Пролог
Стук подкованных каблуков звонко разносится по старинному переулку, что закутан в шелк антрацитовой новоорлеанской ночи – щелк, щелк, щелк!
Словно взводит кто-то курок пистолета.
И гулким эхом несется этот звук над мостовой, мечется между стен высоких домов, кажется чем-то нереальным, призрачным. И свист ветра в проводах и трубах – как вой голодной собаки, в котором слышится все одиночество мира. С дальних болот несет сыростью и смрадом гнилого дерева – и как только слышно эти запахи на центральных улицах?.. А еще ощутимо веет тленом старого кладбища. Казалось бы, откуда взяться этим запахам – ведь белеют не надгробия могил, а колониальные дома, окутаны они сизым сумраком, и туман нежно ласкает балюстрады и перила витых лестниц, розы и орхидеи светятся во мраке, льнут к стенам и окнам, фонари горят, разгоняя сумрак. А все равно жутко, все равно страшно.
Нечисто в это время на улицах Нового Орлеана. Ведьмина ночь. Проклятая ночь. Час до рассвета – самый погибельный. В это время случиться может все, что угодно. Врата на Изнанку отворяются в этот час, и оттуда приходят тени иного мира. Приходят, чтобы танцевать со Смертью на узких улочках, залитых лунным серебром.
Никто не ходит по улицам Нового Орлеана после окончания карнавала. Запираются плотно двери, с грохотом опускаются щеколды, задвигаются засовы, захлопываются ставни – словно кто щелкает плетью.
Люди не спят – люди трясутся от страха, боясь услышать тихий стук в свою дверь. И поэтому звук чужих шагов под окнами кажется опасней выстрелов – ведь это Барон Самди гуляет по Новому Орлеану. Его не смущает Сухой Закон – ему все нипочем. Он пьет и веселится. Он плюет на людские запреты.
А вдруг он захочет выпить именно с тобой?
От болот тянет влагой, и дым от костров стелется по окраинам города, затерянного среди лесов Луизианы. Говорят, оборотни-ругару, проклятые луной, живут там – среди густой непроходимой чащи, среди бурелома. Когда-то там жили индейцы – и возможно, никуда не ушли дикие племена, а превратились в сильных и смелых животных, и серыми стремительными тенями они скользят по устланной листвой земле, забыв о том, что когда-то были людьми. Кто знает, как все произошло на самом деле? Только Изнанка – мир оборотный. Мир, населенный ведьмами и духами. И мертвецами. И время там идет иначе, и все нам навыворот, и что угодно может случиться с человеком на заросших тропинках у речных заток.
Много тайн хранит этот город, ставший Иным. Много тайн хранят окрестные леса Луизианы.
И Барон – одна из самых жутких тайн.
В черном цилиндре, в строгом фраке, с бутылкой рома, который сдобрен жгучим перцем, в одной руке, и элегантной тростью – в другой, ходила бледная Смерть по улицам Нового Орлеана, танцевала в толпе, что лилась веселым карнавалом по главной улице, освещенной гирляндами… А с балконов роскошных вилл улыбались ярко накрашенными губами красивые девушки, не зная, что там, среди смеющихся и шумных танцоров, притаился он – тот, от которого этой ночью будут запирать двери. Тот, в страхе перед кем будут шептать старинные заговоры. Тот, от кого – говорят так! – защищает терпкая горечь вербены.
Кто он такой? Об этом мало кто знает… а тот, кто знает, старается молчать. Нечего лишний раз поминать лоа. Не зови – и не придет мистер Смерть за тобой, пока не вышел твой срок на этой земле.
И лишь одна красотка – черноволоса и стройна, в коротком красном платье и высоких сапогах – замрет на своем балконе, свесившись через перила, и будет вглядываться в толпу прищуренными кошачьими глазами.
Где же он? Тот, кого боятся люди, где он? Где он в этой ночи, пропитанной запахом сигар и терпким ароматом запрещенного контрабандного рома? Тот, кто подарит ей сладость последнего поцелуя и унесет с собой в южную ночь?
Она не боится смерти. Она знает – это только начало. И там, За Гранью, шатаясь по переулкам под руку с Бароном, она будет веселиться и радоваться своей не-жизни.
И она не запрет двери этой ночью. И выбросит прочь оберег с вербеной. Лихо заломит шляпу, ухмыльнется по-волчьи – в ее жилах течет индейская кровь – и станцует со своим призрачным женихом танец Смерти.
…Ночь раскинулась над городом черной шалью, украшенной алмазной сетью созвездий. Ветер уносит во мглу яркие фонарики и ленты, играет яркими бусами, рассыпанными по мостовой.
Французский квартал поет и пляшет, тайком пьет огненный ром и по старинке курит опиум, но – плотно закрыв двери и захлопнув ставни, насыпав у порога соль, повесив у окон сушеную вербену… ведь на кладбище Сент-Луис в эту ночь просыпается Тот-Кто-Ходит-В-Ночи. Он надевает фрак, шляпу с высокой тульей, берет в костлявые руки трость с тяжелым набалдашником и идет прочь от залитых лунным светом надгробий. Идет к людям – ведь так манит его живая кровь и стук сердец. Стук, похожий на щелканье взведенного курка. Похожий на треск костей, когда танцует мистер Смерть.
Жизнь всегда рядом со смертью. Неразлучны, как брат с сестрой.
Белеет в сумраке кость – но под полями шляпы сразу не разглядеть, что это не просто бледный господин идет по улицам Нового Орлеана… не видать, что это скелет вырядился в джентльмена. Он пьет свой ром, зная, что никто не посмеет его наказать за это, курит трубку, насвистывает что-то и внимательно смотрит по сторонам, сверкая болотными огоньками вместо глаз – не попадется ли распахнутая дверь или приоткрытое окно?
Карнавал схлынул, развеялся, исчез – и лишь в подпольных барах, где пьют контрабандный виски, паршивый, как затхлая вода в болотах, слышна музыка и смех. Карнавал вернется завтра, едва закат окрасит кровью крыши домов, карнавал вернется, и снова будет петь и веселиться на улицах этого таинственного города, давшего когда-то приют переселенцам из Старого Света. Они искали лучшей доли. Нашли ее? Едва ли. Но судьбу свою перекроили.
А Барон смотрит на окна, ухмыляется пьяно. Эта ночь после окончания карнавала – его. Элегантного, необузданного и обольстительного.
И Барон танцует, гремя костьми, поигрывая тростью и пуская клубы дыма в чернильно-черное небо Нового Орлеана, похожее на пестрый гобелен, сотканный из грез и туманного сумрака магии вуду.
Танцует Самди. И пьет лунный свет. И слушает музыку звезд. И шепчет ветру свои тайны, рассказывает тьме о своих желаниях. Заглядывает в окна – но если и распахнуты ставни, то рамы плотно прихлопнуты и терпко пахнет вербеной, что разложена на подоконнике.
Как вдруг Барон замирает, будто услышал что-то. Или кого-то.
Будто услышал Зов.
ГЛАВА 1
…– Снова Самди ходит? – пожилой господин Флёр курит трубку у камина, нервно покусывает ее, хмурит брови. Седой, взлохмаченный, похожий на старого пса, он вглядывается в огонь, что танцует на поленьях, и на лице его – тревога.
– Кажется, да… – Бриджит, его старшая дочь, присев у окна, всматривается в щелку, оставленную ставнями. Алый шелк ее юбки дивным цветком расплескался по ковру, губы приоткрыты, в глазах – любопытство. – Вы бы шли, папа, отдыхать, поздно… Утром вас рано поднимут – не хватало опоздать… Вам лекаря еще встречать, сами ведь знаете, тяжелый день предстоит.
– Ты зачем у окна сидишь? – недовольно отозвался старик, игнорируя ее наигранную заботу.
Господин Флёр нутром чует, что не просто так его Бриджит не ложится спать и до глубокой ночи сидит в гостиной, глядя на пустынную улицу, хотя карнавальное шествие уже закончилось, и лишь отзвуки праздника слышны едва-едва. Последние гуляки спрятались в закрытых клубах и кабаре, где можно купить то, что запрещено, причем пить виски и играть в покер там будут и те, кто днем строго следят за порядком – жених Бриджит, полицейский агент Нэйтон Коллинз, наверняка тоже там. И старый господин Флёр знает, что это злит его своенравную дочку.
– Не вздумай окно приоткрыть! – одергивает он ее. – Сама знаешь, что эти карнавальные ночи несут нам! Духи и мертвецы… за что, за что наш город проклят? И кем? Почему именно мы стали вместилищем всей этой… этой мерзости! Изнанка! Проклятье нашего мира! Проклятье!..
– Марди Гра в этом году шумный был! И красивый… И еще впереди две ночи… и выборы королевы и короля карнавала. Вот бы поглядеть хоть одним глазком! – перебила отца Бриджит, сделав вид, что не слышит его стенания. Духи и мертвецы! Они заперты на Изнанке, в другом мире, чего о них думать?.. Чего бояться? Не нарушишь запрет – не попадешься. Все просто. И она повернулась к отцу, сложив руки на груди, чуть склонив вбок голову. – Говорят, веселье продолжилось на болотах, вот почему туда нельзя простым людям? Почему только Видящие могут?.. Ведь именно там можно найти колдунью Мари – она бы вылечила Катрину! Отец! Почему мне нельзя пойти к ведьмам? Я бы договорилась, ты же знаешь, я смогу! Это шанс для сестры!..
– Ты задаешь слишком много вопросов. И слишком беспечна! Слишком смела… не нужно было разрешать тебе идти в департамент, не нужно было…
Голос господина Флёра неожиданно стал резким и противным – как будто несмазанные ставни скрипели.
Бриджит нахмурилась – слепота отца поражала и злила ее. Неужели он не хочет спасти свою младшую дочь? Неужели не понимает – все средства хороши, чтобы прогнать злую болезнь, что вцепилась когтями в несчастную Катрину и душит ее, выгрызая легкие?.. Бриджит готова на все – душу бы продала! – только бы спасти сестру!
– Я знаю больше чем кто-либо в этом городе о том, зачем нужен Барон! – резко бросила она, отворачиваясь от отца. – Я видела… видела эти сны о мире духов с самого детства. Ты же знаешь! Самди все боятся… глупцы! А он… он может исполнить любое желание! Он способен спасти Катрину! И Нэйтон тоже… не понимает!.. Ничего не понимает и не хочет понять.
Бриджит при мысли о женихе нахмурилась, вспомнив, как он разозлился, когда Видящие, маги из полицейского департамента, могущие общаться с миром духов и мертвецов, обратились за помощью к болотным ведьмам, чтобы раскрыть дело Стефани Блэк – девушку убили накануне свадьбы. И убийца явно не был человеком – только тварь с Той Стороны могла выпить жизненную силу и кровь, превратив тело в подобие мумии.
Говорят, по улицам Нового Орлеана ходит древнее зло.
Говорят, оно слишком голодное и алчное. И одной Стефани ему будет мало.
Неужели Катрина – следующая?..
– Не должна ты в это лезть! Прав Нэйтон был, когда хотел отстранить тебя от расследования! – строго сказал господин Флёр и еще больше нахмурился – меж бровей пролегли две глубокие морщины. – Ты должна вести себя прилично, Бриджит! Ты леди! Ты должна чтить память своего рода! Плата за магию – жизнь! И ты это знаешь! Мы обратимся к науке! И вообще… зря, зя я разрешил тебе идти работать. Зря… Это позорит наш род. Твои предки основали этот город, Бриджит. Они наверняка в гробах переворачиваются! А что делаешь вместо того ты – приличная девушка старинной фамилии? Ты мотаешься с мужчинами в совершенно непотребном виде! Глядя на отребье всяческое! Глядя на бездомных и воров!
Опять началось – и отповедь отца раздражала и злила Бриджит. Как и его ослиное упрямство. Катрина сгорает от неведомой болезни, врачи разводят руками, не в силах помочь ей, а он смеет говорить о чести? Какая к черту честь! Нужно спасать сестру! Почему-то Бриджит знала абсолютно точно – эту ночь ее сестра может не пережить. И нужно срочно что-то делать. Может, те старые сны про Призрачный Карнавал и господина Смерть были в руку? Может, в этом спасение для Катрины? В том, чтобы позвать Смерть и заключить с ней договор? Попытаться отвести ее от сестры…
Как бы там ни было, Бриджит понимала – нужно позвать Самди, и он придет. Обязательно придет. Это ее последний шанс.
Откупить жизнь сестры – пусть даже придется отдать что-то взамен. Пускай. Бриджит не может смотреть, как та угасает свечой на ветру. Она не простит себе, если Катрина умрет, а они так ничего и не сделали!
Бриджит нервно передернула плечами, а потом резко повернулась к окну и дернула створку – тут же запах дыма и прелых листьев, жасмина и роз ворвался в комнату. Пламя в камине задрожало, вспыхнуло, рассыпаясь золотистыми искрами за решетку – словно огненные мотыльки заплясали.
– Закрой! Не смей впускать Его! – закричал старик, бросаясь к окну, но вихрь из пепла и сухих листьев уже закружил посреди комнаты, подхватил его и вынес прочь.
Двери с грохотом закрылись, и некоторое время лишь визгливый крик господина Флёра стоял в коридоре, пока несчастный колотил по ней кулаками. Потом все стихло. Словно бы старика кто-то заставил замолчать. Но Бриджит меньше всего сейчас переживала об отце.
Она Звала. Она стояла у открытого окна и Звала Того-Кто-Ходит-В-Ночи. Звала его сердцем, едва слышно шевеля губами. Ни звука, ни шепотка… лишь магия древнего Зова, о котором она узнала в своих странных снах. Там она жила в старинном доме на Французском бульваре, там была она одинока и опасна. Там она принадлежала самой себе. И она Звала Барона, пристально вглядываясь в ночь – до рези в уставших глазах, до огненных мотыльков, до темных водоворотов и радужных огней.
Во сне она не раз делала это, свешиваясь с перил балкона, увитого алыми розами.
Во сне она была королевой Призрачного Карнавала, и знала, как именно позвать мистера Смерть.
Во сне она была его мертвой невестой.
И ее звали – маман Бриджит. Она это точно помнила.
Но это было во сне, и это было легко и просто. А сейчас страх сковал сердце, руки дрожали, и казалось – еще мгновение, ноги подкосятся, и Бриджит срезанным цветком, мертвой лилией, упадет в объятия Иной ночи. И останется там навсегда.
Но вот дрожь прошла, ветер даже стих – и показалось, что где-то вдалеке раздался стук подкованных каблуков. И музыка – лихая, звонкая, карнавальная – плеснулась с той стороны мира. С Изнанки. Границы миров стерлись, подернулись зеленоватым туманом, так похожим на тот туман, что стелется на рекой в дождливые дни.
Страх прошел. Он исчез, будто его и не было. Веселье и хмельное ожидание чего-то чудесного – вот что было в сердце.
Бриджит удобно устроилась на подоконнике, подперев ладонями лицо.
– Ты пришел? – спросила она у сумрака.
Тишина. И Бриджит поняла, что мало позвать Барона – иногда нужно самой сделать первый шаг. Усмехнулась, сощурила глаза, отчего стала похожа на черную кошку. Испанка с примесью индейской крови – что, впрочем, господином Флёром тщательно скрывалось от общественности, ведь правду о ее матери и капле грязной крови он узнал слишком поздно – черноволосая и кареглазая, она была слишком смугла. Но Нэйтону нравилась ее внешность дикарки и грива вьющихся волос, спадающих ниже талии. Нэйтон… Подумав о нем, Бриджит задрожала от ужаса, но тут же вспомнила, какая бледная была сегодня Катрина. Сестра умирала… и никто не сможет ей помочь.
– Забери меня! Слышишь? Я – твоя! – кричит Бриджит в ночь, боясь передумать. Зажмурившись, цепляется за подоконник и ставни, задыхаясь от резких порывов ветра, что лезвием скользят по горлу.
– Зачем ты мне? – прозвучало из тьмы – хрипловато, надсадно, будто говоривший простужен. – Твой срок еще не пришел.
– Но ты же явился на мой Зов? – Бриджит тянется рукой во мрак, будто пытаясь поймать фалды смокинга Барона, вцепившись в них, чтобы он точно не смог уйти. – Тогда забирай!
– А ты упряма! – смеется сумрак – громко, словно взрываются фейерверки.
