ночи, благодаря чему лицо юноши пылало явным смущением, но, услыхав, обращённые к нему заинтересованные слова горячо любимого отца, мгновенно собрался с мыслями и, почтительно поклонившись, с трепетным волнением честно ответил:
--Да, Повелитель! Праздник, действительно, очень великолепен. Благодарю вас.—что ни укрылось от внимания его брата Шехзаде Баязида, стоявшего здесь же, но немного с другой стороны, который, принеся искреннее извинение за вынужденное вмешательство в душевный разговор Повелителя с братом, добродушно заметил:
--Мой дражайший брат, хотя и находится рядом с нами, но душой и сердцем уже давно со своей горячо любимой Хасеки, Повелитель. Конечно, его можно, легко понять. Он неистово влюблён. Временами, мне его даже становится искренне жаль. Только его очаровательная зазноба, вполне достойна такого к себе отношения с его стороны, да и в гареме её любят и уважают за справедливость с добросердечием.
Благодаря чему, Султан Сулейман решил больше не мучить среднего сына своим обществом и, одобрительно кивнув, отпуская, заключил:
--Хорошо, Селим! Можешь больше не томиться рядом с нами. Отправляйся готовиться к брачной ночи.
Шехзаде Селим не смел об этом позволении даже мечтать, в связи с чем, окрылённый безграничным счастьем и искренней благодарностью, с неистовым жаром расцеловал отцу руки и, получив его отцовское благословение, незамедлительно откланялся в знак искреннего почтения и ушёл обратно во дворец для того, чтобы подготовиться к брачной ночи с дражайшей возлюбленной Санавбер, провожаемый всеобщим понимающим взглядом.
А между тем, находящаяся в своих просторных покоях и в обществе верных рабынь, возглавляемых Махнур и Дилвин-хатун, юная Санавбер Султан, совершенно не жалела того, что отказалась идти в гарем на великолепный праздник, а всё из-за того, что ей было абсолютно не до всеобщего веселья. Она ужасно нервничала, предвкушая всё сильнее приближающуюся брачную ночь, которую ей предстояло провести в жарких объятиях дражайшего возлюбленного супруга, каковым утром для неё стал Шехзаде Селим, от, разыгрывающихся в золотоволосой голове, порочных мыслей о чём, бархатистые щёки пылали румянцем смущения, а сердце учащённо билось в груди, не говоря уже о том, что изящные руки увлажнились, что не укрылось от внимания, стоявших, неподалёку Дилвин с Махнур-хатун, которые с искренним пониманием переглянулись между собой и, придя к общему мнению, душевно заговорили с добросердечной госпожой, нервно теребящей изящные тонкие пальцы.
--Я, конечно, хорошо понимаю, что мне не о чем волноваться, ведь наши с Шехзаде Селимом самые заветные мечты, наконец-то, сбылись, а наши трепетные души и нежные сердца воссоединились для того, чтобы больше никогда не расставаться. Только, почему-то мне до сих пор кажется, что это, просто красивый сон, и когда я проснусь, то, вновь окажусь бесправной рабыней, выставленной работорговцами на невольничьем рынке, подвергаемой омерзительным осмотром отвратительных развратников-извращенцев-садистов.—нервно вздыхая, поделилась с подругами юная Главная Хасеки Шехзаде Селима Санавбер Султан, которую всю передёрнуло от, испытываемого отвращения, что оказалось, хорошо понятно Махнур-хатун, которая доброжелательно улыбнулась, сидящей на парчовом покрывале широкого, скрытого под плотными вуалями золотого газового и тёмного зелёного парчового балдахина с золотой окантовочной бахромой, юной Султанше и, крайне бесшумно подойдя к ней, крайне бережно опустила гипюровую алую вуаль на хорошенькое лицо госпоже, уверенная в том, что вот-вот в её покои придёт Шехзаде Селим, а значит они с Дилвин будут здесь уже лишними.
--Вам не о чем тревожится, госпожа! Это совсем не сон, а реальность, которую скоро Вам, непременно докажет Его Султанское Высочество Шехзаде-султан Селим Хан Хазретлири сразу, как заключит Вас в свои жаркие объятия и пламенно поцелует.—подбадривая заверила госпожу, доброжелательно ей улыбаясь, Дилвин-хатун, чем заставила юную Султаншу вновь погрузиться в глубокую романтическую задумчивость, в чём ей не стали мешать Махнур с Дилвие-хатун, которые, вновь с весёлой беззаботностью переглянулись между собой и, не говоря больше ни единого слова, заняли места по обе стороны широкого ложа, погрузившись в трепетное ожидание появления Шехзаде Селима, благодаря чему, время, казалось бы, остановилось для них всех, но это было далеко не так.
Да и, Шехзаде Селим не заставил свою дражайшую возлюбленную томиться в гордом одиночестве и мучиться приятным ожиданием с трепетным волнением их романтического ночного свидания, хорошо ощущая то, как бешено колотится в мускулистой мужественной груди разгорячённое сердце.
И вот, спустя, буквально, казалось бы, несколько минут, приятно взволнованный, Шехзаде Селим решительно пришёл в её просторные покои в тот самый момент, когда Санавбер Султан уже встала с широкого ложа, дав повелительный знак служанкам о том, что они могут быть абсолютно свободны, что те прекрасно поняли и, почтительно откланявшись ей с Шехзаде Селимом, постепенно разошлись, провожаемые благодарственным взглядом юных возлюбленных, которые терпеливо дождались, когда за последней из служанок закрылась тяжёлая широкая дубовая резная дверь, немного выждали и, хорошо понимая, что теперь им никто не помешает, не говоря уже о том, что ни заставит чувствовать себя скованно, вздохнули с огромным облегчением:
--Ну, наконец-то, все ушли!—не говоря больше ни единого слова, кинулись друг к другу в крепкие объятия с неистовыми жаркими поцелуями, во время которых, они безжалостно избавляли друг друга от шикарных свадебных одежд, выполненных их алого, обшитого золотым кружевом платья невесты и серебристого парчового одеяния жениха, пока ни остались абсолютно нагими, что их совершенно не смущало, а, напротив, лишь пробуждало порочное желание, обладать друг другом, перед чем, возлюбленные не смогли устоять и обрушили на себя беспощадный шквал из жарких поцелуев, головокружительных ласк и пламенных слов любви, удобно лёжа на парчовом покрывале широкого ложа с бархатным балдахином и воссоединяясь в неистовом акте любви, что напоминало битву, так как никто из них не хотел уступать друг другу в страсти, а их движения наполняла такая бешеная скорость, что, казалось ещё немного, и произойдёт взрыв.
Сладострастные единогласные стоны заполнили просторную, залитую лёгким мерцанием пламени свечей, комнату, выполненную в светлых тонах, но вскоре всё стихло и они, запыхавшиеся, рухнули на подушки, истекая потом, стекающим с их разгорячённых тел солёными прозрачными ручьями, не говоря уже о том, что в груди сердце колотилось, как сумасшедшее, но, независимо от этого, они были очень счастливы и довольны собой, а ничего другого не могло быть иначе.
--Я люблю тебя!—пламенно выдохнул Шехзаде Селим, немного отдышавшись и вновь заключив возлюбленную в крепкие объятия.
Она призывно улыбнулась ему, что послужило для него сигналом к новой любовной битве, благодаря чему они, уже немного отдохнувшие, возобновили схватку, что повторялось на протяжении всей ночи несколько раз и до тех пор, пока парочка, окончательно ни исчерпав себя, забылись крепким восстанавливающим сном в жарких объятиях друг друга, довольные, приятно уставшие, запыхавшиеся и счастливые.
Да и, Шехзаде Селим не заставил свою дражайшую возлюбленную томиться в гордом одиночестве и мучиться приятным ожиданием с трепетным волнением их романтического ночного свидания, хорошо ощущая то, как бешено колотится в мускулистой мужественной груди разгорячённое сердце.
И вот, спустя, буквально, казалось бы, несколько минут, приятно взволнованный, Шехзаде Селим решительно пришёл в её просторные покои в тот самый момент, когда Санавбер Султан уже встала с широкого ложа, дав повелительный знак служанкам о том, что они могут быть абсолютно свободны, что те прекрасно поняли и, почтительно откланявшись ей с Шехзаде Селимом, постепенно разошлись, провожаемые благодарственным взглядом юных возлюбленных, которые терпеливо дождались, когда за последней из служанок закрылась тяжёлая широкая дубовая резная дверь, немного выждали и, хорошо понимая, что теперь им никто не помешает, не говоря уже о том, что ни заставит чувствовать себя скованно, вздохнули с огромным облегчением:
--Ну, наконец-то, все ушли!—не говоря больше ни единого слова, кинулись друг к другу в крепкие объятия с неистовыми жаркими поцелуями, во время которых, они безжалостно избавляли друг друга от шикарных свадебных одежд, выполненных их алого, обшитого золотым кружевом платья невесты и серебристого парчового одеяния жениха, пока ни остались абсолютно нагими, что их совершенно не смущало, а, напротив, лишь пробуждало порочное желание, обладать друг другом, перед чем, возлюбленные не смогли устоять и обрушили на себя беспощадный шквал из жарких поцелуев, головокружительных ласк и пламенных слов любви, удобно лёжа на парчовом покрывале широкого ложа с бархатным балдахином и воссоединяясь в неистовом акте любви, что напоминало битву, так как никто из них не хотел уступать друг другу в страсти, а их движения наполняла такая бешеная скорость, что, казалось ещё немного, и произойдёт взрыв.
Сладострастные единогласные стоны заполнили просторную, залитую лёгким мерцанием пламени свечей, комнату, выполненную в светлых тонах, но вскоре всё стихло и они, запыхавшиеся, рухнули на подушки, истекая потом, стекающим с их разгорячённых тел солёными прозрачными ручьями, не говоря уже о том, что в груди сердце колотилось, как сумасшедшее, но, независимо от этого, они были очень счастливы и довольны собой, а ничего другого не могло быть иначе.
--Я люблю тебя!—пламенно выдохнул Шехзаде Селим, немного отдышавшись и вновь заключив возлюбленную в крепкие объятия.
Она призывно улыбнулась ему, что послужило для него сигналом к новой любовной битве, благодаря чему они, уже немного отдохнувшие, возобновили схватку, что повторялось на протяжении всей ночи несколько раз и до тех пор, пока парочка, окончательно ни исчерпав себя, забылись крепким восстанавливающим сном в жарких объятиях друг друга, довольные, приятно уставшие, запыхавшиеся и счастливые.
Османская Империя.
Стамбул. Дворец Топкапы.
Полтора года спустя.
Султан Сулейман не стал долго тянуть с отбытием в Казвин на целую неделю и отправился вместе со своими двумя младшими Шехзаде и дочерью Михримах Султан и племянницей Эсмахан Султан сразу на следующий день после празднования свадьбы горячо любимого Шехзаде Селима, оставшегося в столице Османской Империи Регентом Государства, которым Шехзаде Селим начал править успешно, открыв много благотворительных центров и начав развивать те провинции, которые были присоединены его Великими предками в ходе завоеваний, в чём ему помогали визири и представители духовенства, благодаря чему заслужил у народа искреннюю любовь с уважением.
Если на государственном поприще Шехзаде Селиму способствовал успех, то на домашнем фронте у него начались серьёзные проблемы. Его дражайшая Валиде Хандан Султан никак не могла простить сыну то, что он продолжает уделять внимание лишь только одной своей Главной Хасеки Санавбер Султан, которая уже, вновь носила под сердцем их ребёнка, бережно и с трепетной нежностью, ограждая себя от всех возможных опасностей с волнениями, в чём юной девушке помогали верные Махнур с Дилвин-хатун и, присоединившиеся к ним Джанфеде с Нигяр-калфой, во всём поддерживающие юную добросердечную справедливую Султаншу, что нельзя было сказать о её дражайшем возлюбленном Шехзаде Селиме, который уже так морально вымотался постоянными, практически каждодневными ссорами с горячо любимой Валиде, что всё чаще и чаще стал пропадать в окрестностях Эдирне на охоте, где отдыхал от бесконечных придирок с нравоучениями матери, ставшей, просто несносной.
Но, не смотря на это, он всё равно возвращался, спустя буквально несколько дней, морально отдохнувший к своей дражайшей возлюбленной Санавбер, в заботливых объятиях которой отдыхал душой, ведь только она одна никогда ничего не требовала от него, а, просто наслаждалась тем, что её возлюбленный был рядом, за что Шехзаде Селим был жене искренне благодарен.
Так и в это зимнее снежное утро, находящаяся в своих просторных покоях, юная Санавбер Султан с трепетным волнением ждала возвращения дражайшего возлюбленного с очередной охоты в окрестностях Эдирне, где он находился уже три дня, из-за чего время для девушки стало, подобно вечности, бесконечным, которое она проводила в учёбе и в написании, полных огромной нежности с тоской и безграничной любовью, писем дражайшему возлюбленному, в чём ей помогала ункяр-калфа Нигяр, продолжающая, давать юной подопечной мудрые советы по разрешению того, или иного спорного вопроса.
Даже сейчас они душевно беседовали друг с другом, вальяжно восседая на тахте, друг напротив друга, стараясь говорить так тихо и спокойно, чтобы никто, кроме них самих не мог услышать то, о чём у них идёт речь из опасения оказаться неправильно понятыми.
--Ах, Нигяр-калфа, мне, наверное, никогда не привыкнуть к частым отъездам Шехзаде Селима на охоту, ведь каждая разлука с ним, мне невыносима!—печально вздыхая, делилась с ункяр-калфой юная Султанша, что было хорошо понятно её мудрой собеседнице, которая сдержано вздохнула и, доброжелательно улыбаясь, разумно заключила:
--Такова любовь, госпожа! Это её негативные последствия, во время которых она и проверяется на прочность! Иногда, вынужденная разлука служит даже лекарством для того, чтобы сохранить её в том чистом виде, в каком она есть, если, конечно, отношения двух возлюбленных заходят в такой тупик, что, иначе никак ни поступишь, кроме, как временно расстаться и отдохнуть друг от друга. Только к тебе с Шехзаде такой вынужденный ход, совсем не относится.
Санавбер Султан внимательно выслушала вразумительные слова наставницы и, вновь измождено вздохнула:
--Я не понимаю того, почему Валиде Хандан Султан никак не оставит единственного сына в покое?! Ну, не хочет он принимать у себя и делить ложе с наложницами из своего гарема, зачем принуждать?! Ведь, как говорится в народе: «Насильно мил не будешь!» Когда она это поймёт!—хотя ответ прекрасно знала итак, а именно: «никогда», что подтвердила мудрая ункяр-калфа, тяжело выдохнувшая лишь одно:
--Просто Валиде Хандан Султан фанатично желает того, чтобы у её сына было много детей от других его наложниц, которым он совершенно не уделяет никакого внимания! Вспомните ту же несчастную афинянку по имени Селимие, которую уже за все эти месяцы отправляли в главные покои к Шехзаде Селиму несколько раз, пусть и ожидая подходящего момента, но всё безрезультатно. Наложница даже войти в покои не смогла, как оказывалась возвращённой в гарем. Конечно, очень жаль несчастную девушку, ведь она…
Нигяр-калфа не договорила по той лишь простой причине, что, в эту самую минуту, до них донеслись радостные голоса рабынь, извещающих о том, что Шехзаде Селим, наконец-то, вернулся во дворец Топкапы и сейчас находится в своих роскошных покоях, благодаря чему, юная Главная Хасеки Санавбер Султан, мгновенно оживилась и с восторженными словами:
--Да, Повелитель! Праздник, действительно, очень великолепен. Благодарю вас.—что ни укрылось от внимания его брата Шехзаде Баязида, стоявшего здесь же, но немного с другой стороны, который, принеся искреннее извинение за вынужденное вмешательство в душевный разговор Повелителя с братом, добродушно заметил:
--Мой дражайший брат, хотя и находится рядом с нами, но душой и сердцем уже давно со своей горячо любимой Хасеки, Повелитель. Конечно, его можно, легко понять. Он неистово влюблён. Временами, мне его даже становится искренне жаль. Только его очаровательная зазноба, вполне достойна такого к себе отношения с его стороны, да и в гареме её любят и уважают за справедливость с добросердечием.
Благодаря чему, Султан Сулейман решил больше не мучить среднего сына своим обществом и, одобрительно кивнув, отпуская, заключил:
--Хорошо, Селим! Можешь больше не томиться рядом с нами. Отправляйся готовиться к брачной ночи.
Шехзаде Селим не смел об этом позволении даже мечтать, в связи с чем, окрылённый безграничным счастьем и искренней благодарностью, с неистовым жаром расцеловал отцу руки и, получив его отцовское благословение, незамедлительно откланялся в знак искреннего почтения и ушёл обратно во дворец для того, чтобы подготовиться к брачной ночи с дражайшей возлюбленной Санавбер, провожаемый всеобщим понимающим взглядом.
А между тем, находящаяся в своих просторных покоях и в обществе верных рабынь, возглавляемых Махнур и Дилвин-хатун, юная Санавбер Султан, совершенно не жалела того, что отказалась идти в гарем на великолепный праздник, а всё из-за того, что ей было абсолютно не до всеобщего веселья. Она ужасно нервничала, предвкушая всё сильнее приближающуюся брачную ночь, которую ей предстояло провести в жарких объятиях дражайшего возлюбленного супруга, каковым утром для неё стал Шехзаде Селим, от, разыгрывающихся в золотоволосой голове, порочных мыслей о чём, бархатистые щёки пылали румянцем смущения, а сердце учащённо билось в груди, не говоря уже о том, что изящные руки увлажнились, что не укрылось от внимания, стоявших, неподалёку Дилвин с Махнур-хатун, которые с искренним пониманием переглянулись между собой и, придя к общему мнению, душевно заговорили с добросердечной госпожой, нервно теребящей изящные тонкие пальцы.
--Я, конечно, хорошо понимаю, что мне не о чем волноваться, ведь наши с Шехзаде Селимом самые заветные мечты, наконец-то, сбылись, а наши трепетные души и нежные сердца воссоединились для того, чтобы больше никогда не расставаться. Только, почему-то мне до сих пор кажется, что это, просто красивый сон, и когда я проснусь, то, вновь окажусь бесправной рабыней, выставленной работорговцами на невольничьем рынке, подвергаемой омерзительным осмотром отвратительных развратников-извращенцев-садистов.—нервно вздыхая, поделилась с подругами юная Главная Хасеки Шехзаде Селима Санавбер Султан, которую всю передёрнуло от, испытываемого отвращения, что оказалось, хорошо понятно Махнур-хатун, которая доброжелательно улыбнулась, сидящей на парчовом покрывале широкого, скрытого под плотными вуалями золотого газового и тёмного зелёного парчового балдахина с золотой окантовочной бахромой, юной Султанше и, крайне бесшумно подойдя к ней, крайне бережно опустила гипюровую алую вуаль на хорошенькое лицо госпоже, уверенная в том, что вот-вот в её покои придёт Шехзаде Селим, а значит они с Дилвин будут здесь уже лишними.
--Вам не о чем тревожится, госпожа! Это совсем не сон, а реальность, которую скоро Вам, непременно докажет Его Султанское Высочество Шехзаде-султан Селим Хан Хазретлири сразу, как заключит Вас в свои жаркие объятия и пламенно поцелует.—подбадривая заверила госпожу, доброжелательно ей улыбаясь, Дилвин-хатун, чем заставила юную Султаншу вновь погрузиться в глубокую романтическую задумчивость, в чём ей не стали мешать Махнур с Дилвие-хатун, которые, вновь с весёлой беззаботностью переглянулись между собой и, не говоря больше ни единого слова, заняли места по обе стороны широкого ложа, погрузившись в трепетное ожидание появления Шехзаде Селима, благодаря чему, время, казалось бы, остановилось для них всех, но это было далеко не так.
Да и, Шехзаде Селим не заставил свою дражайшую возлюбленную томиться в гордом одиночестве и мучиться приятным ожиданием с трепетным волнением их романтического ночного свидания, хорошо ощущая то, как бешено колотится в мускулистой мужественной груди разгорячённое сердце.
И вот, спустя, буквально, казалось бы, несколько минут, приятно взволнованный, Шехзаде Селим решительно пришёл в её просторные покои в тот самый момент, когда Санавбер Султан уже встала с широкого ложа, дав повелительный знак служанкам о том, что они могут быть абсолютно свободны, что те прекрасно поняли и, почтительно откланявшись ей с Шехзаде Селимом, постепенно разошлись, провожаемые благодарственным взглядом юных возлюбленных, которые терпеливо дождались, когда за последней из служанок закрылась тяжёлая широкая дубовая резная дверь, немного выждали и, хорошо понимая, что теперь им никто не помешает, не говоря уже о том, что ни заставит чувствовать себя скованно, вздохнули с огромным облегчением:
--Ну, наконец-то, все ушли!—не говоря больше ни единого слова, кинулись друг к другу в крепкие объятия с неистовыми жаркими поцелуями, во время которых, они безжалостно избавляли друг друга от шикарных свадебных одежд, выполненных их алого, обшитого золотым кружевом платья невесты и серебристого парчового одеяния жениха, пока ни остались абсолютно нагими, что их совершенно не смущало, а, напротив, лишь пробуждало порочное желание, обладать друг другом, перед чем, возлюбленные не смогли устоять и обрушили на себя беспощадный шквал из жарких поцелуев, головокружительных ласк и пламенных слов любви, удобно лёжа на парчовом покрывале широкого ложа с бархатным балдахином и воссоединяясь в неистовом акте любви, что напоминало битву, так как никто из них не хотел уступать друг другу в страсти, а их движения наполняла такая бешеная скорость, что, казалось ещё немного, и произойдёт взрыв.
Сладострастные единогласные стоны заполнили просторную, залитую лёгким мерцанием пламени свечей, комнату, выполненную в светлых тонах, но вскоре всё стихло и они, запыхавшиеся, рухнули на подушки, истекая потом, стекающим с их разгорячённых тел солёными прозрачными ручьями, не говоря уже о том, что в груди сердце колотилось, как сумасшедшее, но, независимо от этого, они были очень счастливы и довольны собой, а ничего другого не могло быть иначе.
--Я люблю тебя!—пламенно выдохнул Шехзаде Селим, немного отдышавшись и вновь заключив возлюбленную в крепкие объятия.
Она призывно улыбнулась ему, что послужило для него сигналом к новой любовной битве, благодаря чему они, уже немного отдохнувшие, возобновили схватку, что повторялось на протяжении всей ночи несколько раз и до тех пор, пока парочка, окончательно ни исчерпав себя, забылись крепким восстанавливающим сном в жарких объятиях друг друга, довольные, приятно уставшие, запыхавшиеся и счастливые.
Да и, Шехзаде Селим не заставил свою дражайшую возлюбленную томиться в гордом одиночестве и мучиться приятным ожиданием с трепетным волнением их романтического ночного свидания, хорошо ощущая то, как бешено колотится в мускулистой мужественной груди разгорячённое сердце.
И вот, спустя, буквально, казалось бы, несколько минут, приятно взволнованный, Шехзаде Селим решительно пришёл в её просторные покои в тот самый момент, когда Санавбер Султан уже встала с широкого ложа, дав повелительный знак служанкам о том, что они могут быть абсолютно свободны, что те прекрасно поняли и, почтительно откланявшись ей с Шехзаде Селимом, постепенно разошлись, провожаемые благодарственным взглядом юных возлюбленных, которые терпеливо дождались, когда за последней из служанок закрылась тяжёлая широкая дубовая резная дверь, немного выждали и, хорошо понимая, что теперь им никто не помешает, не говоря уже о том, что ни заставит чувствовать себя скованно, вздохнули с огромным облегчением:
--Ну, наконец-то, все ушли!—не говоря больше ни единого слова, кинулись друг к другу в крепкие объятия с неистовыми жаркими поцелуями, во время которых, они безжалостно избавляли друг друга от шикарных свадебных одежд, выполненных их алого, обшитого золотым кружевом платья невесты и серебристого парчового одеяния жениха, пока ни остались абсолютно нагими, что их совершенно не смущало, а, напротив, лишь пробуждало порочное желание, обладать друг другом, перед чем, возлюбленные не смогли устоять и обрушили на себя беспощадный шквал из жарких поцелуев, головокружительных ласк и пламенных слов любви, удобно лёжа на парчовом покрывале широкого ложа с бархатным балдахином и воссоединяясь в неистовом акте любви, что напоминало битву, так как никто из них не хотел уступать друг другу в страсти, а их движения наполняла такая бешеная скорость, что, казалось ещё немного, и произойдёт взрыв.
Сладострастные единогласные стоны заполнили просторную, залитую лёгким мерцанием пламени свечей, комнату, выполненную в светлых тонах, но вскоре всё стихло и они, запыхавшиеся, рухнули на подушки, истекая потом, стекающим с их разгорячённых тел солёными прозрачными ручьями, не говоря уже о том, что в груди сердце колотилось, как сумасшедшее, но, независимо от этого, они были очень счастливы и довольны собой, а ничего другого не могло быть иначе.
--Я люблю тебя!—пламенно выдохнул Шехзаде Селим, немного отдышавшись и вновь заключив возлюбленную в крепкие объятия.
Она призывно улыбнулась ему, что послужило для него сигналом к новой любовной битве, благодаря чему они, уже немного отдохнувшие, возобновили схватку, что повторялось на протяжении всей ночи несколько раз и до тех пор, пока парочка, окончательно ни исчерпав себя, забылись крепким восстанавливающим сном в жарких объятиях друг друга, довольные, приятно уставшие, запыхавшиеся и счастливые.
Османская Империя.
Стамбул. Дворец Топкапы.
Полтора года спустя.
Султан Сулейман не стал долго тянуть с отбытием в Казвин на целую неделю и отправился вместе со своими двумя младшими Шехзаде и дочерью Михримах Султан и племянницей Эсмахан Султан сразу на следующий день после празднования свадьбы горячо любимого Шехзаде Селима, оставшегося в столице Османской Империи Регентом Государства, которым Шехзаде Селим начал править успешно, открыв много благотворительных центров и начав развивать те провинции, которые были присоединены его Великими предками в ходе завоеваний, в чём ему помогали визири и представители духовенства, благодаря чему заслужил у народа искреннюю любовь с уважением.
Если на государственном поприще Шехзаде Селиму способствовал успех, то на домашнем фронте у него начались серьёзные проблемы. Его дражайшая Валиде Хандан Султан никак не могла простить сыну то, что он продолжает уделять внимание лишь только одной своей Главной Хасеки Санавбер Султан, которая уже, вновь носила под сердцем их ребёнка, бережно и с трепетной нежностью, ограждая себя от всех возможных опасностей с волнениями, в чём юной девушке помогали верные Махнур с Дилвин-хатун и, присоединившиеся к ним Джанфеде с Нигяр-калфой, во всём поддерживающие юную добросердечную справедливую Султаншу, что нельзя было сказать о её дражайшем возлюбленном Шехзаде Селиме, который уже так морально вымотался постоянными, практически каждодневными ссорами с горячо любимой Валиде, что всё чаще и чаще стал пропадать в окрестностях Эдирне на охоте, где отдыхал от бесконечных придирок с нравоучениями матери, ставшей, просто несносной.
Но, не смотря на это, он всё равно возвращался, спустя буквально несколько дней, морально отдохнувший к своей дражайшей возлюбленной Санавбер, в заботливых объятиях которой отдыхал душой, ведь только она одна никогда ничего не требовала от него, а, просто наслаждалась тем, что её возлюбленный был рядом, за что Шехзаде Селим был жене искренне благодарен.
Так и в это зимнее снежное утро, находящаяся в своих просторных покоях, юная Санавбер Султан с трепетным волнением ждала возвращения дражайшего возлюбленного с очередной охоты в окрестностях Эдирне, где он находился уже три дня, из-за чего время для девушки стало, подобно вечности, бесконечным, которое она проводила в учёбе и в написании, полных огромной нежности с тоской и безграничной любовью, писем дражайшему возлюбленному, в чём ей помогала ункяр-калфа Нигяр, продолжающая, давать юной подопечной мудрые советы по разрешению того, или иного спорного вопроса.
Даже сейчас они душевно беседовали друг с другом, вальяжно восседая на тахте, друг напротив друга, стараясь говорить так тихо и спокойно, чтобы никто, кроме них самих не мог услышать то, о чём у них идёт речь из опасения оказаться неправильно понятыми.
--Ах, Нигяр-калфа, мне, наверное, никогда не привыкнуть к частым отъездам Шехзаде Селима на охоту, ведь каждая разлука с ним, мне невыносима!—печально вздыхая, делилась с ункяр-калфой юная Султанша, что было хорошо понятно её мудрой собеседнице, которая сдержано вздохнула и, доброжелательно улыбаясь, разумно заключила:
--Такова любовь, госпожа! Это её негативные последствия, во время которых она и проверяется на прочность! Иногда, вынужденная разлука служит даже лекарством для того, чтобы сохранить её в том чистом виде, в каком она есть, если, конечно, отношения двух возлюбленных заходят в такой тупик, что, иначе никак ни поступишь, кроме, как временно расстаться и отдохнуть друг от друга. Только к тебе с Шехзаде такой вынужденный ход, совсем не относится.
Санавбер Султан внимательно выслушала вразумительные слова наставницы и, вновь измождено вздохнула:
--Я не понимаю того, почему Валиде Хандан Султан никак не оставит единственного сына в покое?! Ну, не хочет он принимать у себя и делить ложе с наложницами из своего гарема, зачем принуждать?! Ведь, как говорится в народе: «Насильно мил не будешь!» Когда она это поймёт!—хотя ответ прекрасно знала итак, а именно: «никогда», что подтвердила мудрая ункяр-калфа, тяжело выдохнувшая лишь одно:
--Просто Валиде Хандан Султан фанатично желает того, чтобы у её сына было много детей от других его наложниц, которым он совершенно не уделяет никакого внимания! Вспомните ту же несчастную афинянку по имени Селимие, которую уже за все эти месяцы отправляли в главные покои к Шехзаде Селиму несколько раз, пусть и ожидая подходящего момента, но всё безрезультатно. Наложница даже войти в покои не смогла, как оказывалась возвращённой в гарем. Конечно, очень жаль несчастную девушку, ведь она…
Нигяр-калфа не договорила по той лишь простой причине, что, в эту самую минуту, до них донеслись радостные голоса рабынь, извещающих о том, что Шехзаде Селим, наконец-то, вернулся во дворец Топкапы и сейчас находится в своих роскошных покоях, благодаря чему, юная Главная Хасеки Санавбер Султан, мгновенно оживилась и с восторженными словами:
