МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РЕСПУБЛИКИ КАЗАХСТАН
КАРАГАНДИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМЕНИ АКАДЕМИКА Е.А.БУКЕТОВА
Б.Е. Колумбаев
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
В ДВУХ ТОМАХ
Б.Е. Колумбаев
ТОМ ВТОРОЙ
СО-ОБРАЖЕНИЯ: AD HOMINEM
Рекомендовано Ученым советом Карагандинского
государственного университета им. Е.А.Букетова
УДК 1
ББК 87
К 60
К 60Колумбаев Б.Е.
Избранные труды: В 2 т. — Т.2. Со-ображения:
ad hominem / Под науч. ред. Б.И. Карипбаева. — Караганда: Изд-во КарГУ, 2011. — 187 с.
ISBN 9965-483-10-8
Книга знакомит читателя с многообразием граней философского творчества Б.Е. Колумбаева: здесь есть размышления над классическими философскими вопросами, можно обнаружить неожиданные аспекты антропологической проблематики, интересны парадоксальные ответы философа на вопросы, касающиеся образования. Отражением взглядов автора на новейшие тенденции развития философии являются его постмодернистские штудии. Все это разнообразие текстов позволяет читателю самостоятельно приобщиться к непростой работе философа по поиску истины.
Книга адресована профессиональным философам и всем читателям, интересующимся философскими проблемами.
УДК 1
ББК 87
Под научной редакцией
доктора философских наук Б.И. Карипбаева
ISBN 9965-483-10-8 – Т.2 © Карагандинский
ISBN 9965-483-11-6 государственный
университет, 2011
© Колумбаев Б.Е., 2011
Научное издание
Колумбаев Бисембай Ергалеевич
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ В ДВУХ ТОМАХ
Том 2
Со-ображения: ad hominem
Отпечатано с авторского оригинала
Отпечатано в типографии Издательства КарГУ им. Е.А.Букетова
100012, г. Караганда, ул. Гоголя, 38. Тел. 51-38-20
I. МЕТОДИЧЕСКИЕ УВЯЗКИ
Системность философии и авторство философствования
Жестко однозначного курса философии, видимо, быть не может. Важно, чтобы выдерживалась ее целостность. Критериями ее должны стать определенные принципы, которые бы могли варьироваться авторски.
Могут сказать, что это за авторство, если лектор, например, должен будет придерживаться чего-то общепринятого? Или, наоборот, скажут, что любую систему можно интерпретировать, была бы только система интересная? Да, но здесь не так все просто. Лектору, хочет он того или нет, нужно уложиться в своем теоретическом материале в рамках определенной системы. И проблема структуры курса философии — это проблема соотношения авторства и системности, или возможностей автора и требований системности. С одной стороны, нужна такая система, которая бы позволяла излагающему ее иметь свое лицо, с другой — автор должен быть подчинен системе в ее общезначимости. Или: система должна быть, с одной стороны, подчинена ее создателю, с другой — создатель должен быть подчинен системе. Если не выполнено первое условие, то нет творчества, если же нет второго, то философ недоступен другим (аудитории, читателю).
Перед нами здесь проблема педагогическая, т.е. проблема изложения как своего рода искусство, и, следовательно, приходится признать некие "правила игры". В философии они связаны с ее основными вопросами: 1) Что я могу знать? 2) Что я должен делать? 3) На что я могу надеяться? (Кант). Они могут быть связаны и с определенными методами как учениями: 1) диалектика (учение о познании); 2) метафизика (учение о сущем); 3) ифика (учение о должном) (В. Соловьев). Примерно в такой же раскладке можно представить и предмет философии: 1) Человек; 2) Общество; 3) Дух.
Таким образом, как по основным вопросам, так и по методам-учениям, а также по предмету философия может быть представлена в триадической форме. Принцип триады в построении курса философии играет не формальную, а решающую роль (Гегель, В. Соловьев). В нем и через него возможна максимальная понятность (ясность) в максимальной системности. И наоборот, принцип триады нужно учесть для возможностей максимального развертывания авторских интенций. Система в триаде может быть внутренне связана в авторском контексте (или подтексте). При данном подходе автор триадичен, триада авторизована. Конкретнее, автор: 1) предстает в человеке; 2) отрицает себя в обществе; 3) возвращается в духе. Исходя из этого, мы и предлагаем следующую структуру курса философии:
ВВЕДЕНИЕ.
ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?
1. ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА
( философская антропология )
2. ОБЩЕСТВО КАК ПРОМЕЖУТОЧНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
2. СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ 2.СМЫСЛ ИСТОРИИ
(социальная философия) (философия истории)
3. МЕТАФИЗИКА ДУХА
3. БЫТИЕ 3. COЗНАНИЕ 3. ПОЗНАНИЕ
(онтология) (гносеология)
Собственно перед нами различие философии и философствования, философии как системы и философствования как (ее) авторизации. За пределы философии мы выйти не можем, выходить тут некуда. Мы можем быть только внутри философии, если, конечно, только ее не профанируем. Наша роль в том, чтобы вплести в это сложное духовное кружево хотя бы еще одну нить, а лучше — еще один узор, а еще лучше — придать новый полутон всему кружеву. То есть авторство возможно в самих переходах: от проблемы к проблеме, от темы к теме, от раздела к разделу. Авторство здесь предполагает и возможности выбора дальнейшего следования, когда переход от раздела к разделу осуществляется в альтернативности с "переломом» ее в дискурсивности. Наконец, авторство возможно в выходах на трансцендентальное, что нужно выставить третьим разделом, и в котором философствование оборачивается вопрошанием о бытии, сознании и познании как метафизических проблем.
Традиционно мы проблемы бытия, сознания, познания рассматривали вначале, затем шла социальная философия и в конце давалась проблема человека. Но если мы хотим излагать философию и в то же время философствовать, то должны начинать с себя, т.е. с откровения присутствующего в мире существа (с человека в себе, с имманентного в бытии), чтобы затем, пройдя общественный мир (в пространственном и временном срезе), выйти на то, что нас действительно превышает в метафизике духа. И именно в ней нужно представить проблемы бытия, сознания и познания как проблемы запредельные.
К синкретичности менталитета
Есть понятия, которые становятся модными. Одним из таких является "менталитет". Что же он такое?
Есть ментализм и антиментализм, бихевиоризм, биологизм, социологизм, прагматизм, одним словом, все, что делает установку на внешние условия. В этом контексте менталитет — это совокупность духовных, душевных факторов, влияющих и даже обуславливающих внешние условия. Менталитет — это то, что, будучи скрыто, проявляет себя вовне человека; душевно-духовный опыт во внешней, предметно-практической деятельности. Причем как практически неисчерпаемый внутренний опыт. То, что не может быть подчинено человеком, но что подчиняет себе человека и реализуется в его деятельности; дух как воля человека, пассивность как активность, сознание бытия как бытие сознания.
Таким образом, менталитет — совокупность душевно-духовных феноменов во всем континууме от внутреннего до внешнего. Но главное здесь — порождение внешнего внутренним. Вопрос только в том, насколько простирается этот континуум и сколь возможно внешнее из внутреннего? То есть менталитет предполагает некоторую определенность в (социальном) пространстве и времени, в которых он работает; есть идеи, замахивающиеся на мировое значение и непреходящие в веках ценности.
Менталитет не создается, но только проявляется. Идеи владеют не столько теми, кто их породил, а сколько их приверженцами, которые становятся их фанатиками. В этом смысле нельзя говорить о менталитете Сократа или Христа, Галилея или Бруно, Маркса или Ленина. В ментальности речь должна идти не о соответствии теории и практики, а о подчинении практики теории. И в той мере, в какой делается крен в сторону практики, теория сакрализуется и превращается в менталитет. И наоборот, чем больше крен в сторону практики, тем догматичнее теория; чем больше "связи с жизнью", тем смутнее менталитет. В то же время осуществление идеи предполагает избранность кого-то на осуществление некоего порядка в сем мире. Какого? Неважно. Важно то, что идеи, попадая в головы людей, претендуют на непременное осуществление в статусе вечных ценностей. А те, кто их придумывает, отказывается от них. Не отказывались от своих идей лишь те, кто не успел этого сделать по духовной молодости или старческому романтизму. Но плод должен созреть и упасть, чтобы вырасти другим плодам. В принципе большинство мыслителей имеют поздний период, где они себя преодолевают. Тем они и интересны. Из их учений фанатических движений не было. А те, кто этого не успел сделать, ввергали человечество в драмы. А за этими драмами ученики учителей, т.е. тот самый менталитет, где какой-нибудь католик хочет быть святей папы римского, какой-нибудь Джугашвили гениальнее Маркса, какой-нибудь Ельцин радикальнее Горбачева.
При этом догматизация теории в угоду практике происходит не как очищение или упрощение, а как экстраполяция данной теории на все общественное сознание. Это, во-первых. Во-вторых, осуществляется реконструкция с ее позиций всего прошлого. В-третьих, теория набрасывается на будущее, чтобы ее приверженцам в петле соблазна вытянуть всех других из настоящего. Все и вся, таким образом, оказывается под колпаком идеи, ставшей менталитетом "избранных" на ее осуществление лиц.
Выбирают, якобы, избранных, за которыми определенные идеи. Не свои, а те, которых они придерживаются. Мыслителя в парламент или куда-то еще не выбирают. Синкретизм отсюда уже начинается. Вечные идеи не требуют своего осуществления, их можно только придерживаться. Осуществления (непременного) требуют именно идеи среднего уровня. И они же экспансивны. До того как распространиться на прошлое и будущее, они через своих сторонников стремятся вертикально рассечь настоящее в бытии и духе, в экономике и идеологии. Пока "времен связующая нить" проходит через властные отношения, к ним все в общественной жизни и редуцируется. Так что синкретичность (политического) менталитета характеризуется не только смешением взглядов, представлений, идей, а и уравниванием экономического и нравственного, реального и идеального, объективного и субъективного. Политический менталитет — это амальгама, в которой растворена вся общественная жизнь. Здесь смешное и великое, низкое и высокое, грязное и чистое уживаются. И наоборот, менталитет не может определять внешнее из внутреннего, предварительно или одновременно не синкретизируя все психологические, идеологические феномены. В этом преуспевали "бесы" революции, но в этом преуспевают и теперешние "бесы" рынка.
Менталитет может осуществляться и сам по себе в традициях, обычаях народа. Он может быть в "жизненных корнях" и "небесных перспективах". Но беда в том, что к "почве" и "крови", посюстороннему и потустороннему апеллируют и их используют в срезе "миропотрясающей" идеи благодетели-политики. Так что в менталитете нельзя пребывать, им нужно овладевать; за очередной модой видеть поветрие времени. Не плакать и не смеяться, а только понимать (Спиноза).
Идеология: как она возможна?
Обсуждая работу Н. Назарбаева "Идейная консолидация общества — как условие прогресса Казахстана", приходится вновь и вновь задаваться вопросом, что же такое идеология?
Был период в нашей истории, когда идеология вовсю довлела, затем наступили времена, когда усиленно происходила деидеологизация. Теперь, считай, наступило время реидеологизации. Соответственно: была система власти — ее разрушение — становление новой власти. Но если все-таки происходит поворот от одной идеологии (тоталитаризм) через короткий промежуток времени деидеологизации (перестройка) к другой идеологии (индивидуализм), то какая в них разница?
Следовательно, вопрос в том, какая идеология нам нужна? У Маркса идеология — "ложное сознание", как частный интерес, возведенный в ранг всеобщего. Затем у Ленина (и в последующем) идеология стала различаться как реакционная и прогрессивная, ненаучная и научная, буржуазная и социалистическая и т.д. А что если суть дела теперь в возведении национального (вместо классового) как частного на уровень общечеловеческого? А поэтому и человек должен как бы обернуться главной ценностью. И все в идеологии как системе ценностей должно будет опереться на человека. Хотя возможна ли такая идеология, которая была бы ориентирована на человека?
Человек выше общества, человеческое больше общественного. Так нужно ставить вопрос, если мы действительно строим гуманистически ориентированное общество. Но что делать с этим принципом в практическом плане? Каким образом можно представить его в виде идеологии, т.е. возможно ли осуществить возвышение человеческого над общественным как идеологический принцип?
К "идейной консолидации" призывает нас Президент, т.е. это значит встать выше различий, подняться над интересами, найти точки соприкосновения и т.д. Ради чего? Ради суверенитета, независимости республики. А нужно ли это? Кому? Коренной нации. А где человек? Где его права?
Вопрос в том, куда, во что подняться над различиями, интересами, страстями в "идейной консолидации"? Подняться, конечно, можно и нужно только к духовности. Но духовность недостижима для каждого, на ее уровень поднимаются избранные одиночки. Причем вершины, на которые поднимаются личности в духовности, разделяются пропастями между звездами бездна. Духовность — это свобода, полнота жизни человека. Идеология же — безличие, ущербность в духе частичного индивида. И наоборот, идеология — это приниженная, рассчитанная на всех эрзац-духовность.
Идеология и есть господство общественного над человеческим, в котором, однако, человек чувствует себя обустроено; это своего рода добровольное рабство, в котором человек сознательно отчуждает свою духовную свободу, требующую большего напряжения сил как состояние творчества. Или вернее: человеческий индивид в своей слабости прибегает к власти над собой безличного духа. Так что идеология нужна тем, кто ограничен, убог в духовной жизни. И она не нужна для аристократов духа, для личностей-творцов как духовная уравниловка. В этом смысле, например, частная собственность, рыночные отношения как раз и предполагают равенство всех перед богом. То есть экономическое неравенство возводит над собой и постоянно должно воспроизводить религию (согласно марксизму); там, где каждый за себя, лишь бог за всех. В результате ущербный в бытии индивид оказывается полон «духом» в идеологии.
И вопрос только заключается в том, насколько это оправданно? Должны ли быть "блаженны нищие духом"? Есть ли это вечное, онтологическое, а не исторически-преходящее состояние (по марксизму)? И как при этом относиться к тоталитарному обществу? Там ведь равенство-то было в самом бытии? Но, следовательно, идеология должна была отсутствовать? Да, но механизм идеологии как раз и заключается в перевертывании действительности. При тоталитаризме идеализм на практике дополнялся материализмом в теории. Теперь же в движении к индивидуализму — хорошо бы его избежать, но согласно принципу дополнительности мы неизбежно катимся к нему — необходимым оказывается идеализм в теории (идеологии) соответственно материализму (прагматизму) на практике.
КАРАГАНДИНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМЕНИ АКАДЕМИКА Е.А.БУКЕТОВА
Б.Е. Колумбаев
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
В ДВУХ ТОМАХ
Б.Е. Колумбаев
ТОМ ВТОРОЙ
СО-ОБРАЖЕНИЯ: AD HOMINEM
Рекомендовано Ученым советом Карагандинского
государственного университета им. Е.А.Букетова
УДК 1
ББК 87
К 60
К 60Колумбаев Б.Е.
Избранные труды: В 2 т. — Т.2. Со-ображения:
ad hominem / Под науч. ред. Б.И. Карипбаева. — Караганда: Изд-во КарГУ, 2011. — 187 с.
ISBN 9965-483-10-8
Книга знакомит читателя с многообразием граней философского творчества Б.Е. Колумбаева: здесь есть размышления над классическими философскими вопросами, можно обнаружить неожиданные аспекты антропологической проблематики, интересны парадоксальные ответы философа на вопросы, касающиеся образования. Отражением взглядов автора на новейшие тенденции развития философии являются его постмодернистские штудии. Все это разнообразие текстов позволяет читателю самостоятельно приобщиться к непростой работе философа по поиску истины.
Книга адресована профессиональным философам и всем читателям, интересующимся философскими проблемами.
УДК 1
ББК 87
Под научной редакцией
доктора философских наук Б.И. Карипбаева
ISBN 9965-483-10-8 – Т.2 © Карагандинский
ISBN 9965-483-11-6 государственный
университет, 2011
© Колумбаев Б.Е., 2011
Научное издание
Колумбаев Бисембай Ергалеевич
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ В ДВУХ ТОМАХ
Том 2
Со-ображения: ad hominem
Отпечатано с авторского оригинала
Отпечатано в типографии Издательства КарГУ им. Е.А.Букетова
100012, г. Караганда, ул. Гоголя, 38. Тел. 51-38-20
I. МЕТОДИЧЕСКИЕ УВЯЗКИ
Системность философии и авторство философствования
Жестко однозначного курса философии, видимо, быть не может. Важно, чтобы выдерживалась ее целостность. Критериями ее должны стать определенные принципы, которые бы могли варьироваться авторски.
Могут сказать, что это за авторство, если лектор, например, должен будет придерживаться чего-то общепринятого? Или, наоборот, скажут, что любую систему можно интерпретировать, была бы только система интересная? Да, но здесь не так все просто. Лектору, хочет он того или нет, нужно уложиться в своем теоретическом материале в рамках определенной системы. И проблема структуры курса философии — это проблема соотношения авторства и системности, или возможностей автора и требований системности. С одной стороны, нужна такая система, которая бы позволяла излагающему ее иметь свое лицо, с другой — автор должен быть подчинен системе в ее общезначимости. Или: система должна быть, с одной стороны, подчинена ее создателю, с другой — создатель должен быть подчинен системе. Если не выполнено первое условие, то нет творчества, если же нет второго, то философ недоступен другим (аудитории, читателю).
Перед нами здесь проблема педагогическая, т.е. проблема изложения как своего рода искусство, и, следовательно, приходится признать некие "правила игры". В философии они связаны с ее основными вопросами: 1) Что я могу знать? 2) Что я должен делать? 3) На что я могу надеяться? (Кант). Они могут быть связаны и с определенными методами как учениями: 1) диалектика (учение о познании); 2) метафизика (учение о сущем); 3) ифика (учение о должном) (В. Соловьев). Примерно в такой же раскладке можно представить и предмет философии: 1) Человек; 2) Общество; 3) Дух.
Таким образом, как по основным вопросам, так и по методам-учениям, а также по предмету философия может быть представлена в триадической форме. Принцип триады в построении курса философии играет не формальную, а решающую роль (Гегель, В. Соловьев). В нем и через него возможна максимальная понятность (ясность) в максимальной системности. И наоборот, принцип триады нужно учесть для возможностей максимального развертывания авторских интенций. Система в триаде может быть внутренне связана в авторском контексте (или подтексте). При данном подходе автор триадичен, триада авторизована. Конкретнее, автор: 1) предстает в человеке; 2) отрицает себя в обществе; 3) возвращается в духе. Исходя из этого, мы и предлагаем следующую структуру курса философии:
ВВЕДЕНИЕ.
ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ?
1. ПРОБЛЕМА ЧЕЛОВЕКА
( философская антропология )
2. ОБЩЕСТВО КАК ПРОМЕЖУТОЧНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
2. СОЦИАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ 2.СМЫСЛ ИСТОРИИ
(социальная философия) (философия истории)
3. МЕТАФИЗИКА ДУХА
3. БЫТИЕ 3. COЗНАНИЕ 3. ПОЗНАНИЕ
(онтология) (гносеология)
Собственно перед нами различие философии и философствования, философии как системы и философствования как (ее) авторизации. За пределы философии мы выйти не можем, выходить тут некуда. Мы можем быть только внутри философии, если, конечно, только ее не профанируем. Наша роль в том, чтобы вплести в это сложное духовное кружево хотя бы еще одну нить, а лучше — еще один узор, а еще лучше — придать новый полутон всему кружеву. То есть авторство возможно в самих переходах: от проблемы к проблеме, от темы к теме, от раздела к разделу. Авторство здесь предполагает и возможности выбора дальнейшего следования, когда переход от раздела к разделу осуществляется в альтернативности с "переломом» ее в дискурсивности. Наконец, авторство возможно в выходах на трансцендентальное, что нужно выставить третьим разделом, и в котором философствование оборачивается вопрошанием о бытии, сознании и познании как метафизических проблем.
Традиционно мы проблемы бытия, сознания, познания рассматривали вначале, затем шла социальная философия и в конце давалась проблема человека. Но если мы хотим излагать философию и в то же время философствовать, то должны начинать с себя, т.е. с откровения присутствующего в мире существа (с человека в себе, с имманентного в бытии), чтобы затем, пройдя общественный мир (в пространственном и временном срезе), выйти на то, что нас действительно превышает в метафизике духа. И именно в ней нужно представить проблемы бытия, сознания и познания как проблемы запредельные.
К синкретичности менталитета
Есть понятия, которые становятся модными. Одним из таких является "менталитет". Что же он такое?
Есть ментализм и антиментализм, бихевиоризм, биологизм, социологизм, прагматизм, одним словом, все, что делает установку на внешние условия. В этом контексте менталитет — это совокупность духовных, душевных факторов, влияющих и даже обуславливающих внешние условия. Менталитет — это то, что, будучи скрыто, проявляет себя вовне человека; душевно-духовный опыт во внешней, предметно-практической деятельности. Причем как практически неисчерпаемый внутренний опыт. То, что не может быть подчинено человеком, но что подчиняет себе человека и реализуется в его деятельности; дух как воля человека, пассивность как активность, сознание бытия как бытие сознания.
Таким образом, менталитет — совокупность душевно-духовных феноменов во всем континууме от внутреннего до внешнего. Но главное здесь — порождение внешнего внутренним. Вопрос только в том, насколько простирается этот континуум и сколь возможно внешнее из внутреннего? То есть менталитет предполагает некоторую определенность в (социальном) пространстве и времени, в которых он работает; есть идеи, замахивающиеся на мировое значение и непреходящие в веках ценности.
Менталитет не создается, но только проявляется. Идеи владеют не столько теми, кто их породил, а сколько их приверженцами, которые становятся их фанатиками. В этом смысле нельзя говорить о менталитете Сократа или Христа, Галилея или Бруно, Маркса или Ленина. В ментальности речь должна идти не о соответствии теории и практики, а о подчинении практики теории. И в той мере, в какой делается крен в сторону практики, теория сакрализуется и превращается в менталитет. И наоборот, чем больше крен в сторону практики, тем догматичнее теория; чем больше "связи с жизнью", тем смутнее менталитет. В то же время осуществление идеи предполагает избранность кого-то на осуществление некоего порядка в сем мире. Какого? Неважно. Важно то, что идеи, попадая в головы людей, претендуют на непременное осуществление в статусе вечных ценностей. А те, кто их придумывает, отказывается от них. Не отказывались от своих идей лишь те, кто не успел этого сделать по духовной молодости или старческому романтизму. Но плод должен созреть и упасть, чтобы вырасти другим плодам. В принципе большинство мыслителей имеют поздний период, где они себя преодолевают. Тем они и интересны. Из их учений фанатических движений не было. А те, кто этого не успел сделать, ввергали человечество в драмы. А за этими драмами ученики учителей, т.е. тот самый менталитет, где какой-нибудь католик хочет быть святей папы римского, какой-нибудь Джугашвили гениальнее Маркса, какой-нибудь Ельцин радикальнее Горбачева.
При этом догматизация теории в угоду практике происходит не как очищение или упрощение, а как экстраполяция данной теории на все общественное сознание. Это, во-первых. Во-вторых, осуществляется реконструкция с ее позиций всего прошлого. В-третьих, теория набрасывается на будущее, чтобы ее приверженцам в петле соблазна вытянуть всех других из настоящего. Все и вся, таким образом, оказывается под колпаком идеи, ставшей менталитетом "избранных" на ее осуществление лиц.
Выбирают, якобы, избранных, за которыми определенные идеи. Не свои, а те, которых они придерживаются. Мыслителя в парламент или куда-то еще не выбирают. Синкретизм отсюда уже начинается. Вечные идеи не требуют своего осуществления, их можно только придерживаться. Осуществления (непременного) требуют именно идеи среднего уровня. И они же экспансивны. До того как распространиться на прошлое и будущее, они через своих сторонников стремятся вертикально рассечь настоящее в бытии и духе, в экономике и идеологии. Пока "времен связующая нить" проходит через властные отношения, к ним все в общественной жизни и редуцируется. Так что синкретичность (политического) менталитета характеризуется не только смешением взглядов, представлений, идей, а и уравниванием экономического и нравственного, реального и идеального, объективного и субъективного. Политический менталитет — это амальгама, в которой растворена вся общественная жизнь. Здесь смешное и великое, низкое и высокое, грязное и чистое уживаются. И наоборот, менталитет не может определять внешнее из внутреннего, предварительно или одновременно не синкретизируя все психологические, идеологические феномены. В этом преуспевали "бесы" революции, но в этом преуспевают и теперешние "бесы" рынка.
Менталитет может осуществляться и сам по себе в традициях, обычаях народа. Он может быть в "жизненных корнях" и "небесных перспективах". Но беда в том, что к "почве" и "крови", посюстороннему и потустороннему апеллируют и их используют в срезе "миропотрясающей" идеи благодетели-политики. Так что в менталитете нельзя пребывать, им нужно овладевать; за очередной модой видеть поветрие времени. Не плакать и не смеяться, а только понимать (Спиноза).
Идеология: как она возможна?
Обсуждая работу Н. Назарбаева "Идейная консолидация общества — как условие прогресса Казахстана", приходится вновь и вновь задаваться вопросом, что же такое идеология?
Был период в нашей истории, когда идеология вовсю довлела, затем наступили времена, когда усиленно происходила деидеологизация. Теперь, считай, наступило время реидеологизации. Соответственно: была система власти — ее разрушение — становление новой власти. Но если все-таки происходит поворот от одной идеологии (тоталитаризм) через короткий промежуток времени деидеологизации (перестройка) к другой идеологии (индивидуализм), то какая в них разница?
Следовательно, вопрос в том, какая идеология нам нужна? У Маркса идеология — "ложное сознание", как частный интерес, возведенный в ранг всеобщего. Затем у Ленина (и в последующем) идеология стала различаться как реакционная и прогрессивная, ненаучная и научная, буржуазная и социалистическая и т.д. А что если суть дела теперь в возведении национального (вместо классового) как частного на уровень общечеловеческого? А поэтому и человек должен как бы обернуться главной ценностью. И все в идеологии как системе ценностей должно будет опереться на человека. Хотя возможна ли такая идеология, которая была бы ориентирована на человека?
Человек выше общества, человеческое больше общественного. Так нужно ставить вопрос, если мы действительно строим гуманистически ориентированное общество. Но что делать с этим принципом в практическом плане? Каким образом можно представить его в виде идеологии, т.е. возможно ли осуществить возвышение человеческого над общественным как идеологический принцип?
К "идейной консолидации" призывает нас Президент, т.е. это значит встать выше различий, подняться над интересами, найти точки соприкосновения и т.д. Ради чего? Ради суверенитета, независимости республики. А нужно ли это? Кому? Коренной нации. А где человек? Где его права?
Вопрос в том, куда, во что подняться над различиями, интересами, страстями в "идейной консолидации"? Подняться, конечно, можно и нужно только к духовности. Но духовность недостижима для каждого, на ее уровень поднимаются избранные одиночки. Причем вершины, на которые поднимаются личности в духовности, разделяются пропастями между звездами бездна. Духовность — это свобода, полнота жизни человека. Идеология же — безличие, ущербность в духе частичного индивида. И наоборот, идеология — это приниженная, рассчитанная на всех эрзац-духовность.
Идеология и есть господство общественного над человеческим, в котором, однако, человек чувствует себя обустроено; это своего рода добровольное рабство, в котором человек сознательно отчуждает свою духовную свободу, требующую большего напряжения сил как состояние творчества. Или вернее: человеческий индивид в своей слабости прибегает к власти над собой безличного духа. Так что идеология нужна тем, кто ограничен, убог в духовной жизни. И она не нужна для аристократов духа, для личностей-творцов как духовная уравниловка. В этом смысле, например, частная собственность, рыночные отношения как раз и предполагают равенство всех перед богом. То есть экономическое неравенство возводит над собой и постоянно должно воспроизводить религию (согласно марксизму); там, где каждый за себя, лишь бог за всех. В результате ущербный в бытии индивид оказывается полон «духом» в идеологии.
И вопрос только заключается в том, насколько это оправданно? Должны ли быть "блаженны нищие духом"? Есть ли это вечное, онтологическое, а не исторически-преходящее состояние (по марксизму)? И как при этом относиться к тоталитарному обществу? Там ведь равенство-то было в самом бытии? Но, следовательно, идеология должна была отсутствовать? Да, но механизм идеологии как раз и заключается в перевертывании действительности. При тоталитаризме идеализм на практике дополнялся материализмом в теории. Теперь же в движении к индивидуализму — хорошо бы его избежать, но согласно принципу дополнительности мы неизбежно катимся к нему — необходимым оказывается идеализм в теории (идеологии) соответственно материализму (прагматизму) на практике.
