ВИТАМИНА МЯТНАЯ
МЕРТВАЯ АКАДЕМИЯ
Когда на душе будет гадко, депрессия заест вас до смерти, дети окончательно выжрут вашу печень, и от работы подохнут все «двуногие лошади», - почитайте мои книги. Отдохните, развейтесь, забудьте о всех невзгодах и развеселитесь. Витамины полезны для организма, их надо принимать время от времени для хорошего самочувствия. Если не помогает, сделайте так, как советуют все врачи, - увеличьте дозу.
Эту книгу я посвящаю моим читателям.
Пусть все у вас будет хорошо, беды обойдут стороной, а в душе будет мир и покой.
С уважением,
ваша Вита.
Я спешила с корпоратива домой.
В промозглом тумане весело стучали каблучки по мостовой. Я улизнула с вечеринки досрочно и радовалась этому, как ребенок. Было хорошо и весело.
Праздновали день рождения фирмы. Нашей родной исполнялось пять лет. Пять долгих лет становления и поднимания с нуля. Начинал наш директор, как и все, челноком на Черкизоне и в Лужниках. Потом нанял швею на дому. Бойкая деревенская баба, приехавшая покорять Москву из глухой деревни, не разгибая спины строчила для него на старой подольской машинке джинсу. Через год такой собачьей жизни он нанял еще двоих сотрудников, и завертелось.
Я была последним работником, которого он принял на работу в начале этого года.
Частная фабрика по производству одежды работала как часы и приносила доход. Я была уже излишеством, сотрудником для престижа и выпендрежа, поднимала статус фирмы. Сотрудником не столь необходимым, как менеджеры по продажам, но коли наша фабрика процветала, она могла позволить себе собственного дизайнера для пуговиц. То есть меня.
Вечеринка прошла под знаком: «Вита, не отрывайся от коллектива!» Мне настырно наливали и подливали, а также тянули танцевать. Пить не хотелось, танцевать на столе – тоже, на богато накрытой поляне положительно не было ничего трезвого. Только какие-то жалкие апельсинчики-бананчики и засохшая колбаска на закуску. Зато среди одиноких тарелок несколько видов вина, водка, вермут для девушек и пиво для мужчин – угощение любого градуса и на любой вкус. Батарея бутылочных горлышек всех форм и расцветок браво топорщилась в потолок, как ракеты земля-воздух.
Я скромно топталась рядом, все вокруг смеялись, пили, поздравляли друг друга, хвастались, кто сколько заработал в этом году и на что потратит тринадцатую. Хоть и запрещалось говорить на такие темы (все подписывали контракт о неразглашении), но алкоголь развязал языки, раскрепостил широкую русскую душу.
Только я, будучи в коллективе новенькой, стеснялась, зажималась и старалась улизнуть или забиться в угол. В новых туфлях, купленных про запас к подобному случаю, было дискомфортно. Хотя сами «копыта» не были виноваты ни в чем. Модные бархатные туфли на толстой подошве и высоком каблуке обошлись мне в ползарплаты, их стоило уже надеть только ради цены и именитого бренда. А вот с платьем я подкачала, оно-то и было причиной моего безграничного стеснения.
Мне как новичку не было известно, что близится фееричная дата, потому я попросту не потрудилась просадить все деньги в крутом бутике и подобрать подходящий выход. Когда я узнала о часе икс, было уже поздно. В последний момент нарыла в шкафу старое платье, оно было ни разу не праздничным, но очень хорошо подчеркивало фигуру и шло мне. К тому же вызывало хорошие воспоминания.
В этом платье я выступала на сцене. Потом сказка кончилась: у меня, в отличие от других девушек, занимавшихся балетом, начала расти грудь. Вопиющего габарита, не подобающего для гладких, как селедочки, изящных балерин, а именно второго растоптанного размера. Балет пришлось бросить – выдержать откровенные издевки и тычки от классной дамы не было никакой возможности.
Пачки и сценические костюмы продать и искать новую работу. Балетная карьера была окончена. На память я оставила только несколько особенно дорогих сердцу платьев.
Это было одним из них.
Глубокого темно-зеленого оттенка, из натурального шелкового бархата, который даже гладить утюгом нельзя. Часть ворса лежала в одну сторону, часть – в другую, из-за разного отражения света всю ткань покрывал замысловатый узор из роз.
По сути, дизайн был очень простой: облегающий лиф и короткая юбка воланами до середины бедра, узкий длинный рукав и глубокий овальный вырез. Но платье смотрелось очень эффектно, подчеркивая все, что нужно.
Я втиснула свой бюст в праздничный туалет и подчеркнула поясом талию, думая, что этого будет достаточно. Как я ошибалась, увидев наряды офисных дам!
Наши корпоративные барышни щеголяли такими нарядами, что мне хотелось залезть под стол и натянуть скатерть пониже, чтобы меня не было видно. Брюлики сверкали, разбрасывая радужные искры, я завидовала офис-менеджерицам, а они мне. Дружба и общение с женской половиной коллектива не получались.
Каждый сотрудник мужского пола пытался меня напоить. Даже конфеты, которыми меня подкармливал бухгалтер Костя, были с попадаловом, то есть с коньяком и водкой.
Женская часть менеджмента уже перетирала мою короткую юбку, азартно стирала длинные ноги и модные копыта, из дамского угла слышались приглушенный смех и змеиное шипенье. Я страдала от излишнего мужского внимания, понимая, что мне это потом аукнется подставами, подложенными свиньями и плевками ядом в лицо и спину со стороны прекрасной части нашего коллектива.
Когда подвернулся шанс улизнуть, я смылась со всей виртуозностью призрака-невидимки. Идти на неудобных высоких каблуках было очень трудно. Ни один из алкогольных ухажеров не соизволил подвезти меня или вызвать такси, попросту не додумался в силу своего ограниченного ума и уже высокого градуса. Домой я топала пешком в одиночестве, и это в час ночи!
Весь коммерческий отдел во главе с директором отправился в баню понижать градус пивом и лапать приглашенных девочек.
«Туда им всем и дорога, – подумала я, – в баню!» И под шумок выскользнула из офиса: не дай боже и меня под общую гребенку затащат в парную. Вам в баню, а мне домой, в свою уютную квартирку-студию.
Я подходила к самому неприятному отрезку дороги, дальше мой путь пролегал через старое заброшенное кладбище. Эту старинную часть захоронений отличали какая-то утонченная красота и особая древняя историчность. Среди надгробий встречались каменные ангелы с печальными лицами, резные мраморные кресты тонкой работы и необычайно красивые по своей природе прощальные стихи и эпитафии.
Я иногда прогуливалась среди могил, читая невероятно душевные слова, провожавшие в последний путь дорогих и любимых.
Надо же, даже хоронить раньше умели, не то что сейчас! Духовный мир измельчал, сузился до тупых посиделок в сауне с пивом и девками. Даже мужчины изменились, стали как-то мельче, примитивней и неубедительней.
В былые времена ни один джентльмен не пустил бы даму гулять по кладбищу ночью без сопровождения и проводил бы до дверей дома. Просто, чтобы убедиться, что все будет в порядке, без задней мысли и без надежды на секс.
В кустах зашуршало. Вообще-то я не боюсь мертвецов, в восставших зомби не верю, поэтому не обратила внимания, а просто меланхолично посмотрела в сторону звука.
На покосившуюся могилу вскочил какой-то облезлый тонконогий зверек, похожий на помесь чертенка с кошкой.
– Жра-а-ауть? – вопросил он то ли у меня, то ли у пустоты.
Слева и справа в кустах промелькнули тени, исчезли и вновь появились в поле моего зрения. Двое на могильной плите, одна на кресте.
– Жрау-у-уть? – послышалось из темноты, я дернула головой. Среди надгробий ко мне скользили маленькие тонконогие тени. Было слегка беспокойно.
– Жрауть? Жрауть! – отозвались с другой стороны. Я дрогнула и прибавила шагу.
Мне вдруг стало страшно, на дне души образовалось и тянуло вниз непонятное предчувствие.
Надо сматываться!
– Жрауть! Жрауть! – неслось мне вслед.
Я уже бежала не разбирая дороги.
– Надо срезать, – решила я, свернула с дороги в сторону и понеслась через кладбище.
Быстрее к остановке, а там метро недалеко, со славными бабами-смотрительницами и ментами, уж они-то в обиду не дадут!
Множественный топот лап нарастал.
Что это за дрянь непонятная? Мутанты или генномодифицированное городское зверье, травленное автомобильными газами?
Стало совсем страшно. Лысые зверюги не отставали.
Тени гнались за мной, преследовали по пятам, перескакивая с могилы на могилу.
Нога подвернулась, ремешок на туфле треснул, и я кубарем полетела куда-то вниз.
По краям обрыва бродили тени, свешивая вниз узкие головы с горящими синими глазами. Они не могли до меня добраться.
– Жрауть? – донеслось до меня сверху. Эхо подхватило вопрос и поматыляло по яме.
Я собирала себя с земли, постанывая и поохивая. Лишь бы все было цело и кости не сломаны!
Раздался глухой металлический звук, как будто железным звякнули о камень. Тени исчезли, вдали стих дробный топот множества ножек.
Свет внезапно померк, я задрала голову и увидела кладбищенского смотрителя дядю Ваню.
– Эгей! Дядя Ваня! – закричала я, подрыгивая и бросаясь на стенку. – Выньте меня, пожалуйста, отсюда!
Но старик не слышал, воткнул лопату в землю и поплевал на ладони.
Что-то было не так. Страх сжал горло, мир стал странным, эхо отражалось от высоких, выше двух метров земляных стен.
– Да куда я попала? Почему старик меня не слышит и находится так высоко и далеко?
Мой визг потонул в шуме падающей земли, когда смотритель кинул первую лопату грунта в яму.
Я кричала и тянула руки к единственному свету, что видела, – свету луны. Он тускнел и отдалялся от меня.
Вслед за второй, полной с верхом лопатой мой мир перевернулся, и я рухнула глубоко вниз.
Рука тянулась к свету, к жизни.
«Не хочу умирать! Не хочу так глупо, по-идиотски бесследно пропасть! Ведь меня, скорее всего, не найдут, и никто не будет знать, куда я пропала. Станут строить разные догадки, злословить за глаза, но никто не узнает, и вскоре все забудут, как будто меня и не было. А мне останутся только пустота, холод смерти и разложение. Не хочу так! Спасите! Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь!»
Раскрытая ладонь тянулась вверх, прося помощи, тело сжимали тиски мокрой земли.
Грубая шершавая рука ударила по ладони. Ощупала. Схватила.
– Свеженький! – донесся радостный, приглушенный толщей земли возглас.
Меня выдернули, как репку. Я со страху вцепилась в неизвестного спасителя. И повалила на могильную плиту.
– Да что такое! Мандрагору им в ***, – ругнулись у меня над ухом. – Какой идиот закапывает восставшую нежить?
Я ничего не соображала от счастья. Слезы облегчения от того, что меня не закопали заживо, градом покатились из глаз.
– Жи-и-ить! Жи-и-ить! – выла я в полном неадеквате на ухо спасителю и цеплялась за шею. Тот тщетно пытался разжать мои руки, скованные страхом смерти.
Внезапно что-то металлическое сдавило мою шею.
Шелчок!
Резкий холод протрезвил мой коротящий мозг. Я выпрямилась и села, руки щупали новую деталь гардероба. Шею сжимал ошейник с оборванной, мотыляющейся от любого движения цепочкой.
Окончательно став вменяемой, я осмотрелась.
Кладбище как кладбище, старинное: покосившиеся надгробия и кресты. Туман, стелющийся по низинам. Все как всегда. Ночь, луна. Вторая луна…
«Э-э-э? Еще одна? Ладно, спишем на раздвоение в глазах. Гипоксия мозга от удушья под толщей земли», – так легче думать, иначе завизжу в очередном неадеквате.
Я сидела на парне, парень – на старом надгробии, рядом зияла дыра-подкоп, ведущая в могильник. Я хлопала глазами, ничего не понимая, но присутствие других людей успокаивало, и самое главное – не было мелких голодных животных и дяди Вани с заступом. Страшное картофелекопательное орудие теперь будет сниться мне в ночных кошмарах, аккурат под утро, часика этак в три-четыре.
– Ну наконец-то! – небрежно бросил парень приподнимаясь. – Угомонилась. Встань с меня, нежить! Жрать дам потом. Сначала ритуал.
Я ничего не поняла, но два страшных слова снова выбили мое сознание в астрал:
– Жи-ить, – протянула я.
– Туповатый зомби попался, – сокрушенно отозвался незнакомец. – Ну ничего, сейчас сделаем приручение, а дрессировкой и обучением займемся потом.
Похоже, неизвестный был оптимистом.
Я сидела и крутила металлическое кольцо на шее, мало что понимая и тихо радуясь тому, что не мертва.
Парень откинул волосы с лица, и я забыла, как дышать. На тонком бледном лице горели алым светом дикие, неистовые глаза зверя.
Парень, убрав шевелюру за ухо, потянулся ко мне. Не будь ступора, вызванного нечеловеческим взглядом, я бы драпанула со всех ног и модные копыта были бы мне не помеха. Только и видели меня.
Но было поздно, два железных захвата сжались на моих предплечьях, парень нагнулся ко мне, опрокинул себе на колени, навис надо мной и глянул в глаза, гипнотизируя.
– А ты красивая, жалко, что умерла, – шепнул он мне на ухо и потянулся к моей шее.
Мягкие губы дотронулись до яремной вены. Язык соблазнительно лизнул кожу, так томно, предвкушающее, что по телу побежали мурашки.
До моего заторможенного мозга дошло:
«Умерла?»
Ультразвуковой визг отбросил страшноглазого на могильную плиту, а я, взмахнув руками, стала падать с его колен назад.
На нечеловеческом лице отразился страх, оно вытянулось от изумления.
Руки парня взлетели, пытаясь меня поймать. Наши ладони встретились, ударили друг от друга. Мои пальцы выскользнули из его захвата, и я рухнула спиной вниз. По приземлении приложилась затылком о твердое.
– Мертвые так не визжат! – послышалось надо мной. Луна больше не двоилась, в небе висело уже четыре ночных светила, я уплывала в успокоительную бессознанку.
Приглушенный гул голосов вызвал меня со дна беспамятства.
Я нерешительно открыла глаза. Надо мной проплывали размытые потолочные балки.
Взгляд сфокусировался на дверном проеме, низкий потолок проплыл мимо, и пространство резко ушло вверх куполом с причудливой росписью.
Первое, что я поняла – кто-то нес меня на руках. Второе – что в помещении очень много народа. Третье – то, что внезапно шум голосов стих и все взгляды уставились на нас.
– Мне нужен лекарь, – прохрипел, краснея, мой спаситель.
– Тебе? – послышалось из зала. – Уже слишком поздно! – Несколько человек угодливо захихикали.
Парень поджал губы. Из-за дольнего стола встал высокий мужчина и направился к нам.
– Что случилось? – коротко бросил он. По его голосу сразу было понятно: этот господин привык всеми командовать.
– Кажется, она живая…
– Кажется? Вы не уверены? – приподняв точеную бровь, спросил светловолосый мужчина.
– Я выкопал ее из могилы.
– А, курсовая работа.
Бледноволосый подошел вплотную и уставился на меня. Я сглотнула, в мозгу промелькнула мысль: у них тут у всех такие странные глаза или через одного? На меня смотрел страшный желтый змеиный глаз с демоническим звездчатым зрачком.
Рука с длинными изогнутыми когтями потянулась ко мне. Я вжалась в своего спасителя, пытаясь отстраниться от страшной чешуйчатой ладони, но этот предатель, который держал меня на руках, сделал шаг вперед, и вытянутый палец дотронулся до моей щеки.
– Человечка! – воскликнул светловолосый спустя секунду. В голосе высокородного чешуйчатого сквозило едва заметное удивление.
– Человек! Девушка! Живая! – загомонили в зале. Некоторые повыскакивали из-за столов, другие тянули шеи, чтобы разглядеть поподробнее.
МЕРТВАЯ АКАДЕМИЯ
Когда на душе будет гадко, депрессия заест вас до смерти, дети окончательно выжрут вашу печень, и от работы подохнут все «двуногие лошади», - почитайте мои книги. Отдохните, развейтесь, забудьте о всех невзгодах и развеселитесь. Витамины полезны для организма, их надо принимать время от времени для хорошего самочувствия. Если не помогает, сделайте так, как советуют все врачи, - увеличьте дозу.
Эту книгу я посвящаю моим читателям.
Пусть все у вас будет хорошо, беды обойдут стороной, а в душе будет мир и покой.
С уважением,
ваша Вита.
ПРОЛОГ.
Я спешила с корпоратива домой.
В промозглом тумане весело стучали каблучки по мостовой. Я улизнула с вечеринки досрочно и радовалась этому, как ребенок. Было хорошо и весело.
Праздновали день рождения фирмы. Нашей родной исполнялось пять лет. Пять долгих лет становления и поднимания с нуля. Начинал наш директор, как и все, челноком на Черкизоне и в Лужниках. Потом нанял швею на дому. Бойкая деревенская баба, приехавшая покорять Москву из глухой деревни, не разгибая спины строчила для него на старой подольской машинке джинсу. Через год такой собачьей жизни он нанял еще двоих сотрудников, и завертелось.
Я была последним работником, которого он принял на работу в начале этого года.
Частная фабрика по производству одежды работала как часы и приносила доход. Я была уже излишеством, сотрудником для престижа и выпендрежа, поднимала статус фирмы. Сотрудником не столь необходимым, как менеджеры по продажам, но коли наша фабрика процветала, она могла позволить себе собственного дизайнера для пуговиц. То есть меня.
Вечеринка прошла под знаком: «Вита, не отрывайся от коллектива!» Мне настырно наливали и подливали, а также тянули танцевать. Пить не хотелось, танцевать на столе – тоже, на богато накрытой поляне положительно не было ничего трезвого. Только какие-то жалкие апельсинчики-бананчики и засохшая колбаска на закуску. Зато среди одиноких тарелок несколько видов вина, водка, вермут для девушек и пиво для мужчин – угощение любого градуса и на любой вкус. Батарея бутылочных горлышек всех форм и расцветок браво топорщилась в потолок, как ракеты земля-воздух.
Я скромно топталась рядом, все вокруг смеялись, пили, поздравляли друг друга, хвастались, кто сколько заработал в этом году и на что потратит тринадцатую. Хоть и запрещалось говорить на такие темы (все подписывали контракт о неразглашении), но алкоголь развязал языки, раскрепостил широкую русскую душу.
Только я, будучи в коллективе новенькой, стеснялась, зажималась и старалась улизнуть или забиться в угол. В новых туфлях, купленных про запас к подобному случаю, было дискомфортно. Хотя сами «копыта» не были виноваты ни в чем. Модные бархатные туфли на толстой подошве и высоком каблуке обошлись мне в ползарплаты, их стоило уже надеть только ради цены и именитого бренда. А вот с платьем я подкачала, оно-то и было причиной моего безграничного стеснения.
Мне как новичку не было известно, что близится фееричная дата, потому я попросту не потрудилась просадить все деньги в крутом бутике и подобрать подходящий выход. Когда я узнала о часе икс, было уже поздно. В последний момент нарыла в шкафу старое платье, оно было ни разу не праздничным, но очень хорошо подчеркивало фигуру и шло мне. К тому же вызывало хорошие воспоминания.
В этом платье я выступала на сцене. Потом сказка кончилась: у меня, в отличие от других девушек, занимавшихся балетом, начала расти грудь. Вопиющего габарита, не подобающего для гладких, как селедочки, изящных балерин, а именно второго растоптанного размера. Балет пришлось бросить – выдержать откровенные издевки и тычки от классной дамы не было никакой возможности.
Пачки и сценические костюмы продать и искать новую работу. Балетная карьера была окончена. На память я оставила только несколько особенно дорогих сердцу платьев.
Это было одним из них.
Глубокого темно-зеленого оттенка, из натурального шелкового бархата, который даже гладить утюгом нельзя. Часть ворса лежала в одну сторону, часть – в другую, из-за разного отражения света всю ткань покрывал замысловатый узор из роз.
По сути, дизайн был очень простой: облегающий лиф и короткая юбка воланами до середины бедра, узкий длинный рукав и глубокий овальный вырез. Но платье смотрелось очень эффектно, подчеркивая все, что нужно.
Я втиснула свой бюст в праздничный туалет и подчеркнула поясом талию, думая, что этого будет достаточно. Как я ошибалась, увидев наряды офисных дам!
Наши корпоративные барышни щеголяли такими нарядами, что мне хотелось залезть под стол и натянуть скатерть пониже, чтобы меня не было видно. Брюлики сверкали, разбрасывая радужные искры, я завидовала офис-менеджерицам, а они мне. Дружба и общение с женской половиной коллектива не получались.
Каждый сотрудник мужского пола пытался меня напоить. Даже конфеты, которыми меня подкармливал бухгалтер Костя, были с попадаловом, то есть с коньяком и водкой.
Женская часть менеджмента уже перетирала мою короткую юбку, азартно стирала длинные ноги и модные копыта, из дамского угла слышались приглушенный смех и змеиное шипенье. Я страдала от излишнего мужского внимания, понимая, что мне это потом аукнется подставами, подложенными свиньями и плевками ядом в лицо и спину со стороны прекрасной части нашего коллектива.
Когда подвернулся шанс улизнуть, я смылась со всей виртуозностью призрака-невидимки. Идти на неудобных высоких каблуках было очень трудно. Ни один из алкогольных ухажеров не соизволил подвезти меня или вызвать такси, попросту не додумался в силу своего ограниченного ума и уже высокого градуса. Домой я топала пешком в одиночестве, и это в час ночи!
Весь коммерческий отдел во главе с директором отправился в баню понижать градус пивом и лапать приглашенных девочек.
«Туда им всем и дорога, – подумала я, – в баню!» И под шумок выскользнула из офиса: не дай боже и меня под общую гребенку затащат в парную. Вам в баню, а мне домой, в свою уютную квартирку-студию.
Я подходила к самому неприятному отрезку дороги, дальше мой путь пролегал через старое заброшенное кладбище. Эту старинную часть захоронений отличали какая-то утонченная красота и особая древняя историчность. Среди надгробий встречались каменные ангелы с печальными лицами, резные мраморные кресты тонкой работы и необычайно красивые по своей природе прощальные стихи и эпитафии.
Я иногда прогуливалась среди могил, читая невероятно душевные слова, провожавшие в последний путь дорогих и любимых.
Надо же, даже хоронить раньше умели, не то что сейчас! Духовный мир измельчал, сузился до тупых посиделок в сауне с пивом и девками. Даже мужчины изменились, стали как-то мельче, примитивней и неубедительней.
В былые времена ни один джентльмен не пустил бы даму гулять по кладбищу ночью без сопровождения и проводил бы до дверей дома. Просто, чтобы убедиться, что все будет в порядке, без задней мысли и без надежды на секс.
В кустах зашуршало. Вообще-то я не боюсь мертвецов, в восставших зомби не верю, поэтому не обратила внимания, а просто меланхолично посмотрела в сторону звука.
На покосившуюся могилу вскочил какой-то облезлый тонконогий зверек, похожий на помесь чертенка с кошкой.
– Жра-а-ауть? – вопросил он то ли у меня, то ли у пустоты.
Слева и справа в кустах промелькнули тени, исчезли и вновь появились в поле моего зрения. Двое на могильной плите, одна на кресте.
– Жрау-у-уть? – послышалось из темноты, я дернула головой. Среди надгробий ко мне скользили маленькие тонконогие тени. Было слегка беспокойно.
– Жрауть? Жрауть! – отозвались с другой стороны. Я дрогнула и прибавила шагу.
Мне вдруг стало страшно, на дне души образовалось и тянуло вниз непонятное предчувствие.
Надо сматываться!
– Жрауть! Жрауть! – неслось мне вслед.
Я уже бежала не разбирая дороги.
– Надо срезать, – решила я, свернула с дороги в сторону и понеслась через кладбище.
Быстрее к остановке, а там метро недалеко, со славными бабами-смотрительницами и ментами, уж они-то в обиду не дадут!
Множественный топот лап нарастал.
Что это за дрянь непонятная? Мутанты или генномодифицированное городское зверье, травленное автомобильными газами?
Стало совсем страшно. Лысые зверюги не отставали.
Тени гнались за мной, преследовали по пятам, перескакивая с могилы на могилу.
Нога подвернулась, ремешок на туфле треснул, и я кубарем полетела куда-то вниз.
По краям обрыва бродили тени, свешивая вниз узкие головы с горящими синими глазами. Они не могли до меня добраться.
– Жрауть? – донеслось до меня сверху. Эхо подхватило вопрос и поматыляло по яме.
Я собирала себя с земли, постанывая и поохивая. Лишь бы все было цело и кости не сломаны!
Раздался глухой металлический звук, как будто железным звякнули о камень. Тени исчезли, вдали стих дробный топот множества ножек.
Свет внезапно померк, я задрала голову и увидела кладбищенского смотрителя дядю Ваню.
– Эгей! Дядя Ваня! – закричала я, подрыгивая и бросаясь на стенку. – Выньте меня, пожалуйста, отсюда!
Но старик не слышал, воткнул лопату в землю и поплевал на ладони.
Что-то было не так. Страх сжал горло, мир стал странным, эхо отражалось от высоких, выше двух метров земляных стен.
– Да куда я попала? Почему старик меня не слышит и находится так высоко и далеко?
Мой визг потонул в шуме падающей земли, когда смотритель кинул первую лопату грунта в яму.
Я кричала и тянула руки к единственному свету, что видела, – свету луны. Он тускнел и отдалялся от меня.
Вслед за второй, полной с верхом лопатой мой мир перевернулся, и я рухнула глубоко вниз.
***
Рука тянулась к свету, к жизни.
«Не хочу умирать! Не хочу так глупо, по-идиотски бесследно пропасть! Ведь меня, скорее всего, не найдут, и никто не будет знать, куда я пропала. Станут строить разные догадки, злословить за глаза, но никто не узнает, и вскоре все забудут, как будто меня и не было. А мне останутся только пустота, холод смерти и разложение. Не хочу так! Спасите! Кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь!»
Раскрытая ладонь тянулась вверх, прося помощи, тело сжимали тиски мокрой земли.
Грубая шершавая рука ударила по ладони. Ощупала. Схватила.
– Свеженький! – донесся радостный, приглушенный толщей земли возглас.
Меня выдернули, как репку. Я со страху вцепилась в неизвестного спасителя. И повалила на могильную плиту.
– Да что такое! Мандрагору им в ***, – ругнулись у меня над ухом. – Какой идиот закапывает восставшую нежить?
Я ничего не соображала от счастья. Слезы облегчения от того, что меня не закопали заживо, градом покатились из глаз.
– Жи-и-ить! Жи-и-ить! – выла я в полном неадеквате на ухо спасителю и цеплялась за шею. Тот тщетно пытался разжать мои руки, скованные страхом смерти.
Внезапно что-то металлическое сдавило мою шею.
Шелчок!
Резкий холод протрезвил мой коротящий мозг. Я выпрямилась и села, руки щупали новую деталь гардероба. Шею сжимал ошейник с оборванной, мотыляющейся от любого движения цепочкой.
Окончательно став вменяемой, я осмотрелась.
Кладбище как кладбище, старинное: покосившиеся надгробия и кресты. Туман, стелющийся по низинам. Все как всегда. Ночь, луна. Вторая луна…
«Э-э-э? Еще одна? Ладно, спишем на раздвоение в глазах. Гипоксия мозга от удушья под толщей земли», – так легче думать, иначе завизжу в очередном неадеквате.
Я сидела на парне, парень – на старом надгробии, рядом зияла дыра-подкоп, ведущая в могильник. Я хлопала глазами, ничего не понимая, но присутствие других людей успокаивало, и самое главное – не было мелких голодных животных и дяди Вани с заступом. Страшное картофелекопательное орудие теперь будет сниться мне в ночных кошмарах, аккурат под утро, часика этак в три-четыре.
– Ну наконец-то! – небрежно бросил парень приподнимаясь. – Угомонилась. Встань с меня, нежить! Жрать дам потом. Сначала ритуал.
Я ничего не поняла, но два страшных слова снова выбили мое сознание в астрал:
– Жи-ить, – протянула я.
– Туповатый зомби попался, – сокрушенно отозвался незнакомец. – Ну ничего, сейчас сделаем приручение, а дрессировкой и обучением займемся потом.
Похоже, неизвестный был оптимистом.
Я сидела и крутила металлическое кольцо на шее, мало что понимая и тихо радуясь тому, что не мертва.
Парень откинул волосы с лица, и я забыла, как дышать. На тонком бледном лице горели алым светом дикие, неистовые глаза зверя.
Парень, убрав шевелюру за ухо, потянулся ко мне. Не будь ступора, вызванного нечеловеческим взглядом, я бы драпанула со всех ног и модные копыта были бы мне не помеха. Только и видели меня.
Но было поздно, два железных захвата сжались на моих предплечьях, парень нагнулся ко мне, опрокинул себе на колени, навис надо мной и глянул в глаза, гипнотизируя.
– А ты красивая, жалко, что умерла, – шепнул он мне на ухо и потянулся к моей шее.
Мягкие губы дотронулись до яремной вены. Язык соблазнительно лизнул кожу, так томно, предвкушающее, что по телу побежали мурашки.
До моего заторможенного мозга дошло:
«Умерла?»
Ультразвуковой визг отбросил страшноглазого на могильную плиту, а я, взмахнув руками, стала падать с его колен назад.
На нечеловеческом лице отразился страх, оно вытянулось от изумления.
Руки парня взлетели, пытаясь меня поймать. Наши ладони встретились, ударили друг от друга. Мои пальцы выскользнули из его захвата, и я рухнула спиной вниз. По приземлении приложилась затылком о твердое.
– Мертвые так не визжат! – послышалось надо мной. Луна больше не двоилась, в небе висело уже четыре ночных светила, я уплывала в успокоительную бессознанку.
***
Приглушенный гул голосов вызвал меня со дна беспамятства.
Я нерешительно открыла глаза. Надо мной проплывали размытые потолочные балки.
Взгляд сфокусировался на дверном проеме, низкий потолок проплыл мимо, и пространство резко ушло вверх куполом с причудливой росписью.
Первое, что я поняла – кто-то нес меня на руках. Второе – что в помещении очень много народа. Третье – то, что внезапно шум голосов стих и все взгляды уставились на нас.
– Мне нужен лекарь, – прохрипел, краснея, мой спаситель.
– Тебе? – послышалось из зала. – Уже слишком поздно! – Несколько человек угодливо захихикали.
Парень поджал губы. Из-за дольнего стола встал высокий мужчина и направился к нам.
– Что случилось? – коротко бросил он. По его голосу сразу было понятно: этот господин привык всеми командовать.
– Кажется, она живая…
– Кажется? Вы не уверены? – приподняв точеную бровь, спросил светловолосый мужчина.
– Я выкопал ее из могилы.
– А, курсовая работа.
Бледноволосый подошел вплотную и уставился на меня. Я сглотнула, в мозгу промелькнула мысль: у них тут у всех такие странные глаза или через одного? На меня смотрел страшный желтый змеиный глаз с демоническим звездчатым зрачком.
Рука с длинными изогнутыми когтями потянулась ко мне. Я вжалась в своего спасителя, пытаясь отстраниться от страшной чешуйчатой ладони, но этот предатель, который держал меня на руках, сделал шаг вперед, и вытянутый палец дотронулся до моей щеки.
– Человечка! – воскликнул светловолосый спустя секунду. В голосе высокородного чешуйчатого сквозило едва заметное удивление.
– Человек! Девушка! Живая! – загомонили в зале. Некоторые повыскакивали из-за столов, другие тянули шеи, чтобы разглядеть поподробнее.
