Едва плюхнулся в свои перины, тут же - уж не подглядывала ли? - Аше торжественно внесла поднос. За ней притащились недоумки для уборки. Веникобородый и два ему подобных. Я успел привыкнуть, что меня обслуживают те, кому в жизни повезло меньше.
Аше со скромной гордостью водрузила поднос на постель. Здесь было чем гордиться! Столько яств разом я еще не видал!
- Жалицкий князюшка с боярами опять на поклон с боярами к колдуну явились. Для них и наготовили. Ну, слишком жирно им будет! - сообщила она, блестя глазищами под дивными ресницами в прорези капюшона. - Я тебе самое лакомое собрала.
Я предложил ей отведать еды. Она деликатно взяла кусочек, отвернулась и съела, сунув руку под покрывало.
- Я боялся, что ты, как колдун, откажешься. Он не соблюдает обычаев.
- Он просто не ест с одного блюда с собакой.
- Не с собакой, - в тон ее шутке, веско ответил я, набивая рот яйцами мелких птах вперемешку с грибочками. - С волком. Оборотнем.
- Для него ты все равно, что собака. Может и хуже. Я уж точно хуже кошки.
Она, оказывается, не шутила.
Я расправился с разносолами, не разобрав вкуса. Аше ревниво следила за мной. Заметила:
- Ты стал угрюмый, как волк.
Я молчал.
- Почему ты не спрашиваешь, кому тебя продали? - заговорила она опять, так и не дождавшись от меня слов.
- Как меня можно продать? - пробурчал я сквозь индюшачью ногу.
- Приезжал вышницкий Бучарос. Терпеть его не могу. Омерзительный, вонючий, противный старикашка. А важничает! Он уже давно к колдуну ездит.
- В черной карете?
- А, значит, ты его тоже видел. Я все подслушала. Ему нужен волк-убийца. Для него колдун тебя и готовит. Что б ты сожрал, кого надо, а он остался не при чем. В последний приезд оставил задаток: два кошеля с золотом.
Волк-убийца. Вот, значит, как. Если б я дал труд себе подумать, понял бы это с самого начала. Я задумчиво обгрызал хрящики с индюшачьей ноги.
- Ну что ты молчишь! Мужчины совершенно невозможные люди!
- А что тут скажешь, Аше? Так оно и есть.
- Что "так и есть"?
Я аккуратно доглодал косточку, положил ее сбоку на поднос, обстоятельно вытер рот полотенцем, и выговорил:
- Я погубил людей.
Аше сидела черным истуканом.
- Понимаешь?
Я думал, как в историях тети Глусе - покаюсь и полегчает. Ничего подобного.
Аше ждала продолжения.
- Из-за моей безалаберности погибли люди. Двое, - повторил я. Стало только тяжелее. Не надо было вообще трогать эту тему.
Я снова принялся за еду. Аше расстаралась. Натащила на целую артель.
Аше уселась на пол у моих ног, словно настоящая кошка.
- Ты говоришь: "Из-за безалаберности". Значит, ты не хотел? Ты не виновен? - спросила она, заглядывая мне снизу в глаза.
- Виновен. И не будем об этом.
Некоторое время в полной тишине я жевал совершенно ненужный кусок.
- Ты ушел из дома, что б мстить за одну смерть, а теперь будешь мстить за две. Себе.
Права черная кошка.
Я обрадовался, когда пришел веникобородый звать меня к колдуну. Сейчас я услышу новость, уже известную мне от Аше. Как-то она будет выглядеть с другой стороны?
- Ты бы хоть в порядок себя привел, что ли, - буркнул колдун.
Я оглядел свою новенькую добротную одежду и поднял на колдуна взгляд, полный искреннего недоумения.
Он ткнул пальцем себя в бровь.
- Для форсу оставил?
Какой уж тут форс, я и сам бы не прочь иметь целую физиономию. В страшного оборотня я уже наигрался, спасибо. Больше не хочется.
- С десяток раз превратишься и следа не останется. Что, еще не понял?
В самом деле? Я могу так залечивать раны?
Что б дать колдуну понять с кем он теперь имеет дело, я, не шевельнув ни единым мускулом, несколько раз быстро обернул человеческую голову в волчью и обратно.
С легким головокружением остановился. Потрогал бровь, щеку - гладко! Здорово! Жаль, что с душой так нельзя.
Колдун не удостоил вниманием мое представление.
- Через день-два поедешь в Вышницы. Что делать, тебе объяснят. На месте разберешься.
Два дня в теплом душном помещении, все равно, что взаперти, после всего, что было. Трудно вынести такое! Я почувствовал себя в западне.
Но возражать колдуну не мог.
- Прежде, чем вы станете учить меня дальше, я должен отработать уже полученное, я правильно понял, господин мой?
- Именно.
Не по нутру мне роль волка-убийцы. Но я не стал спрашивать, зачем меня отправляют в Вышницы. Чувствовал, начни я говорить об этом с колдуном, он вновь заморочит мне голову, как это уже было в Мире между мирами, когда несуществующий волк сожрал несуществующую девушку, и это привело к самой что ни на есть реально существующей пустоте в душе. Авось разберусь на месте как-нибудь. Без колдуна. Попробую.
Я сидел, молча, сгорбившись. Почему-то мне казалось, что глаза мои горят не хуже колдуновских.
- Теперь о важном. Я доволен твоими похождениями. Особенно похищением у князя фибулы, якобы принадлежавшей легендарной прародительнице их рода, на виду у всей базарной толпы.
У князя! Человек, у которого я отобрал заколку для моей бедной Яруте, был князь! Вот так дела!Я вспомнил золото, блеснувшее на его руке, когда он схватился за меч. Княжеский браслет! Как же я не понял!
При вступлении на престол правую руку князя заковывают в драгоценный браслет - символ княжеской власти, которая отныне нераздельна с ним. Власть нельзя ни бросить, ни передать, ни отобрать, как нельзя снять браслет. Если князь правит двумя княжествами, он носит на руке два браслета. Такое редко встречается. У легендарного князя Красное копье рука была закована в браслеты почти до самого локтя. Неудобно, конечно, но кто сказал, что править столькими княжествами удобно? Он и погиб, потому что не мог действовать в бою правой рукой так же ловко, как прежде.
- После твоих развлечений в народе поползли слухи, что вернулся княжич, опять же по слухам убитый Радимисом, в борьбе за власть. Народная молва возводит тебя на престол, чуешь, Анзор? Ты слыхал про убиенного княжича Эйвориса?
Так вот о чем толковали кумушки на базаре! Конечно, я знать ничего не знал ни о каком Эйворисе. Я показал колдуну красную полоску на своей руке, в самом деле, похожую на след от браслета, объяснил ее происхождение и впечатление, произведенное ею на вышничан. Рассказал, как ограбил на дороге расфуфыренную старуху.
Колдун недобро усмехался. Он напоминал собаку, идущую по следу. Я не мог оторвать от него глаз. Оборотень навыворот - зверь, ставший человеком - вот кем он мне казался.
- Это твоя богатая старуха не кто иная как сама княгиня Эмиле, общая тетка Эйвориса и Радимиса. Они не братья, там сложные родственные связи. Второй племянник завалил ее золотом за предательство первого.
Так вот почему она так перетрусила! Поделом. А я-то жалел ее!
- Когда сделаешь дело, вернешься не к Бучаросу, а ко мне. Легенду эту, что ты – княжич Эйворис, не опровергай, но слишком явно и не поддерживай. Бучароса опасайся. Ему эта байка поперек горла, сам понимаешь. Риск, конечно, велик, но от таких подарков судьбы не отказываются. Придется действовать гибко, применяясь к обстоятельствам. Понадобится связь. Запоминай, что надо делать.
Только такой радости мне не хватало. Я уже лишился собственного имени, наполовину лишился собственного облика, так теперь еще должен прожить жизнь мертвого княжича. Всегда мечтал!
Я думаю, лицо мое порядком вытянулось, но колдун, против обыкновения, даже не взглянул на меня. Он вынул из шкафа два круглых зеркальца, подвижно закрепленных на тяжелых подставках. Подышал на стекло, пальцем нарисовал на осевшем тумане нечто вроде водоворота с пролетающей сквозь него стрелой. Тут я словно получил совершенно нечувствительный, но сильный толчок, потому что колдун раздвоился, как это бывает, если глаза перестают смотреть согласно. Потом оба изображения слились, и обычный колдун направился к выходу.
- Я уйду со своим зеркалом в башню. Понял, что должен сделать?
Я подышал на стекло, повертел по туману пальцем, изобразил, как умел, стрелу, и колдун тут же явился.
Конечно, не сам - его отражение ни на чем, на тонкой пленочке в воздухе. Зыбкое, чуть просвечивающее, с царапинами и вкраплениями - время попортило поверхности старых зеркал.
- Вот так. Дело нехитрое. Все понял? - спросило отражение как ни в чем не бывало.- Такое же зеркало спрятано в лесу около Вышниц, под старинным дубом на берегу Ауки, ручья, впадающего в Яузу, третьего по счету вверх по течению от Вышниц. Дуб приметный – мимо не проскочишь. Это на случай, если срочно понадобится мой совет. С этим все. Ступай отдыхай. Как приедет Бучарос, поступишь в полное его распоряжение. Он считает, что купил тебя.
Ага! Вот как повернул. Хотел я съязвить, но решил, что связываться себе дороже. Пошел к выходу. В дверях столкнулся с колдуном во плоти. Оглянулся назад - отражение пропало. Только зеркало стояло на столе.
- Слушай, а ты что, теперь младенцев жрешь? - спросил настоящий колдун, рассматривая меня с большим любопытством.
У меня аж челюсть отвисла.
- С чего бы?
- Люди видели, как ты бежал из Вышниц к лесу, неся в зубах младенца.
- А! Так то сверток с одеждой.
- Понятно, - разочарованно произнес колдун, и прошел мимо.
Вот научусь всему, что мне надо, и больше сюда - ни ногой!
Сутки ожидания пролетели неожиданно легко. Я их проспал. Тоже волчья черта - спать, когда нечего делать. Просыпался только, что б съесть принесенное Аше, и снова погружался в послезавтрачный, послеобеденный и послеужинный сон. Окончательно разбудил меня веникобородый. Он принес шапку и полушубок. То, что прежде существовало лишь на словах, становилось все более и более реальным. Что может заставить меня поступать против воли? Я всегда смогу убежать и не трогать Радимиса. Посмотрим.
Я оделся и, сдвинув шапку на затылок, этаким удальцом, которому сам леший не брат, явился на парадном крыльце.
У ворот стояла знакомая черная карета, забрызганная грязью по самую крышу. От лошадей валил пар. Позади – повозка, колымага с грубым кожаным верхом, запряженная прекрасной четверкой. Под натянутым чехлом угадывались прутья медвежьей клетки.
Не успел я переварить увиденное, как на крыльцо вышли колдун и дородный рыжебородый боярин. Я сразу вспомнил лицо из ручья. Завитые в тугие кольца окладистая борода и волосы вздымались на плечах и груди, почти полностью закрывая дорогой воротник его шубы. Чтобы поглядеть вбок, ему приходилось ворочаться, как волку, всем корпусом.
- Анзор, покажись, - велел колдун.
Я нагло уставился в лицо боярину, прямо в глазки, зажатые между оплывших век, как начинка в пироге. Судя по всему, это и был пресловутый Бучарос. На редкость противная рожа, тут я с Аше полностью согласен. Он тоже явно не пришел в восторг от моего вида. Из рыжей бороды брезгливо выпятилась нижняя губа.
- Плюгавый какой-то, - обратился он к колдуну, повернувшись всем телом и скривив то, что виднелось между бородой и шапкой. Я узнал голос, подслушанный когда-то из-за кареты. Пожалел, что не оставил себе поперек глаза небольшого шрама. Все-таки солиднее.
- Драгоценнейший Бучарос, сын Микеленоса, внук Василискаса, правнук достойнейших бояр славнейшего рода. Разве не известно вашему достоинству, что великана Вышаса сгубила всего одна капля яда. И малая стрела разит наповал. Кроме того, оборотни способны менять размер. Мне странно слышать подобные речи из ваших уст. Все, что обещано - он может. И даже более того.
- Остается верить вам на слово, мудрейший, - брюзгливо согласился этот противный Бучарос, которого колдун так обхаживал.- Остается верить на слово. Только это и остается. Выбора-то вы мне не дали.
Он вперевалку пошел спускаться к карете по расписным ступеням.
- Видишь, в каких условиях придется работать, - проговорил колдун, прищурясь, пристально глядя на меня, без обычной насмешки.
Я пожал плечами, спустился к повозке с клеткой. Что значила эта малая неволя по сравнению с большой неволей моей жизни. Я в одном я был уверен: от моих зубов князь Радимис не погибнет. Авось все как-нибудь да устроится.
Кучера держали дверцу клетки поднятой при помощи двух длинных палок с рогульками. Снизу она заканчивалась остриями, как решетка в Вышницкой надвратной башне.
Забираясь в клетку, так похожую на ловушку, я невольно окинул глазами колдунов терем. Словно прощался с ним навсегда. Колдун, высокий и черный, стоял на крыльце. Глазища его светились болотными огнями. Как только Бучарос не боится с таким связываться!
В узком окошке под самой крышей за решеткой из ромбиков, чернел другой силуэт. Милая Аше! Так вот где ее светелка! Прежде чем окончательно залезть в клетку, я прижал руку к сердцу, ко лбу, а потом помахал ей.
Острия решетки ударились в деревянный порожек, отколов щепу, полог упал, отсек дневной свет, и почти сразу я почувствовал движение - мы ехали прочь со двора.
Мои сопровождающие не догадались бросить в клетку хотя бы соломы, а сидеть на толстых железных прутьях в повозке, мотающейся по раскисшей дороге - удовольствие маленькое. Я разделся, подстелил под себя одежду, превратился в волка и продремал всю неблизкую дорогу до Вышниц под свист ветра и уютный шелест снежной крупки но натянутой коже чехла. Никаких умных мыслей насчет Радимиса в мою голову не пришло. Ну да я теперь все больше соображаю по ходу дела, на месте. Хорошо, что Аше кормила меня как на убой. Те, кто считал себя моими нынешними хозяевами, несколько раз останавливались в дороге, и судя по разговорам, неслабо подкреплялись и выпивали, но мне не догадались налить хотя бы воды.
Один раз нас остановил какой-то разъезд. Послышалось чавканье лошадиных копыт по грязи, потом кашель, наконец, осипший голос спросил:
- Чего везете?
- Зверье для княжьей потехи, - отвечал кучер.
Копыта зачавкали около самого моего уха. Забеспокоилась лошадь.
- Показывать не велено – шибко дикие. На, держи, служивый, для поправки здоровья.
Раздался сдержанный смешок.
Аше со скромной гордостью водрузила поднос на постель. Здесь было чем гордиться! Столько яств разом я еще не видал!
- Жалицкий князюшка с боярами опять на поклон с боярами к колдуну явились. Для них и наготовили. Ну, слишком жирно им будет! - сообщила она, блестя глазищами под дивными ресницами в прорези капюшона. - Я тебе самое лакомое собрала.
Я предложил ей отведать еды. Она деликатно взяла кусочек, отвернулась и съела, сунув руку под покрывало.
- Я боялся, что ты, как колдун, откажешься. Он не соблюдает обычаев.
- Он просто не ест с одного блюда с собакой.
- Не с собакой, - в тон ее шутке, веско ответил я, набивая рот яйцами мелких птах вперемешку с грибочками. - С волком. Оборотнем.
- Для него ты все равно, что собака. Может и хуже. Я уж точно хуже кошки.
Она, оказывается, не шутила.
Я расправился с разносолами, не разобрав вкуса. Аше ревниво следила за мной. Заметила:
- Ты стал угрюмый, как волк.
Я молчал.
- Почему ты не спрашиваешь, кому тебя продали? - заговорила она опять, так и не дождавшись от меня слов.
- Как меня можно продать? - пробурчал я сквозь индюшачью ногу.
- Приезжал вышницкий Бучарос. Терпеть его не могу. Омерзительный, вонючий, противный старикашка. А важничает! Он уже давно к колдуну ездит.
- В черной карете?
- А, значит, ты его тоже видел. Я все подслушала. Ему нужен волк-убийца. Для него колдун тебя и готовит. Что б ты сожрал, кого надо, а он остался не при чем. В последний приезд оставил задаток: два кошеля с золотом.
Волк-убийца. Вот, значит, как. Если б я дал труд себе подумать, понял бы это с самого начала. Я задумчиво обгрызал хрящики с индюшачьей ноги.
- Ну что ты молчишь! Мужчины совершенно невозможные люди!
- А что тут скажешь, Аше? Так оно и есть.
- Что "так и есть"?
Я аккуратно доглодал косточку, положил ее сбоку на поднос, обстоятельно вытер рот полотенцем, и выговорил:
- Я погубил людей.
Аше сидела черным истуканом.
- Понимаешь?
Я думал, как в историях тети Глусе - покаюсь и полегчает. Ничего подобного.
Аше ждала продолжения.
- Из-за моей безалаберности погибли люди. Двое, - повторил я. Стало только тяжелее. Не надо было вообще трогать эту тему.
Я снова принялся за еду. Аше расстаралась. Натащила на целую артель.
Аше уселась на пол у моих ног, словно настоящая кошка.
- Ты говоришь: "Из-за безалаберности". Значит, ты не хотел? Ты не виновен? - спросила она, заглядывая мне снизу в глаза.
- Виновен. И не будем об этом.
Некоторое время в полной тишине я жевал совершенно ненужный кусок.
- Ты ушел из дома, что б мстить за одну смерть, а теперь будешь мстить за две. Себе.
Права черная кошка.
Я обрадовался, когда пришел веникобородый звать меня к колдуну. Сейчас я услышу новость, уже известную мне от Аше. Как-то она будет выглядеть с другой стороны?
- Ты бы хоть в порядок себя привел, что ли, - буркнул колдун.
Я оглядел свою новенькую добротную одежду и поднял на колдуна взгляд, полный искреннего недоумения.
Он ткнул пальцем себя в бровь.
- Для форсу оставил?
Какой уж тут форс, я и сам бы не прочь иметь целую физиономию. В страшного оборотня я уже наигрался, спасибо. Больше не хочется.
- С десяток раз превратишься и следа не останется. Что, еще не понял?
В самом деле? Я могу так залечивать раны?
Что б дать колдуну понять с кем он теперь имеет дело, я, не шевельнув ни единым мускулом, несколько раз быстро обернул человеческую голову в волчью и обратно.
С легким головокружением остановился. Потрогал бровь, щеку - гладко! Здорово! Жаль, что с душой так нельзя.
Колдун не удостоил вниманием мое представление.
- Через день-два поедешь в Вышницы. Что делать, тебе объяснят. На месте разберешься.
Два дня в теплом душном помещении, все равно, что взаперти, после всего, что было. Трудно вынести такое! Я почувствовал себя в западне.
Но возражать колдуну не мог.
- Прежде, чем вы станете учить меня дальше, я должен отработать уже полученное, я правильно понял, господин мой?
- Именно.
Не по нутру мне роль волка-убийцы. Но я не стал спрашивать, зачем меня отправляют в Вышницы. Чувствовал, начни я говорить об этом с колдуном, он вновь заморочит мне голову, как это уже было в Мире между мирами, когда несуществующий волк сожрал несуществующую девушку, и это привело к самой что ни на есть реально существующей пустоте в душе. Авось разберусь на месте как-нибудь. Без колдуна. Попробую.
Я сидел, молча, сгорбившись. Почему-то мне казалось, что глаза мои горят не хуже колдуновских.
- Теперь о важном. Я доволен твоими похождениями. Особенно похищением у князя фибулы, якобы принадлежавшей легендарной прародительнице их рода, на виду у всей базарной толпы.
У князя! Человек, у которого я отобрал заколку для моей бедной Яруте, был князь! Вот так дела!Я вспомнил золото, блеснувшее на его руке, когда он схватился за меч. Княжеский браслет! Как же я не понял!
При вступлении на престол правую руку князя заковывают в драгоценный браслет - символ княжеской власти, которая отныне нераздельна с ним. Власть нельзя ни бросить, ни передать, ни отобрать, как нельзя снять браслет. Если князь правит двумя княжествами, он носит на руке два браслета. Такое редко встречается. У легендарного князя Красное копье рука была закована в браслеты почти до самого локтя. Неудобно, конечно, но кто сказал, что править столькими княжествами удобно? Он и погиб, потому что не мог действовать в бою правой рукой так же ловко, как прежде.
- После твоих развлечений в народе поползли слухи, что вернулся княжич, опять же по слухам убитый Радимисом, в борьбе за власть. Народная молва возводит тебя на престол, чуешь, Анзор? Ты слыхал про убиенного княжича Эйвориса?
Так вот о чем толковали кумушки на базаре! Конечно, я знать ничего не знал ни о каком Эйворисе. Я показал колдуну красную полоску на своей руке, в самом деле, похожую на след от браслета, объяснил ее происхождение и впечатление, произведенное ею на вышничан. Рассказал, как ограбил на дороге расфуфыренную старуху.
Колдун недобро усмехался. Он напоминал собаку, идущую по следу. Я не мог оторвать от него глаз. Оборотень навыворот - зверь, ставший человеком - вот кем он мне казался.
- Это твоя богатая старуха не кто иная как сама княгиня Эмиле, общая тетка Эйвориса и Радимиса. Они не братья, там сложные родственные связи. Второй племянник завалил ее золотом за предательство первого.
Так вот почему она так перетрусила! Поделом. А я-то жалел ее!
- Когда сделаешь дело, вернешься не к Бучаросу, а ко мне. Легенду эту, что ты – княжич Эйворис, не опровергай, но слишком явно и не поддерживай. Бучароса опасайся. Ему эта байка поперек горла, сам понимаешь. Риск, конечно, велик, но от таких подарков судьбы не отказываются. Придется действовать гибко, применяясь к обстоятельствам. Понадобится связь. Запоминай, что надо делать.
Только такой радости мне не хватало. Я уже лишился собственного имени, наполовину лишился собственного облика, так теперь еще должен прожить жизнь мертвого княжича. Всегда мечтал!
Я думаю, лицо мое порядком вытянулось, но колдун, против обыкновения, даже не взглянул на меня. Он вынул из шкафа два круглых зеркальца, подвижно закрепленных на тяжелых подставках. Подышал на стекло, пальцем нарисовал на осевшем тумане нечто вроде водоворота с пролетающей сквозь него стрелой. Тут я словно получил совершенно нечувствительный, но сильный толчок, потому что колдун раздвоился, как это бывает, если глаза перестают смотреть согласно. Потом оба изображения слились, и обычный колдун направился к выходу.
- Я уйду со своим зеркалом в башню. Понял, что должен сделать?
Я подышал на стекло, повертел по туману пальцем, изобразил, как умел, стрелу, и колдун тут же явился.
Конечно, не сам - его отражение ни на чем, на тонкой пленочке в воздухе. Зыбкое, чуть просвечивающее, с царапинами и вкраплениями - время попортило поверхности старых зеркал.
- Вот так. Дело нехитрое. Все понял? - спросило отражение как ни в чем не бывало.- Такое же зеркало спрятано в лесу около Вышниц, под старинным дубом на берегу Ауки, ручья, впадающего в Яузу, третьего по счету вверх по течению от Вышниц. Дуб приметный – мимо не проскочишь. Это на случай, если срочно понадобится мой совет. С этим все. Ступай отдыхай. Как приедет Бучарос, поступишь в полное его распоряжение. Он считает, что купил тебя.
Ага! Вот как повернул. Хотел я съязвить, но решил, что связываться себе дороже. Пошел к выходу. В дверях столкнулся с колдуном во плоти. Оглянулся назад - отражение пропало. Только зеркало стояло на столе.
- Слушай, а ты что, теперь младенцев жрешь? - спросил настоящий колдун, рассматривая меня с большим любопытством.
У меня аж челюсть отвисла.
- С чего бы?
- Люди видели, как ты бежал из Вышниц к лесу, неся в зубах младенца.
- А! Так то сверток с одеждой.
- Понятно, - разочарованно произнес колдун, и прошел мимо.
Вот научусь всему, что мне надо, и больше сюда - ни ногой!
Сутки ожидания пролетели неожиданно легко. Я их проспал. Тоже волчья черта - спать, когда нечего делать. Просыпался только, что б съесть принесенное Аше, и снова погружался в послезавтрачный, послеобеденный и послеужинный сон. Окончательно разбудил меня веникобородый. Он принес шапку и полушубок. То, что прежде существовало лишь на словах, становилось все более и более реальным. Что может заставить меня поступать против воли? Я всегда смогу убежать и не трогать Радимиса. Посмотрим.
Я оделся и, сдвинув шапку на затылок, этаким удальцом, которому сам леший не брат, явился на парадном крыльце.
У ворот стояла знакомая черная карета, забрызганная грязью по самую крышу. От лошадей валил пар. Позади – повозка, колымага с грубым кожаным верхом, запряженная прекрасной четверкой. Под натянутым чехлом угадывались прутья медвежьей клетки.
Не успел я переварить увиденное, как на крыльцо вышли колдун и дородный рыжебородый боярин. Я сразу вспомнил лицо из ручья. Завитые в тугие кольца окладистая борода и волосы вздымались на плечах и груди, почти полностью закрывая дорогой воротник его шубы. Чтобы поглядеть вбок, ему приходилось ворочаться, как волку, всем корпусом.
- Анзор, покажись, - велел колдун.
Я нагло уставился в лицо боярину, прямо в глазки, зажатые между оплывших век, как начинка в пироге. Судя по всему, это и был пресловутый Бучарос. На редкость противная рожа, тут я с Аше полностью согласен. Он тоже явно не пришел в восторг от моего вида. Из рыжей бороды брезгливо выпятилась нижняя губа.
- Плюгавый какой-то, - обратился он к колдуну, повернувшись всем телом и скривив то, что виднелось между бородой и шапкой. Я узнал голос, подслушанный когда-то из-за кареты. Пожалел, что не оставил себе поперек глаза небольшого шрама. Все-таки солиднее.
- Драгоценнейший Бучарос, сын Микеленоса, внук Василискаса, правнук достойнейших бояр славнейшего рода. Разве не известно вашему достоинству, что великана Вышаса сгубила всего одна капля яда. И малая стрела разит наповал. Кроме того, оборотни способны менять размер. Мне странно слышать подобные речи из ваших уст. Все, что обещано - он может. И даже более того.
- Остается верить вам на слово, мудрейший, - брюзгливо согласился этот противный Бучарос, которого колдун так обхаживал.- Остается верить на слово. Только это и остается. Выбора-то вы мне не дали.
Он вперевалку пошел спускаться к карете по расписным ступеням.
- Видишь, в каких условиях придется работать, - проговорил колдун, прищурясь, пристально глядя на меня, без обычной насмешки.
Я пожал плечами, спустился к повозке с клеткой. Что значила эта малая неволя по сравнению с большой неволей моей жизни. Я в одном я был уверен: от моих зубов князь Радимис не погибнет. Авось все как-нибудь да устроится.
Кучера держали дверцу клетки поднятой при помощи двух длинных палок с рогульками. Снизу она заканчивалась остриями, как решетка в Вышницкой надвратной башне.
Забираясь в клетку, так похожую на ловушку, я невольно окинул глазами колдунов терем. Словно прощался с ним навсегда. Колдун, высокий и черный, стоял на крыльце. Глазища его светились болотными огнями. Как только Бучарос не боится с таким связываться!
В узком окошке под самой крышей за решеткой из ромбиков, чернел другой силуэт. Милая Аше! Так вот где ее светелка! Прежде чем окончательно залезть в клетку, я прижал руку к сердцу, ко лбу, а потом помахал ей.
Острия решетки ударились в деревянный порожек, отколов щепу, полог упал, отсек дневной свет, и почти сразу я почувствовал движение - мы ехали прочь со двора.
Мои сопровождающие не догадались бросить в клетку хотя бы соломы, а сидеть на толстых железных прутьях в повозке, мотающейся по раскисшей дороге - удовольствие маленькое. Я разделся, подстелил под себя одежду, превратился в волка и продремал всю неблизкую дорогу до Вышниц под свист ветра и уютный шелест снежной крупки но натянутой коже чехла. Никаких умных мыслей насчет Радимиса в мою голову не пришло. Ну да я теперь все больше соображаю по ходу дела, на месте. Хорошо, что Аше кормила меня как на убой. Те, кто считал себя моими нынешними хозяевами, несколько раз останавливались в дороге, и судя по разговорам, неслабо подкреплялись и выпивали, но мне не догадались налить хотя бы воды.
Один раз нас остановил какой-то разъезд. Послышалось чавканье лошадиных копыт по грязи, потом кашель, наконец, осипший голос спросил:
- Чего везете?
- Зверье для княжьей потехи, - отвечал кучер.
Копыта зачавкали около самого моего уха. Забеспокоилась лошадь.
- Показывать не велено – шибко дикие. На, держи, служивый, для поправки здоровья.
Раздался сдержанный смешок.
