***
Весь этот город - гнилое болото. Мерзкая, вонючая клоака. Отравленный разочарованием и огненным зельем я бродил по улицам, шатаясь от одной стены дома до другой.
Будь проклят тот день, когда в мою голову пришла мысль: вернуться сюда!
Теперь я связан обещанием и - самое отвратительное - жалостью. Жалостью к тому, кому я должен по всем законам завидовать страшной, жгучей завистью. К тому, кто занял место, которое должно было принадлежать мне по праву первородства. К тому, кого я хотел убить и не смог.
Отвратительно ещё и то, что вместо того, чтобы попытаться убить меня в ответ, этот сопляк решил меня защищать, словно мой меч не со мной, и я нуждаюсь в помощи какого-то молокососа.
От всего этого дерьма в груди жгло и горело, словно туда насыпали углей из камина или плеснули яда. Так невыносимо больно, что я вышел из милостиво одолженной мне лачуги и нашёл торговца горючим зельем. Пусть один огонь выжжет другой, после этого в душе останется только пепел, но хоть болеть там больше будет нечему.
Выпивка не помогла, я шатался по грязным улочкам в надежде найти себе компанию, что скрасит моё одиночество, но так и остался один. В этом районе моя фигура и лицо, испещренное шрамами, знакомо всем. Моя слава безжалостного убийцы и первого мечника королевства летела впереди меня, руша все планы на постель и тёплое обнажённое тело рядом.
Шлюхи боялись меня как огня. От страха были готовы добровольно сдаваться на милость городским стражникам и отсиживать по трое суток в каталажке, отдаваясь бесчисленной веренице желторотой солдатни, лишь бы не связываться со мной. И чего они так боятся? За свою жизнь я не убил ни одной женщины.
Я ничтожен, даже не в состоянии ни напиться, ни забыться. Может, дело в дозе? Я снова отыскал торговца. Застал его прямо в тот момент, когда он, собрав свои пожитки, драпал из города с женой и детьми. Взял у него все пойло, что было, и направился домой, заливать бушевавший в груди пожар.
Из алкогольного дурмана меня вырвали звуки. Вокруг моей жалкой лачуги раздавались шорохи и скрежет гравия. Кто-то, прячась в тени, шастал туда-сюда. Первое, что пришло на ум: они-таки пришли отобрать мою жалкую жизнь. Посчитали угрозой короне и трону.
Я был настолько пьян, что даже не смог встать с потёртого кресла. Но мой меч всегда со мной, они отберут его только из моих мёртвых рук! Если, конечно, смогут.
Я напряженно ждал, прислушиваясь и принюхиваясь, как загнанный в угол зверь.
Но первое, что я почувствовал, был аромат вспотевшего женского тела.
Я видел, ощущал, почти осязал сказочное видение, совершенно развратно восседающее на моем подоконнике. Это было ошеломляюще привлекательно для страдающего одиночеством мужчины! Головокружительное видение предстало передо мной в виде молодой прекрасной Эноки-ласки с дурманящим запахом тела, сидящей на корточках на моем подоконнике, а там, ниже… Р-р-р-р! Огромная дыра на потертых бриджах и полное отсутствие нижнего белья!
Показалось, что кровь отхлынула от головы, чтобы туго и болезненно наполнить мужественность, а после вновь ударила жаркой волной в мозг. Пришлось принять более удобную позу, чтобы вставшее дыбом хозяйство уместилось у меня между ног.
Вполне трезвая мысль пришла в пьяную голову: этот чудесный сон и божественное видение навеяны чем-то запретно-забористым, что торгаш подмешал в пойло. Надо вновь разыскать того Энока с зельем, даже если он уже бежал из города. Впрочем, нет, кажется, в припадке ярости я пообещал ему, что вырву ноги, если он сделает хоть шаг прочь, скорее всего торговец все еще там, где я его и оставил: около ворот, ведущих прочь из города.
Я отхлебнул вина из кубка, чтобы хоть немного прийти в себя от такого подлого удара судьбы, прогнать комок, застрявший в горле. С ненавистью зыркнул единственным глазом на прекрасное видение, такое реальное до дрожи и такое недоступное, ибо мираж нельзя ни обнять, ни подмять под себя, сжимая в страстных объятьях.
- Это ты шуршала под моей дверью? Я слышал о тебе. Скользящая Тень - самая ловкая воровка в Еоле. - Призрак вздрогнул от хриплого и грубого звука моего голоса.
- Не самая лучшая, я только учусь.
Мне все больше и больше нравился этот сон, видение разговаривало соблазнительно нерешительным голоском, тут и у евнуха встанет, когда перед тобой такое!
Меня не удивило, что она знала, кто я. Конрад Черный - первый ужас королевства, палач его величества всем известен. Странно то, что призрак, навеянный ядовитым зельем, почти не боится меня и явился ко мне в образе дешевой воровки, берущейся за любое гиблое и заведомо провальное дело, правда, впоследствии не без успеха справляющейся почти со всеми заданиями.
- Слышал, что полгода назад по заказу ты «обнесла» купца на горсть драгоценных камней.
- Камни толстосум мог потерять. Их могли выкрасть его подельники, да мало ли хороших воров в столице, которые могли добраться до его рубинов.
А еще нагло врет, глядя прямо в мой единственный глаз! Но тут-то я это брехливое видение могу прижать к стенке.
- Ага, только торговец проглотил их для сохранности. Я даже не стану спрашивать, КАК ты добралась до них...
- А я не буду отвечать...
Я почесал в затылке, соображая, было трудно спьяну шевелить мозгами. В конечном итоге я пришел к мнению, что если я чего-то не знаю, то и придуманная моим воображением воровка не может этого знать.
- Я так понимаю, что ко мне ты заглянула не для того, чтобы каяться в своих грехах и облегчать душу. Дай угадаю, тебе от меня что-то нужно?
Гостья протянула руку с раскрытой ладонью. Блеснуло золото. Откуда у нищенки столько? Следующая мысль каленым железом обожгла и без того израненную душу.
Подкуп, как низко!
Ничем не прикрытое оскорбление, неужели она думает, что у меня нет чести, и я настолько продажная тварь, что позарюсь на ее блестящие кругляши?!
- Я слуга короля, я его меч, его возмездие и справедливость! – От горькой обиды я потерял голову. Если она считает, что я буду по первому щелчку ее проворных пальчиков обнажать меч - она ошибается. Пусть сама обнажается передо мной, раз такая продажная шкура! - МОЯ ЧЕСТЬ НЕ ПРОДАЕТСЯ! Ты позарилась на мою, взамен я заберу твою!
В ярости я бросился на воровку. Не я первый в пьяном угаре гонял чертиков по дому, у меня, правда, алкогольные глюки в сотни раз привлекательней зелененьких человечков, вызванных паленым пойлом, в тысячу раз обворожительней, и в миллион приятней. В пьяных галлюцинациях присутствовали даже вполне себе настоящие дурманящие голову запахи девичьего тела.
- Неужели ты, жалкая воровка, считала, что мою совесть можно купить за золото?
- Не купить, взять в аренду! – визжало мое умопомрачительное видение, бойкое к тому же, не лезущие за словом в карман.
Каждая тряпка, срываемая с ее тела, источала благоухающий аромат желанной добычи. Того, чего мне так не хватало в моем одиноком состоянии. Я жадно поглощал каждый участок оголенного тела, до которого к моему сладострастному удовольствию наконец-то дорвался.
Я вонзился в ее мягкое податливое тело с яростью оголодавшего мужчины.
- Первый! - горько усмехнулся я и, поддев под колено рукой, перевернул грезу.
Неужели мое извращенное сознание подсунуло мне нетронутую мечту? Сладостную, сводящую с ума Эноку-ласку только для меня. Я был благодарен моему сознанию за эту щедрую подачку.
Я неистово двигался в ней, спешил, боялся не успеть, ведь, когда взойдет солнце, она растает как дым, и в моих руках останется только одинокая пустота.
Но пока еще тьма властвует над миром, эта греза моя, даже если пытается выцарапать мне последний глаз!
Удерживая ее руки одной левой, в неописуемом восторге я хрипло рассмеялся, - все, на что был способен мой сорванный голос. Хотя хотелось большего, шептать слова любви, одновременно даря ласки, но я только молча молил про себя: «Не исчезай, не улетай, не растворяйся во мраке! Будь со мной, не покидай!»
Во мне горела призрачная надежда, что это безумие останется навсегда, она услышит мои мольбы и будет со мной. Но мой ласковый призрак молчал.
- Говори... – потребовал я, скользя губами и животом по шелковому телу. Умопомрачительные ощущения. Но в ответ лишь насмешливое безмолвие, тишина, молчание. А я так хочу слышать ее голос.
- Зачем пришла? Хочешь, чтобы я убил заключенного быстро, без боли? - ради тебя я готов утопить в крови все королевство, только останься со мной.
Созданный моим воображением призрак молил отпустить, но я был не в состоянии разжать руки.
- Отпустить не могу... - Ну конечно, я же палач, чего еще может просить призрак в моем воспаленном сознании. – И тебя тоже. – уточнил я, крепче сжимая жертву моего одиночества.
Я всегда слыл неподкупным и честным, но сегодня соблазн был слишком велик, настолько, что я готов был поторговаться с видением и даже с самим собой.
- Но бумаги на пленника могут случайно затеряться, – предположил я. В мозгу мелькнула ядовитая мыслишка: не ждет ли меня облом, не подкинет ли воображение разочарование? Вдруг призрак сладостной ласки старается ради другого? - Кто он, тот, кого ты так защищаешь? Возлюбленный? Муж? Любовник? - с каждым словом я вонзался в нее сильнее, желая, чтобы она была моя и только моя. В приступе бешеной ревности я собирался, если надо, силой отнять у нее все то прекрасное, что она может дать.
А видение впервые ответило четко и определенно:
- Сестра! Сестра! Она совершенно невиновна, ее оболгали сваха и бывший жених! – призрак ласки просила за единственного родного человека. Не за себя, не за своего любовника, не ради мести или шкурного интереса, и эта преданность близким удивляла больше всего. - Мы не брали их денег! Не брали!
- Хех... – усмехнулся я. - И это говорит воровка. Самая честная воровка Еоля!
Поведение воображаемой ласки изменилось. Губы, с которых всего минуту назад срывались страстные стоны, теперь упрямо сжались, искаженное страстью лицо окаменело, я остановился и посмотрел на грезу.
В первый раз я увидел ее лицо, не измененное страхом или страстью, с припухшими от украденных поцелуев губами и раскрасневшимися от сладостной возни щеками. В таком виде она была пронзительно прекрасна. Ко всему этому прилагался уверенный прямой взгляд. Энока пристально смотрела в мой желтый глаз. Пораженный переменой я замер на месте, чтобы в следующий момент в абсолютной тишине прозвучал вопрос:
- Ты спасешь ее? – Для тебя все что угодно, но на что ты готова ради сестры? Взглядом спросил я и прочитал ответ в ее глазах: «На все, даже вытерпеть первый ужас королевства».
- Не за бесплатно, - бросил я, переворачивая и становясь позади ласки. Сделка так сделка, раз уж ради сладостного видения я расстаюсь с честью и совестью, свою плату я хочу получить вперед.
Дыхание сбивалось от ритмичных движений. Я не знал, откуда берутся силы, но я готов был проводить дни и ночи вот так, в ней, неистово и без устали двигаясь, ловя губами ее стоны, прижимаясь к ней, когда она выгибала свое гладкое, лоснящееся от шерсти тело.
Остановиться и нехотя с сожалением выйти меня заставили только подгибающееся под видением колени и набухшие от чрезмерных возлияний интимные прелести.
Я разочарованно плюхнулся в кресло, мужественность все также неудовлетворенно торчала. К тому же, созданная моим воображением воровка взбунтовалась против своего создателя и медленно стаскивала с кровати одеяло.
Лишая единственный глаз сказочной услады в виде разгоряченного обнаженного девичьего тела. Прежде чем дырявая засаленная тряпка закрыла обзор полностью, я заметил собственное упущение: вполне себе пышная грудь, в завитушках шелковой шерсти, так и не получила достойных возлияний в виде моих ласк.
Длинный гладкий хвост, сейчас взъерошенный, тоже скрылся от внимания, и пухлые розовые округлости, что находились под ним тоже. Громадный недосмотр с мой стороны.
Я вздохнул, пора заключить сделку с совестью и со своим сознанием, придумавшим этот соблазн и адское мучение для моих ненасытных чресел.
- Поговорим об оплате.
- Разве я недостаточно заплатила? – я усмехнулся, смахивая деньги на пол. Это вовсе не то, в чем я сейчас нуждался, мой единственный глаз жадно скользил по полуобнаженному телу, впитывая каждый изгиб, рельеф, потайную складочку
- Я ворованное золото не принимаю, – мне необходимо нечто совершенно иное, другой вид валюты, который не на каждом рынке найдешь. Почему же до нее никак не дойдет, чего я хочу?
Внезапно мое видение стало удручающе непонятливым, неужели неясно: когда мужчина смотрит на тебя подобным взглядом - это может означать только одно! Он желает тебя.
Вместо этого Энока опустила взгляд в пол и зашептала:
- Я не то имела в виду.
- Хы! – я радостно ухмыльнулся, дело вроде бы сдвинулось с мертвой точки. - Я тоже не то имел в виду.
- Ты забрал мою... честь, что тебе еще надо? Какая оплата?
Вот оно, торг начался. Теперь главное - не оплошать и выторговать у судьбы дополнительное время в компании видения, сводящего меня с ума.
- Сомнительное удовольствие - лишать невинности, много мороки - ноль удовольствия. – Я сделал безразличную мину, даже недовольную, когда чего-то сильно желаешь, главное не показывать виду. Весь мой пах был измазан кровью, какой правдоподобный сон.
- Я не получил ни грамма удовольствия. Испуганная женщина - это не то, чего желает мужчина. Ты ведь догадываешься, что мужчинам надо?
Ответ я получил незамедлительно,
- Золота! Я возьму в долг, мне дадут «чистые» деньги! Я заплачу за свободу сестры!
Не то чтобы в армиях Темной и Светлой империй много платили, но не до такой же степени, чтобы я только об этом и думал. Мое сознание явно решило поиздеваться. Отсутствие финансов и одиночество - постоянные спутники карьеры воина, наемного убийцы и палача, всю его сознательную жизнь не хватает то одного, то другого.
- Святая наивность! – мое терпение лопнуло, я с грохотом поставил кружку на стол, так что вино расплескалось. - Или бездонное коварство!
Что она делает, что творит? Дразнит меня? Распаляет еще больше?
- Неужели ты думаешь, что я смогу думать о золоте тогда, когда мой мужской аппетит раздразнили, не удовлетворив? Вот скажи, ты всегда, когда голодная, о деньгах думаешь? – задал я каверзный вопрос и получил ошеломляющий ответ.
- Думаю. Всегда, - призналась ласка. - О деньгах. Постоянно думаю, особенно зимой, когда кроме еды и жилья надо еще за дрова платить... Еды мало, и ты вечно голоден...
Моему удивлению не было предела: это что, такой своеобразный пинок от подсознания? С требованием запастись дровами на зиму и сохранить на черный день хоть одну монету? Мой взгляд метнулся к полной поленнице, сожжённому супу и остаткам еды на столе. Вроде бы все не так плохо.
- Я имел в виду другой голод! - рявкнул я. - Нет ничего страшнее, чем соблазнить, раззадорить, а после кинуть. Если ты хочешь спасти свою сестру, ты согласишься на все.
- Вы... вы... настолько голодны, что после нескольких блюд не насытились? – да она издевается!
- Я чертовски голоден, можно сказать, умираю, и если я вскоре не удовлетворю свои потребности... в общем, у меня есть два любимых удовольствия: жажда убийства и мужской голод. Если одно их двух не будет утолено так быстро, как хочу, то я самостоятельно добуду себе... пропитание. - Я приподнял двуручный меч одной рукой и демонстративно пару раз крутанул его, надеясь, что на видение это произведет впечатление.
