- Ты… - ее голос прерывался, густой от страсти, - …жаждешь войти в мой храм? - Она двинула рукой вверх по всей длине его напряженного ствола. Шершавая подушечка ее большого пальца собрала каплю влаги, выступившую на головке, смазала его собственной потребностью. Затем она резко опустилась вниз, имитируя движение проникновения, и в то же время ее бедра мощно толкнулись навстречу его лицу. - Покажи… как ты жаждешь наполнить святилище… своей силой.
Тень на стене дернулась в бешеном танце. Рогатый двойник Элиана, уже обретший копыта и изломанные крылья, бросился вперед, его силуэт слился с тенью Морваны в едином, яростном порыве.
- Войди, жрец…- ее голос звучал как натянутая струна между властью и мольбой, пока его язык доводил ее до предела. Она приподняла таз еще выше. -…Пока Тьма не поглотила само желание. Войди… и почувствуй, как рождается… твое истинное имя в вихре нашей алхимии.
Ее призыв, смесь властного повеления и страстной мольбы, стал последним ключом, отпирающим врата. Элиан медленно поднялся с холодного камня алтаря. Его тело, озаренное дрожащим светом свечей, было напряжено, как тетива лука, каждый мускул рельефно выделялся под кожей, с которой испарились последние капли стыда. Взгляд его, темный и полный нового понимания, был прикован к Морване, к ее лону, сияющему влагой жара в морозном полумраке святилища – открытому, ждущему, зовущему.
Он встал между ее бедер, раздвинутых как врата в иной мир. Ощущение ее внутреннего жара, исходящего от самого источника, обжигало его кожу даже на расстоянии. Его руки легли на ее бедра, чуть выше колен, ощущая под пальцами мраморную гладкость и скрытую, готовую взорваться силу. Он наклонился, не спеша, давая ей почувствовать вес своего возбуждения, его упругий жар, упершийся в самый порог ее влажной святыни.
- Морвана… - Его собственный голос, низкий и хриплый, был ему почти чужд. Это было имя, ставшее молитвой и ключом одновременно.
Он двинулся бедрами. Не резко, а с властной, неотвратимой медлительностью, как вхождение в священные воды. Головка его члена скользнула по складкам, собирая блестящую росу ее желания, на мгновение задержалась у самого входа – напряженного, пульсирующего кольца плоти. И тогда он вошел.
Первое ощущение было не ожогом, а поглощением. Ее внутренности не просто приняли его – они обвили, обхватили, втянули его с влажной, обжигающей теснотой, словно плоть самой Тьмы жадно вбирала его свет и силу. Глубокий, сдавленный стон вырвался одновременно из обеих грудей – ее от внезапной, сладкой полноты, его – от невыразимого сжатия, смеси боли и наслаждения, затопившей все существо.
- Глу-бже… - Ее шепот был хриплым, почти рычанием. Ее ноги, гибкие и сильные, как лианы древнего леса, обвили его поясницу, пятки впились в ягодицы, не позволяя отступить ни на йоту, втягивая его внутрь с нечеловеческой силой. Ее внутренние мускулы сжались вокруг него вихрем, выжимая из него новый, прерывистый стон и заставляя его бедра инстинктивно двинуться навстречу.
Тень на стене взорвалась движением. Рогатый, крылатый двойник Элиана набросился на тень Морваны не в атаке, а в страстном объятии. Их силуэты сплелись в неистовом танце, копыта били по камню, крылья взметали вихри невидимого праха. Казалось, само святилище содрогнулось от силы их соединения.
- Чувствуешь? - Ее губы нашли его ухо, язык, обжигающе горячий, коснулся мочки. - Чувствуешь, как твоя сущность… питает мою пустоту? Как свет… превращается в Силу? - Она резко подняла бедра, изменив угол, и он скользнул глубже. Волна острого, почти невыносимого ощущения пронзила их обоих. Но в ее глазах, широко раскрытых и пылающих черным огнем, не было боли – только ликующая, первобытная победа.
Ее голос звенел, как натянутая струна экстаза.
- Сожги в этом пламени… последние угли своего старого «я»!
+-Ее зубы коснулись его губы – не укус, а властное прикосновение, за которым последовал долгий, жгучий поцелуй, в котором смешались их дыхание, их соки, их суть. Ее таз закрутился в яростном, неистовом ритме, увлекая за собой его тело. Это был не просто соитие. Это было жертвоприношение и возрождение в одном вихре. Символы на их животах – ее темный, его зеркальный – вспыхнули ослепительным синим сиянием, пульсируя в унисон, как два сердца единого существа. Боль от трения, от глубины, от сжимающих его вихрей внутри нее трансформировалась, переплавлялась в чистейшую энергию, льющуюся по жилам. Ее голос, прерываемый стонами, врезался в его сознание:
- Прими… Преврати… Пей боль… и стань… МОЙ Жрец!
Ритм их движения стал единым биением двух сердец – его, человеческого, пылающего жаром, и ее, вечного, холодного, как глубины космоса. Каждый толчок Элиана, каждое сжатие внутренних вихрей Морваны высекало искры экстаза, смешанного с преображающей болью алхимии. Его руки скользнули с ее бедер на талию, приподнимая ее навстречу, ощущая под пальцами игру мускулов и дрожь надвигающейся бури. Их взгляды слились – в ее черных очах плясали отражения свечей и его собственного лица, искаженного наслаждением и новой, темной силой.
Вдруг ее пальцы впились ему в спину – не царапая, а метя, оставляя ледяные дорожки, мгновенно превращавшиеся в жгучие реки под его кожей.
- Так… - ее голос был хриплым от напряжения, прерываемым влажными звуками их слияния, - …да! Отдайся вихрю! - Она выгнулась всем телом, мощные бедра впились в него, втягивая с нечеловеческой силой. - Отдай мне свой свет… Свой страх… Свое прошлое! Пусть сгорят в горниле моей Тьмы!
Элиан почувствовал, как ответная волна холода – чистой, неукротимой мощи – поднимается из самых глубин его существа. Это был не конец, а пик преображения. Его движения стали мощнее, глубже, будто он вбивал клин своей новой сущности в саму плоть мира. Он нашел ее губы – холодные, но отзывчивые, и их поцелуй стал жгучим сплавом соли, меда и вкуса вечности. В этом соединении ртов, тел, душ стирались последние грани.
Тени на стене взорвались финальным аккордом. Крылатый, рогатый двойник Элиана не набросился на тень Морваны – он слился с ней в экстатическом объятии, их силуэты растворились в клубящейся массе черного пламени, поглотившего на миг все свечи. В этой внезапной, леденящей темноте физические ощущения достигли невероятной остроты.
Он почувствовал, как ее нутро сжимается вокруг него последним, всепоглощающим вихрем – не мышечным спазмом, а самой бездной, жадно втягивающей его суть. Это стало сигналом. Волна экстаза, копившаяся в его лоне, прорвала плотины. С глухим, животным стоном, рожденным уже не в горле, а в самой сердцевине его преображенной души, Элиан вжался в нее, прижимая ее тело к алтарю всем весом. Его семя, горячее и живое, мощными толчками излилось в ее глубины, но ощущалось это не как извержение, а как дар, как поток чистой силы, поглощаемый ненасытной пустотой с благодарным содроганием.
- МООООООООЙ ЖРЕЕЕЕЦ! - Ее крик, протяжный, хриплый, полный триумфального ликования, слился с его немым рыком в единый гимн Тьме. Он чувствовал, как его сущность не просто наполняет ее – она впитывается, трансмутируется, становясь кирпичиком в фундаменте чего-то грандиозного. Усталость сменилась леденящей полнотой – будто в его жилах текла не кровь, а жидкий мрак, заряженный могуществом.
Ее руки обвили его шею, притягивая к себе в последнем объятии. Ее тело под ним еще долго содрогалось от мелких волн отзвука.
- Твоя сила… - ее шепот был холоден, как дыхание звездной бездны, но губы, прильнувшие к его уху, горели, - …стала первой буквой твоего Истинного Имени. Запомни этот жар… Запомни вкус моего лона… Запомни мощь, пульсирующую в твоих жилах.
Внезапно ее плоть под его руками стала призрачной. Потом – прозрачной, как дым. И, наконец, растворилась совсем, окутанная шевелящимися, живыми тенями, которые отползли в углы святилища. Он остался лежать на холодном камне алтаря. Свечи горели снова. Воздух был тяжел от запахов опиума, ладана, их соития и невыразимо древнего холода – аромата самой Морваны. Черный символ на его животе пульсировал ровно и мощно, как второе сердце, в такт ритму вечной Тени.
- Жди зова… - Эхо ее голоса, лишенное плоти, коснулось его сознания, оставив ледяную печать в глубинах разума. - Следующее погружение… откроет Бездну внутри тебя.
На своде тысячи холодных, немигающих звезд-глаз медленно закрылись, одна за другой. Полная тьма воцарилась в святилище. Элиан лежал на камне, ощущая холод алтаря на спине и незнакомую, темную мощь, кипящую в жилах. Он был один. Но юноша в грубой рясе, робко ступивший сюда, остался в прошлом. Теперь он был сосудом. Оружием. Ее Плотью и Тенью. И новорожденная Тьма в его груди тихо ликовала, приветствуя мир.
Тень на стене дернулась в бешеном танце. Рогатый двойник Элиана, уже обретший копыта и изломанные крылья, бросился вперед, его силуэт слился с тенью Морваны в едином, яростном порыве.
- Войди, жрец…- ее голос звучал как натянутая струна между властью и мольбой, пока его язык доводил ее до предела. Она приподняла таз еще выше. -…Пока Тьма не поглотила само желание. Войди… и почувствуй, как рождается… твое истинное имя в вихре нашей алхимии.
Ее призыв, смесь властного повеления и страстной мольбы, стал последним ключом, отпирающим врата. Элиан медленно поднялся с холодного камня алтаря. Его тело, озаренное дрожащим светом свечей, было напряжено, как тетива лука, каждый мускул рельефно выделялся под кожей, с которой испарились последние капли стыда. Взгляд его, темный и полный нового понимания, был прикован к Морване, к ее лону, сияющему влагой жара в морозном полумраке святилища – открытому, ждущему, зовущему.
Он встал между ее бедер, раздвинутых как врата в иной мир. Ощущение ее внутреннего жара, исходящего от самого источника, обжигало его кожу даже на расстоянии. Его руки легли на ее бедра, чуть выше колен, ощущая под пальцами мраморную гладкость и скрытую, готовую взорваться силу. Он наклонился, не спеша, давая ей почувствовать вес своего возбуждения, его упругий жар, упершийся в самый порог ее влажной святыни.
- Морвана… - Его собственный голос, низкий и хриплый, был ему почти чужд. Это было имя, ставшее молитвой и ключом одновременно.
Он двинулся бедрами. Не резко, а с властной, неотвратимой медлительностью, как вхождение в священные воды. Головка его члена скользнула по складкам, собирая блестящую росу ее желания, на мгновение задержалась у самого входа – напряженного, пульсирующего кольца плоти. И тогда он вошел.
Первое ощущение было не ожогом, а поглощением. Ее внутренности не просто приняли его – они обвили, обхватили, втянули его с влажной, обжигающей теснотой, словно плоть самой Тьмы жадно вбирала его свет и силу. Глубокий, сдавленный стон вырвался одновременно из обеих грудей – ее от внезапной, сладкой полноты, его – от невыразимого сжатия, смеси боли и наслаждения, затопившей все существо.
- Глу-бже… - Ее шепот был хриплым, почти рычанием. Ее ноги, гибкие и сильные, как лианы древнего леса, обвили его поясницу, пятки впились в ягодицы, не позволяя отступить ни на йоту, втягивая его внутрь с нечеловеческой силой. Ее внутренние мускулы сжались вокруг него вихрем, выжимая из него новый, прерывистый стон и заставляя его бедра инстинктивно двинуться навстречу.
Тень на стене взорвалась движением. Рогатый, крылатый двойник Элиана набросился на тень Морваны не в атаке, а в страстном объятии. Их силуэты сплелись в неистовом танце, копыта били по камню, крылья взметали вихри невидимого праха. Казалось, само святилище содрогнулось от силы их соединения.
- Чувствуешь? - Ее губы нашли его ухо, язык, обжигающе горячий, коснулся мочки. - Чувствуешь, как твоя сущность… питает мою пустоту? Как свет… превращается в Силу? - Она резко подняла бедра, изменив угол, и он скользнул глубже. Волна острого, почти невыносимого ощущения пронзила их обоих. Но в ее глазах, широко раскрытых и пылающих черным огнем, не было боли – только ликующая, первобытная победа.
Ее голос звенел, как натянутая струна экстаза.
- Сожги в этом пламени… последние угли своего старого «я»!
+-Ее зубы коснулись его губы – не укус, а властное прикосновение, за которым последовал долгий, жгучий поцелуй, в котором смешались их дыхание, их соки, их суть. Ее таз закрутился в яростном, неистовом ритме, увлекая за собой его тело. Это был не просто соитие. Это было жертвоприношение и возрождение в одном вихре. Символы на их животах – ее темный, его зеркальный – вспыхнули ослепительным синим сиянием, пульсируя в унисон, как два сердца единого существа. Боль от трения, от глубины, от сжимающих его вихрей внутри нее трансформировалась, переплавлялась в чистейшую энергию, льющуюся по жилам. Ее голос, прерываемый стонами, врезался в его сознание:
- Прими… Преврати… Пей боль… и стань… МОЙ Жрец!
Ритм их движения стал единым биением двух сердец – его, человеческого, пылающего жаром, и ее, вечного, холодного, как глубины космоса. Каждый толчок Элиана, каждое сжатие внутренних вихрей Морваны высекало искры экстаза, смешанного с преображающей болью алхимии. Его руки скользнули с ее бедер на талию, приподнимая ее навстречу, ощущая под пальцами игру мускулов и дрожь надвигающейся бури. Их взгляды слились – в ее черных очах плясали отражения свечей и его собственного лица, искаженного наслаждением и новой, темной силой.
Вдруг ее пальцы впились ему в спину – не царапая, а метя, оставляя ледяные дорожки, мгновенно превращавшиеся в жгучие реки под его кожей.
- Так… - ее голос был хриплым от напряжения, прерываемым влажными звуками их слияния, - …да! Отдайся вихрю! - Она выгнулась всем телом, мощные бедра впились в него, втягивая с нечеловеческой силой. - Отдай мне свой свет… Свой страх… Свое прошлое! Пусть сгорят в горниле моей Тьмы!
Элиан почувствовал, как ответная волна холода – чистой, неукротимой мощи – поднимается из самых глубин его существа. Это был не конец, а пик преображения. Его движения стали мощнее, глубже, будто он вбивал клин своей новой сущности в саму плоть мира. Он нашел ее губы – холодные, но отзывчивые, и их поцелуй стал жгучим сплавом соли, меда и вкуса вечности. В этом соединении ртов, тел, душ стирались последние грани.
Тени на стене взорвались финальным аккордом. Крылатый, рогатый двойник Элиана не набросился на тень Морваны – он слился с ней в экстатическом объятии, их силуэты растворились в клубящейся массе черного пламени, поглотившего на миг все свечи. В этой внезапной, леденящей темноте физические ощущения достигли невероятной остроты.
Он почувствовал, как ее нутро сжимается вокруг него последним, всепоглощающим вихрем – не мышечным спазмом, а самой бездной, жадно втягивающей его суть. Это стало сигналом. Волна экстаза, копившаяся в его лоне, прорвала плотины. С глухим, животным стоном, рожденным уже не в горле, а в самой сердцевине его преображенной души, Элиан вжался в нее, прижимая ее тело к алтарю всем весом. Его семя, горячее и живое, мощными толчками излилось в ее глубины, но ощущалось это не как извержение, а как дар, как поток чистой силы, поглощаемый ненасытной пустотой с благодарным содроганием.
- МООООООООЙ ЖРЕЕЕЕЦ! - Ее крик, протяжный, хриплый, полный триумфального ликования, слился с его немым рыком в единый гимн Тьме. Он чувствовал, как его сущность не просто наполняет ее – она впитывается, трансмутируется, становясь кирпичиком в фундаменте чего-то грандиозного. Усталость сменилась леденящей полнотой – будто в его жилах текла не кровь, а жидкий мрак, заряженный могуществом.
Ее руки обвили его шею, притягивая к себе в последнем объятии. Ее тело под ним еще долго содрогалось от мелких волн отзвука.
- Твоя сила… - ее шепот был холоден, как дыхание звездной бездны, но губы, прильнувшие к его уху, горели, - …стала первой буквой твоего Истинного Имени. Запомни этот жар… Запомни вкус моего лона… Запомни мощь, пульсирующую в твоих жилах.
Внезапно ее плоть под его руками стала призрачной. Потом – прозрачной, как дым. И, наконец, растворилась совсем, окутанная шевелящимися, живыми тенями, которые отползли в углы святилища. Он остался лежать на холодном камне алтаря. Свечи горели снова. Воздух был тяжел от запахов опиума, ладана, их соития и невыразимо древнего холода – аромата самой Морваны. Черный символ на его животе пульсировал ровно и мощно, как второе сердце, в такт ритму вечной Тени.
- Жди зова… - Эхо ее голоса, лишенное плоти, коснулось его сознания, оставив ледяную печать в глубинах разума. - Следующее погружение… откроет Бездну внутри тебя.
На своде тысячи холодных, немигающих звезд-глаз медленно закрылись, одна за другой. Полная тьма воцарилась в святилище. Элиан лежал на камне, ощущая холод алтаря на спине и незнакомую, темную мощь, кипящую в жилах. Он был один. Но юноша в грубой рясе, робко ступивший сюда, остался в прошлом. Теперь он был сосудом. Оружием. Ее Плотью и Тенью. И новорожденная Тьма в его груди тихо ликовала, приветствуя мир.
