ЧАСТЬ 2. ПРОКЛЯТИЕ КОРОЛЕЙ
Густой черный дым поднимался в холодное зимнее небо. Снег таял, не долетая до земли, жадные языки огня подхватывали его, будто им мало того, что уже и так принадлежало пламени - вся деревня от самой реки горела, каждый дом превратился в пылающий костер. Мельница на отшибе покосилась и с шумом рухнула в запруду. Жалобно блеяли сбившиеся в кучу козы, с отчаянными криками носились над лесом птицы - галки, воробьи, голуби, истошно вопили вороны и чайки, возмущенно стрекотали сороки.
Огромный ворон, сверкая прожилками металла в каменных крыльях, торжествуя, кружил над пожарищем. В тени старых елей на границе леса стоял высокий мужчина, горячий ветер дышал ему в лицо, раздувал полы распахнутого пальто, отороченного драгоценными бьорнхеймскими соболями, шевелил пряди черных волос.
Хотя ожоги уже сошли, оставив лишь едва видимый след, он не мог заставить себя не бояться пламени и держался поодаль, отсюда разделяя мрачную радость Ворона. Наконец, огромная птица покинула пепелище. Обернувшись клинком, скользнула в ладонь человека, пальцы привычно сжались на рукояти в виде вороновой головы.
В сожжении Птичьей Слободки не было никакого стратегического смысла. Но они хотели, чтобы это место навсегда исчезло, и потому стало так. Теперь можно было уходить.
Человек отступил в темноту еловых ветвей, сверкнул красным глаз Клинка-Ворона.
Грирмор ждет своего господина. Пора.
ГЛАВА 1. Мартелл.
Ранние воспоминания остаются с нами навсегда, приобретая со временем ореол дивной сказочности. Время окружает наше детство мягкой дымкой, скрывая детали, и оставляя неясное чувство тоски по тем временам, когда ласковые материнские руки утоляли любую боль, а отцовские колени служили прибежищем от всех опасностей.
Для одних детство окутано ароматом бабушкиных пирожков, другим в нем чудится запах сосновой стружки или машинного масла, а может, свежесть соленого морского ветра.
Счастливые или не очень, эти впечатления живут внутри каждого взрослого, отмечают всю дальнейшую жизнь невидимой глазу, но от того не менее глубокой печатью.
Детство Мартелла Вельзера было холодным и сумрачным, пропитанным запахом тления, припорошенным пылью.
Он вырос под знаком проклятия.
Проклятия не простого, а королевского, как не уставал напоминать отец.
Кутаясь в старую вязаную кофту, Олрис Вельзер тыкал длинным узловатым пальцем в полуистлевший щит над камином, рисуя перед единственным отпрыском картину былого величия их рода.
Олрис именовал себя двенадцатым князем Арнским, родственником королей, однако на самом деле все титулы были утрачены еще его прапрадедом более пятисот лет назад. Тень проклятия легла на семью Вельзер, и Мартелл вырос, осененный мрачным крылом бесчестья.
Ребенком он бродил темными пустыми коридорами громадного замка, карабкался по остаткам крепостных стен, увитых диким виноградом и хмелем, смотрел на небо сквозь дыры в потолке Большого Зала. Мебели почти не сохранилось, все что могло гореть было сожжено в печи, все, за что можно было выручить хоть медяк - продано.
У них не было никакой прислуги, раз в неделю приходилось отправляться в маленький городок Ретум за провизией. Над отцом там откровенно посмеивались за его нелепый наряд - непонятного цвета пальто с облезлым меховым воротником, всю в пятнах мягкую шляпу с широкими полями, дырявый вязаный шарф. Олрис вечно пытался продать подороже чудом уцелевший подсвечник или бронзовую пуговицу с гербом, отчаянно торговался, комично размахивал руками.
Мартелла дразнила ребятня, а сердобольные тетки совали бледному большеглазому малышу овсяную лепешку или яблоко. Он не отказывался. Тогда, в детстве, Мартелл был постоянно голоден, и этот голод пронизал все его существо. Нагрузив тележку, они тащили ее по раскисшей от частых дождей дорожке назад в замок.
Идти приходилось долго, тропинка петляла в густом лесу, одежда цеплялась за колючие ветви кустарника, отец что-то неразборчиво бубнил себе под нос и не позволял остановиться чтобы передохнуть.
Только когда они выбирались из чащи и оказывались у подножия холма, над которым возвышался замок, делалась остановка и отец выдавал Мартеллу пряник. За всю неделю он получал еще только два пряника, и то, если старался.
Мартелл жевал лакомство медленно, усевшись на валун, поросший мохом и рассматривал замок. В эти минуты он его даже любил. Отсюда, издалека, Арнский замок представал таким, каким был в пору расцвета своего могущества и славы.
Мощные стены из черного монолита так густо замешали на магии, что приложи к ним ухо или раскрытую ладонь - услышишь низкое басовитое гудение, будто где-то там внутри скрыто гигантское осиное гнездо.
Мартелл ощущал в себе отголоски силы, родственной той, что заставила частицы гранита и базальта накрепко спаяться вместе и вознести к небу шесть круглых угловых башен под хрустальными куполами, соединить их стенами, по верху которых могли бок о бок проехать пятеро всадников, и довершить все это центральной башней - донжоном, квадратным, огромным, приземистым. На плоской крыше донжона некогда возвышались каменные изваяния химер, и отец утверждал, что среди них было несколько настоящих горгулий, заключивших союз с владыками Арна.
Механизмы, поднимавшие огромную решетку, уже не существовали, как и сама решетка, сохранились лишь предназначенные для них углубления в стенах у входа в замок. Точно так же и следа не осталось от сложной механики, которая управляла всем замком - открывала и закрывала купола, подавала и нагревала воду, отапливала зимой и охлаждала летом. Все рассыпалось в прах, когда на Арн легло проклятие.
Но отсюда, издали, казалось, что сейчас над Привратной Башней взовьется знамя, из глаз каменных химер вырвутся яркие лучи, и узнав хозяев, замок встретит их как подобает верному жилищу.
Как же ему хотелось однажды пройти по стертым каменным плитам истинным властелином наследия своих предков, великолепного Арна! Но нет. Он унаследовал только проклятие.
Все потому, что его предок хотел занять королевский трон. С точки зрения Мартелла то было безумием, но отец думал иначе, доказывал, размахивая руками и горячась, что их род имел куда больше прав на престол, чем Фиетты, потому что первый Фиетт, Алан Великий, был самым младшим из пятерых братьев Руменских, а их родоначальник, Арнольд, как старший брат, должен был занять трон Орпейи. Впрочем, все эти рассуждения не имели в настоящем никакой цены.
Они с отцом были изгои, хуже, чем последний пьянчужка из Ретума. Проклятие Фиеттов лишило всех потомков Арнольда силы, отлучило от Источника, и сам Источник, который составлял могущество их рода, был запечатан навечно.
Когда Мартелл узнал о том, что Олрис Вельзер бросил должность преподавателя истории в колледже и перебрался сюда, в заброшенный холодный замок, он возненавидел отца. Они могли жить в городе, в маленьком теплом домике, каждый день есть свежий хлеб, он смог бы играть с другими детьми!
Потом Мартелл понял, что был неправ.
Никто с ним играть не стал бы. И отец, прекрасный знаток Ранней Эпохи, наизусть цитировавший Кодекс Равновесия, специалист по древним рукописям, всегда оставался бы в тени юных выскочек - имперов, вынужден был уступать дорогу искусникам, и даже люди свободного сословия презирали его.
Они все могли пользоваться силой, или хотя бы артефактами. Любой двоечник смотрел свысока на профессора, который даже свет в классе зажечь не может!
Ни руны, ни простые начертания, ни даже использование готовых плетений, заключенных в кристаллы, были им недоступны! Механизмы не подчинялись рукам тех, чьи предки подняли руку на королей.
Олрис Вельзер был одержим идеей вернуть величие Арнов.
Мартелл стал частью его замысла. Полагая, что кровь сильного импера сможет побороть проклятие, Вельзер-старший присмотрел студентку-первокурсницу, магически одаренную, но неуверенную в себе, обделенную родительской лаской.
Молодой профессор, хорош собой и такое внимание - ей это польстило. Олрис умел красиво говорить, проявлял заботу, выслушивал и утешал, давал советы и помогал с экзаменами. Она сама не заметила, как влюбилась, а потом он так радовался, что у них будет малыш!
Радовался до тех пор, пока не оказалось, что первая защитная руна не может быть нанесена на грудь младенца - проклятие точно оболочка покрывало ребенка и кисточка мастера рун просто не оставляла следов на коже.
Вчера еще казавшийся любящим и заботливым мужем, Олрис вмиг стал раздражительным, замкнутым. Раньше он радовался, когда его юная супруга демонстрировала свои способности, теперь приходил в ярость, ему казалось - она намеренно унижает его.
Семья девушки, узнав о мезальянсе, в который вступила дочь, всполошилась. Семейство ювелиров-искусников, в котором впервые родилась девочка-импер, строило насчет дочери далекоидущие планы.
Долг сильного импера - укреплять силу и влияние семьи, чтобы род мог контролировать вверенный им Источник, и тем самым поддерживать порядок и власть.
Если в семье лордов не хватало своих сильных имперов, шли на всё - браки, усыновления, привлечение на службу за вознаграждение. На дочь, воспитанную в строгости, возлагались большие надежды, предполагалось, что брак со знатным импером позволит ей попасть в круг лордов.
И что же?
Она выбрала наихудшее из зол! Проклятого из Арнов, само имя которых было запрещено произносить вслух. У которых никогда, никогда не будет больше ни капли силы. И которые всегда будут передавать своим потомкам это ужасное проклятие.
К чести девушки надо сказать, что она не сразу поддалась на уговоры семьи. Но в глазах Олриса уже не было прежней любви, только разочарование и злость. От нее отвернулись подруги, она стала замечать, как посмеиваются над Олрисом студенты, стыдилась его. А потом появился молодой человек, одаренный как и она, готовый предложить ей новую жизнь .
Так Мартелл лишился матери, и даже памяти о ней не осталось.
Разрушенный Арн стал его вселенной на целых пятнадцать лет. Отец сам учил его, но история привлекала Мартелла мало, хотя цепкая память легко удерживала имена и даты, а изучение того, что явилось причиной войн или заключения союзов, позволяло понять тайные пружины управления миром.
Потом сил терпеть нищенское существование в обществе полубезумного Олриса уже не осталось, и Мартелл ушел.
Чем мог заниматься такой, как он, совершенно лишенный доступа к силе? Мартелл нашел ответ - он станет мечником. В конце концов, владение мечом доступно каждому. Пусть он не сможет, как имперы, использовать магическое оружие, но простой клинок в умелых руках способен на многое. И смеяться над ним, как над отцом, никто тогда не посмеет!
Его приняли в орденскую школу Меча, согласившись что вместо платы Мартелл станет убирать залы для занятий, мести двор, поливать цветы, зимой чистить снег. Такие обязанности его не пугали, он готов был на многое, чтобы добиться своей цели.
Занимался Мартелл фанатично, посвящая тренировкам все свободное от работы время.
Вставал с рассветом, бежал вокруг городской стены, едва успевая к началу занятий, а вечером повторял все упражнения, которые можно было выполнить в одиночку. Через три года мастер Меча впервые поставил его прилежность в пример всем прочим ученикам
Еще через два года никто из учеников не мог с ним сравниться. Мартелл владел мечом, кинжалом, эспадроном, а неспособность взаимодействовать с магией неожиданно стала его сильной стороной. Пусть он не мог применять никакие магические уловки, но и сам был неуязвим для них. Плетения отскакивали от него, артефакты не срабатывали, кристаллы искрили - и только.
Юный Вельзер скоро понял, как можно использовать свое мастерство. Он затевал ссоры с подвыпившими посетителями окраинных трактиров, будто бы в гневе выхватывал меч и пускал его вход. И вскоре так прославился, что выпивохи предпочитали сразу расстаться с деньгами и заплатить, лишь бы не доводить дело до драки.
Мартеллу такая жизнь понравилась, он обзавелся хорошим мечом, оделся во все новое, вокруг него даже образовалось нечто вроде свиты из учеников помладше, восхищенных его презрением к условностям и виртуозным обращением с клинком.
Но однажды парень, с которым Вельзер затеял ссору, расхохотался ему в лицо. Холодная ярость захлестнула Мартелла вместе с желанием убить человека, посмевшего смеяться над ним. И он убил бы, не останови его руку Мастер.
- Ты хороший мечник, Мартелл Вельзер, но не меч слушает тебя, а ты слушаешься меча, - сказал Мастер. - Хороший клинок всегда жаждет крови. Если не укротишь эту жажду, не станешь господином своего клинка.
Оставаться дольше в школе Мартелл не мог, что делать дальше, еще не придумал. Письмо от отца решило дело в пользу Арна. Что ж, можно взглянуть еще раз на родовое гнездо, перед тем как покинуть его навсегда.
Отец писал, что нашел удивительную вещь. Бессвязные восклицания, туманные намеки, снова бред о грядущем величии Арнов... Все это было неинтересно. Но если вещица в самом деле стоящая, ее можно продать, а на вырученные деньги отправиться в Тай-Кин, там в Храме Мечей еще многому можно научиться. Или в Тарийскую империю, сделать карьеру гладиатора.
В одиночку ехать было бы скучно, и Мартелл расписал прелести грядущего путешествия одному из своих приятелей. Вальдо был младше Мартелла, небольшого роста, некрасивый и коренастый. Его небольшой магический дар был бы кстати в кожевенной мастерской отца, но Вальдо упрямо хотел стать мечником, хотя ему это не слишком давалось. Они отправились вдвоем, Вальдо загорелся идеей о путешествии в Тай-Кин и опустошил отцовский кошелек без ведома сурового родителя, так что обратного пути у него теперь не было.
Замок показался Мартеллу холодным склепом. А отец выглядел словно живая мумия - высохший, желтая кожа натянулась на острых скулах, безумный взгляд...
Мартеллу было неприятно, когда отец обнимал его, причитая, как старуха. Скорей бы уйти, Мартеллл решил, что не останется тут даже на ночь, уж лучше в Ретуме засесть в каком-то трактире.
Но когда Олрис показал ему свою находку, Мартелл позабыл обо всем.
Это был большой охотничий нож с рукоятью в виде вороновой головы, с черным агатовым глазом. Широкое лезвие с бороздкой отблескивало красным в тусклом свете, едва проникающем сквозь грязные стекла.
От ножа исходила какая-то особая манящая сила, и обычно невосприимчивый к такому воздействию Мартелл ощутил желание не продавать его, а оставить себе. Почувствовать, как удобно рукоять устроится в его ладони...
С сильной неохотой Мартелл позволил Вальдо посмотреть на нож, будто ревновал сокровище к чужим жадным пальцам.
И был прав! Стоило Вальдо взять клинок в руки, с ним произошла резкая перемена. Сонно-добродушно выражение слетело с лица парня, рот сложился в жесткой ухмылке, глаза кровожадно блеснули и он, рыча как зверь, накинулся на Мартелла.
Только оттренированная в школе Меча реакция спасла Мартелла в первую секунду от того, чтобы не упасть с перерезанным горлом под ноги своему приятелю. Лезвие чиркнуло по плечу, прорезая куртку и рубашку, оставляя длинный глубокий порез. Проклятая кровь Арнов окропила проклятый клинок. В сознание Мартелла вихрем ворвалась череда образов - лес с высоты птичьего полета, охотничья сеть, жар наковальни и ярость, ярость, ярость!
