никому из нас и в голову не пришло снова вернуться к давней борьбе.
Ни когда она спала, положив голову мне на плечо, уставшая.
Ни когда я все же выбрался из подвала, чтобы убедиться в восходе солнца.
Ни когда мы встретили новый день вместе, вынужденные выбираться из леса.
Тогда я ее спросил:
- Ну, так что, отпустишь меня? В благодарность за спасенную жизнь?
Она избегала моего взгляда. Припухшие губки то и дело напоминали о прошедшей ночи, виноватый взгляд напоминал мне об ее профессии. Решение принималось, что называется, на ходу, но никогда еще я не чувствовал себя лучше. Никогда еще моя жизнь не была настолько правильной, а туманные перспективы будущего не оформлялись в четкий план.
- Отпущу, - вздохнула она.
И вскрикнула, едва оказалась в моих руках.
А я тебя нет.
