В тёмных глазах плескалась насмешка, но Венди осталась невозмутимой.
- И ты уверен, что он не относится к друзьям графа Айлена?
- Малютка Венди, я не стал бы доверять твою судьбу в руки кого-то, в ком я не уверен.
- Ты ведь с ним даже незнаком.
- Если у меня не так много друзей, как у моего брата, и я привык заводить знакомства без дальнего умысла о том, насколько они окажутся выгодны – это не значит, что я испытываю недостаток в связях, которые могли бы помочь мне получить исчерпывающие сведения об интересующей меня персоне.
Венди вздохнула:
- И он действительно так хорош, как ты говоришь?
- Лучше. Для такого юнца, каким является мистер Форбиден, его достижения на профессиональном поприще почти феноменальны.
- В таком случае вдвойне п-постараюсь на нашем свидании произвести на него самое интригующее впечатление.
Ей не пришлось говорить большего – Эдвард и без того верно расшифровал скользнувшее в высказывании шутливое кокетство.
- Увы, малютка Венди. Даже если б его многочисленные достоинства вскружили тебе голову настолько, чтобы ты решилась на подобный мезальянс, он женат. На дочери барона, как это ни забавно.
- Да наш мистер Форбиден, п-похоже, мастер в деле кружения аристократических девичьих головок?
- Насколько мне известно, причины согласия его супруги на этот союз были куда тривиальнее. И в первую очередь основывались на разнице в финансовом положении между её почтенным семейством, едва сводившем концы с концами, и так вовремя подвернувшимся женихом. Но даже если бы наш мистер Форбиден уже не был почтенным семьянином, он не из тех молодых людей, что отбивают чужих невест… а на сегодняшний день ты, если не забыла – будущая графиня Эрон.
- Жаль, жаль. Ведь нашей п-помолвке не суждено продлиться долго, а по её окончании… это было бы так романтично – стать женой благородного стража закона, моего п-прекрасного спасителя.
Венди сама не поняла, отчего при этих словах так внимательно следила за своим учителем. Достаточно внимательно, чтобы заметить, как всё веселье ушло из его взгляда.
Однако, кроме этого – ни единый мускул не дрогнул на лице, которое она успела изучить до малейшей чёрточки, до морщинок под глазами и ямочек на щеках, проявлявшихся, когда он улыбался, и начисто отсутствовавших сейчас.
- Готова? – спросил лорд Мефистофель вместо ответа, поднимая пресс-папье.
Когда тяжёлая бронза опустилась на его запястье, огласив комнату глухим треском ломающейся кости, Венди действительно была готова.
На самостоятельную практику по сращиванию переломов у неё не хватало духу. Пусть даже порой это заставляло Венди презирать себя. И потому продлить боль Эдварда хоть на единый миг стало бы худшей пыткой для неё самой.
Фонари погасли в миг, когда Гэбриэл Форбиден быстрым шагом мерил Аген-стрит: небольшую туманную улочку, сокращавшую путь к Фирин-корт-роуд, где расположилось семейное гнёздышко четы Форбиден, и так услужливо опустевшую на ночь.
Он снова задержался на службе и теперь спешил домой, этой спешкой надеясь хоть как-то компенсировать душевные неудобства, которые его служба приносила его супруге. Мало кто в годы Гэбриэла (чуть за двадцать) мог похвастаться тем, что дослужился от констебля до младшего инквизитора; тем, что именно его удачные предположения (мальчишки, зелёного юнца!) позволили старшим по званию распутать вот уже пять запутанных дел; и тем, что он лично, в одиночку задержал хитрого выродка вроде Уильяма Уитфилда. Усилиями Гэбриэла Уитфилд отправился в петлю уже полгода назад, но недавно ему снова приснилась лаборатория, где этот ублюдок заживо вскрывал беспризорников во славу своих исследований. Уитфилд грезил открыть новые методы магического исцеления, а вот методы достижения сей великой цели его не волновали.
Чем больше по долгу службы Гэбриэл Форбиден сталкивался с магами, тем твёрже убеждался: люди – самые опасные твари в мире. Куда там вампирам и прочей нечисти.
Собственно, все эти заслуги и были по достоинству отмечены начальством, поощрившим талантливого мальчишку стремительным продвижением по службе. Конечно, помогло и то, что в штаб-квартире на Уайтфилд-корт Гэбриэл предстал не просто желторотым выпускником академии Инквизиции, а отставным армейским капитаном, успевшим понюхать пороху при Ватерлоо… однако Линнет, видевшую мужа дома куда реже, чем ей бы того хотелось, всё это слабо утешало. И Гэбриэл знал, что сегодня его снова встретит сдержанная улыбка, за которой она прятала обиду; и, быть может, на сей раз ему не удастся растопить эту обиду ни нежными поцелуями, ни беседой об опере, в которую она ездила вчера, ни терпеливым выслушиванием светских сплетен.
Пожалуй, нужно в самое ближайшее время исполнить те обязанности любящего супруга, которые приписывала таковым сама Линнет. А именно – сопроводить её на очередное блестящее собрание великосветских бездельников, куда миссис Форбиден исправно приглашали. Брак с уроженцем Сохо закрыл перед ней некоторые двери, однако владельцы других, очарованные старшей дочерью вдовствующей баронессы Спэнсер с момента её дебюта, простили ей столь возмутительное явление, как клеймо мезальянса. В конечном счёте, отставной армейский капитан и служитель Инквизиции – не какой-нибудь торговец; а родословная Джорджа Браммела, ещё каких-то три года назад диктовавшего моду всему Ландэну и королевскому двору (до той прискорбной ситуации с кредиторами, которая вынудила первого денди страны бежать из этой страны), была не лучше.
Гэбриэла тоже приглашали. С величайшей, некоей обречённой неохотой, из вежливости и любви к его прекрасной супруге. Но хотя Гэбриэл был рад, что их брак не изгнал Линнет из общества, среди которого она выросла и которым так дорожила, сам он приобщался к нему очень и очень редко. А ведь другой на его месте наверняка был бы польщён и, пользуясь исключительным шансом оказаться там, куда выходцам из среднего класса обычно закрывает путь несмываемое пятно презренного буржуа, счастливо стелился под ноги графам и маркизам…
Он почувствовал неладное ещё прежде, чем фонарь впереди погас, а в воздухе прозвенел девичий голосок, чуть приглушённый вязким туманом.
На опасность, слежку и прочие неприятности, с которыми служителям Инквизиции приходилось сталкиваться чаще, чем хотелось бы, у Гэбриэла Форбидена было некое животное чутьё. Оно отчасти и помогло ему стать младшим инквизитором в столь феноменально короткий срок. Поэтому за миг до того, как его окликнули, он уже резко обернулся, выдернув боевую карту из футляра на поясе и вскинув руку, готовый пустить её в ход.
Нападать на него, как выяснилось, не собирались. По крайней мере пока.
- Вы верите в то, что справедливость всегда торжествует, мистер Форбиден? – нежным и капельку насмешливым голосом вопросила незнакомка, застывшая в десяти футах от него.
Длинный плащ окутывал её с головы до ног бархатной тьмой. Лицо скрывали глубокий капюшон, туман и вечерняя мгла, воцарившаяся вокруг, когда погасли два ближайших к ним фонаря. В итоге Гэбриэл не мог предположить ни того, сколько ей лет, ни даже того, действительно ли перед ним девушка. Он встречал и юношей с голосами, будто не тронутыми ломкой взросления, не говоря уже о том, что обладатель Дара (судя по всему, перед Гэбриэлом предстал именно он) легко мог изменить голос и внешность при помощи магии.
А вот она его лицо явно разглядела – и, разглядев, тихо засмеялась.
- Боги. Вы ещё моложе, чем я думала, - сказала она, прояснив напряжённому Гэбриэлу причину своего смеха. – Надеюсь, вы правда так хороши в своём деле, как мне говорили.
- С кем имею честь?.. – вежливо осведомился он, держа наизготовку руку с картой: обычной картой Таро, зачарованной инквизиторскими магами-артефакторами, превратившими картонный прямоугольник в боевой обездвиживающий снаряд.
- Мы незнакомы. И как должно, увы, не познакомимся.
От Гэбриэла не укрылась секундная пауза, которую она сделала перед последним словом. Словно выговорить его стоило ей некоторых усилий.
- Ибо поблизости нет того, кто мог бы представить нас друг другу?
- Леди и джентльмены никогда не забывают о правилах приличия, мистер Форбиден.
- Никогда не забывают, но то и дело сознательно ими пренебрегают. И едва ли меня можно назвать джентльменом. – Гэбриэл отметил, что она на долю секунды запинается перед каждым словом, начинающимся с буквы «п»: точно боится выговорить их неправильно. – Но всё же вам ведомо моё имя, мисс. Не сочтёте ли справедливым, что я имею право на маленькую ответную любезность, а именно – узнать ваше?
- Вы легко узнаете его, если в полной мере проявите свои блестящие профессиональные навыки.
- Весьма польщён, - откликнулся он, напряжённо щурясь – всё же разглядев во тьме под капюшоном очертания бледного лица, детали которого скрадывала ночь и расстояние. И Гэбриэл Форбиден не был уверен, что ему позволят подойти ближе.
Незнакомка из высшего общества. Артикуляция безупречная, акцент отсутствует – не шотландка и не иэрлинка; по выговору он бы рискнул предположить, что перед ним представительница столичной аристократии. Хотя, учитывая эти странные задержки перед «п», она может лишь стараться показаться таковой.
Кто рассказывал ей о нём? Почему она ждала его здесь, в такой час? Непохоже, чтобы она хотела причинить ему вред, но что ей может быть необходимо от служителя Инквизиции?..
Помощь, немедленно ответил Гэбриэл Форбиден на свой же вопрос, вспомнив, с чего началась их странная беседа. Себе или кому-то ещё – если она хочет тайно сообщить некие важные сведения, которые могли бы навредить некоему важному лицу, но спасти другое лицо. По каким-то причинам она не может открыто прийти на Уайтфилд-корт. В таком случае место и время встречи неудивительны, как и подобная конспирация.
Однако, даже придя к подобным выводам, опускать руку с картой он не спешил. Всё это легко могло оказаться ловушкой.
- К слову о справедливости, - заговорила она после недолгой паузы. – Вы не ответили на мой вопрос, младший инквизитор. Вы верите в то, что справедливость всегда торжествует?
- Вера – слишком зыбкий помощник, чтобы можно было на неё полагаться. Я не верю, я стараюсь лично этому способствовать.
- Но вы не бог. Вы не можете спасти всех. Вы не можете противостоять всему. Вы знаете это. Так что же делать тем, кто по закону наделён меньшей властью, чем дана вам?
Мне дана ничтожно малая власть, хотел ответить Гэбриэл Форбиден. Куда меньшая, чем мне бы хотелось. Его не прельщала власть над людьми сама по себе, но ему остро не хватало той власти, что уравняла бы его с некоторыми другими людьми. Потому что он мог защитить беспризорных детей от сволочи вроде Уильяма Уитфилда, но ничтожно мало мог сделать с теми, кто как щитом прикрывался своими титулами.
Пренебрежение со стороны аристократов, препятствия, которые чинили работе Инквизиции их привилегии, уже не раз служили предметом для споров между ним и Саймоном. Их подогревало и то, что Гэбриэл Форбиден был сыном банкира, тогда как Саймон Льюис – младшим сыном маркиза Кейнфолк. Они были хорошими напарниками на службе, но классовыми противниками по происхождению; и пусть в Инквизиции издавна служили младшие сыновья аристократов, это не отменяло прав и привилегий старших. Неприкосновенность пэров и их семей, которая ограничивала стражникам и инквизиторам доступ в их жилища и их память (для законного осмотра того и другого требовалось добыть неопровержимые доказательства того, что их владельцы замешаны в чём-то противозаконном), порой приводила Гэбриэла в ярость.
Эта неприкосновенность могла иметь прямое отношение к странным обстоятельствам встречи, на которой Гэбриэла вынудили присутствовать в данный момент.
- Полагаю, вы не расскажете мне, что мешает вам впрямую попросить меня о помощи, - сказал он. – Но, если позволите, я бы предпочёл, чтобы вы подошли к делу чуточку ближе. Я, знаете ли, не светский человек, все эти экивоки меня бескрайне утомляют.
- Вы помните о трагедии в Морнэй Холл пару лет назад?
Гэбриэл Форбиден медленно склонил голову набок: птичьим, немного хищным жестом.
Конечно, он помнил о трагедии в Морнэй Холл. В день, когда они с коллегами обследовали родовое поместье Айленов, наполовину сгоревшее в страшном пожаре, он ещё был констеблем. И в этот день ему впервые пришлось расследовать смерть ребёнка.
Граф Айлен, хозяин дома, и его падчерица были магами. Естественно, к делу привлекли Инквизицию, дабы убедиться, что причиной пожара не являлась магия – юная Виннифред была необученным магом, а у таких случались непроизвольные стихийные всплески Дара, порой приводившие к печальным последствиям.
Инквизиция выяснили, что пожар занялся в комнате графини, и причиной ему послужила неосторожно оброненная свеча. Леди Айлен уже спала, и её обгорелые останки нашли на том, что сохранилось от кровати. Всё указывало на то, что графиня заснула, не потушив свечу на тумбочке, а во сне неосторожно задела её рукой, скинув на ковёр. После смерти лорда Айлена его супруга по рекомендации лекаря успокаивала нервы лауданумом, но ко времени вступления в брак с Кристианом Ройсом слишком привыкла начинать и заканчивать день опиумной настойкой. Неудивительно, что она не проснулась, когда вспыхнуло пламя.
Судя по всему, графине повезло умереть во сне. Как и её сыну. Граф пытался потушить пламя самостоятельно, но не сумел – ко времени, когда он проснулся, огонь нашёл себе слишком много пищи. Большая часть слуг осталась невредима, и Кристиану Ройсу удалось спасти приёмную дочь, но не маленького Кеннета: когда отчим прорвался к его комнате, огонь туда ещё не добрался, однако мальчик задохнулся в дыму. Пламя не тронуло его тело, но вернуть его к жизни не вышло. Возможно, будь на месте графа профессиональный лекарь, он бы смог что-то сделать. Граф им не был – и не смог.
Кеннету Морнэю было всего шесть.
Словом, дело признали несчастным случаем и закрыли. Но Гэбриэл Форбиден до сих пор помнил лицо Виннифред Морнэй, когда кто-то из его коллег задавал ей вопросы о произошедшем. Спутанные рыжие локоны (судя по всему, природные, а не результат завивки), бледные, по-детски припухлые щёки и огромные глаза, в которых не видно и тени слёз: лишь бездна глухого, безысходного отчаяния, в которой можно утонуть. Гэбриэл думал, её глаза будут голубые или зелёные, как у многих рыжеволосых, включая его Линнет, но они оказались карие.
Позже Гэбриэл пришёл к выводу, что в конечном счёте всё сложилось довольно удачно для Кристиана Ройса. Особенно учитывая, что некогда он лишился графского титула, причитавшегося ему по праву рождения. Даже если не он уронил ту свечу, ему оставалась всего лишь сделать не всё, что он мог сделать, в попытке потушить пожар и вдохнуть жизнь в тело пасынка, который однажды получил бы титул и майорат графа Айлена в обход его собственных детей.
Да, репутация Кристиана Ройса была безупречна. Да, если целью его являлся титул, проще было бы устранить обоих маленьких Морнэев, но оставить в живых графиню, жившую в опиумных грёзах и боготворившую нового супруга. Да, Кристиан Ройс сохранил титул учтивости и получил полноправную опеку над землями и капиталом Морнэев до
- И ты уверен, что он не относится к друзьям графа Айлена?
- Малютка Венди, я не стал бы доверять твою судьбу в руки кого-то, в ком я не уверен.
- Ты ведь с ним даже незнаком.
- Если у меня не так много друзей, как у моего брата, и я привык заводить знакомства без дальнего умысла о том, насколько они окажутся выгодны – это не значит, что я испытываю недостаток в связях, которые могли бы помочь мне получить исчерпывающие сведения об интересующей меня персоне.
Венди вздохнула:
- И он действительно так хорош, как ты говоришь?
- Лучше. Для такого юнца, каким является мистер Форбиден, его достижения на профессиональном поприще почти феноменальны.
- В таком случае вдвойне п-постараюсь на нашем свидании произвести на него самое интригующее впечатление.
Ей не пришлось говорить большего – Эдвард и без того верно расшифровал скользнувшее в высказывании шутливое кокетство.
- Увы, малютка Венди. Даже если б его многочисленные достоинства вскружили тебе голову настолько, чтобы ты решилась на подобный мезальянс, он женат. На дочери барона, как это ни забавно.
- Да наш мистер Форбиден, п-похоже, мастер в деле кружения аристократических девичьих головок?
- Насколько мне известно, причины согласия его супруги на этот союз были куда тривиальнее. И в первую очередь основывались на разнице в финансовом положении между её почтенным семейством, едва сводившем концы с концами, и так вовремя подвернувшимся женихом. Но даже если бы наш мистер Форбиден уже не был почтенным семьянином, он не из тех молодых людей, что отбивают чужих невест… а на сегодняшний день ты, если не забыла – будущая графиня Эрон.
- Жаль, жаль. Ведь нашей п-помолвке не суждено продлиться долго, а по её окончании… это было бы так романтично – стать женой благородного стража закона, моего п-прекрасного спасителя.
Венди сама не поняла, отчего при этих словах так внимательно следила за своим учителем. Достаточно внимательно, чтобы заметить, как всё веселье ушло из его взгляда.
Однако, кроме этого – ни единый мускул не дрогнул на лице, которое она успела изучить до малейшей чёрточки, до морщинок под глазами и ямочек на щеках, проявлявшихся, когда он улыбался, и начисто отсутствовавших сейчас.
- Готова? – спросил лорд Мефистофель вместо ответа, поднимая пресс-папье.
Когда тяжёлая бронза опустилась на его запястье, огласив комнату глухим треском ломающейся кости, Венди действительно была готова.
На самостоятельную практику по сращиванию переломов у неё не хватало духу. Пусть даже порой это заставляло Венди презирать себя. И потому продлить боль Эдварда хоть на единый миг стало бы худшей пыткой для неё самой.
ГЛАВА ПЯТАЯ, в которой инквизитор встречает ведьму
Фонари погасли в миг, когда Гэбриэл Форбиден быстрым шагом мерил Аген-стрит: небольшую туманную улочку, сокращавшую путь к Фирин-корт-роуд, где расположилось семейное гнёздышко четы Форбиден, и так услужливо опустевшую на ночь.
Он снова задержался на службе и теперь спешил домой, этой спешкой надеясь хоть как-то компенсировать душевные неудобства, которые его служба приносила его супруге. Мало кто в годы Гэбриэла (чуть за двадцать) мог похвастаться тем, что дослужился от констебля до младшего инквизитора; тем, что именно его удачные предположения (мальчишки, зелёного юнца!) позволили старшим по званию распутать вот уже пять запутанных дел; и тем, что он лично, в одиночку задержал хитрого выродка вроде Уильяма Уитфилда. Усилиями Гэбриэла Уитфилд отправился в петлю уже полгода назад, но недавно ему снова приснилась лаборатория, где этот ублюдок заживо вскрывал беспризорников во славу своих исследований. Уитфилд грезил открыть новые методы магического исцеления, а вот методы достижения сей великой цели его не волновали.
Чем больше по долгу службы Гэбриэл Форбиден сталкивался с магами, тем твёрже убеждался: люди – самые опасные твари в мире. Куда там вампирам и прочей нечисти.
Собственно, все эти заслуги и были по достоинству отмечены начальством, поощрившим талантливого мальчишку стремительным продвижением по службе. Конечно, помогло и то, что в штаб-квартире на Уайтфилд-корт Гэбриэл предстал не просто желторотым выпускником академии Инквизиции, а отставным армейским капитаном, успевшим понюхать пороху при Ватерлоо… однако Линнет, видевшую мужа дома куда реже, чем ей бы того хотелось, всё это слабо утешало. И Гэбриэл знал, что сегодня его снова встретит сдержанная улыбка, за которой она прятала обиду; и, быть может, на сей раз ему не удастся растопить эту обиду ни нежными поцелуями, ни беседой об опере, в которую она ездила вчера, ни терпеливым выслушиванием светских сплетен.
Пожалуй, нужно в самое ближайшее время исполнить те обязанности любящего супруга, которые приписывала таковым сама Линнет. А именно – сопроводить её на очередное блестящее собрание великосветских бездельников, куда миссис Форбиден исправно приглашали. Брак с уроженцем Сохо закрыл перед ней некоторые двери, однако владельцы других, очарованные старшей дочерью вдовствующей баронессы Спэнсер с момента её дебюта, простили ей столь возмутительное явление, как клеймо мезальянса. В конечном счёте, отставной армейский капитан и служитель Инквизиции – не какой-нибудь торговец; а родословная Джорджа Браммела, ещё каких-то три года назад диктовавшего моду всему Ландэну и королевскому двору (до той прискорбной ситуации с кредиторами, которая вынудила первого денди страны бежать из этой страны), была не лучше.
Гэбриэла тоже приглашали. С величайшей, некоей обречённой неохотой, из вежливости и любви к его прекрасной супруге. Но хотя Гэбриэл был рад, что их брак не изгнал Линнет из общества, среди которого она выросла и которым так дорожила, сам он приобщался к нему очень и очень редко. А ведь другой на его месте наверняка был бы польщён и, пользуясь исключительным шансом оказаться там, куда выходцам из среднего класса обычно закрывает путь несмываемое пятно презренного буржуа, счастливо стелился под ноги графам и маркизам…
Он почувствовал неладное ещё прежде, чем фонарь впереди погас, а в воздухе прозвенел девичий голосок, чуть приглушённый вязким туманом.
На опасность, слежку и прочие неприятности, с которыми служителям Инквизиции приходилось сталкиваться чаще, чем хотелось бы, у Гэбриэла Форбидена было некое животное чутьё. Оно отчасти и помогло ему стать младшим инквизитором в столь феноменально короткий срок. Поэтому за миг до того, как его окликнули, он уже резко обернулся, выдернув боевую карту из футляра на поясе и вскинув руку, готовый пустить её в ход.
Нападать на него, как выяснилось, не собирались. По крайней мере пока.
- Вы верите в то, что справедливость всегда торжествует, мистер Форбиден? – нежным и капельку насмешливым голосом вопросила незнакомка, застывшая в десяти футах от него.
Длинный плащ окутывал её с головы до ног бархатной тьмой. Лицо скрывали глубокий капюшон, туман и вечерняя мгла, воцарившаяся вокруг, когда погасли два ближайших к ним фонаря. В итоге Гэбриэл не мог предположить ни того, сколько ей лет, ни даже того, действительно ли перед ним девушка. Он встречал и юношей с голосами, будто не тронутыми ломкой взросления, не говоря уже о том, что обладатель Дара (судя по всему, перед Гэбриэлом предстал именно он) легко мог изменить голос и внешность при помощи магии.
А вот она его лицо явно разглядела – и, разглядев, тихо засмеялась.
- Боги. Вы ещё моложе, чем я думала, - сказала она, прояснив напряжённому Гэбриэлу причину своего смеха. – Надеюсь, вы правда так хороши в своём деле, как мне говорили.
- С кем имею честь?.. – вежливо осведомился он, держа наизготовку руку с картой: обычной картой Таро, зачарованной инквизиторскими магами-артефакторами, превратившими картонный прямоугольник в боевой обездвиживающий снаряд.
- Мы незнакомы. И как должно, увы, не познакомимся.
От Гэбриэла не укрылась секундная пауза, которую она сделала перед последним словом. Словно выговорить его стоило ей некоторых усилий.
- Ибо поблизости нет того, кто мог бы представить нас друг другу?
- Леди и джентльмены никогда не забывают о правилах приличия, мистер Форбиден.
- Никогда не забывают, но то и дело сознательно ими пренебрегают. И едва ли меня можно назвать джентльменом. – Гэбриэл отметил, что она на долю секунды запинается перед каждым словом, начинающимся с буквы «п»: точно боится выговорить их неправильно. – Но всё же вам ведомо моё имя, мисс. Не сочтёте ли справедливым, что я имею право на маленькую ответную любезность, а именно – узнать ваше?
- Вы легко узнаете его, если в полной мере проявите свои блестящие профессиональные навыки.
- Весьма польщён, - откликнулся он, напряжённо щурясь – всё же разглядев во тьме под капюшоном очертания бледного лица, детали которого скрадывала ночь и расстояние. И Гэбриэл Форбиден не был уверен, что ему позволят подойти ближе.
Незнакомка из высшего общества. Артикуляция безупречная, акцент отсутствует – не шотландка и не иэрлинка; по выговору он бы рискнул предположить, что перед ним представительница столичной аристократии. Хотя, учитывая эти странные задержки перед «п», она может лишь стараться показаться таковой.
Кто рассказывал ей о нём? Почему она ждала его здесь, в такой час? Непохоже, чтобы она хотела причинить ему вред, но что ей может быть необходимо от служителя Инквизиции?..
Помощь, немедленно ответил Гэбриэл Форбиден на свой же вопрос, вспомнив, с чего началась их странная беседа. Себе или кому-то ещё – если она хочет тайно сообщить некие важные сведения, которые могли бы навредить некоему важному лицу, но спасти другое лицо. По каким-то причинам она не может открыто прийти на Уайтфилд-корт. В таком случае место и время встречи неудивительны, как и подобная конспирация.
Однако, даже придя к подобным выводам, опускать руку с картой он не спешил. Всё это легко могло оказаться ловушкой.
- К слову о справедливости, - заговорила она после недолгой паузы. – Вы не ответили на мой вопрос, младший инквизитор. Вы верите в то, что справедливость всегда торжествует?
- Вера – слишком зыбкий помощник, чтобы можно было на неё полагаться. Я не верю, я стараюсь лично этому способствовать.
- Но вы не бог. Вы не можете спасти всех. Вы не можете противостоять всему. Вы знаете это. Так что же делать тем, кто по закону наделён меньшей властью, чем дана вам?
Мне дана ничтожно малая власть, хотел ответить Гэбриэл Форбиден. Куда меньшая, чем мне бы хотелось. Его не прельщала власть над людьми сама по себе, но ему остро не хватало той власти, что уравняла бы его с некоторыми другими людьми. Потому что он мог защитить беспризорных детей от сволочи вроде Уильяма Уитфилда, но ничтожно мало мог сделать с теми, кто как щитом прикрывался своими титулами.
Пренебрежение со стороны аристократов, препятствия, которые чинили работе Инквизиции их привилегии, уже не раз служили предметом для споров между ним и Саймоном. Их подогревало и то, что Гэбриэл Форбиден был сыном банкира, тогда как Саймон Льюис – младшим сыном маркиза Кейнфолк. Они были хорошими напарниками на службе, но классовыми противниками по происхождению; и пусть в Инквизиции издавна служили младшие сыновья аристократов, это не отменяло прав и привилегий старших. Неприкосновенность пэров и их семей, которая ограничивала стражникам и инквизиторам доступ в их жилища и их память (для законного осмотра того и другого требовалось добыть неопровержимые доказательства того, что их владельцы замешаны в чём-то противозаконном), порой приводила Гэбриэла в ярость.
Эта неприкосновенность могла иметь прямое отношение к странным обстоятельствам встречи, на которой Гэбриэла вынудили присутствовать в данный момент.
- Полагаю, вы не расскажете мне, что мешает вам впрямую попросить меня о помощи, - сказал он. – Но, если позволите, я бы предпочёл, чтобы вы подошли к делу чуточку ближе. Я, знаете ли, не светский человек, все эти экивоки меня бескрайне утомляют.
- Вы помните о трагедии в Морнэй Холл пару лет назад?
Гэбриэл Форбиден медленно склонил голову набок: птичьим, немного хищным жестом.
Конечно, он помнил о трагедии в Морнэй Холл. В день, когда они с коллегами обследовали родовое поместье Айленов, наполовину сгоревшее в страшном пожаре, он ещё был констеблем. И в этот день ему впервые пришлось расследовать смерть ребёнка.
Граф Айлен, хозяин дома, и его падчерица были магами. Естественно, к делу привлекли Инквизицию, дабы убедиться, что причиной пожара не являлась магия – юная Виннифред была необученным магом, а у таких случались непроизвольные стихийные всплески Дара, порой приводившие к печальным последствиям.
Инквизиция выяснили, что пожар занялся в комнате графини, и причиной ему послужила неосторожно оброненная свеча. Леди Айлен уже спала, и её обгорелые останки нашли на том, что сохранилось от кровати. Всё указывало на то, что графиня заснула, не потушив свечу на тумбочке, а во сне неосторожно задела её рукой, скинув на ковёр. После смерти лорда Айлена его супруга по рекомендации лекаря успокаивала нервы лауданумом, но ко времени вступления в брак с Кристианом Ройсом слишком привыкла начинать и заканчивать день опиумной настойкой. Неудивительно, что она не проснулась, когда вспыхнуло пламя.
Судя по всему, графине повезло умереть во сне. Как и её сыну. Граф пытался потушить пламя самостоятельно, но не сумел – ко времени, когда он проснулся, огонь нашёл себе слишком много пищи. Большая часть слуг осталась невредима, и Кристиану Ройсу удалось спасти приёмную дочь, но не маленького Кеннета: когда отчим прорвался к его комнате, огонь туда ещё не добрался, однако мальчик задохнулся в дыму. Пламя не тронуло его тело, но вернуть его к жизни не вышло. Возможно, будь на месте графа профессиональный лекарь, он бы смог что-то сделать. Граф им не был – и не смог.
Кеннету Морнэю было всего шесть.
Словом, дело признали несчастным случаем и закрыли. Но Гэбриэл Форбиден до сих пор помнил лицо Виннифред Морнэй, когда кто-то из его коллег задавал ей вопросы о произошедшем. Спутанные рыжие локоны (судя по всему, природные, а не результат завивки), бледные, по-детски припухлые щёки и огромные глаза, в которых не видно и тени слёз: лишь бездна глухого, безысходного отчаяния, в которой можно утонуть. Гэбриэл думал, её глаза будут голубые или зелёные, как у многих рыжеволосых, включая его Линнет, но они оказались карие.
Позже Гэбриэл пришёл к выводу, что в конечном счёте всё сложилось довольно удачно для Кристиана Ройса. Особенно учитывая, что некогда он лишился графского титула, причитавшегося ему по праву рождения. Даже если не он уронил ту свечу, ему оставалась всего лишь сделать не всё, что он мог сделать, в попытке потушить пожар и вдохнуть жизнь в тело пасынка, который однажды получил бы титул и майорат графа Айлена в обход его собственных детей.
Да, репутация Кристиана Ройса была безупречна. Да, если целью его являлся титул, проще было бы устранить обоих маленьких Морнэев, но оставить в живых графиню, жившую в опиумных грёзах и боготворившую нового супруга. Да, Кристиан Ройс сохранил титул учтивости и получил полноправную опеку над землями и капиталом Морнэев до
