Глава 1
Начало
Всё началось теплым летним вечером, пропахшим кислинкой ягод и горечью диких трав, деревом и сухим мхом, которым были переложены бревна бабушкиного дома. На открытой веранде гулял ветер, с высокого крыльца было видно улицу и лес, темнела громада Медведь-горы, а бабушкин голос, который я слышу сквозь все эти годы, рассказывал нам с сестрами страшные и странные сказки. И мы, затаив дыхание, слушали про кладбище, мертвецов, слушали про людей, нарушивших запреты невидимого колдовского мира и покаранных за это, слушали про ведьм и лешего, про русалок и шубина, живущего в горе, про банника и кикимор, и про шишиг, которые утаскивают нерадивых детей за патлы в лес, если те не хотят плести косы и слушаться взрослых… А косы я плести никогда не любила, и было целой трагедией собрать мои длинные волосы по взаимному согласию. Да и в целом наше уральское детство было раздольным и свободным – мы убегали из дома утром, возвращались под вечер, никто не следил, где мы и чем заняты, обедали мы где придется – по всему поселку было много родственников и все двери для нас были открыты, но наши вылазки видели лишь горы и леса, наступавшие на поселок, где жила бабушка. Мы не боялись переходить реку или спускаться в темные яр, на дне которого стоял «проклятый» колодец, из которого нельзя было пить, не боялись блуждать по глухим лесам, куда сейчас не то что детей не пускают, сами взрослые не ходят. Это было детство, которое подарило крылья и научило летать.
Наверное, именно тогда во мне и родился писатель – когда захотелось записать все эти бабушкины истории. И те летние вечера, с их густыми синими сумерками и вкусом парного молока и земляники всегда будут жить во мне и в моих книгах, а значит – ничего не закончилось, и все еще сидят на веранде любопытные дети, просят бабушку: «Расскажи, расскажи еще!»
А потом я возвращалась в свою степь и погружалась в мир сказок. Я была странным ребенком – открытая и общительная на Урале, я становилась замкнутой дома, хотя не могу сказать, что у меня не было друзей. Но дома я в основном читала, причем в огромных количествах. Неадаптированные Гримы и Перро со старинными иллюстрациями были моей настольной книгой, и родителям не приходило в голову отбирать ее, и я с увлечением рассказывала друзьям «настоящие» сказки, пугая их людоедами, отрезанными пальцами, выколотыми глазами, говорящими косточками и прочими прелестями западноевропейского фольклора, прибавляя к этому и уральские байки про оживающих мертвяков, ведьм-соседок, ночами превращающихся в свиней, и утопленниц, что пытаются заманивать путников в омут…
Я хорошо помню, как пыталась увлечь одноклассников Кэрроллом, Толкиным, Андерсоном и Булычевым. Друзья сопротивлялись, я злилась, пытаясь их переубедить и объяснить, как много они теряют.
Я помню, что жила в книгах – и падала в кроличью нору с Алисой Кэррола, прятала кольцо с Бильбо, плавала по морям с капитаном Бладом и искала затерянную Атлантиду или летела к звездам с Алисой Булычева… Я рано поняла, что тоже хочу создавать такие миры, рано начала пробовать себя в писательстве (конечно, это были очень наивные и смешные попытки), но своему юношескому пылу, поискам муз и прочим моментам, непосредственно связанным с писательством, я посвящу другие главы, здесь же мне хочется вспомнить то, с чего все началось, что дало толчок, что помогло однажды встать утром с четким пониманием – я хочу быть писателем.
Однажды я проснулась с этой мыслью – «Я писатель!» и переубедить меня никто не мог. Впрочем, никто и не пытался. И за это я очень благодарна родителям. Было мне на тот момент лет десять, а может, и меньше.
Родители никогда не пытались вмешиваться в то, что я читала (а папа так и вовсе помогал пробивать в библиотеках «взрослые» книги, которые мне не выдали бы на детский формуляр), и не пытались запретить мне писать. Родители относились к моему увлечению весьма серьезно (на самом деле, как я потом поняла, причина была банальна – они не хотели, чтобы я много гуляла, и боялись, что я свяжусь с дурной компанией – ведь я росла в лихие 90-е, и в нашем городе разгул бандитизма пришелся на мои 14-17 лет). Впрочем, это не помешало мне в итоге все же влезть в плохую компанию и даже написать диплом по жаргонным и разбойничьим песням и курсовую – по исследованию «Мурки», в чем мои лихие друзья мне с удовольствием помогали.
В общем, большую часть своего времени, дите сидело дома и писало «книжки», и это было для родителей настоящим счастьем. Папа снабжал меня крутыми тетрадями и блокнотами, откуда-то достал настоящие чернила и перьевую ручку 60-х годов, и моим Музам жилось и творилось весьма неплохо (кто рос в 90-е – знает, как тяжело было с хорошими тетрадями и прочими канцелярскими принадлежностями).
В общем, детство мое было раем для ребенка, мечтающего стать писателем.
Глава 2
Еще одно увлечение. Поиски себя
Кроме книг, еще одним увлечением было рисование, и учитывая, что дед мой был учителем рисования и черчения, а папа по образованию – инженер, я так понимаю, что надежды родителей возлагались больше на эту часть – папа даже обучал азам рисования и разным техникам, и я даже поступила в художественный лицей… И там я познакомилась с настоящими художниками, которые тратили минуты на то, на что у меня уходили часы, а задания порой были такие сложные, что многим приходилось идти на хитрость и рисовать, например, не тушью, а гелевой ручкой (хотя я сомневаюсь, что учитель не видел подлога, видимо, просто старательно «не замечал» его). Я в этом не обманывала, но зато увлекалась срисовкой (это не запрещалось), и вскоре поняла, что этом виде искусства могу быть подражателем, не более. А еще я поняла, что рисование не приносит мне того кайфа и чувства удовлетворения, какие я получаю от писательства. Зато вся группа слушала мои истории, и тетрадки с «романами» (я тогда любила мелодрамы) зачитывались до дыр, и как я завидовала таланту девочек в рисовании, они поражались, как у меня получается писать. И я решила выбрать то, что у меня получалось и приносило радость.
И я рада, что мне хватило мозгов понять это в 17 лет, а не в 37, а также, что отец принял мое решение навсегда завязать с рисованием спокойно и без эксцессов. Лишь спросил, и куда же я в таком случае хочу поступить после «художки». Выбор стоял между историческим и филологическим, и я рада, что все же выбрала последний. Пусть я училась заочно – но мне очень повезло с научным руководителем – еще на первом курсе мы нашли друг друга и не расставались до самой защиты дипломной работы. Иногда я жалею, что не пошла в аспирантуру или на соискательство, но ездить в Донецк было тяжело (работа, ребенок, творчество…), а потом еще началась эта фантасмагория с отделением части области.
И я всегда буду помнить того, кто помог мне найти себя в сказке – наше знакомство началось с лекций по народному творчеству и древнерусскому фольклору, дальше было изучение разбойничьих и тюремных песен, городского романса, «шансона», фольклора каторжников и т.д. Я бегала по Уралу со стареньким магнитофоном, опрашивая старух и бывших заключенных, собирая фольклор. В общем, учеба была весьма веселой. Преподавателя звали Тимофеев Петр Тимофеевич, и я надеюсь, что мы когда-нибудь все же встретимся, чтобы я могла сказать ему «спасибо» за тот толчок, который он мне дал. Кстати, папа, по сути, учился вместе со мной – возил в область мои работы на кафедру, если я не могла поехать, созванивался с научным руководителем, передавал ему черновики, в общем, не знаю даже, справилась бы я с учебой и маленьким ребенком, если бы не он.
В те годы я почти не писала, но зато много времени тратила на поиски литературы, которая мне потом пригодилась для работы в сказочном жанре, до сих пор лежат черновики и зарисовки тех лет, еще неиспользованные.
Это было время собирать камни. Наверное, мне сейчас легко писать, и получается это быстро именно потому, что во времена студенчества я насыщалась эмоциями и историями, ловила их и собирала в своем сердце.
И сейчас пришло время этих историй.
Глава 3
Я САМА
Название газеты, в которой я опубликовала свой первый материал еще будучи школьницей, было весьма символическим – «Я сама». И посыл был такой – современная женщина всего может добиться сама, было бы желание и мотивация. И вот эту мотивацию журналисты своим читательницам и пытались дать. Самое удивительное, что учредителем газеты был мужчина, и он всегда интересовался, что происходит в редакции, знал обо всех проблемах и достижениях и вызывал всеобщее восхищение и обожание. Его звали Игорь Александров – имя знаковое для украинской журналистики.
Поначалу я там публиковалась внештатно, но пришел момент (я как раз поступила на филологический в областной универ и распрощалась навсегда с рисованием), когда мне захотелось большего – я захотела стать частью этого маленького, но такого заманчивого мира. Но город у нас небольшой, без связей – никуда, и вот в эту редакцию на верстку устраивается моя подруга, соответственно, организовывает мне встречу с главным редактором, а та – с учредителем, который лично отбирал кадры.
Сейчас я хочу подробнее остановиться на воспоминаниях об Игоре Александрове – он стал печально известен в нашей стране после дела о его убийстве («неизвестные» забили его битами в здании редакции, и он скончался в больнице), и дело это было почти таким же громким, как дело журналиста Гонгадзе.
Но вернусь к своему устройству на работу, повлиявшей на формирование моего характера и научившую идти к цели, несмотря ни на что. Удивительно, но после несложного текстового задания у меня началась новая удивительная жизнь. Редакция этой газеты кардинально отличалась от других редакций нашего города с их тяжелой мебелью столетней давности, пыльными красными гардинами, тяжелыми и пафосными, всегда закрытыми, с их затхлым воздухом в маленьких кабинетиках, где сидели престарелые тетеньки и дяденьки, не желавшие даже попытаться ввести какие инновации в свои рубрики. Они жили, как пауки, в этих своих темных кабинетиках, и я помню, с каким ужасом я сбегала из этих редакций после попыток устроиться туда на работу. Статьи их были скучными, рубрики – древними и любопытными разве что людям пенсионного возраста, на молодежь никто из редакторов вообще не обращал внимания. А вот в этой газете были целые рубрики для молодежи – и подростки реально писали письма в редакцию, где высказывали свое мнение на различные городские и общие вопросы, и письма эти мы публиковали, и разворачивались целые баталии, когда подростки отвечали на чье-то мнение, пытаясь доказать свою правоту, ведя переписку на страницах газеты. Это было на самом деле круто для нашего города с населением чуть больше ста тысяч.
И сама редакция, не только политика газеты, отличалась от остальных. У нас были высокие окна – до потолка, светлые жалюзи и огромные просторные комнаты по типу современных «опен офисов». У нас были правила свободного посещения, но ежедневно проводились планерки. В целом наш шеф был передовым журналистом и шел впереди своего времени. Прошло примерно 20 лет с его смерти, а в нашем городе до сих пор нет и не было редакции и телекомпании такого уровня (Александров был еще и директором телекомпании, куда я собиралась пойти диктором на вечерний новостной эфир, и уже даже прошла пробы, но… случилась беда с нашим шефом).
Общение с эти человеком дало мне много – я научилась основам журналистики, получила так необходимый мне тогда опыт работы, и пусть не всем моим проектам удалось осуществиться из-за трагической смерти Игоря, но я все равно с теплом вспоминаю то время. Потому что потом начался ужасный кошмар под названием «Печатный двор» - типография во главе с директором-самодуром, рассекающим по коридорам с голым торсом и с пневматическим пистолетом в напоказ выставленной кобуре.
Мне кажется, огромное значение имеет то, что заложено в нас в юности, и люди, которые нас окружают, тоже важны для формирования характера. И я рада, что такой человек, как Игорь, был на моем пути, научив смелости и открытости чему-то новому. Такие люди учат не бояться, идти навстречу своей мечте, учет четко формировать цели и расставлять приоритеты.
Всегда будет много факторов, отвлекающих нас от пути к мечте, но только тот человек сможет достичь желаемого, который будет вгрызаться в свою мечту, который не будет бояться смотреть в будущее.
Я помню, с какой дрожью сидела на собеседовании перед этим человеком, и помню, как он поддержал меня и помог поверить в себя. Мне было всего 18 лет, я была так юна и восторженна, но уже тогда я понимала – одной удачи мало. Нужно работать. И только тогда жизнь повернется к тебе светлой стороной. И безумно жаль, что произошла эта трагедия, не давшая Игорю завершить все то, что он хотел сделать для общества, трагедия, не давшая развить журналистику в нашем регионе – ту журналистику, которой больше нет, острую, социальную, честную, не идущую на поводу у кого-то, кто богаче или значимей. Ту журналистику, основы которой Игорь заложил у всех, кому довелось с ним поработать.
Глава 4
ОБ ИДЕАЛАХ И МОТИВАТОРАХ
Поначалу я была очень далека от поэзии – писать ее я даже не пробовала лет до 15, потому что была уверена, что это безумно сложно, и как Пушкин я все равно не напишу. Это, кстати, главная ошибка начинающих – страх не достичь идеала, нежелание пробовать.
Сейчас немного отвлекусь от поэзии, чтобы рассказать, как поборола этот свой страх. Молодой автор сравнивает себя с другими, часто – с классиками, и в итоге, соответственно, оказывается в проигрыше. Никогда нельзя себя ни с кем сравнивать. Это путь в никуда. Это деструктивно. Это приведет лишь к стрессу и самоедству. Молодые авторы часто думают, что все должно получиться сразу и само. Я тоже наступила на эти грабли, и первая критика, полученная на один из ранних романов (который, кстати, сейчас у читателей идет отлично), была весьма болезненной. Лет в 17 я вышла за пределы своего уютного мирка, где меня хвалили родители, учителя и подруги, и столкнулась с тем, что мир не хочет меня признавать. Как раз тогда я пролетела мимо конкурса «Коронация слова» - причем, не один раз. И я поняла – придется пахать, чтобы чего-то добиться. И придется искать свою тему. И свой жанр. Идеалы разбивались. Но задор и страсть к писательству никуда не делись.
И я начала экспериментировать. И переписывать, шлифуя сюжет и слог.
Не нужно бояться нового, вот что я поняла тогда. И не нужно бояться переписывать. Свои первые романы я переписывала раза по три, в корне меняя сюжет и пробуя разные стилизации, и столкнулась с новой проблемой – как вовремя поставить точку.
Но теперь вернусь к поэзии, которой я боялась как огня.
Первое стихотворение я написала благодаря учительнице по литературе. Она задала нам работу – написать стих про первый снег. И поскольку я очень хотела пятерку, то и постаралась выполнить все как можно лучше. Комплекс отличницы всегда был со мной – иногда он мешал, но чаще мотивировал что-то делать, причем делать как можно лучше.
В общем, я попыталась подражать трепетно любимым мною символистам, и в итоге в моем наивном стихотворении снежинки были мотыльками (о банальности образов тогда говорить было рано), а солнце распускалось в небе камелией.
