СЕРДЦЕ СЕВЕРА
На меня объявили охоту, и мне пришлось бежать от ищеек жестокого Императора в далекие северные земли. Вот только я даже не догадывалась, какие тайны хранит суровый край, и не ожидала, что окажусь во власти его правителя, эрта, чье сердце холоднее снега, укрывающего горные вершины, а в глазах бушует пламя, способное растопить лед. И сражаться мне теперь придется не только с многочисленными недоброжелателями, но и с собственными чувствами.
Возрастное ограничение 16+
Слишком большие рукавицы то и дело норовили свалиться с ладоней, ноги оледенели в стоптанных грубых башмаках. Старенький прохудившийся тулупчик не спасал от резких порывов северного ветра, и я ежилась и вздрагивала, ускоряла шаг почти до бега в надежде хоть немного согреться. А ведь настоящие морозы еще не пришли в Синие Холмы! Так, во всяком случае, утверждала мать-настоятельница Беренис, а ей верить можно, она-то прожила здесь всю жизнь, здесь родилась, здесь собиралась и упокоиться на погосте при обители. Меня настоятельница в сердцах частенько ругала неженкой, и я, пожалуй, была с ней полностью согласна. О предстоящей трескучей стуже, злобных метелях и буранах, высоких – выше пояса! – сугробах, скованной льдами Быстринке, из которой надо носить стылую воду, пока не наполнится огромная бочка, думалось с ужасом. На благословенном юге таких холодов не бывает, вот только о юге вспоминать нельзя. Не то что шепотом, даже мысленно, даже оставшись в одиночестве в мрачной крохотной келье, мрак в которой не способна разогнать коптящая свеча.
Из-под платка выбилась прядь темно-каштанового цвета, к которому я никак не могла привыкнуть, лезла в лицо, щекотала щеку. Да, волосы приходилось красить ореховым настоем, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Северяне высоки, темноволосы, белокожи. Изредка попадаются блондинки-пленницы, привезенные с торгов в Империи, некоторых из них освободили и взяли в жены, а значит, скоро появятся и детишки с пшенично-русыми волосами. А может, и нет – северная кровь сильна, куда сильнее крови белокурых дочерей лесов. Вот только ни одной девушки с косами светло-рыжего цвета здесь не увидишь. Южанок так далеко не забрасывала судьба. Кроме меня, конечно. Хорошо еще, что среди жителей Синих Холмов много сероглазых, легко сойти за свою. И вдвойне повезло, что матушка Беренис согласилась дать приют полуживой от голода истощенной страннице, что из последних сил постучала в ворота обители ненастной осенней ночью. Приютила и не стала ни о чем расспрашивать, заметила только, что Благая Мать равно осеняет своим крылом всех дочерей человеческих. Не догадывалась, что человеком-то ночная гостья и не была. Вернее, народ ее северяне людьми не считали, следовательно, северные боги Проклятым покровительствовать никак не могли. Вот только доброй Беренис и в голову не могло прийти, кого она впустила под кров обители.
– С дороги! Прочь!
Я поспешно шагнула в сторону, опустила взгляд. Всадник пролетел мимо. Чужак – одежда хоть и дорожная, пропыленная, но богатая, сразу видно. Копыто вороного коня попало в лужу, затянутую тоненькой корочкой льда, меня обдало грязной мерзлой водой. Ну вот, теперь на лице останутся разводы: грубой рукавицей не оттереться как следует, а умыться негде. Мысленно пожелав всаднику провалиться в подземный мир, к огненным демонам, я кое-как утерлась и поспешила через поле к городку. Темнеет на севере поздней осенью рано, вернуться бы в обитель до заката. Интересно, куда все-таки направлялся незнакомец? Синие Холмы лежат вдалеке от шумных трактов, в наше захолустье прежде эдакие птицы не залетали.
Задержаться все же пришлось: словоохотливая старушка, к которой матушка Беренис отправила меня с целебной мазью, обрадовалась собеседнице и долго не отпускала, расспрашивала о жизни в обители да рассказывала городские сплетни. Так что из Синих Холмов я вышла, когда закат уже догорал. Кровавые полосы расчерчивали стремительно темнеющее небо, ветер пригибал к земле последние стойкие травинки: ш-ш-шух! ш-ш-шух! Я почти бежала по замерзшей дороге, оскальзываясь и чуть не падая. С наступлением темноты ворота обители накрепко запрут, и придется долго звать глуховатую привратницу сестру Гвинеду, которой по старости лет из всех обязанностей только и оставили, что открывать да закрывать засовы.
Успела.
– Ох, я-то уж запирать думала, вовремя ты, Ирис, – прокряхтела Гвинеда. – Совсем из головы вылетело, что матушка тебя в город послала.
В голове старой Гвинеды надолго сведения не задерживались, так что я не удивилась. Поразилась, услышав то, что она сказала дальше.
– Гость к нам пожаловал, Ирис. Ты к матушке-то загляни, вроде как о тебе он спрашивал.
Скорее всего, в памяти привратницы, как обычно, все перепуталось, но я все равно насторожилась. Кто мог расспрашивать обо мне в этом захолустье? Кому вообще могло взбрести на ум искать меня здесь?
– Не мешкай, – наставляла привратница, – потом поужинаешь. Сама знаешь, матушка сердится, если ей доводится ждать.
Вопреки ее наказу я направилась первым делом в трапезную: доверять словам Гвинеды не стоило. Ей ничего не стоило перепутать двух молоденьких послушниц, живших в обители вот уже третий год, или забыть, что именно происходило сегодня утром. Зная эту ее особенность, никто никаких поручений привратнице не давал. Благо еще, что свою немудреную работу она могла исполнять.
Мой нос уже уловил разносящийся из трапезной аппетитный аромат каши со шкварками, и я сглотнула голодную слюну, но отведать ужин мне было не суждено.
– Ирис! – окликнула меня Маргетта, одна их тех самых послушниц. – Ирис, наконец-то! Тебя матушка Беренис разыскивала! Велела, чтобы как вернешься, так сразу к ней шла.
Надо же, права оказалась старая Гвинеда, ничего не напутала. И спешка эта явно вызвана визитом незнакомца, вот только что ему от меня понадобилось?
К кабинету настоятельницы я подходила на негнущихся ногах, замедляясь с каждым шагом. Предчувствие беды усиливалось, внутренне чутье, то самое, что не дало погибнуть полгода назад, прямо-таки вопило об опасности. Вот только выхода у меня не было. Затаиться? Все равно найдут, даже если потребуется перевернуть обитель вверх дном. Сбежать? Ворота уже накрепко заперты, через высокую ограду не перелезть. Наплести небылиц Гвинеде, чтобы отодвинула засовы и выпустила меня? Не поверит и правильно сделает. Да и следуют за мной в нескольких шагах благочестивые сестры, якобы случайно идут по направлению к комнатам матушки. Следят? Или просто любопытствуют? В любом случае ускользнуть не позволят. Лучше не вызывать излишних подозрений, вести себя как обычно. Кем бы ни был ночной гость, вряд ли он приехал в Синие Холмы по мою душу. Посланник Императора прибыл бы не один, а в сопровождении отряда гвардейцев, значит, меня еще не обнаружили. Да и то сказать – кому придет в голову искать беглянку с разоренного юга на далеком севере?
Матушка Беренис сама распахнула дверь на мой робкий стук, не выкрикнула из-за стола по обыкновению повеление заходить. В кабинете ее имелась неслыханная для обители роскошь – камин, большей частью пустой и холодный. Сегодня же в нем весело горело пламя, бросая отблески на лицо сидевшего в неудобном – а удобной мебели здесь попросту не водилось – кресле мужчины. Я украдкой разглядывала незнакомца. Темноволосый, как и все северяне, с резкими, но не грубыми чертами лица. Нос с небольшой горбинкой, высокие скулы. Рост навскидку определить трудно, но скорее всего высокий, судя по длине вытянутых к огню ног. Пальцы, держащие кубок, изящны, но ладонь крепка: рука воина, а не поэта. Дорогой дорожный костюм. Сапоги, что стоят чуть ли не в полгода содержания обители, с крылатой тварью на шпорах. Ничего удивительного, я ожидала увидеть здесь именно его. Еще тогда, на дороге, подумала, что такому человеку в Синих Холмах делать нечего.
– Ирис, – непривычным медовым голосом позвала матушка Беренис, – проходи, дорогая. Вот, господин, это и есть Ирис. Та девушка, о которой вы спрашивали.
Он резко поднялся и оказался не просто высоким – огромным. Или мне так показалось с перепугу? Подошел ко мне, свободной рукой взял за подбородок, приподнял лицо. Глаза… глаза его были не столь часто встречаемого в здешних краях серого цвета, о нет. В них горело синее пламя – и я невольно отшатнулась.
– Откуда ты приехала, Ирис?
Голос человека, привыкшего, что на его вопросы тут же дают ответы. Честные и искренние, без утайки.
– Издалека.
– Откуда именно?
– Из долины Саарханд.
Короткий смешок.
– Неверный ответ, крошка Ирис. Попробуй еще раз.
Пальцы сдавили подбородок чуть крепче, еще не причиняя боли, но уже показывая, что играть незнакомец не намерен. За моей спиной сдавленно охнула матушка Беренис, но вмешаться не решилась.
– Мой дом был в долине, – упрямо повторила я.
Пусть докажет, что я лгу! Белокурой голобоглазой дочерью лесов мне не притвориться, как ни старайся, а вот за жительницу долины Саарханд сойти несложно. Да и легкий акцент, все еще проскальзывающий в моей речи, слегка похож. Саархандцы говорили протяжно, почти как южане. Северная же речь звучит иначе: резко, отрывисто, мне никак не удавалось приноровиться, чтобы сойти за свою, оттого-то во время странствия я предпочитала помалкивать.
– В долине, значит? – незнакомец отпустил мой подбородок, потянул за каштановую прядь. – И о том, что по всей Империи разыскивают южных ведьм с рыжими волосами и свозят их в столицу, ты, должно быть, слышишь впервые? Да, крошка Ирис?
Я попыталась не перемениться в лице. Конечно же, не впервые. Именно этот указ Императора и вынудил меня оставить родные земли, пусть и разоренные войной, но все равно питавшие силой, и бежать. Скрыться здесь, за пределами Империи, в суровом северном краю.
Матушка Беренис что-то сдавленно промычала.
– Император не властен над Севером, – задумчиво говорил незнакомец, пропуская сквозь пальцы мои волосы, будто лаская. – Но он наш союзник, и недавно эрт получил от него письмо с просьбой поймать и выдать Империи любую ведьму с юга, буде случится ей оказаться на нашей земле. Назови мне хоть одну причину отказать ему, крошка Ирис.
– Я… я не знаю. К-какие ведьмы? О чем вы, господин?
Несколько мгновений он молча всматривался мне в лицо, а потом убрал руку и отвернулся. Но не успела я вздохнуть с облегчением, как обледенела от слов:
– Я забираю эту девушку из обители, почтенная матушка. Вели своим сестрам собрать для нас еды. Мы выезжаем завтра с рассветом.
За два с лишним месяца жизни в обители я так и не обзавелась вещами: как пришла с небольшим узелком, так с ним и покидала гостеприимные стены. Матушку Беренис не осуждала: противиться незнакомцу и отстоять меня она все равно бы не смогла. Сомневаюсь, что он назвал свое подлинное имя, но бумага эрта с печатями при нем имелась, так что почтенная настоятельница только молча склонила голову и осенила меня священным полукругом.
– Да будет милостива к тебе богиня, дитя, – едва слышно прошептала она дрожащими губами.
В милости ко мне покровительствующей обители богини я сильно сомневалась. Здесь, под старыми низкими сводами, в полутьме и тиши, моя сила крепко спала. Ее не хватало даже на то, чтобы зажечь крохотный огонек. Да и на просторе, в полях между обителью и Синими Холмами, просыпаться сила не желала, ощущалась слабо-слабо. Здесь, на чужбине, я в полной мере осознала и на себе прочувствовала, что ощущают лишенки, те, кто утратил магию. Словно отняли часть души, опустошили, оставили беспомощной. Вот только пустые сожаления ни к чему не приводят, поэтому я просто запретила себе вспоминать.
К утру на смену охватившему меня в кабинете настоятельницы ужасу пришло спокойствие. Удрать из обители не получится: за дверью кельи маячили две крепкие мужеподобные сестры, занимавшиеся обычно самой тяжелой работой. Стоило мне выглянуть в коридор, как одна из них отлепилась от стены и пробасила:
– Куда?
– По нужде, – солгала я.
– Пойдем.
Стало понятно, что одну меня не оставят. Здесь, во всяком случае, а вот в дороге… Посланник эрта прибыл один, и вряд ли его поджидает поблизости отряд, в противном случае в обители появились бы все воины. Путь до Империи не из близких, и это еще в том случае, если меня сначала не отвезут в замок эрта, чтобы правитель мог лично доставить беглянку союзнику. Даже если воспользоваться переходами, все равно в один день не уложиться. Ехать мы будет вдвоем, останавливаться на отдых и на ночлег придется. А уж там я что-нибудь придумаю.
Позавтракали затемно, еще до утренней молитвы. Я – в пустой трапезной, незнакомец – в гостевых комнатах. Имелись при обители такие, на случай, если придется приютить знатных путников. Вот, пригодились. Маргетта оттащила наверх тяжело груженый поднос с яствами, которые сестры только по большим праздникам и вкушали: матушка Беренис изо всех сил стремилась угодить гостю. Вместо разваренной пшеницы, тертой моркови и куска хлеба ему досталась запеченная перепелка с картофелем, а еще – неслыханная роскошь! – омлет аж из трех яиц с грибами. Маргетта разглядывала все это изобилие жадным взглядом, шумно вздыхала, оглядывалась по сторонам. Ей точно не терпелось утащить хоть кусочек, но страх перед наказанием перевесил.
Узелок с пожитками лежал рядом со мной на грубо сколоченной лавке. Смена белья, теплые чулки, кое-какие мыльные принадлежности, расческа – вот и все. Запасы настойки из ореховой кожуры я тоже прихватила с собой. Бутылек был снабжен этикеткой с надписью «Желудочный эликсир» и вопросов ни у кого из сестер не вызывал.
– Ирис, – робко окликнула меня вернувшаяся с опустевшим подносом Маргетта, – Ирис, он сказал, что ждет тебя во дворе. Выходи. Ой, я так тебе завидую!
Чему завидовать, глупая? Ты думаешь, богатый и знатный господин увезет меня в прекрасную сказочную жизнь? Ошибаешься. Меня ждут подземелья во дворце Императора, пытки и мучительная смерть. Это если я не позабочусь о себе сама и не удеру как можно дальше.
Я ничего не сказала молоденькой глупышке. Молча встала, запахнулась в плащ, натянула рукавицы, подхватила узелок и пошла к выходу.
Незнакомец действительно уже поджидал меня во дворе. Оседланный вороной косился на меня, фыркал. Я скинула рукавицу, протянула к нему ладонь. Пусть сила и спит, но животные все равно должны ее чувствовать. А таиться больше смысла нет.
Крепкая рука перехватила мое запястье, не дала прикоснуться.
– Готова, крошка Ирис? Тогда в путь.
Как же меня злило это обращение! Но выказывать негодование и спорить я права не имела. Нужно молчать, нужно выглядеть покорной и смирившейся со своей участью. Тогда противник расслабится, потеряет бдительность. И очнется, когда будет уже поздно.
Миг – и он уже в седле. Подхватил меня, усадил перед собой. Гвинеда дребезжа ключами распахнула ворота, дрожащей морщинистой рукой, покрытой старческими пятнами, очертила в воздухе полукруг. Губы ее шевелились, но бормотания было не разобрать за стуком копыт. Ни матушка Беренис, ни благочестивые сестры на крыльцо не вышли.
***
Меня неудержимо клонило в сон: сказывалась тревожная ночь, за которую толком не удалось сомкнуть глаз. Тепло тела за спиной успокаивало, навевало обманчивое ощущение надежности, безопасности.
АННОТАЦИЯ
На меня объявили охоту, и мне пришлось бежать от ищеек жестокого Императора в далекие северные земли. Вот только я даже не догадывалась, какие тайны хранит суровый край, и не ожидала, что окажусь во власти его правителя, эрта, чье сердце холоднее снега, укрывающего горные вершины, а в глазах бушует пламя, способное растопить лед. И сражаться мне теперь придется не только с многочисленными недоброжелателями, но и с собственными чувствами.
Возрастное ограничение 16+
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Слишком большие рукавицы то и дело норовили свалиться с ладоней, ноги оледенели в стоптанных грубых башмаках. Старенький прохудившийся тулупчик не спасал от резких порывов северного ветра, и я ежилась и вздрагивала, ускоряла шаг почти до бега в надежде хоть немного согреться. А ведь настоящие морозы еще не пришли в Синие Холмы! Так, во всяком случае, утверждала мать-настоятельница Беренис, а ей верить можно, она-то прожила здесь всю жизнь, здесь родилась, здесь собиралась и упокоиться на погосте при обители. Меня настоятельница в сердцах частенько ругала неженкой, и я, пожалуй, была с ней полностью согласна. О предстоящей трескучей стуже, злобных метелях и буранах, высоких – выше пояса! – сугробах, скованной льдами Быстринке, из которой надо носить стылую воду, пока не наполнится огромная бочка, думалось с ужасом. На благословенном юге таких холодов не бывает, вот только о юге вспоминать нельзя. Не то что шепотом, даже мысленно, даже оставшись в одиночестве в мрачной крохотной келье, мрак в которой не способна разогнать коптящая свеча.
Из-под платка выбилась прядь темно-каштанового цвета, к которому я никак не могла привыкнуть, лезла в лицо, щекотала щеку. Да, волосы приходилось красить ореховым настоем, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. Северяне высоки, темноволосы, белокожи. Изредка попадаются блондинки-пленницы, привезенные с торгов в Империи, некоторых из них освободили и взяли в жены, а значит, скоро появятся и детишки с пшенично-русыми волосами. А может, и нет – северная кровь сильна, куда сильнее крови белокурых дочерей лесов. Вот только ни одной девушки с косами светло-рыжего цвета здесь не увидишь. Южанок так далеко не забрасывала судьба. Кроме меня, конечно. Хорошо еще, что среди жителей Синих Холмов много сероглазых, легко сойти за свою. И вдвойне повезло, что матушка Беренис согласилась дать приют полуживой от голода истощенной страннице, что из последних сил постучала в ворота обители ненастной осенней ночью. Приютила и не стала ни о чем расспрашивать, заметила только, что Благая Мать равно осеняет своим крылом всех дочерей человеческих. Не догадывалась, что человеком-то ночная гостья и не была. Вернее, народ ее северяне людьми не считали, следовательно, северные боги Проклятым покровительствовать никак не могли. Вот только доброй Беренис и в голову не могло прийти, кого она впустила под кров обители.
– С дороги! Прочь!
Я поспешно шагнула в сторону, опустила взгляд. Всадник пролетел мимо. Чужак – одежда хоть и дорожная, пропыленная, но богатая, сразу видно. Копыто вороного коня попало в лужу, затянутую тоненькой корочкой льда, меня обдало грязной мерзлой водой. Ну вот, теперь на лице останутся разводы: грубой рукавицей не оттереться как следует, а умыться негде. Мысленно пожелав всаднику провалиться в подземный мир, к огненным демонам, я кое-как утерлась и поспешила через поле к городку. Темнеет на севере поздней осенью рано, вернуться бы в обитель до заката. Интересно, куда все-таки направлялся незнакомец? Синие Холмы лежат вдалеке от шумных трактов, в наше захолустье прежде эдакие птицы не залетали.
Задержаться все же пришлось: словоохотливая старушка, к которой матушка Беренис отправила меня с целебной мазью, обрадовалась собеседнице и долго не отпускала, расспрашивала о жизни в обители да рассказывала городские сплетни. Так что из Синих Холмов я вышла, когда закат уже догорал. Кровавые полосы расчерчивали стремительно темнеющее небо, ветер пригибал к земле последние стойкие травинки: ш-ш-шух! ш-ш-шух! Я почти бежала по замерзшей дороге, оскальзываясь и чуть не падая. С наступлением темноты ворота обители накрепко запрут, и придется долго звать глуховатую привратницу сестру Гвинеду, которой по старости лет из всех обязанностей только и оставили, что открывать да закрывать засовы.
Успела.
– Ох, я-то уж запирать думала, вовремя ты, Ирис, – прокряхтела Гвинеда. – Совсем из головы вылетело, что матушка тебя в город послала.
В голове старой Гвинеды надолго сведения не задерживались, так что я не удивилась. Поразилась, услышав то, что она сказала дальше.
– Гость к нам пожаловал, Ирис. Ты к матушке-то загляни, вроде как о тебе он спрашивал.
Скорее всего, в памяти привратницы, как обычно, все перепуталось, но я все равно насторожилась. Кто мог расспрашивать обо мне в этом захолустье? Кому вообще могло взбрести на ум искать меня здесь?
– Не мешкай, – наставляла привратница, – потом поужинаешь. Сама знаешь, матушка сердится, если ей доводится ждать.
Вопреки ее наказу я направилась первым делом в трапезную: доверять словам Гвинеды не стоило. Ей ничего не стоило перепутать двух молоденьких послушниц, живших в обители вот уже третий год, или забыть, что именно происходило сегодня утром. Зная эту ее особенность, никто никаких поручений привратнице не давал. Благо еще, что свою немудреную работу она могла исполнять.
Мой нос уже уловил разносящийся из трапезной аппетитный аромат каши со шкварками, и я сглотнула голодную слюну, но отведать ужин мне было не суждено.
– Ирис! – окликнула меня Маргетта, одна их тех самых послушниц. – Ирис, наконец-то! Тебя матушка Беренис разыскивала! Велела, чтобы как вернешься, так сразу к ней шла.
Надо же, права оказалась старая Гвинеда, ничего не напутала. И спешка эта явно вызвана визитом незнакомца, вот только что ему от меня понадобилось?
К кабинету настоятельницы я подходила на негнущихся ногах, замедляясь с каждым шагом. Предчувствие беды усиливалось, внутренне чутье, то самое, что не дало погибнуть полгода назад, прямо-таки вопило об опасности. Вот только выхода у меня не было. Затаиться? Все равно найдут, даже если потребуется перевернуть обитель вверх дном. Сбежать? Ворота уже накрепко заперты, через высокую ограду не перелезть. Наплести небылиц Гвинеде, чтобы отодвинула засовы и выпустила меня? Не поверит и правильно сделает. Да и следуют за мной в нескольких шагах благочестивые сестры, якобы случайно идут по направлению к комнатам матушки. Следят? Или просто любопытствуют? В любом случае ускользнуть не позволят. Лучше не вызывать излишних подозрений, вести себя как обычно. Кем бы ни был ночной гость, вряд ли он приехал в Синие Холмы по мою душу. Посланник Императора прибыл бы не один, а в сопровождении отряда гвардейцев, значит, меня еще не обнаружили. Да и то сказать – кому придет в голову искать беглянку с разоренного юга на далеком севере?
Матушка Беренис сама распахнула дверь на мой робкий стук, не выкрикнула из-за стола по обыкновению повеление заходить. В кабинете ее имелась неслыханная для обители роскошь – камин, большей частью пустой и холодный. Сегодня же в нем весело горело пламя, бросая отблески на лицо сидевшего в неудобном – а удобной мебели здесь попросту не водилось – кресле мужчины. Я украдкой разглядывала незнакомца. Темноволосый, как и все северяне, с резкими, но не грубыми чертами лица. Нос с небольшой горбинкой, высокие скулы. Рост навскидку определить трудно, но скорее всего высокий, судя по длине вытянутых к огню ног. Пальцы, держащие кубок, изящны, но ладонь крепка: рука воина, а не поэта. Дорогой дорожный костюм. Сапоги, что стоят чуть ли не в полгода содержания обители, с крылатой тварью на шпорах. Ничего удивительного, я ожидала увидеть здесь именно его. Еще тогда, на дороге, подумала, что такому человеку в Синих Холмах делать нечего.
– Ирис, – непривычным медовым голосом позвала матушка Беренис, – проходи, дорогая. Вот, господин, это и есть Ирис. Та девушка, о которой вы спрашивали.
Он резко поднялся и оказался не просто высоким – огромным. Или мне так показалось с перепугу? Подошел ко мне, свободной рукой взял за подбородок, приподнял лицо. Глаза… глаза его были не столь часто встречаемого в здешних краях серого цвета, о нет. В них горело синее пламя – и я невольно отшатнулась.
– Откуда ты приехала, Ирис?
Голос человека, привыкшего, что на его вопросы тут же дают ответы. Честные и искренние, без утайки.
– Издалека.
– Откуда именно?
– Из долины Саарханд.
Короткий смешок.
– Неверный ответ, крошка Ирис. Попробуй еще раз.
Пальцы сдавили подбородок чуть крепче, еще не причиняя боли, но уже показывая, что играть незнакомец не намерен. За моей спиной сдавленно охнула матушка Беренис, но вмешаться не решилась.
– Мой дом был в долине, – упрямо повторила я.
Пусть докажет, что я лгу! Белокурой голобоглазой дочерью лесов мне не притвориться, как ни старайся, а вот за жительницу долины Саарханд сойти несложно. Да и легкий акцент, все еще проскальзывающий в моей речи, слегка похож. Саархандцы говорили протяжно, почти как южане. Северная же речь звучит иначе: резко, отрывисто, мне никак не удавалось приноровиться, чтобы сойти за свою, оттого-то во время странствия я предпочитала помалкивать.
– В долине, значит? – незнакомец отпустил мой подбородок, потянул за каштановую прядь. – И о том, что по всей Империи разыскивают южных ведьм с рыжими волосами и свозят их в столицу, ты, должно быть, слышишь впервые? Да, крошка Ирис?
Я попыталась не перемениться в лице. Конечно же, не впервые. Именно этот указ Императора и вынудил меня оставить родные земли, пусть и разоренные войной, но все равно питавшие силой, и бежать. Скрыться здесь, за пределами Империи, в суровом северном краю.
Матушка Беренис что-то сдавленно промычала.
– Император не властен над Севером, – задумчиво говорил незнакомец, пропуская сквозь пальцы мои волосы, будто лаская. – Но он наш союзник, и недавно эрт получил от него письмо с просьбой поймать и выдать Империи любую ведьму с юга, буде случится ей оказаться на нашей земле. Назови мне хоть одну причину отказать ему, крошка Ирис.
– Я… я не знаю. К-какие ведьмы? О чем вы, господин?
Несколько мгновений он молча всматривался мне в лицо, а потом убрал руку и отвернулся. Но не успела я вздохнуть с облегчением, как обледенела от слов:
– Я забираю эту девушку из обители, почтенная матушка. Вели своим сестрам собрать для нас еды. Мы выезжаем завтра с рассветом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
За два с лишним месяца жизни в обители я так и не обзавелась вещами: как пришла с небольшим узелком, так с ним и покидала гостеприимные стены. Матушку Беренис не осуждала: противиться незнакомцу и отстоять меня она все равно бы не смогла. Сомневаюсь, что он назвал свое подлинное имя, но бумага эрта с печатями при нем имелась, так что почтенная настоятельница только молча склонила голову и осенила меня священным полукругом.
– Да будет милостива к тебе богиня, дитя, – едва слышно прошептала она дрожащими губами.
В милости ко мне покровительствующей обители богини я сильно сомневалась. Здесь, под старыми низкими сводами, в полутьме и тиши, моя сила крепко спала. Ее не хватало даже на то, чтобы зажечь крохотный огонек. Да и на просторе, в полях между обителью и Синими Холмами, просыпаться сила не желала, ощущалась слабо-слабо. Здесь, на чужбине, я в полной мере осознала и на себе прочувствовала, что ощущают лишенки, те, кто утратил магию. Словно отняли часть души, опустошили, оставили беспомощной. Вот только пустые сожаления ни к чему не приводят, поэтому я просто запретила себе вспоминать.
К утру на смену охватившему меня в кабинете настоятельницы ужасу пришло спокойствие. Удрать из обители не получится: за дверью кельи маячили две крепкие мужеподобные сестры, занимавшиеся обычно самой тяжелой работой. Стоило мне выглянуть в коридор, как одна из них отлепилась от стены и пробасила:
– Куда?
– По нужде, – солгала я.
– Пойдем.
Стало понятно, что одну меня не оставят. Здесь, во всяком случае, а вот в дороге… Посланник эрта прибыл один, и вряд ли его поджидает поблизости отряд, в противном случае в обители появились бы все воины. Путь до Империи не из близких, и это еще в том случае, если меня сначала не отвезут в замок эрта, чтобы правитель мог лично доставить беглянку союзнику. Даже если воспользоваться переходами, все равно в один день не уложиться. Ехать мы будет вдвоем, останавливаться на отдых и на ночлег придется. А уж там я что-нибудь придумаю.
Позавтракали затемно, еще до утренней молитвы. Я – в пустой трапезной, незнакомец – в гостевых комнатах. Имелись при обители такие, на случай, если придется приютить знатных путников. Вот, пригодились. Маргетта оттащила наверх тяжело груженый поднос с яствами, которые сестры только по большим праздникам и вкушали: матушка Беренис изо всех сил стремилась угодить гостю. Вместо разваренной пшеницы, тертой моркови и куска хлеба ему досталась запеченная перепелка с картофелем, а еще – неслыханная роскошь! – омлет аж из трех яиц с грибами. Маргетта разглядывала все это изобилие жадным взглядом, шумно вздыхала, оглядывалась по сторонам. Ей точно не терпелось утащить хоть кусочек, но страх перед наказанием перевесил.
Узелок с пожитками лежал рядом со мной на грубо сколоченной лавке. Смена белья, теплые чулки, кое-какие мыльные принадлежности, расческа – вот и все. Запасы настойки из ореховой кожуры я тоже прихватила с собой. Бутылек был снабжен этикеткой с надписью «Желудочный эликсир» и вопросов ни у кого из сестер не вызывал.
– Ирис, – робко окликнула меня вернувшаяся с опустевшим подносом Маргетта, – Ирис, он сказал, что ждет тебя во дворе. Выходи. Ой, я так тебе завидую!
Чему завидовать, глупая? Ты думаешь, богатый и знатный господин увезет меня в прекрасную сказочную жизнь? Ошибаешься. Меня ждут подземелья во дворце Императора, пытки и мучительная смерть. Это если я не позабочусь о себе сама и не удеру как можно дальше.
Я ничего не сказала молоденькой глупышке. Молча встала, запахнулась в плащ, натянула рукавицы, подхватила узелок и пошла к выходу.
Незнакомец действительно уже поджидал меня во дворе. Оседланный вороной косился на меня, фыркал. Я скинула рукавицу, протянула к нему ладонь. Пусть сила и спит, но животные все равно должны ее чувствовать. А таиться больше смысла нет.
Крепкая рука перехватила мое запястье, не дала прикоснуться.
– Готова, крошка Ирис? Тогда в путь.
Как же меня злило это обращение! Но выказывать негодование и спорить я права не имела. Нужно молчать, нужно выглядеть покорной и смирившейся со своей участью. Тогда противник расслабится, потеряет бдительность. И очнется, когда будет уже поздно.
Миг – и он уже в седле. Подхватил меня, усадил перед собой. Гвинеда дребезжа ключами распахнула ворота, дрожащей морщинистой рукой, покрытой старческими пятнами, очертила в воздухе полукруг. Губы ее шевелились, но бормотания было не разобрать за стуком копыт. Ни матушка Беренис, ни благочестивые сестры на крыльцо не вышли.
***
Меня неудержимо клонило в сон: сказывалась тревожная ночь, за которую толком не удалось сомкнуть глаз. Тепло тела за спиной успокаивало, навевало обманчивое ощущение надежности, безопасности.
