(*прим.: прямоугольная маска безо рта, с треугольным удлинённым подбородком, выдающимся вперед; специфическая форма позволяла обладателю есть и пить, не снимая маски)
Треть музыкального такта, которую отчим и падчерица смотрели друг на друга, растянулась в бесконечность.
Вместо неторопливой тягучей мелодии скрипок Венди будто наяву услышала негромкий звук, с каким горничная когда-то при ней взводила мышеловку.
Так-так, сказали ей эти глаза: вкрадчивым, неотрывным взглядом, который Венди чувствовала кожей, будто щеки под маской коснулось нечто липкое. Кого я вижу.
Венди не ощутила ни ярости, ни злости. Ненависть к этому человеку, которую она в себе взрастила, была куда глубже банальной злости, куда выше туманящей разум ярости. Это было незамутнённое чувство, чистое, как алмаз, холодное, как лёд.
Так ты правда меня узнал, сказала Венди в ответ – взглядом, исполненным не страхом и даже не изумлением, а одним лишь глубоким удовлетворением.
Они сделали по шагу вправо, обойдя друг друга спина к спине, чтобы за следующий такт вернуться к своим партнёрам.
- Подтверждаю, - просто бросила Венди Эдварду, прежде чем следующая фигура вновь разлучила их.
Следующим был полный круг по часовой стрелке. Лорд Мефистофель шагнул наискось влево, протянув руку леди Кэтрин, тогда как ладонь Венди соприкоснулась с белым атласом перчаток графа Айлена. Тот сжал девичьи пальцы самую капельку крепче необходимого, вызвав в их хозяйке острое ощущение гадливости.
Ты сумела от меня спрятаться, держа её руку в своей, пока они двигались по кругу, заметил Кристиан Ройс – снова взглядом, на сей раз почти одобрительным. Надолго. Похвально. Но сколько верёвочке ни виться… любая игра в прятки рано или поздно подходят к концу. Ты попалась.
Мы ещё поглядим, кто из нас попался, ответила Венди дерзким прищуром и вызывающим наклоном головы, вырвав пальцы из его руки резким, но почти незаметным для посторонних движением.
- А, судьбоносная встреча, - бесстрастно произнёс Эдвард, когда они с Венди воссоединились, чтобы вновь исполнить do-si-do, обойдя партнёра спина к спине, и остаться в центре зала.
Глядя прямо перед собой, на разноцветные плащи танцевавших впереди, Венди протянула правую руку своему наставнику, а другую – своему врагу, оказавшемуся слева. Чёрная перчатка Эдварда соединилась с голубой перчаткой леди Кэтрин, и все четверо шагнули вперёд, на оставшихся двух четвертях такта легко переступив на месте в па-де-бурре. Забавная вышла шеренга: Венди, пойманная между двумя Ройсами, и лорд Мефистофель, пойманный между своей ученицей и своей…
Знать бы ещё, кем.
Прежде чем четвёрка разошлась, чтобы после перехода наконец оказаться рядом с другими парами, граф Айлен слегка пожал пальцы падчерицы. Жестом не столько прощальным, сколько многообещающим.
Ни один танец Венди так страстно не желала закончить поскорее.
- Я хочу подышать свежим воздухом, - сказала она, вложив свою ладонь в ладонь Эдварда, когда скрипки наконец смолкли.
Напоследок кинув взгляд на синее домино, сопровождавшее леди Кэтрин в дальний конец зала, она сама повела своего учителя по хорошо знакомому пути к дверям, выводившим в большой сад позади особняка. Пусть это было следующей частью плана, Венди и правда рада была покинуть душный зал, полный бального шума, масок и красивой фальши.
Оказавшись на высокой каменной террасе, окружённой низкой каменной балюстрадой, они с Эдвардом застыли, глядя на пруд, темневший прямо впереди, мерцавший разноцветьем цветочных лампадок. По обе стороны террасы в сад плавными изгибами спускалась гранитная лестница.
- Жаль, что всё это портит твой первый бал, - изрёк лорд Мефистофель с привычной шутливостью. – Надеюсь, последующие окажутся приятнее.
Венди вдруг вспомнила, что это её дебют в свете. Дебют, когда-то так волновавший её мысли, о котором она когда-то так мечтала. Лет в тринадцать маленькая глупая Фредди часто приходила в бальный зал и кружилась перед зеркалом, представляя, каким будет её первое бальное платье, как изящно она будет порхать в танце и скольким молодым людям вскружит головы.
В итоге на первом балу её мысли были о чём угодно, кроме танцев и молодых людей.
О последующих балах Венди тоже думать не хотелось. По крайней мере, сейчас. Хотя бы потому, что их легко не могло оказаться вовсе.
- Синее домино, - сказала она вместо ответа, наконец отделавшись от надоевшего акцента: здесь они точно были одни. – Теперь мы знаем, под какой маской прячется милый граф. Думаю, настал п-подходящий момент.
Для чего, Венди уточнять не стала. Эдварду это и так было прекрасно известно.
Он просто кивнул, напоследок ободряюще коснувшись её плеча:
- Я посмотрю, где он и чем занят.
Венди следила, как её учитель уходит, возвращаясь в дом. Вновь посмотрев на пруд, заметила, что снизу, стоя у подножия лестницы, за ней наблюдает некто в чёрном домино и маске чумного доктора. Заметив, что на него смотрят, наблюдатель не стал резко отворачиваться, а плавно повернул голову: так, будто просто обводил взглядом особняк, любуясь его великолепием. Дождался появления женщины в жёлтом домино и золотой кошачьей полумаске, минутой позже прошедшей мимо Венди и спустившейся в сад – и, взяв её под руку уверенным и нежным жестом законного супруга, повлёк свою спутницу по гравийной дорожке к одному из ярко освещённых павильонов, где гостей ждали всяческие сласти.
Так… а вот, похоже, и достопочтенный мистер Форбиден. Всё же явился. И, видимо, всё же заинтересовался лордом Мефистофелем и его таинственной фрэнчской невестой.
Значит, всё идёт как нельзя лучше.
Когда Венди легонько тронули за плечо, она ожидала увидеть за своей спиной синее домино, но вместо этого взору предстала знакомая чёрная маска под алой треуголкой.
- А, это ты, - выдохнула Венди, не сумев скрыть облегчения. Пусть она готовилась к встрече с Кристианом Ройсом, узреть маску его брата ей было куда приятнее. – И где дражайший граф?
- За карточным столом. Играет в фараона.
- Вот как, - ответила Венди, несколько разочарованная тем, что Кристиан Ройс не воспользовался шансом перекинуться с падчерицей словечком, который они с Эдвардом так любезно ему предоставили. Оглянулась на открытую двустворчатую дверь за их спинами, будто надеясь отсюда лично увидеть карточный салон и стол, за которым сидит синее домино. – Что ж, удачное время, чтобы п-проникнуть в его кабинет.
Глаза под маской странно блеснули.
- Я позаимствовал у него ключ. Он, видишь ли, даже на бал предпочёл прихватить его с собой. – Рука в чёрной перчатке нырнула куда-то под полу плаща, чтобы продемонстрировать бронзовый ключ с резной рукояткой. – Полагаю, это облегчит нам дело. Идём?
Ключ и правда сильно облегчал дело. Он отмыкал не только замок, но и магическую защиту, и кому, как ни Венди, было это знать. В прошлый раз граф Айлен поймал падчерицу именно тогда, когда она, тайком умыкнув ключ, ночью пролезла в его кабинет – в поисках того же, что они с Эдвардом собирались искать сейчас.
Раздобыть ключ было большой удачей. Изначальный план предполагал, что кабинет придётся взламывать.
- Уверен, что дорогой граф не заметит п-пропажи?
- Я заменил ключ иллюзией. Потом верну настоящий на место, Кристиан и не поймёт ничего. Идём, нельзя терять ни минуты, - добавил он, подхватывая её под руку. – Думаю, он заметит наше совместное отсутствие сразу, как поднимется из-за стола. Помнишь дорогу?
Венди заглянула в тёмные глаза, блестевшие в прорезях, сделанных в раскрашенном гипсе. Прислушалась к непреклонным ноткам в знакомом голосе, чуть изменённом маской.
Облизнув ставшие вдруг сухими губы, кивнула – и, вернувшись под своды Морнэй Холла, повела своего спутника наверх по хорошо знакомой лестнице с резными деревянными перилами, столбики которых украшали медные вазочки с золотыми цветами. Даже если кто-то заметил их восхождение, никто не стал бы возражать: многие гости, устав танцевать, поднимались наверх, чтобы прогуляться по картинной галерее и другим открытым комнатам, любуясь чудесной обстановкой.
Поднявшись на второй этаж, Венди торопливо направилась вперёд по длинному пустому коридору, упиравшемуся в дверь кабинета, когда-то принадлежавшему её отцу.
- Здесь, - застыв перед дверью, произнесла она. – Д-думаешь, граф всё ещё хранит его там? – невзначай добавила Венди, досадливо понимая, что от волнения снова начинает заикаться так же сильно, как до жизни с Эдвардом. – Мамин д-дневник?
Лет с десяти Венди знала, что мама ведёт дневники: пару раз застала её пишущей в очередную толстую книжицу, обтянутую золочёной кожей. Знала даже расположение тайника в маминой спальне, где эти дневники хранились. Однако из уважения к родителям и врождённой деликатности никогда не пыталась его открыть.
При пожаре дневники должны были сгореть вместе со всеми другими предметами в спальне. Но однажды Венди подсмотрела, как Кристиан Ройс читает нечто, подозрительно напоминавшее одну из маминых книжиц, после чего прячет её в потайной ящик секретера. Либо мама сама отдала дневники новому мужу, либо, что куда вероятнее, тот забрал их, прежде чем поджечь дом. Зачем, уже другой вопрос; но если Кристиан Ройс держал эти дневники – или по меньшей мере один из них – в потайном ящике, там наверняка содержалось нечто очень важное.
Вариант, что граф Айлен просто очень трепетно относится к летописи жизни покойной супруги, Венди отвергла сразу. Отчим никогда не казался ей человеком, склонным к сантиментам. И о счастливых днях, проведённых с любимой женой, определённо не ностальгируют с такой пакостной и будто удовлетворённой усмешкой.
За этим дневником Венди и явилась в роковую ночь, которая закончилась ножом для бумаг в плече графа, а также появлением в Морнэй Холл двух лекарей и леди Кэтрин. Лекарю, к которому Венди привыкла с детства, мама отказала от дома сразу после смерти отца, и новым лекарем семейства Морнэй стал некий знакомый Кристиана Ройса. Этот-то лекарь тогда и явился – с ещё одним, до того Венди дня незнакомым. Венди сказала им, что она в порядке, и попросила оставить её с леди Кэтрин наедине, но та настойчиво попросила девочку рассказать, почему она хотела убить отчима. Да, в присутствии этих джентльменов. И, сдавшись, Венди выпалила всё: и про попытку насилия, и про свои подозрения касательно смерти мамы и Кенни, и про то, зачем прокралась к отчиму в кабинет в столь поздний час.
Кажется, под конец Венди впала в истерику – к тому моменту её нервы были ни к фомору. Она видела, что леди Кэтрин пришла в ужас, и вначале обрадовалась этому; но когда та стала умолять Венди одуматься и убеждать её, что Кристиан Ройс прекрасный человек, нежно любивший её мать и не способный на такие страшные вещи, Венди самым вульгарным образом накричала на герцогиню, пытаясь доказать свою правоту. Показала синяки на кистях, оставленные руками графа, не постеснялась задрать юбку и нижнюю рубашку до середины бедра, а после закатать до того же места панталоны: в конце концов, продемонстрировать свою обнажённую ногу лекарям и другой женщине казалось Венди вполне дозволительным. Когда поняла, что ей не верят, даже узрев следы чьих-то грубых пальцев на месте куда интимнее рук, снова стала кричать и в гневе расколотила зеркало на туалетном столике, в кровь изрезав кулаки.
В конце концов ей дали успокоительное, и Венди уснула. А когда проснулась, Кристиан Ройс продемонстрировал падчерице справку о медицинском осмотре, в котором её признавали душевнобольной. Всё по правилам: подписи свидетелей – леди Кэтрин и самого Кристиана – и двух лекарей, резюмировавших, что Виннифред Морнэй одержима бредовыми навязчивыми идеями, ведёт себя неадекватно, подвержена припадкам ярости и опасна для окружающих. Следы на её теле объяснили отчаянными усилиями Кристиана Ройса спасти свою жизнь, когда он нежданно обнаружил падчерицу в своём кабинете, а та вдруг набросилась на него с ножом. То, что граф не использовал магию, с помощью которой мог обезвредить Венди быстро и безболезненно, оправдали тем, что лорд Ройс растерялся и боялся навредить девочке.
Тогда Венди и поняла, что детям, в отличие от их родителей, никто никогда не верит. А ещё то, что упечь здорового человека в лечебницу для душевнобольных проще простого. Особенно если ты девочка. Особенно если в этом заинтересован твой опекун.
Особенно если в этом мире не осталось никого, кто мог бы тебя защитить.
- Мог и избавиться, конечно, - произнёс её спутник, вставляя ключ в замочную скважину. – Но если не избавился сразу… не думаю, что у него появился резон сделать это после твоего побега.
Венди молча смотрела, как поворачивается ключ и вспыхивает золотистым контуром порог, размыкая охранные чары. Широко распахнув дверь, её пригласили войти – и, секунду помедлив, Венди шагнула внутрь.
В кабинете ничего не изменилось. Тот же секретер у окна, те же книжные полки, те же кресла, камин и кушетка у одной из стен. Казалось, вдохнёшь – и почувствуешь запах табака, который курил отец. Тьму рассеивал до полумрака свет магической лампадки, сиявшей на откинутой крышке секретера; сначала Венди подумала, что Кристиан Ройс читал книгу и писал письмо, которое не успел закончить до прихода гостей, но, подойдя ближе, тут же узнала дневник, за которым она явилась. Дневник услужливо раскрыли на середине, и поверх него лежало вскрытое письмо, лаконично адресованное «Кристиану, моему возлюбленному мужу».
Наверное, если бы Венди не понял всё ещё там, на террасе, она бы испугалась. Или по меньшей мере насторожилась. Но она поняла, а Эдвард предупреждал её, что это может случиться – и предупреждал, как ей должно вести себя в таком случае.
Поэтому вместо того, чтобы насторожиться, она изобразила настороженность.
- Это же он! Эдвард, это он! – приблизившись к секретеру и радуясь, что под плащом и перчаткой не видно, как вспыхнула её магическая печать, Венди отодвинула бумажный листок, чтобы взять дневник. – Но что…
То, что следом за этими словами она растерянно осеклась, вышло уже само собой. Как и то, что рука её замерла, так и не коснувшись кожаной обложки.
Просто в этот миг Венди посмотрела на страницу дневнику, зацепившись взглядом за своё имя, и поняла, о чём именно повествуют чернильные строчки.
«…он говорил, что так не может продолжаться, - гласили слова, выведенные до боли знакомым маминым почерком. Мелкий и витиеватый, кому-то он мог показаться неразборчивым, но Венди различила всё без труда даже сейчас, когда строки прыгали, а иные буквы размывали кляксы, точно над страницами кто-то плакал. – Говорил, что слишком уважает моего мужа, чтобы и дальше обманывать его, и слишком любит меня, чтобы обречь меня на вечную ложь. Он снова предложил мне развестись или бежать с ним, но я повторила ему то, что говорила всегда. Я не могу бросить детей. Суд не отдаст мне их, они останутся с отцом, и я помню, как однозначно Уильям выражал своё мнение касательно жён-изменниц. Он никогда не простит мне предательства. Я никогда больше я не увижу моего малыша Кенни и Фредди, мою милую маленькую красавицу. Но как я смогу жить без К.? Без его объятий, без его поцелуев, без…
Мне кажется, я схожу с ума. Я смотрю на пузырёк, который взяла тайком из дома К., прежде чем покинуть его – как мы сегодня решили, навсегда.
Треть музыкального такта, которую отчим и падчерица смотрели друг на друга, растянулась в бесконечность.
Вместо неторопливой тягучей мелодии скрипок Венди будто наяву услышала негромкий звук, с каким горничная когда-то при ней взводила мышеловку.
Так-так, сказали ей эти глаза: вкрадчивым, неотрывным взглядом, который Венди чувствовала кожей, будто щеки под маской коснулось нечто липкое. Кого я вижу.
Венди не ощутила ни ярости, ни злости. Ненависть к этому человеку, которую она в себе взрастила, была куда глубже банальной злости, куда выше туманящей разум ярости. Это было незамутнённое чувство, чистое, как алмаз, холодное, как лёд.
Так ты правда меня узнал, сказала Венди в ответ – взглядом, исполненным не страхом и даже не изумлением, а одним лишь глубоким удовлетворением.
Они сделали по шагу вправо, обойдя друг друга спина к спине, чтобы за следующий такт вернуться к своим партнёрам.
- Подтверждаю, - просто бросила Венди Эдварду, прежде чем следующая фигура вновь разлучила их.
Следующим был полный круг по часовой стрелке. Лорд Мефистофель шагнул наискось влево, протянув руку леди Кэтрин, тогда как ладонь Венди соприкоснулась с белым атласом перчаток графа Айлена. Тот сжал девичьи пальцы самую капельку крепче необходимого, вызвав в их хозяйке острое ощущение гадливости.
Ты сумела от меня спрятаться, держа её руку в своей, пока они двигались по кругу, заметил Кристиан Ройс – снова взглядом, на сей раз почти одобрительным. Надолго. Похвально. Но сколько верёвочке ни виться… любая игра в прятки рано или поздно подходят к концу. Ты попалась.
Мы ещё поглядим, кто из нас попался, ответила Венди дерзким прищуром и вызывающим наклоном головы, вырвав пальцы из его руки резким, но почти незаметным для посторонних движением.
- А, судьбоносная встреча, - бесстрастно произнёс Эдвард, когда они с Венди воссоединились, чтобы вновь исполнить do-si-do, обойдя партнёра спина к спине, и остаться в центре зала.
Глядя прямо перед собой, на разноцветные плащи танцевавших впереди, Венди протянула правую руку своему наставнику, а другую – своему врагу, оказавшемуся слева. Чёрная перчатка Эдварда соединилась с голубой перчаткой леди Кэтрин, и все четверо шагнули вперёд, на оставшихся двух четвертях такта легко переступив на месте в па-де-бурре. Забавная вышла шеренга: Венди, пойманная между двумя Ройсами, и лорд Мефистофель, пойманный между своей ученицей и своей…
Знать бы ещё, кем.
Прежде чем четвёрка разошлась, чтобы после перехода наконец оказаться рядом с другими парами, граф Айлен слегка пожал пальцы падчерицы. Жестом не столько прощальным, сколько многообещающим.
Ни один танец Венди так страстно не желала закончить поскорее.
- Я хочу подышать свежим воздухом, - сказала она, вложив свою ладонь в ладонь Эдварда, когда скрипки наконец смолкли.
Напоследок кинув взгляд на синее домино, сопровождавшее леди Кэтрин в дальний конец зала, она сама повела своего учителя по хорошо знакомому пути к дверям, выводившим в большой сад позади особняка. Пусть это было следующей частью плана, Венди и правда рада была покинуть душный зал, полный бального шума, масок и красивой фальши.
Оказавшись на высокой каменной террасе, окружённой низкой каменной балюстрадой, они с Эдвардом застыли, глядя на пруд, темневший прямо впереди, мерцавший разноцветьем цветочных лампадок. По обе стороны террасы в сад плавными изгибами спускалась гранитная лестница.
- Жаль, что всё это портит твой первый бал, - изрёк лорд Мефистофель с привычной шутливостью. – Надеюсь, последующие окажутся приятнее.
Венди вдруг вспомнила, что это её дебют в свете. Дебют, когда-то так волновавший её мысли, о котором она когда-то так мечтала. Лет в тринадцать маленькая глупая Фредди часто приходила в бальный зал и кружилась перед зеркалом, представляя, каким будет её первое бальное платье, как изящно она будет порхать в танце и скольким молодым людям вскружит головы.
В итоге на первом балу её мысли были о чём угодно, кроме танцев и молодых людей.
О последующих балах Венди тоже думать не хотелось. По крайней мере, сейчас. Хотя бы потому, что их легко не могло оказаться вовсе.
- Синее домино, - сказала она вместо ответа, наконец отделавшись от надоевшего акцента: здесь они точно были одни. – Теперь мы знаем, под какой маской прячется милый граф. Думаю, настал п-подходящий момент.
Для чего, Венди уточнять не стала. Эдварду это и так было прекрасно известно.
Он просто кивнул, напоследок ободряюще коснувшись её плеча:
- Я посмотрю, где он и чем занят.
Венди следила, как её учитель уходит, возвращаясь в дом. Вновь посмотрев на пруд, заметила, что снизу, стоя у подножия лестницы, за ней наблюдает некто в чёрном домино и маске чумного доктора. Заметив, что на него смотрят, наблюдатель не стал резко отворачиваться, а плавно повернул голову: так, будто просто обводил взглядом особняк, любуясь его великолепием. Дождался появления женщины в жёлтом домино и золотой кошачьей полумаске, минутой позже прошедшей мимо Венди и спустившейся в сад – и, взяв её под руку уверенным и нежным жестом законного супруга, повлёк свою спутницу по гравийной дорожке к одному из ярко освещённых павильонов, где гостей ждали всяческие сласти.
Так… а вот, похоже, и достопочтенный мистер Форбиден. Всё же явился. И, видимо, всё же заинтересовался лордом Мефистофелем и его таинственной фрэнчской невестой.
Значит, всё идёт как нельзя лучше.
Когда Венди легонько тронули за плечо, она ожидала увидеть за своей спиной синее домино, но вместо этого взору предстала знакомая чёрная маска под алой треуголкой.
- А, это ты, - выдохнула Венди, не сумев скрыть облегчения. Пусть она готовилась к встрече с Кристианом Ройсом, узреть маску его брата ей было куда приятнее. – И где дражайший граф?
- За карточным столом. Играет в фараона.
- Вот как, - ответила Венди, несколько разочарованная тем, что Кристиан Ройс не воспользовался шансом перекинуться с падчерицей словечком, который они с Эдвардом так любезно ему предоставили. Оглянулась на открытую двустворчатую дверь за их спинами, будто надеясь отсюда лично увидеть карточный салон и стол, за которым сидит синее домино. – Что ж, удачное время, чтобы п-проникнуть в его кабинет.
Глаза под маской странно блеснули.
- Я позаимствовал у него ключ. Он, видишь ли, даже на бал предпочёл прихватить его с собой. – Рука в чёрной перчатке нырнула куда-то под полу плаща, чтобы продемонстрировать бронзовый ключ с резной рукояткой. – Полагаю, это облегчит нам дело. Идём?
Ключ и правда сильно облегчал дело. Он отмыкал не только замок, но и магическую защиту, и кому, как ни Венди, было это знать. В прошлый раз граф Айлен поймал падчерицу именно тогда, когда она, тайком умыкнув ключ, ночью пролезла в его кабинет – в поисках того же, что они с Эдвардом собирались искать сейчас.
Раздобыть ключ было большой удачей. Изначальный план предполагал, что кабинет придётся взламывать.
- Уверен, что дорогой граф не заметит п-пропажи?
- Я заменил ключ иллюзией. Потом верну настоящий на место, Кристиан и не поймёт ничего. Идём, нельзя терять ни минуты, - добавил он, подхватывая её под руку. – Думаю, он заметит наше совместное отсутствие сразу, как поднимется из-за стола. Помнишь дорогу?
Венди заглянула в тёмные глаза, блестевшие в прорезях, сделанных в раскрашенном гипсе. Прислушалась к непреклонным ноткам в знакомом голосе, чуть изменённом маской.
Облизнув ставшие вдруг сухими губы, кивнула – и, вернувшись под своды Морнэй Холла, повела своего спутника наверх по хорошо знакомой лестнице с резными деревянными перилами, столбики которых украшали медные вазочки с золотыми цветами. Даже если кто-то заметил их восхождение, никто не стал бы возражать: многие гости, устав танцевать, поднимались наверх, чтобы прогуляться по картинной галерее и другим открытым комнатам, любуясь чудесной обстановкой.
Поднявшись на второй этаж, Венди торопливо направилась вперёд по длинному пустому коридору, упиравшемуся в дверь кабинета, когда-то принадлежавшему её отцу.
- Здесь, - застыв перед дверью, произнесла она. – Д-думаешь, граф всё ещё хранит его там? – невзначай добавила Венди, досадливо понимая, что от волнения снова начинает заикаться так же сильно, как до жизни с Эдвардом. – Мамин д-дневник?
Лет с десяти Венди знала, что мама ведёт дневники: пару раз застала её пишущей в очередную толстую книжицу, обтянутую золочёной кожей. Знала даже расположение тайника в маминой спальне, где эти дневники хранились. Однако из уважения к родителям и врождённой деликатности никогда не пыталась его открыть.
При пожаре дневники должны были сгореть вместе со всеми другими предметами в спальне. Но однажды Венди подсмотрела, как Кристиан Ройс читает нечто, подозрительно напоминавшее одну из маминых книжиц, после чего прячет её в потайной ящик секретера. Либо мама сама отдала дневники новому мужу, либо, что куда вероятнее, тот забрал их, прежде чем поджечь дом. Зачем, уже другой вопрос; но если Кристиан Ройс держал эти дневники – или по меньшей мере один из них – в потайном ящике, там наверняка содержалось нечто очень важное.
Вариант, что граф Айлен просто очень трепетно относится к летописи жизни покойной супруги, Венди отвергла сразу. Отчим никогда не казался ей человеком, склонным к сантиментам. И о счастливых днях, проведённых с любимой женой, определённо не ностальгируют с такой пакостной и будто удовлетворённой усмешкой.
За этим дневником Венди и явилась в роковую ночь, которая закончилась ножом для бумаг в плече графа, а также появлением в Морнэй Холл двух лекарей и леди Кэтрин. Лекарю, к которому Венди привыкла с детства, мама отказала от дома сразу после смерти отца, и новым лекарем семейства Морнэй стал некий знакомый Кристиана Ройса. Этот-то лекарь тогда и явился – с ещё одним, до того Венди дня незнакомым. Венди сказала им, что она в порядке, и попросила оставить её с леди Кэтрин наедине, но та настойчиво попросила девочку рассказать, почему она хотела убить отчима. Да, в присутствии этих джентльменов. И, сдавшись, Венди выпалила всё: и про попытку насилия, и про свои подозрения касательно смерти мамы и Кенни, и про то, зачем прокралась к отчиму в кабинет в столь поздний час.
Кажется, под конец Венди впала в истерику – к тому моменту её нервы были ни к фомору. Она видела, что леди Кэтрин пришла в ужас, и вначале обрадовалась этому; но когда та стала умолять Венди одуматься и убеждать её, что Кристиан Ройс прекрасный человек, нежно любивший её мать и не способный на такие страшные вещи, Венди самым вульгарным образом накричала на герцогиню, пытаясь доказать свою правоту. Показала синяки на кистях, оставленные руками графа, не постеснялась задрать юбку и нижнюю рубашку до середины бедра, а после закатать до того же места панталоны: в конце концов, продемонстрировать свою обнажённую ногу лекарям и другой женщине казалось Венди вполне дозволительным. Когда поняла, что ей не верят, даже узрев следы чьих-то грубых пальцев на месте куда интимнее рук, снова стала кричать и в гневе расколотила зеркало на туалетном столике, в кровь изрезав кулаки.
В конце концов ей дали успокоительное, и Венди уснула. А когда проснулась, Кристиан Ройс продемонстрировал падчерице справку о медицинском осмотре, в котором её признавали душевнобольной. Всё по правилам: подписи свидетелей – леди Кэтрин и самого Кристиана – и двух лекарей, резюмировавших, что Виннифред Морнэй одержима бредовыми навязчивыми идеями, ведёт себя неадекватно, подвержена припадкам ярости и опасна для окружающих. Следы на её теле объяснили отчаянными усилиями Кристиана Ройса спасти свою жизнь, когда он нежданно обнаружил падчерицу в своём кабинете, а та вдруг набросилась на него с ножом. То, что граф не использовал магию, с помощью которой мог обезвредить Венди быстро и безболезненно, оправдали тем, что лорд Ройс растерялся и боялся навредить девочке.
Тогда Венди и поняла, что детям, в отличие от их родителей, никто никогда не верит. А ещё то, что упечь здорового человека в лечебницу для душевнобольных проще простого. Особенно если ты девочка. Особенно если в этом заинтересован твой опекун.
Особенно если в этом мире не осталось никого, кто мог бы тебя защитить.
- Мог и избавиться, конечно, - произнёс её спутник, вставляя ключ в замочную скважину. – Но если не избавился сразу… не думаю, что у него появился резон сделать это после твоего побега.
Венди молча смотрела, как поворачивается ключ и вспыхивает золотистым контуром порог, размыкая охранные чары. Широко распахнув дверь, её пригласили войти – и, секунду помедлив, Венди шагнула внутрь.
В кабинете ничего не изменилось. Тот же секретер у окна, те же книжные полки, те же кресла, камин и кушетка у одной из стен. Казалось, вдохнёшь – и почувствуешь запах табака, который курил отец. Тьму рассеивал до полумрака свет магической лампадки, сиявшей на откинутой крышке секретера; сначала Венди подумала, что Кристиан Ройс читал книгу и писал письмо, которое не успел закончить до прихода гостей, но, подойдя ближе, тут же узнала дневник, за которым она явилась. Дневник услужливо раскрыли на середине, и поверх него лежало вскрытое письмо, лаконично адресованное «Кристиану, моему возлюбленному мужу».
Наверное, если бы Венди не понял всё ещё там, на террасе, она бы испугалась. Или по меньшей мере насторожилась. Но она поняла, а Эдвард предупреждал её, что это может случиться – и предупреждал, как ей должно вести себя в таком случае.
Поэтому вместо того, чтобы насторожиться, она изобразила настороженность.
- Это же он! Эдвард, это он! – приблизившись к секретеру и радуясь, что под плащом и перчаткой не видно, как вспыхнула её магическая печать, Венди отодвинула бумажный листок, чтобы взять дневник. – Но что…
То, что следом за этими словами она растерянно осеклась, вышло уже само собой. Как и то, что рука её замерла, так и не коснувшись кожаной обложки.
Просто в этот миг Венди посмотрела на страницу дневнику, зацепившись взглядом за своё имя, и поняла, о чём именно повествуют чернильные строчки.
«…он говорил, что так не может продолжаться, - гласили слова, выведенные до боли знакомым маминым почерком. Мелкий и витиеватый, кому-то он мог показаться неразборчивым, но Венди различила всё без труда даже сейчас, когда строки прыгали, а иные буквы размывали кляксы, точно над страницами кто-то плакал. – Говорил, что слишком уважает моего мужа, чтобы и дальше обманывать его, и слишком любит меня, чтобы обречь меня на вечную ложь. Он снова предложил мне развестись или бежать с ним, но я повторила ему то, что говорила всегда. Я не могу бросить детей. Суд не отдаст мне их, они останутся с отцом, и я помню, как однозначно Уильям выражал своё мнение касательно жён-изменниц. Он никогда не простит мне предательства. Я никогда больше я не увижу моего малыша Кенни и Фредди, мою милую маленькую красавицу. Но как я смогу жить без К.? Без его объятий, без его поцелуев, без…
Мне кажется, я схожу с ума. Я смотрю на пузырёк, который взяла тайком из дома К., прежде чем покинуть его – как мы сегодня решили, навсегда.
