Смиренный брат

       
       В обличье зверя
       
              
       Лишь богам ведома до конца внутренняя суть наша, ибо они оделяют нас по милости и щедротам своим. И мы, смертные их чада, не можем изменить того, кто мы есть, но вольны решать, как распорядиться тем, что небо дало нам.
       Фрагмент проповеди святого Нафа, покровителя странников
       
       В деревню Луговцы пришёл монах.
       Остановился рядом с косившими сено мужиками. Постоял, опираясь на окованный медью посох, вдыхая запах сочных срезанных стеблей.
       Степенно осенил крестьян священным знаком. Спросил насчёт ночлега и отдыха. Ему дружно указали на избу бабы Марысы – постоялого двора в деревеньке отродясь не было. А когда странник достаточно отдалился, косари со значением переглянулись.
       - Служитель богов…
       - Эге.
       - Такой, поди, не только молитвами наставлять умеет… Видали, какой бычок? Кулаки как у кузнеца нашего.
       - То и оно… Глядишь, чего и получится…
       
       

***

       Брат Верфэй как раз успел умыться с дороги и перекусить. Сельский голова застал духовное лицо в настроении умиротворённом, в полной гармонии с бытием.
       - День добрый, - осторожно начал староста, рассматривая монаха. Не соврали, захочешь – не перепутаешь. Лет под сорок, бритый налысо и крепко сбитый, хотя толстым не назовёшь. Тёмные чуть скошенные глаза выдают примесь восточной крови. Рядом с внешним уголком правого – тонкий рваный шрам. Нос не картошкой, но близко. Кустистые брови. Аккуратная короткая бородка с проседью. В ухе поблёскивает маленькое колечко из чернёного серебра. По всему выходит, скорее из Ордена Багровых ^[1] . Точнее не разобрать – традиционную накидку по такой жаре путник снял, оставшись в штанах и льняной рубахе.
       - Добрый, - благосклонно кивнул гость. Голос его оказался под стать внешности – низкий, с хрипотцой.
       - Дело есть, господин монах, - не стал мяться крестьянин. – По вашей части. У нас тут оборотень… с весны, того…
       - Мм?
       - Пятерых сожрал. Мы уж и ловушки ставили, и облаву устроить пытались. Один, вот, ногу вывихнул убегаючи…
       - Конкретней.
       Странствующие монахи брались за самую разную работу: читали молитвы и наговоры на любой случай, разумели в науках, могли изгнать нечисть и нежить, упокоить мёртвого, считались хорошими целителями и превосходными воинами. То есть составляли конкуренцию колдунам, ведьмакам и наёмникам, а от налогов были избавлены, ибо – посланники сил высших. Из-за малочисленности относились к ним терпимо, но морду порой кривили. Сейчас Верфэй гадал, попросят его поплевать на подорожник или предложат самому прогуляться за башкой тварюги.
       - Убить эту напасть не возьмётесь? Скажем, за арсов ^[2] двадцать…
       - Я благословлю вас на борьбу.
       - …пять.
       - И от блох заговорю, за время драки чтоб не напрыгали.
       - Да прославится бескорыстие Ордена! – съязвил староста.
       - Из сострадания к загрызенным – шестьдесят.
       - Тридцать и учтите, смиренный брат, что дорога отсюда одна, а в харчах он непереборчив.
       Бодаясь за каждую монету, сошлись на сорока восьми, после чего монах выслушал о постигшей Луговцы беде подробнее.
       Первым по весне пропал забулдыга-рыбак. Зная норов и тяжёлую руку его жены, односельчане прикинули расстояние до города, где была корчма, и постановили: загулял. Так полагали, пока через неделю его дружки не выловили сетью подозрительно знакомую руку с наколкой-клевером и следами зубов, отгрызенную по локоть. Находка разом посбила хмель и отшибла аппетит, в особенности к рыбе и тощим речным ракам, пара которых копошилась в лодке. Проблевавшись, мужики уже целенаправленно отыскали оставшуюся часть приятеля. Верхнюю.
       Про оборотня сразу не думали – обглодать тело мог кто угодно. Пообсуждали, похоронили. До следующего полнолуния было тихо.
       Потом пропал пастух. Этого обнаружили на второй день и тоже частями. После тварь не скрывалась. Перегрызла нескольких лошадей, задрала годовалого бычка старосты.
       - Принялись ловушки ставить, а толку… Через месяц снова у дядьки Хымля крышу на сарае разворотил, скотину вырезал; собаки дворовые попрятались, скулят, – крестьянин посмурнел и глотнул поданного хозяйкой кваса, явно жалея, что в кружке не налито что покрепче. - Раду, гончара младшую, порвал. Красивая была девка… Прими её боги… У реки нашли, в лохмотья. Мать едва умом не тронулась. Логово снова искать стали, на этот раз каждый овраг-буерак обшарили, и старую мельницу, и Кривой хутор. И – ничегошеньки.
       Бабка Марыса согласно пробормотала что-то неразборчивое и сделала узловатыми пальцами отвращающий лихое знак.
       - Двоих, значится, в город за магом аль наёмником отрядили. Лошадей, какие получше остались, выделили. Ждали, ждали… Уздечки он на колодце эдак аккуратненько вывесил, тут-то мы и поняли. И это… луна ему, сталбыть, не указ.
       Что луна оборотню не указ, Верфэй, допустим, и без того знал. Так же как и то, что монстр не будет поглядывать на часы, дожидаясь ночи.
       Всего лишь распространённое суеверие.
       Если ему приспичит обрасти шерстью и выжрать печень кому-то из селян, сделать это можно и днём. Другое дело, что днём и люди посмелее…
       - Зато встретить основательно, я вам скажу, подготовились, всем миром, - продолжил староста. – Токмо не сильно это помогло. Я своими глазами видел, как Ян всадил в эту погань две стрелы, в бок и в горло, серебряные. Стреляет парень отменно, как боги святы!.. Охотник потому как. А эта тварь даже с шага не сбилась – рванула его походя за плечо и ну за кузнецом гоняться. Кузнец-то наш тоже не промах: облил маслом и факел кинул. Понадёжней то оказалось, отбились.
       - А что охотник?
       - Да живёт тут у нас на окраине леса. Молодой, гонору до жо… До затылка, - поправился крестьянин, кинув глазом на духовное лицо. – Говорили ему в село перебираться, но нет, ни в какую. Бирюк бирюком. Перевязали, ушёл к себе в сторожку отлёживаться.
       Монах перебрал в уме подходящие для логова места. Где-то же волкодлаку надо облик менять, не дома же при соседях. При соседях хвост отращивать несподручно. Крестьяне ничего не нашли, но проверить на всякий случай стоит. К тому же, оборотень, которого не берёт серебро… У храмовника зародились сомнения, до конца пока не оформившиеся.
       - Как на этот ваш Кривой хутор и мельницу дойти? Ещё какие заброшенные развалины есть?
       - Нет. Мельница вверх по реке будет, а заимка верстах в трёх к востоку от деревни.
       - А охотник?
       - Тропка в ту же сторону, что и мельница, по ней до ручья и дале.
       - Схожу посмотрю, - кивнул скорее себе, чем старосте монах.
       Само собой, смиренный брат понимал, что тварь превосходит человека в силе, скорости и чутье. На крайний случай имелись козыри в рукаве (не настолько уж служители богов беззащитны!), однако дураком Верфэй не был и сходу сражаться с ликантропом не собирался. Так, сходить в разведку. А уж после, глотнув эликсирчиков…
       Монах сотворил молитву и неспешным шагом вышел за околицу села. Компанию ему попытался составить упитанный бурый гусь, отставший только у длинной придорожной лужи.
       Берега речки заросли рогозом. Какое-то время вдоль неё ещё угадывалась нить тропинки, но вскоре оборвалась. Метёлки трав норовили оплести ноги путника, над водой со свистом сновали ласточки. Небо сначала неуверенно, будто рывками, а потом как-то враз, затянуло рыхлым кудлатым облаком. Накрапывал дождик, шурша по листве подлеска, местами вплотную подбиравшегося к воде.
       Покосившийся остов показался, наконец, когда храмовник изрядно пропитался сыростью и замучался отгонять мошкару.
       Верфэй поморщился, слушая, как шлёпают по воде тяжёлые капли, и шагнул внутрь старой мельницы. Глаза постепенно привыкли к темноте, позволяя различить контуры предметов. На полу валялись непонятные обломки, треснувший жернов, кусок грязной плесневелой мешковины… Монах задумчиво тронул перекошенную доску у двери. Из-под стропил в прореху крыши с писком вылетела какая-то мелкая живность. Всё кругом покрывал слой пыли; не похоже, чтобы запустение этого места нарушал кто-либо кроме смиренного брата и вспугнутого им обитателя. Но проверить стоило.
       Богомолец добросовестно осмотрел каждую кучу мусора. Заброшенное строение было… хм… да просто большим и грязным. Ничего подозрительного. Ничегошеньки, как и сказал староста. Впрочем, Верфэй и не ожидал наткнуться здесь ненароком на пропущенный крестьянами полуобглоданный скелет.
       Что его насторожило и заставило обернуться у самого выхода, храмовник и сам не понял. Ощущение чужого присутствия? Взгляда в спину? Что-то.
       Огромный волчара почти сливался по цвету с потемневшими от времени брёвнами. Нечисть кралась вдоль стены абсолютно бесшумно, но когда заметили, решила показать себя во всей красе. В полумраке заброшенной мельницы, с горящими глазами, оскаленными клыками и вздыбленной шерстью зверюга выглядела оч-чень представительно. Утробное рычание подтверждало: почтения к сану сей безбожник не испытывает и с удовольствием разнообразит рацион монахом.
       Монах принялся активно возражать. Метательная звезда, а следом и вторая, вгрызлась в древесину там, где мгновение назад стоял волк. Двигался он с такой скоростью, что невольно возникло уважение к неведомому Яну, успевшему подстрелить мерзавца.
       Да чтоб тебя!
       Окованный медью посох на волосок разминулся с мордой оборотня.
       Верфэй сделал ещё несколько стремительных выпадов, один из которых достиг цели. Волк взрыкнул, поджимая переднюю лапу, и далеко отскочил в сторону, обрушив на противника груду хлама.
       Совсем увернуться не получилось, монах на секунду потерял равновесие и от души приложился о стену. Тотчас выровнялся, понимая, что теряет драгоценные мгновения, что сверху сейчас рухнет огромная туша, а зубы довершат начатое. Но оборотень использовать преимущество не стал. Тварь выдохнула досадливое «Ркх-ха!» и сиганула в проём, скрывшись из виду в зарослях лещины.
       Верфэй подождал, пока в голове перестанет звенеть, подобрал обронённый посох и пригляделся к россыпи кровавых пятен на полу. Осталось разобраться, за чью шкуру он стребовал задаток?..
       
       

***

       Ограда была невысокой, но лесное зверьё вряд ли желало попасть внутрь. Служитель богов толкнул калитку, окинул взглядом небольшой двор и постучал в дверь охотничьего домика.
       Спустя минуту-другую на порог вышел поджарый молодой парень. Светло-русые волосы коротко острижены, одежда старая, но опрятная.
       Облокотившись на косяк и скрестив руки на груди, хозяин сторожки, в свою очередь, с подозрением рассматривал чужака.
       - Ну? – наконец неприветливо буркнул он, когда молчание затянулось.
       - Да вот, решил глянуть, как в здешних краях оборотни живут.
       Услышав такое, парень ещё больше подобрался.
       - Спокойно. Я не по твою душу. Разговор есть.
       - А по чью?
       - Об этом и разговор.
       Что-то прикинув в уме, охотник приглашающе кивнул незваному гостю.
       Избушка оказалась на две комнаты, чистой и уютной. В ней слабо пахло травами, мехом и наваристой мясной похлёбкой. Верфэй сел за старательно выскобленный стол и пересказал то, что узнал от старосты.
       - Серебро эту тварь не берёт, да и в принципе ничего не берёт. И по следу, я так понимаю, найти не вышло?
       - Нет. След обрывается. А запах у неё есть, но… - Охотник пошевелил пальцами, подбирая слова. - Такой… не ухватишь. Скорее даже не запах, а эманация нежити. Неправильной какой-то нежити, как будто не просто людей жрёт … Сложно сказать толком… Что-то противоестественное присутствует.
       - Разговариваешь не как простолюдин, – монах с любопытством взглянул на собеседника. - Каким ветром тебя в здешние леса занесло?
       - Попутным, отвяжись.
       - Отсюда тоже стоило убраться ещё весной. Догадается кто – селяне тебя на вилы поднимут.
       - Вот щас! Логово своё брошу, хвост подожму и дёру.
       - Как хочешь, - пожал плечами монах. В конце концов, лезть в чужую жизнь с советами по меньшей мере невежливо. – Это существо – порождение запретной магии. Колдун, превращающийся в зверя. Его нельзя убить обычными способами. Можно ранить, вывести из строя, на время отпугнуть. Чтобы выписать ему подорожную до преисподней нужно сильно постараться. Найти ножик-перекид и провести специальный ритуал. Или бить в тень, как можно ближе к сердцу. Или попытаться прибить в человеческом облике. Та ещё работёнка.
       - Зачем же ты тогда взялся?
       - Чтобы спасти невинных людей от адского порождения, разумеется.
       - Угу, расскажи мне! Благие намерения обычно идут довеском – либо к выгоде, либо к дурости. Второе зачастую намного хуже.
       - На самом деле ты прав, я слупил с головы сорок восемь арсов.
       Охотник уважительно присвистнул. Луговчане полагали, проще выжать из берёзового полена сок, чем из старосты лишнюю монету.
       - И половина твоя, - ничтоже сумняшеся продолжил монах, - если согласишься мне помочь.
       - А что так щедро?
       - А то, что в ином случае я рискую стать трупом за полную сумму, а ты – целиком бесплатно. И мы будем в равном положении, потому как покойникам деньги одинаково ни к чему.
       - По рукам, - вздохнул оборотень. – Как тебя зовут, напарник?
       - Верфэй.
       - Ян.
       - Вот скажи мне, Ян, на мельницу ты за мной на кой увязался?
       - Просто шёл лесом. Увидел, как какой-то незнакомый хрен с горы там ходит. Кто ж знал, что ты меня заметишь?! И нормальные люди при виде волка кидаются наутёк, - укоризненно сообщил оборотень и возмущённо рявкнул: - А не на волка с посохом!!
       У Верфэя дрогнули губы.
       - Покажи плечо, - примирительно велел он.
       Парень неловко стянул рубаху, косо зыркнув на монаха, и, стиснув зубы, размотал повязку.
       - Неслабо он тебя, - хмыкнул богомолец.
       Рана выглядела очень и очень плохо. Прямо сказать, выше локтя начинался кошмар. Кусок плоти был наполовину выхвачен, рваные воспалённые края сочились сукровицей и удивительно, что не гноем. И это с учётом того, что на двуипостасных всё заживает практически моментально.
       Смиренный брат покопался в сумке, вытащив два флакона.
       - Кружку или мисочку небольшую дай.
       Из одного флакона храмовник отсчитал четыре капли, из второго семнадцать. Зачерпнул в сенях воды и так же аккуратно развёл зелье, получив несколько ложек густой, едко пахнущей жидкости. Сказал:
       - Будет больно.
       И плеснул на рану.
       Оборотень дёрнулся, но Верфэй, крепко удерживая за плечо, поднёс к ране сложенные лодочкой пальцы и сосредоточенно заговорил ритмичным неслышным шёпотом. Жгучая ломота сменилась онемением, а затем блаженной прохладой. Покраснение на глазах спадало, края плоти неохотно шевельнулись навстречу друг другу. К вечеру затянется, а к утру сойдёт и багрово-синяя отметина.
       - Спасибо. Ты маг?
       - Нет, я не маг, - спокойно ответил Верфэй. – Максимум – наговоры и заговоры, что при желании всякий может.
       - И что дальше?
       - Пойдём на хутор, хочу глянуть.
       Смиренный брат ожидал, что охотник примется спорить или задавать вопросы, но Ян покладисто встал и надел рубаху. Всю дорогу парень молчал, погрузившись в собственные мысли. Верфэй ему не мешал, занимаясь тем же.