– Ты же здухач! Стань здухачем, перелетишь!
– Ты знаешь, боюсь, в таком шуме я не смогу заснуть! – процедил Богдан.
– Танька, усыпи его!
Танька наскоро затянула «Ходить Сон по улонци...», но нички не собирались давать ей времени для завершения колдовства. Скрежеща:
– Вин, вин! Найшлы! Наш! – они перешли в наступление. Длинные пальцы вцепились Богдану в ноги...
– А вот фиг вам, не ваш! – вдруг яростно вскричала Танька, и... ухватив Богдана за плечи, она изо всех сил впечатала пацана головой в стену!
Бесчувственное тело рухнуло к Танькиным ногам! И тут же, отделившись от беспомощного хозяина, над ним взмыл второй Богдан! Выше, крепче, сильнее! Веки здухача были и на сей раз крепко сомкнуты, но лицо не дышало покоем сна, оно исказилось болью и яростью. Слепой взгляд закрытых глаз нашарил Таньку...
– Со мной потом разберешься, – выкрикнула ведьма. – А сейчас дай им! – она указала на ничек.
Двойник коротко кивнул и взмыл в воздух. Сверкающий рыцарский плащ развевался за его плечами. Здухач подлетел к стене с оружием. Пальцы мальчишки сомкнулись на рукояти огромного рыцарского двуручника.
– Пойдем со мной! – тихо попросил здухач.
И пудовый меч легко скользнул из ножен. Он был выше, чем сам здухач, но в руках мальчишки порхал легко, как тростинка. Шелестя как вертолетная лопасть, меч пошел поперек толпы ничек, выкашивая ночных тварей, будто сухой луг.
Издавая скрежещущие вопли, нички кинулись врассыпную. Но лезвие перепорхнуло на другую сторону и вновь неумолимо двинулось им навстречу. Ночные создания заметались.
– Хазяин розсердиться! – заскрипел предостерегающий голос. – Вин, вин! Хазяину нужен молодой Хорт! Взять молодого Хорта!
– Хорт? При чем тут Хорт? Какой еще Хорт? – Обалдевшая Ирка отшатнулась от стены, сделала шаг вперед.
Но ничкам не было до нее никакого дела. С безумием обреченных они кинулись навстречу Богдану. Но, даже погибая, нички продолжали скрежетать:
– Взять, взять! Молодой Хорт! Нужна Хортова кровь!
– Вы что, все очумели? Оставьте его! Он никакая не Хортова кровь! – прокричала Ирка.
– Разбудить молодого! Здухач щезне! Визьмемо, визьмемо! – заскрежетали голоса.
Нички поперли вперед, словно камикадзе бросаясь под меч. Клинок завязал в налипающих на лезвие тонких телах, движения его становились все медленнее. И вот уже тоненький ручеек ночных созданий просочился мимо сражающегося здухача. Прямо к бесчувственному телу его носителя. С десяток ничек подбежали к Богдану, схватили его за плечи, затрясли:
– А вот не зря я его оглушила. Кто в обмороке, того не разбудишь! – довольно пробормотала Танька. Отмахиваясь от уколов веретен, она кинулась отдирать ночных созданий от мальчишки. И тут же еще одна группа ничек сумела проскользнуть под убийственным клинком.
В воздухе свистнули нитяные арканы, и Танька покатилась на пол. Ее поволокло прочь. Тело Богдана захлестнуло петлей, дернуло...
Здухач отчаянно заметался, но уцелевшие нички встали между ним и похищенным телом. Рыцарский меч сверкнул, обрушиваясь на врага. Но спутанное, бесчувственное тело Богдана уже волокли прочь, во тьму коридора.
Ирка бросилась было за ним, но немногие уцелевшие нички выступили вперед, раскручивая свои веретена. Здухач рвался в погоню, но уже не успевал, не успевал, не успевал...
– Да оставьте вы его! – бессильно закричала Ирка. – Никакой он не молодой Хорт! Говорят, это я Хортова кровь! Хватайте меня!
Ответом ей был скрежещущий смех:
– Не бреши, видьма! Який же ты – вин! Ты – вона! Молодый Хорт, молодый Хорт! Хазяин велел пийматы молодого Хорта! И мы пиймалы, пиймалы!
Ирка почувствовала, как ее трясет от бесконечного ужаса, отчаяния и глухой злобы на саму себя. У стенки беспомощно дергались пришпиленные бизнесмен с племянником. Где-то там в коридоре остались вовкулаки, кто знает, живые или мертвые. Танька тюком валялась на полу. Богдан мог вообще никогда не очнуться, ведь если здухач не воссоединится со своим телом... У Ирки дыхание перехватило. Она стояла, совершенно бессильная: ни оружия, ни заклятья наготове, ничего, чтобы помочь другу!
«А зубы и когти? – ярость, горячая и в то же время ледяная, туманила голову, отключая человеческий рассудок. – Мощь могучих лап, пьянящая радость охоты, и добыча, трепещущая в твоей ощеренной пасти...»
В очередной раз вокруг Ирки исчезли цвета, сменяясь контрастной черно-белой ясностью. Она почувствовала, как там, в коридоре, возятся изодранные, израненные, но живые, живые вовкулаки. И как старый волк ползет, судорожно ползет сюда, волоча непослушное тело и обрывки разодранных пут. А потом из глубин ее души стало подниматься нечто грозное и абсолютно бесстрашное, прорываясь наружу гремящим рыком.
Сильные ноги швырнули в прыжок. Мощное темное тело взвилось в воздух. Щелкнули клыки, и тащившие Богдана твари зашлись в коротком вопле и смолкли. Острые когти прошлись по разодранным телам ничек. Взметнулись в воздух нитяные арканы... И тут же бессильно сгорели, потому что вокруг гладкой черной шкуры вспыхнул огненный ореол. Волной покатился по толпе ночных созданий, оставляя после себя лишь выгоревшую проплешину.
Широкая грудь сшибла наземь с десяток ничек, их тонкие соломенные тельца переламывались под поступью тяжелых лап. Веретено больно вонзилось между когтями. Сверкающие зубы выдрали из лапы острую колючку, послышался злобный визг, и темное тело прянуло вслед самым благоразумным из ночных тварей – бросив своих пленников, они пытались бежать. Но поздно, слишком поздно.
Громадная лапа прихлопнула последнюю бегущую ничку. Корчась в покрытых синим лаком когтях, существо затуманенным взором глядело на нависшую над ним оскаленную пасть.
– Не вин, не вин! – проскрежетала ничка. – Хазяин... не знает! Не Хорт, не Хорт! Хорти... – когти сжались. Еще раз простонав: – Хазяин! – последняя ничка смолкла.
В ответ послышался тихий изумленный полустон-полувздох. На мгновение у стены соткалась высокая гибкая фигура в плаще из тьмы. Из-под клубящегося мрака капюшона мрачным красным огнем сверкнули змеиные глаза с узкой щелью вертикального зрачка. Коротко и остро взблеснул перстень с кровавым рубином.
– Теперь знаю! – взвился столб алого пламени. Фигура исчезла.
Над опустевшим полем боя, покачиваясь на тонких, но сильных ногах, отблескивая темной гладкой шкурой, скаля клыки, стояла громадная борзая. Хортица.
Глава 17. Зачем ведьмам деньги?
– Все трое получим меньше, чем должны были! – гневно процедила Танька, сузившимися глазами разглядывая компанию вовкулаков.
Вытянув длинные ноги, семерка вальяжно раскинулась в мягких креслах банковского офиса. Сегодня они отказались от своих камуфляжных костюмов, даже майор появился без мундира, в обычных джинсах и рубашке. Но все равно банковские служащие с опасливым недоверием косились на этих посетителей: молодые волки и их командир выглядели опасными, чему немало способствовали украшавшие их физиономии синяки и ссадины. У майора надо лбом был начисто выдран клок волос, похоже, вместе с куском кожи, повязка на лбу пропиталась свежей кровью. Но выглядел Ментовский Вовкулака при этом чрезвычайно довольным.
– Будто овечку задрал, – прокомментировал Богдан.
– А и задрал! – агрессивно вскинулась Танька. – Меня! Считай, по живому зарезал! Выцарапал, выгрыз! Волчина свинский! Придется-таки с ними делиться, по пятьдесят тысяч на каждого! Ну что за взрослые пошли, вместо того, чтоб детей защищать, так и норовят кинуть на сотни тысяч долларов!
– Так он тебя и защищал! – вступился за оборотня Богдан. – А не то пристрелили бы!
– Так я потому и уступила! Иначе нолик бы он у меня получил, а не триста пятьдесят тысяч! – взвилась Танька.
– Ну так и не блей, бедная овечка! – рявкнул Богдан. – По пятьдесят тысяч – тоже хорошие деньги!
– Только непонятно, куда их девать, – раздраженно пробурчала Танька. – Протрынькать – слишком много, бизнес начать – слишком мало. Хорошо, что теперь даже детям можно свой счет иметь. Значит, так. Пока оставляем деньги в банке, я уже выяснила, процент там пойдет приличный. А я спокойно обдумаю, как их лучше всего использовать. Так что пока никаких машин никто не покупает!
– У Ирки холодильник, считай, спекся. И бабку она хотела в санаторий, – недовольно протянул Богдан.
– На холодильник пусть оставит, – нехотя согласилась Танька. – А бабка в санаторий с процентов поедет, в следующем месяце. Как говорит мой папа: все отдохнем на одну путевку. Кстати, Ирка, не вздумай про деньги своей бабке проговориться, а то она у тебя тоже любит банковские вклады: в банку засунет и в кладовке за ведром припрячет, пока не сгниют! Ирка! Ты нас хоть слышишь вообще, а?!
Бледная Ирка, в глубокой задумчивости сидевшая в кресле, вздрогнула:
– А? Что? – Она быстро провела языком по зубам, внимательно оглядела собственные ногти, потянула носом воздух и облегченно вздохнула:
– Да-да, хорошо! Просто замечательно!
Богдан с Танькой обменялись тревожными взглядами.
– Да перестань ты дергаться, Хортица... – начал Богдан и осекся, потому что Ирка снова вздрогнула и принялась ощупывать руки в поисках отсутствующих когтей.
Дверь распахнулась. Семерка вовкулаков поднялась навстречу Владимиру Георгиевичу Иващенко. Бизнесмен выглядел не лучшим образом. Он был бледен, совсем как Ирка, и почему-то все время косился на Таньку: испуганно и в то же время как-то обиженно.
Слегка недоумевая – вроде обижаться ему не на что, – Танька ответила ободряющей улыбкой:
– Здрасте, Владимир Георгиевич! Как дела? Как компаньон? Как Серега?
Иващенко выдавил в ответ фальшиво-бодрую улыбку:
– Спасибо, все очухались. Теперь под домашним арестом. Оба. Найдут способ покрыть убытки компании – спущу дело на тормозах. Не найдут – посажу всерьез! У нас по их милости все равно дефицит бюджета в полмиллиона долларов! Правильно? – и он вопросительно поглядел на Таньку, словно ждал от нее подтверждения.
Не очень понимая, что она должна подтвердить – то ли правильность мер по отношению к мошенникам, то ли размер дефицита, – Танька кивнула, соглашаясь и с тем, и с другим.
– Ну что, все готовы? – поинтересовался Иващенко и опять внимательно поглядел на Таньку.
Едва заметно пожав плечами, Танька снова кивнула.
Иващенко повернулся к поджидавшему его банковскому служащему.
– Я предупреждал по телефону: я хочу перевести со счета компании полмиллиона долларов... – Он осекся и вновь тревожно уставился на Таньку. Той ничего не оставалось, как снова кивнуть. В глазах бизнесмена промелькнуло было облегчение, но тут же опять сменилось тревогой: – И распределить их между десятью именными счетами – по пятьдесят тысяч на каждый... – и бизнесмен в очередной раз вопросительно воззрился на Таньку.
Танька ответила ему изумленным взглядом. Но Иващенко упорно ждал и явно не собирался ничего предпринимать, пока не получит Танькиного согласия. Удивленная девчонка в очередной раз кивнула.
– Сейчас все сделаем, Владимир Георгиевич! – бодро объявил служащий. – Получатели все здесь? Отлично! Проходите сюда, пожалуйста!
Щелкали клавиши компьютера, тихо гудя, принтеры выплевывали бланки банковских договоров. Десять совершенно одинаковых договоров – разнились в них только имена. Иващенко закрыл колпачком ручку:
– Вот видите, с моей стороны все точно в срок, как и договаривались, копеечка в копеечку! – повернулся он к Таньке. В голосе его звучала явная претензия. – А если вам пришлось поделиться с этими господами... – он кивнул на семерку донельзя довольных вовкулаков, – так я здесь ни при чем! И пытаться вытрясти из меня вдвое большую сумму – некрасиво! Вы слышали когда-нибудь о бизнес-этике, милая девочка?
– Я? – воскликнула обалдевшая от его напора Танька.
– Вы, вы! Судя по вашему изумлению – никогда! – продолжал выступать Иващенко. – А надо бы, если, конечно, хотите заниматься делами!
– Я... Я не в том смысле «я», что никогда не слышала, а в том смысле «я», что я ничего из вас не вытряхивала! – попыталась остановить его растерянная Танька.
– Ну да?! – недоверчиво усмехнулся Иващенко. – Может, это вы таким манером меня подстегивали, чтоб я от выплаты не уклонялся? Это тоже отвратительно! Я не давал вам повода подозревать меня! У нас договор! Моей кровью, между прочим, подписанный! А вы...
– Погодите, – оторвавшись от процесса ощупывания ногтей и зубов, вмешалась Ирка, – что вы на Таньку накинулись?
– Я на нее? – возмутился бизнесмен. – Это она на меня! Своими колдовскими штучками!
– Не кидалась я на вас! – Танька уже чуть не плакала.
– А почему тогда в локальной сети корпорации посторонняя программа шастает? Между прочим, «ВедьмаТанька» называется!
Ирка и Богдан понимающе переглянулись. Танька страдальчески сморщилась.
– И что, эта «ВедьмаТанька» очень вредная? – убитым голосом переспросила она.
– Наверняка, можно даже не спрашивать, – пробурчал себе под нос Богдан.
– О нет, ну что вы, совсем не вредная! – с издевательской любезностью сообщил Иващенко. – Просто с какого бы компьютера я ни подключался, она тут же открывается и наседает со своими требованиями! Ни одну программу открыть невозможно, чтоб поперек экрана не зависло сообщение от «ВедьмаТанька»!
– Ну и чего она вам пишет? – мрачно спросила Танька.
– Вы имеете в виду, что вы мне пишете? А то вы не знаете! Всегда одно и то же! «Дай миллион, дай миллион, дай миллион!»
Ирка невольно хрюкнула от смеха.
– Не «ВедьмаТанька», а Паниковский какой-то! – рявкнул Иващенко. – Миллион! Как же! Договаривались на полмиллиона, вот их вы и получили! – и круто развернувшись, он вышел прочь из банка.
Танька шагнула за ним следом, будто хотела догнать, объяснить. Но сквозь стекло двери видно было, как Иващенко вскочил в свой джип. Взревев двигателем, машина умчалась.
Танька досадливо махнула рукой.
– Вот всегда так с этими взрослыми! В чем угодно готовы обвинить, а нас никогда не выслушают! – обиженно протянула она.
– Почему эта самая «ВедьмаТанька» с него миллион требует? – поинтересовалась Ирка.
– Ну-у... – Танька замялась. – Когда мы компьютер допрашивали, я подумала, что продешевила, можно было с Иващенко и миллион взять. А что, вон сколько работы мы проделали... – и вдруг Танька осеклась, смертельно побледнела. До нее дошло. – Погодите! – страшным шепотом сказала она, – Это что ж получается? Компьютер тогда с меня информацию снял, и теперь я в нем живу? Я?
– Не надо так нервничать. Не ты вовсе, ты тут стоишь, договор на пятьдесят тысяч долларов от нервов мнешь, скоро совсем в клочки раздерешь, – попытался успокоить Таньку Богдан. – Наверное, у них в локальной сети теперь твоя цифровая копия шастает. Ох и не завидую я им!
– Не может быть! – почти простонала Танька. – Невозможно!
– Как же, невозможно... – мрачно пробурчала Ирка и вытащила из кармана смятый листок бумаги. – Помнишь, когда мы заговор на карты положили, чтоб каждый в них свой страх увидел, я тебя просила записывать, кто чего боится?
– Конечно, помню, – пожала плечами Танька. – Я еще Серегино признание записала и тебе дала. Думала, ты его Иващенко покажешь, а ты – раз! – и в карман бумажку спрятала. Я что-то неправильно написала?
