Она упала с корточек на колени, чувствуя, как её рука утыкается в твёрдую гладкую поверхность. В тот же миг Лара ощутила себя сосудом, в который вливают живительную силу. Тело расслабилось, сознание прояснилось…
«Книга», — с восторгом поняла она.
Запястье освободили, и панель задвинулась обратно.
«Теперь я могу колдовать!»
Лара лихорадочно соображала, что бы предпринять, зная всего три заклинания. Ни одного заклятия, подходящего для побега, память не подсказывала.
Она в отчаянии стукнула себя по лбу.
— Все люди как люди, а я как утлый дырявый горшок!
«Горшок с червями», — голосом бабушки прорезалось воспоминание.
В коридоре раздался топот множества ног, и думать стало некогда. К тому времени, как дверь отворилась, Лара успела только отбежать к окну.
В комнату вошли девять мужчин, что было страшным само по себе. Ещё страшнее их делали девять ружей, направленных на неё.
«Меня хотят убить?!»
Словно подтверждая её мысли, мужчины вскинули стволы, уперев приклады в плечи.
— ШИ-ГИ-ШИН-ПА-ЭР-ДЛИ-ЮХ! — выбрасывая руку, закричала Лара.
И рухнула без сил. Пока она проваливалась во тьму, до её ушей доносились отголоски негодующего лая, мычания и писка.
(1) Двойное окно с колонкой посередине и двумя полукруглыми арками, перекрытыми общей аркой сверху.
Лара очнулась от того, что её ударили по лицу.
— Я же велел применять заклятие для усыпления! — бушевал голос канцлера. — Не смей причинять моим людям боль!
— Тогда перестаньте причинять её мне, — зашипела Лара в ответ, тяжело садясь на постели.
Три ярких огонька свечей жалили ей веки не хуже ос.
— Повторяй, идиотка: ур-рэв-во-дор-куц-та-ин. Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин!
— Уберите свет! — Глаза жгло от боли, поэтому Лара закрыла лицо руками.
Слух царапнул мужской голос, который прежде она слышала за дверью:
— Ваша милость, может, на дыбу ослицу эту?
Лару охватил ужас, но, вопреки собственным ожиданиям, с её губ сорвался хриплый рык:
— Оставьте меня в покое, твари!
«Ши-ги-шин…» — шевельнулось внутри, и Лара заставила себя оторвать от лица одну руку, чтобы хоть одним воспалённым глазом взглянуть на своих мучителей. Так она узнала, что желающий её пытать охранник — беловолосый верзила Хансен.
— Вот же сука! — гаркнул он, шлёпнув Лару по вытянутой руке.
— Свяжи её, — устало сказал Йорг Хольдт.
Руки заломили и завели за спину. К тому времени, как охранник связал Ларе запястья, глаза уже привыкли к свету, и она увидела, что противный канцлер отошёл к изножью кровати, держа канделябр. На стене за его спиной расползалась огромная тень.
— Пересади её в кресло, — сказал он, ставя канделябр на столик.
Охранник взял Лару за плечи и усадил в кресло возле кровати.
— Это ещё зачем? — испугалась она.
Заведённые назад руки мешали откинуться на спинку.
Канцлер тем временем снял с шеи цепочку с золотыми часами — раньше Лара видела подобные вещицы лишь издалека.
Часы качнулись перед её лицом, и сталеглазый медленно спросил:
— Видишь эти часы?
— Да, — насторожилась Лара.
— Ты меня слышишь?
— Да.
— Дыши, — плавно говорил он. — Глубоко вдохни и выдохни. Сосредоточься на дыхании…
Сама не зная почему, Лара задышала, как просили.
— Ты не можешь отвести взгляда от этих часов…
Её глаза неотрывно следили за блестящей круглой вещицей и больше ничего не видели. Всё остальное пожирала тень.
— Твои веки делаются тяжелее… Ты погружаешься в спокойный безмятежный сон…
Внимание, которое сузилось до раскачивающихся часов, настолько ослабло, что она прикрыла глаза.
— Все мысли и чувства пролетают сквозь тебя, как облака. Ты ни на чём не задерживаешься. Всё далеко… Ты засыпаешь… Спишь…
Лара и правда уснула. Но в её сне остался тихий умиротворяющий голос, который словно звучал через мягкую стену:
— Подними ногу.
Она увидела, как поднялась её нога в ботфорте. Лара будто наблюдала за собой со стороны, не ощущая тела.
— Опусти.
Нога упала на пол.
— Теперь, когда тебе будет грозить опасность, ты произнесёшь заклинание: «Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин». Повтори.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин, — с неожиданной лёгкостью повторили её язык и губы.
— Молодец. Просыпайся.
Мягкая стена растаяла, в уши Лары снова потекли другие звуки — ропот первых птиц за окном, чужое дыхание… Вместе со слухом к ней возвращалась телесность.
— Вы меня… загипнотизировали? — хрипло спросила Лара. О гипнозе она однажды читала в популярном романе.
Размытая фигура канцлера обрела чёткость, когда она услышала его мелодичный голос:
— Как бы абсурдно это ни звучало, мне пришлось тебя усыпить, чтобы научить заклятию усыпления. — Унижающий вздох. — В жизни не встречал такой дуры… Уходим.
— Разве мы не будем её пытать? — сказал второй, совсем не мелодичный голос.
— Не вздумай! Уходим.
Лару повалили на кровать лицом в подушку, зато хотя бы развязали затёкшие руки. Прежде чем она смогла подняться, мужчины ушли и заперли дверь.
Некоторое время Лара сидела на постели в прострации. Пробуждающийся мозг напомнил о девяти убийцах, и по телу пробежала нервная дрожь.
«Они не пытались меня убить… Они измеряют мою силу! Я как подопытная зверушка! — Она оглядела комнату — ночную тьму развеивал рассвет. — Значит, я лежала в обмороке около семи часов».
Подойдя к окну, Лара чуть не застонала от разочарования. Окна выходили во внутренний дворик особняка. Даже если она разобьёт окно и будет вопить что есть мочи, её никто не услышит! Никто, кроме канцлера и его холуев.
— Что делать? — терзалась она. — Ждать, пока кто-нибудь покажется в окне напротив и обратить в животное? А толку? Да и далеко…
Панель внизу двери опять сдвинулась. В образовавшемся окошке появилась мужская рука, которая поставила на пол небольшой круглый поднос. Лара кинулась к двери, но панель уже захлопнулась, а с её стороны она никак не сдвигалась.
Перед ней стоял завтрак — хлеб с ветчиной, масло и сыр. Рядом дымилась чашка свежезаваренного кофе.
Когда часы городской ратуши пробили полдень, Лара тихонько опустилась на пол у двери. Ждать пришлось не меньше часа. Едва панель отодвинулась и в окошко пролезла рука с подносом, Лара перехватила эту руку за запястье. Её обед со звоном опрокинулся на пол.
— Открой дверь и не смей мне препятствовать, иначе я обращу тебя в животное! — пригрозила она, глядя, как по ковру растекается кофе.
— Вот же ослица, — проворчали с той стороны.
«Белобрысый охранник!»
Не теряя времени, Лара направила свободную ладонь на руку сопротивляющегося мужчины:
— Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх!
Ничего не изменилось.
«Этого недостаточно! — поняла она. — Я должна его полностью видеть…»
По её руке, державшей Хансена за запястье, ударил его же мощный кулак. Лара вскрикнула и отползла, потирая руку. Панель закрылась, за ней прорычали:
— Мерзкая ты сука, из-за тебя придётся снова топать за жратвой…
Вскоре охранник вернулся не только с обедом, но вдобавок и с канцлером.
— Говорят, ты плохо себя ведёшь, — тоном строгого отца произнёс Йорг Хольдт, чуть отодвинув панель.
— Выпустите меня! — Лара стукнула по двери, надеясь, что это заставит канцлера вздрогнуть.
— Не выпущу, пока не пойму, насколько ты опасна.
— Вы пытаетесь измерить мою силу?
— Пей кофе, ешь и набирайся сил. Вероятно, завтра всё закончится…
— Если вы меня сейчас отпустите, — горячо перебила Лара, — обещаю, я не буду мстить!
За дверью послышался низкий раскатистый смех. Панель отодвинулась, и холёная рука канцлера поставила на пол очередной поднос.
— Вот твой обед, — подчёркнуто сказал он. — Заколдовать человека, видя меньше трети его тела, невозможно. Удивительно, что ты этого не знала.
Панель задвинулась, шаги удалились. Лара уставила глаза на поднос с едой, вспомнила Андреаса, Лархен и Адскую Тьму, которых больше не могла спасти… И взорвалась:
— Я убью тебя, плешивый ублюдок! Тебе не жить!
Распалившись от собственных криков, она пнула ножку кровати. Подумав, переставила суп и дымящийся кофе на пол. Теперь в её распоряжении было три серебряных подноса. Сложив их вместе, Лара принялась колотить ими в дверь.
— Посмотрим, сколько ты вытерпишь, мразь!
Края подносов оставляли на двери вмятины, не причиняя ей изрядных повреждений. То же самое было с панелью.
Обозлившись, Лара перевернула столик и кресло, скомкала постельное бельё, разорвала матрас… Когда крушить стало нечего, она стянула с пола восточный ковёр, обернула им руку и, просунув её через решётку, разбила окно.
Подносы не пролезали, зато пролезли чашки и тарелки. Прицелившись, Лара запустила первую тарелку в окно напротив. Та не долетела, но шуму наделала. Остальная посуда билась о землю с не меньшей выразительностью.
— Будешь знать, как со мной ссориться!
Лара допивала кофе, когда в её тюрьму вторглись восемь вооружённых мужчин. Неостывший напиток обжигал разодранное криками горло — ей было всё равно.
— Опять проверка? — спросила она у гостей.
Те, словно по команде, возвели ружья. Лара заметила, что на некоторых лицах мелькнул страх, и улыбнулась.
— Ну, стреляйте, что ли.
Никто не ответил, даже не пошевелился.
«Наверное, им запрещено со мной болтать», — с тоской подумала она и швырнула в убийц пустой чашкой.
Ответом был выстрел. Но в сторону. Увидев искры так близко, Лара испуганно отскочила. Следующий выстрел прогремел у неё над головой.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! — сдалась она, выбрасывая руку.
Из Лары будто вытянули жизненные силы, и она упала на колени. В голове пронеслось: «Я снова теряю сознание», однако обморок не приходил. Мужчины перед ней падали без чувств, а она — нет.
Опёршись руками о пол, Лара медленно поползла к открытой двери мимо спящих тел. Не успела она забрать ружьё у одного из испытателей, как в комнату вошёл канцлер с тремя охранниками.
— Прекрасно! — ликовал Йорг Хольдт, простирая к ней руку. — Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин.
«Я ведь почти смогла…»
Теряя остатки сил, Лара закрыла глаза и повалилась на пол.
— Ур-рэв-ре-вэй-куц-та-ин, — горячей лавой хлынуло ей в мозг, прогоняя сон.
Не размыкая век, Лара услышала голоса канцлера и беловолосого охранника:
— Хочешь, чтоб тебя кормили с пола?
— Она ж ослица. Разумеется, хочет.
Лара поняла, что лежит на боку на кровати с руками, связанными за спиной. Она моргнула несколько раз и осмотрелась. Хотя в окне ещё зияла дыра, комната была убрана. Мебель стояла на месте. Ни перьев из матраса, ни осколков, ни убийц… Сонный взгляд упал на канцлера.
— О-ой, — расстроилась Лара, — как ты мне осточертел…
— Эй, ты! — оскорбился за хозяина белобрысый. — Нельзя разговаривать с его милостью столь неподобающим…
Канцлер поднял руку, чтобы он замолчал.
— Ну что, кисонька, будем ужинать?
— Глаза б мои тебя не видели, — садясь на постели, проворчала Лара.
Йорг Хольдт кивнул охраннику:
— Неси.
Парень подхватил её за талию и закинул на плечо. Лара испустила сдавленный визг, чувствуя, как к голове приливает кровь. У неё потемнело в глазах.
— Нет, Хансен! — замахал руками канцлер. — Так она ещё больше отупеет. Неси её как невесту!
Тот с удивительной ловкостью слегка подбросил Лару в воздух и поймал на руки.
— Господи! — мигом проснувшись, возмутилась она. — Да где вы видели невест со связанными руками?
— Таких строптивых, как ты, я бы вообще не развязывал, — сухо заметил Хансен.
Он оказался так близко, что Лара могла разглядеть оспины на его румяном лице.
«Разве в книге нет заклинания, чтобы это исправить?» — задумалась она и поняла, что не помнит.
Парень снёс её на первый этаж. В гостиной уже зажгли люстру и накрыли стол.
— Ваша милость, кофе подавать? — не обращая на Лару внимания, осведомился лакей.
— Нет, сегодня только пиво.
Хансен усадил Лару в кресло во главе стола и задвинул, чуть не прищемив ей ногу.
— Мне что, со связанными руками ужинать? — Подняв одну бровь, она посмотрела на сидящего напротив канцлера.
— Виноват. — Тот сделал знак лакею, и через полминуты в гостиную вошёл отряд вооружённых мужчин.
В девяти из них Лара узнала своих испытателей, и все они, как ни странно, встали за её спиной.
— Вы так меня боитесь, что окружили себя четырнадцатью охранниками? — не удержалась она от колкости. — Никогда не чувствовала себя такой опасной…
Сталеглазый не ответил. Один кивок Хансену — и Ларе наконец развязали руки.
— Отведай жаркое, оно необычайно нежное, — словно издали услышала она голос канцлера, смотря на тарелку невидящими глазами.
Мысли были заняты одним — как распорядиться своей силой и сбежать?
«Вероятно, все шестнадцать мужчин владеют магией. У четырнадцати из них ружья. Даже если бы все стояли смирно, я бы не сумела их превратить. Я могу это сделать лишь в два захода», — осознала Лара, беря в руки ложку.
Канцлер ел вилкой, но для неё как для плебейки, вряд ли умеющей пользоваться редким столовым прибором, конечно, оставили ложку.
«Или опасаются, что я воткну дьявольский трезубец кому-нибудь в глаз».
Лара задумалась.
— Можно мне нож?
— Твоё мясо порезано недостаточно мелко? — с откровенной надменностью спросил Йорг Хольдт.
— Да, недостаточно, — твёрдо сказала она.
— Хансен, принеси её тарелку.
Наблюдая за тем, как канцлер с помощью ножа и вилки режет ей мясо, Лара закусила губу от досады.
— Это, по-твоему, достаточно мелко?
— Мне не видно… — Она приподнялась из-за стола, и её силой усадили обратно.
— Куда рванула, ослица? — одёрнул Хансен.
Посмотрев в его красноватые, как у белого кролика, глаза, Лара выдохнула.
— Спорим, твоя звериная суть — трусливый кролик?
— Странно, что твоя — не ослица, — парировал тот без заминки.
Лара не сомневалась: свою звериную суть он не знает. И вдруг поняла, что, по меньшей мере, девять мужчин в этой комнате знают свою суть. Причём во многом благодаря ей. Она обвела глазами испытателей, стоявших за её креслом, с удовлетворением отмечая на их лицах неприязнь и затаённый ужас.
Лара махнула в их сторону рукой, говоря:
— Откройте окна — душно!
На долю секунды мужчины явно испугались.
«Пойдёте второй партией», — решила она.
— Не открывайте, — велел канцлер, кончив резать мясо. — Хансен, забери.
Когда беловолосый охранник возвращался к ней с тарелкой, Лара поставила ему подножку. Хансен зашатался, тарелка разбилась об пол… Пока все хотя бы на миг отвлеклись на это происшествие, Лара выбросила руку вперёд.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! — сорвалось с её губ раньше, чем она это поняла.
«И к лучшему!»
Половина охранников упала замертво. Вот только канцлер спрятался под стол!
Она быстро повернулась к остальным охранникам. Увидела, что Хансен тоже исчез, а на неё нацелен ряд стволов.
«Ши-ги-шин…» — напомнил мозг.
— Ур-рэв-во… — начали губы.
Стало темно и нечем дышать.
«Они набросили мешок!» — Лара подняла руки, чтобы освободиться.
Но руки грубо завели за спину, и кто-то второй их связал.
— Хватит! — кричала она, топая ногами. — Хватит, я устала!
Тогда её стреножили как кобылу — ровно так же, в четыре руки. Сопротивляясь, Лара потеряла равновесие. Её удержали и толкнули в кресло.
— Ослица, — пробурчал Хансен, сдёргивая с её головы мешок.
Перед Ларой стоял невозмутимый канцлер.
— Это была третья проверка, — сказал он, даже не запыхавшись, — по итогам которой мы приходим к выводу, что твой предел без обморока — это семь человек. Восемь — если выпить кофе.
«Книга», — с восторгом поняла она.
Запястье освободили, и панель задвинулась обратно.
«Теперь я могу колдовать!»
Лара лихорадочно соображала, что бы предпринять, зная всего три заклинания. Ни одного заклятия, подходящего для побега, память не подсказывала.
Она в отчаянии стукнула себя по лбу.
— Все люди как люди, а я как утлый дырявый горшок!
«Горшок с червями», — голосом бабушки прорезалось воспоминание.
В коридоре раздался топот множества ног, и думать стало некогда. К тому времени, как дверь отворилась, Лара успела только отбежать к окну.
В комнату вошли девять мужчин, что было страшным само по себе. Ещё страшнее их делали девять ружей, направленных на неё.
«Меня хотят убить?!»
Словно подтверждая её мысли, мужчины вскинули стволы, уперев приклады в плечи.
— ШИ-ГИ-ШИН-ПА-ЭР-ДЛИ-ЮХ! — выбрасывая руку, закричала Лара.
И рухнула без сил. Пока она проваливалась во тьму, до её ушей доносились отголоски негодующего лая, мычания и писка.
(1) Двойное окно с колонкой посередине и двумя полукруглыми арками, перекрытыми общей аркой сверху.
Глава 9. Кофейный плен
Лара очнулась от того, что её ударили по лицу.
— Я же велел применять заклятие для усыпления! — бушевал голос канцлера. — Не смей причинять моим людям боль!
— Тогда перестаньте причинять её мне, — зашипела Лара в ответ, тяжело садясь на постели.
Три ярких огонька свечей жалили ей веки не хуже ос.
— Повторяй, идиотка: ур-рэв-во-дор-куц-та-ин. Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин!
— Уберите свет! — Глаза жгло от боли, поэтому Лара закрыла лицо руками.
Слух царапнул мужской голос, который прежде она слышала за дверью:
— Ваша милость, может, на дыбу ослицу эту?
Лару охватил ужас, но, вопреки собственным ожиданиям, с её губ сорвался хриплый рык:
— Оставьте меня в покое, твари!
«Ши-ги-шин…» — шевельнулось внутри, и Лара заставила себя оторвать от лица одну руку, чтобы хоть одним воспалённым глазом взглянуть на своих мучителей. Так она узнала, что желающий её пытать охранник — беловолосый верзила Хансен.
— Вот же сука! — гаркнул он, шлёпнув Лару по вытянутой руке.
— Свяжи её, — устало сказал Йорг Хольдт.
Руки заломили и завели за спину. К тому времени, как охранник связал Ларе запястья, глаза уже привыкли к свету, и она увидела, что противный канцлер отошёл к изножью кровати, держа канделябр. На стене за его спиной расползалась огромная тень.
— Пересади её в кресло, — сказал он, ставя канделябр на столик.
Охранник взял Лару за плечи и усадил в кресло возле кровати.
— Это ещё зачем? — испугалась она.
Заведённые назад руки мешали откинуться на спинку.
Канцлер тем временем снял с шеи цепочку с золотыми часами — раньше Лара видела подобные вещицы лишь издалека.
Часы качнулись перед её лицом, и сталеглазый медленно спросил:
— Видишь эти часы?
— Да, — насторожилась Лара.
— Ты меня слышишь?
— Да.
— Дыши, — плавно говорил он. — Глубоко вдохни и выдохни. Сосредоточься на дыхании…
Сама не зная почему, Лара задышала, как просили.
— Ты не можешь отвести взгляда от этих часов…
Её глаза неотрывно следили за блестящей круглой вещицей и больше ничего не видели. Всё остальное пожирала тень.
— Твои веки делаются тяжелее… Ты погружаешься в спокойный безмятежный сон…
Внимание, которое сузилось до раскачивающихся часов, настолько ослабло, что она прикрыла глаза.
— Все мысли и чувства пролетают сквозь тебя, как облака. Ты ни на чём не задерживаешься. Всё далеко… Ты засыпаешь… Спишь…
Лара и правда уснула. Но в её сне остался тихий умиротворяющий голос, который словно звучал через мягкую стену:
— Подними ногу.
Она увидела, как поднялась её нога в ботфорте. Лара будто наблюдала за собой со стороны, не ощущая тела.
— Опусти.
Нога упала на пол.
— Теперь, когда тебе будет грозить опасность, ты произнесёшь заклинание: «Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин». Повтори.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин, — с неожиданной лёгкостью повторили её язык и губы.
— Молодец. Просыпайся.
Мягкая стена растаяла, в уши Лары снова потекли другие звуки — ропот первых птиц за окном, чужое дыхание… Вместе со слухом к ней возвращалась телесность.
— Вы меня… загипнотизировали? — хрипло спросила Лара. О гипнозе она однажды читала в популярном романе.
Размытая фигура канцлера обрела чёткость, когда она услышала его мелодичный голос:
— Как бы абсурдно это ни звучало, мне пришлось тебя усыпить, чтобы научить заклятию усыпления. — Унижающий вздох. — В жизни не встречал такой дуры… Уходим.
— Разве мы не будем её пытать? — сказал второй, совсем не мелодичный голос.
— Не вздумай! Уходим.
Лару повалили на кровать лицом в подушку, зато хотя бы развязали затёкшие руки. Прежде чем она смогла подняться, мужчины ушли и заперли дверь.
Некоторое время Лара сидела на постели в прострации. Пробуждающийся мозг напомнил о девяти убийцах, и по телу пробежала нервная дрожь.
«Они не пытались меня убить… Они измеряют мою силу! Я как подопытная зверушка! — Она оглядела комнату — ночную тьму развеивал рассвет. — Значит, я лежала в обмороке около семи часов».
Подойдя к окну, Лара чуть не застонала от разочарования. Окна выходили во внутренний дворик особняка. Даже если она разобьёт окно и будет вопить что есть мочи, её никто не услышит! Никто, кроме канцлера и его холуев.
— Что делать? — терзалась она. — Ждать, пока кто-нибудь покажется в окне напротив и обратить в животное? А толку? Да и далеко…
Панель внизу двери опять сдвинулась. В образовавшемся окошке появилась мужская рука, которая поставила на пол небольшой круглый поднос. Лара кинулась к двери, но панель уже захлопнулась, а с её стороны она никак не сдвигалась.
Перед ней стоял завтрак — хлеб с ветчиной, масло и сыр. Рядом дымилась чашка свежезаваренного кофе.
Когда часы городской ратуши пробили полдень, Лара тихонько опустилась на пол у двери. Ждать пришлось не меньше часа. Едва панель отодвинулась и в окошко пролезла рука с подносом, Лара перехватила эту руку за запястье. Её обед со звоном опрокинулся на пол.
— Открой дверь и не смей мне препятствовать, иначе я обращу тебя в животное! — пригрозила она, глядя, как по ковру растекается кофе.
— Вот же ослица, — проворчали с той стороны.
«Белобрысый охранник!»
Не теряя времени, Лара направила свободную ладонь на руку сопротивляющегося мужчины:
— Ши-ги-шин-па-эр-дли-юх!
Ничего не изменилось.
«Этого недостаточно! — поняла она. — Я должна его полностью видеть…»
По её руке, державшей Хансена за запястье, ударил его же мощный кулак. Лара вскрикнула и отползла, потирая руку. Панель закрылась, за ней прорычали:
— Мерзкая ты сука, из-за тебя придётся снова топать за жратвой…
Вскоре охранник вернулся не только с обедом, но вдобавок и с канцлером.
— Говорят, ты плохо себя ведёшь, — тоном строгого отца произнёс Йорг Хольдт, чуть отодвинув панель.
— Выпустите меня! — Лара стукнула по двери, надеясь, что это заставит канцлера вздрогнуть.
— Не выпущу, пока не пойму, насколько ты опасна.
— Вы пытаетесь измерить мою силу?
— Пей кофе, ешь и набирайся сил. Вероятно, завтра всё закончится…
— Если вы меня сейчас отпустите, — горячо перебила Лара, — обещаю, я не буду мстить!
За дверью послышался низкий раскатистый смех. Панель отодвинулась, и холёная рука канцлера поставила на пол очередной поднос.
— Вот твой обед, — подчёркнуто сказал он. — Заколдовать человека, видя меньше трети его тела, невозможно. Удивительно, что ты этого не знала.
Панель задвинулась, шаги удалились. Лара уставила глаза на поднос с едой, вспомнила Андреаса, Лархен и Адскую Тьму, которых больше не могла спасти… И взорвалась:
— Я убью тебя, плешивый ублюдок! Тебе не жить!
Распалившись от собственных криков, она пнула ножку кровати. Подумав, переставила суп и дымящийся кофе на пол. Теперь в её распоряжении было три серебряных подноса. Сложив их вместе, Лара принялась колотить ими в дверь.
— Посмотрим, сколько ты вытерпишь, мразь!
Края подносов оставляли на двери вмятины, не причиняя ей изрядных повреждений. То же самое было с панелью.
Обозлившись, Лара перевернула столик и кресло, скомкала постельное бельё, разорвала матрас… Когда крушить стало нечего, она стянула с пола восточный ковёр, обернула им руку и, просунув её через решётку, разбила окно.
Подносы не пролезали, зато пролезли чашки и тарелки. Прицелившись, Лара запустила первую тарелку в окно напротив. Та не долетела, но шуму наделала. Остальная посуда билась о землю с не меньшей выразительностью.
— Будешь знать, как со мной ссориться!
Лара допивала кофе, когда в её тюрьму вторглись восемь вооружённых мужчин. Неостывший напиток обжигал разодранное криками горло — ей было всё равно.
— Опять проверка? — спросила она у гостей.
Те, словно по команде, возвели ружья. Лара заметила, что на некоторых лицах мелькнул страх, и улыбнулась.
— Ну, стреляйте, что ли.
Никто не ответил, даже не пошевелился.
«Наверное, им запрещено со мной болтать», — с тоской подумала она и швырнула в убийц пустой чашкой.
Ответом был выстрел. Но в сторону. Увидев искры так близко, Лара испуганно отскочила. Следующий выстрел прогремел у неё над головой.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! — сдалась она, выбрасывая руку.
Из Лары будто вытянули жизненные силы, и она упала на колени. В голове пронеслось: «Я снова теряю сознание», однако обморок не приходил. Мужчины перед ней падали без чувств, а она — нет.
Опёршись руками о пол, Лара медленно поползла к открытой двери мимо спящих тел. Не успела она забрать ружьё у одного из испытателей, как в комнату вошёл канцлер с тремя охранниками.
— Прекрасно! — ликовал Йорг Хольдт, простирая к ней руку. — Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин.
«Я ведь почти смогла…»
Теряя остатки сил, Лара закрыла глаза и повалилась на пол.
— Ур-рэв-ре-вэй-куц-та-ин, — горячей лавой хлынуло ей в мозг, прогоняя сон.
Не размыкая век, Лара услышала голоса канцлера и беловолосого охранника:
— Хочешь, чтоб тебя кормили с пола?
— Она ж ослица. Разумеется, хочет.
Лара поняла, что лежит на боку на кровати с руками, связанными за спиной. Она моргнула несколько раз и осмотрелась. Хотя в окне ещё зияла дыра, комната была убрана. Мебель стояла на месте. Ни перьев из матраса, ни осколков, ни убийц… Сонный взгляд упал на канцлера.
— О-ой, — расстроилась Лара, — как ты мне осточертел…
— Эй, ты! — оскорбился за хозяина белобрысый. — Нельзя разговаривать с его милостью столь неподобающим…
Канцлер поднял руку, чтобы он замолчал.
— Ну что, кисонька, будем ужинать?
— Глаза б мои тебя не видели, — садясь на постели, проворчала Лара.
Йорг Хольдт кивнул охраннику:
— Неси.
Парень подхватил её за талию и закинул на плечо. Лара испустила сдавленный визг, чувствуя, как к голове приливает кровь. У неё потемнело в глазах.
— Нет, Хансен! — замахал руками канцлер. — Так она ещё больше отупеет. Неси её как невесту!
Тот с удивительной ловкостью слегка подбросил Лару в воздух и поймал на руки.
— Господи! — мигом проснувшись, возмутилась она. — Да где вы видели невест со связанными руками?
— Таких строптивых, как ты, я бы вообще не развязывал, — сухо заметил Хансен.
Он оказался так близко, что Лара могла разглядеть оспины на его румяном лице.
«Разве в книге нет заклинания, чтобы это исправить?» — задумалась она и поняла, что не помнит.
Парень снёс её на первый этаж. В гостиной уже зажгли люстру и накрыли стол.
— Ваша милость, кофе подавать? — не обращая на Лару внимания, осведомился лакей.
— Нет, сегодня только пиво.
Хансен усадил Лару в кресло во главе стола и задвинул, чуть не прищемив ей ногу.
— Мне что, со связанными руками ужинать? — Подняв одну бровь, она посмотрела на сидящего напротив канцлера.
— Виноват. — Тот сделал знак лакею, и через полминуты в гостиную вошёл отряд вооружённых мужчин.
В девяти из них Лара узнала своих испытателей, и все они, как ни странно, встали за её спиной.
— Вы так меня боитесь, что окружили себя четырнадцатью охранниками? — не удержалась она от колкости. — Никогда не чувствовала себя такой опасной…
Сталеглазый не ответил. Один кивок Хансену — и Ларе наконец развязали руки.
— Отведай жаркое, оно необычайно нежное, — словно издали услышала она голос канцлера, смотря на тарелку невидящими глазами.
Мысли были заняты одним — как распорядиться своей силой и сбежать?
«Вероятно, все шестнадцать мужчин владеют магией. У четырнадцати из них ружья. Даже если бы все стояли смирно, я бы не сумела их превратить. Я могу это сделать лишь в два захода», — осознала Лара, беря в руки ложку.
Канцлер ел вилкой, но для неё как для плебейки, вряд ли умеющей пользоваться редким столовым прибором, конечно, оставили ложку.
«Или опасаются, что я воткну дьявольский трезубец кому-нибудь в глаз».
Лара задумалась.
— Можно мне нож?
— Твоё мясо порезано недостаточно мелко? — с откровенной надменностью спросил Йорг Хольдт.
— Да, недостаточно, — твёрдо сказала она.
— Хансен, принеси её тарелку.
Наблюдая за тем, как канцлер с помощью ножа и вилки режет ей мясо, Лара закусила губу от досады.
— Это, по-твоему, достаточно мелко?
— Мне не видно… — Она приподнялась из-за стола, и её силой усадили обратно.
— Куда рванула, ослица? — одёрнул Хансен.
Посмотрев в его красноватые, как у белого кролика, глаза, Лара выдохнула.
— Спорим, твоя звериная суть — трусливый кролик?
— Странно, что твоя — не ослица, — парировал тот без заминки.
Лара не сомневалась: свою звериную суть он не знает. И вдруг поняла, что, по меньшей мере, девять мужчин в этой комнате знают свою суть. Причём во многом благодаря ей. Она обвела глазами испытателей, стоявших за её креслом, с удовлетворением отмечая на их лицах неприязнь и затаённый ужас.
Лара махнула в их сторону рукой, говоря:
— Откройте окна — душно!
На долю секунды мужчины явно испугались.
«Пойдёте второй партией», — решила она.
— Не открывайте, — велел канцлер, кончив резать мясо. — Хансен, забери.
Когда беловолосый охранник возвращался к ней с тарелкой, Лара поставила ему подножку. Хансен зашатался, тарелка разбилась об пол… Пока все хотя бы на миг отвлеклись на это происшествие, Лара выбросила руку вперёд.
— Ур-рэв-во-дор-куц-та-ин! — сорвалось с её губ раньше, чем она это поняла.
«И к лучшему!»
Половина охранников упала замертво. Вот только канцлер спрятался под стол!
Она быстро повернулась к остальным охранникам. Увидела, что Хансен тоже исчез, а на неё нацелен ряд стволов.
«Ши-ги-шин…» — напомнил мозг.
— Ур-рэв-во… — начали губы.
Стало темно и нечем дышать.
«Они набросили мешок!» — Лара подняла руки, чтобы освободиться.
Но руки грубо завели за спину, и кто-то второй их связал.
— Хватит! — кричала она, топая ногами. — Хватит, я устала!
Тогда её стреножили как кобылу — ровно так же, в четыре руки. Сопротивляясь, Лара потеряла равновесие. Её удержали и толкнули в кресло.
— Ослица, — пробурчал Хансен, сдёргивая с её головы мешок.
Перед Ларой стоял невозмутимый канцлер.
— Это была третья проверка, — сказал он, даже не запыхавшись, — по итогам которой мы приходим к выводу, что твой предел без обморока — это семь человек. Восемь — если выпить кофе.
