—Твоя служанка уже всё узнала?! Да? Ну да, это так и есть.
Она сейчас находится в шатре Шехзаде Селима, под бдительным присмотром лекарши.—пояснил он наложнице, неуклюже севшей на парчовое покрывало.
—Она же тебе не понравилась, верно? Ты не заберёшь её к себе в гарем?!— со смутной надеждой в плаксивом голосе, опять поинтересовалась Махфирузе, обидчиво понурив голову и надув соблазнительные губы, чем вызвала у Мустафы, изрядно уставшего за этот день, недовольный вздох, похожий на стон:
—Нет, конечно! Можешь не волноваться насчёт этого. Скорее всего она станет наложницей Шехзаде Селима.— чем очень порадовал и успокоил её, хотя ей было до сих пор скверно от того, что она не « единственная и неповторимая », но поделать ничего не могла, из-за чего погрузилась в глубокую мрачную задумчивость.
Она даже и не заметила того, как уснула в теплой постели, прижавшись к Шехзаде Мустафе, давно заснувшему, без лишних рассуждений и мыслей.
Никто даже и не заметил того, как над Османской резиденцией постепенно взошло яркое, летнее и блестящее солнце, лучи которого безжалостно проникали во все помещения, одаривая их ослепительным блеском, в том числе и в Бейкозе уже было совсем светло, благодаря чему Шехзаде и их помощники принялись подготавливаться к предстоящему дню и охоте, но в первую очередь, пожелали увидеть Шехзаде Селима вместе с их новой гостьей Элеонорой Хатун, чтобы узнать её лучше.
Но она в это время ещё сладко спала, пока не услышала звон металлической посуды в шатре, где сейчас и находилась, что заставило её резко распахнуть голубые и испуганные глаза и увидеть Шехзаде Селима, выглядевшего очень сонным и «разбитым» из-за неудавшегося сна, стоящего возле выхода и ещё не заметившего её пробуждения, пока она не спросила с огромным негодованием:
—Что происходит? Зачем это всё?— протирая глаза и обращаясь к помощникам Селима, которые накрывали на маленький и круглый столик, ставя на него различные блюда, источающие приятный аромат, так и разыгрывающий аппетит.
—Мои братья пожелали увидеть нас обоих. Скорей вставай. твой завтрак уже, тоже на столе.— равнодушно проговорил он, до сих пор вспоминая неблагодарные слова Элеоноры, сидящей на парчовом покрывале, нервно теребя его в руках.
—А ...Вы не будете есть?— резко перешла она на «вы», на самом деле испытывая сильную вину, но извиниться не могла ей позволить гордость, из-за чего она тяжко вздыхала, чувствуя отстранённость и равнодушие Шехзаде Селима, который ещё вчера пытался пожалеть её и проявить искреннюю заботу о ней.
—Нет. Приятного аппетита. Одежда возле зеркала, одень её.— вновь хладнокровно сказал парень, после чего вышедший из шатра, прибывая в тяжёлой потерянности.
Элеонора, подобно грациозной кошке, слезла с постели, наступив на пестрый персидский ковер, похожим на свежую луговую травку и пройдя к столу.
—Ну и как хочешь, Ше-хзаде Сел-им!— с недовольством проговорила она, принявшись аппетитно есть различные блюда, о которых так мечтала эти несколько дней.
И вот, Элеонора, уже одетая в бардовое платье с кожаными наплечниками, не говоря уже о головном уборе, выполненном в красных и черных тонах, что делало её образ каким-то пиратским и воинственным, прошла вместе с Шехзаде Селимом, одетым в зелёный кафтан с серебристыми росписями и головным убором, выполненным из темно-зеленого бархата, подошла к беседке, не обращая внимания на белоснежные облака, свежую зелёную травку, по которой она уверенно ступала, не заметив того, как они дошли до беседки, где расположились все трое Шехзаде и наложница Мустафы — Махфирузе, сияющая наигранной любезной улыбкой и одетой в бело-золотистое платье и таким же ободком на волосах, красиво развивающихся на ветру.
—Мы рады тебя видеть, Хатун. За эти практически два дня, мы так и не узнали твоего имени.—произнёс Мустафа царственно, подобно султану, восседающим на деревянном стуле, напоминающим собою трон, чем настораживал Шехзаде Баязида, сидящего рядом с ним по правую руку от него.
—Моё имя Элеонора.—проговорила девушка, продолжающая вести себя настороженно и осмотрительно, особенно обратив внимание на какую-то девушку, также пристально наблюдающей за ней.
—Прекрасное имя! Элеонора!— поэтично произнес Шехзаде Ахмед, оценивая красоту девушки, чем немного насторожил Шехзаде Селима, ведь он прекрасно знал, что Ахмед был непредсказуемым и мог подумать, что девушка пойдет в гарем именно к нему.
—Да, Ахмед. Я согласен с тобой.
—Спасибо.— немного смутившись сказала Элеонора, а на щеках выступил еле заметный румянец смущения, что придало ей очарование с соблазнительностью.
—Как же смешно с тебя, Селим! Твоя скрываемая ревность слишком заметна!— рассмеялся Шехзаде Баязид, не обративший на девушку никакого внимания, чем абсолютно не задел её, ведь ей было абсолютно плевать на него.
—Баязид!— прикрикнул на брата с нескрываемым раздражением Мустафа.
—Что это значит?!—нахмурившись, переспросила с негодованием и с возмущением Элеонора.
—Баязид, замолчи! Не провоцируй меня на очередную ссору, тем-более в присутствии женщин и братьев!— еле сдерживаясь, угрожающе проговорил Селим, пытаясь не наговорить лишнего, хотя понимал, что слова Баязида про ревность к юной девушке, имеют место быть, ведь его предыдущие слова были неспроста.
—А теперь юная девушка попадет в гарем к Шехзаде Селиму, Мустафа?— ядовито ухмыльнувшись спросила Махфирузе, что заставило Мустафу кинуть на неё беглый, но полный гневного предупреждения, взгляд.
—Что?! Наложница?...Гарем?...— начиная все постепенно понимать и осознавать, переспросила Элеонора, разочаровано уставившись на Шехзаде Селима, нервно вздохнувшего и попытавшегося ей всё, как можно осторожнее объяснить:
—Элеонора, ничего подобного не будет! Я...— но договорить он не успел так, как получил сильную пощечину от юной девушки, оставившей за собой красный след с гневными, полными огромного возмущения в разочарованием, словами:
—Я не позволю, чтобы мной пользовались как игрушкой! Не склонюсь! Не стану рабыней! А я уже хотела тебе довериться!— последнее она сказала, обращаясь именно к Селиму, потерявшему дар речи и грозно посмотревшему на Шехзаде Баязида, побежав в след за Элеонорой.
Она и сама не заметила того, как прибежала в хвойный лес, деревья в котором покрылись ярко-зелеными листьями, не говоря уже о солнечном блеске, и освещающим всё вокруг.
—Элеонора, постой! Прошу!—бежал за ней Селим, не обращая внимания на стражника, бегущего за ним сзади.
—Отстань! Не трогай меня!—принялась буянить юная девушка, ударяя его в мужественную грудь кулачками, когда Шехзаде Селим попытался аккуратно остановить её тем, что схватил за руку.
—Послушай меня, пожалуйста! Дай, хоть слово сказать!— уже чуть ли не слёзно умолял он её, пытаясь не доводить дело до ссоры и физической силы.
— Я слушаю! Говори! Что это все значит?! Твои мерзкие братья и их поганка решили сделать из меня удобную марионетку, а ты сделать своей рабыней!— кричала она на весь лес, чувствуя то, как по её бледным щекам медленно скатываются слёзы горького осознания очередного предательства, которое она почувствовала, вновь, попытавшись довериться хоть кому-то, кроме родителей, что увенчалось провалом.
—Всё, что сказала Махфирузе — «поганка» о которой ты говоришь и Шехзаде Баязид—это пустые провокации! Махфирузе вообще никто и звать её никак, хотя она и носит под своим сердцем наследника или наследницу, что не оправдывает её! А с Баязидом мы часто ссоримся и конфликтуем, даже по разным мелочам. Он специально хотел поссорить нас...и видимо у него это получилось.— грустно и одновременно впопыхах объяснил он, что заставило девушку, не могущую больше держать в себе неимоверную душевную боль, терзающую её изнутри, упасть на грязную землю и закричать от боли, рвущейся из глубин истерзанной бесконечными невыносимыми страданиями души, что воспринялось Селимом сильным шоком и неожиданностью, с которой он тоже упал на колени, попытавшись заключить в свои мужские объятия Элеонору, которая не стала больше сопротивляться и уткнулась мокрым лицом ему в грудь, продолжая горько рыдать, пока вновь не потеряла сознание, упав ему на руки.
—Элеонора! Элеонора!— хлопая её по щеке, приговаривал Селим, приказав позвать лекаря.
Элеонора, уже давно пришедшая в себя после успокоительного лекарства и чая с ромашкой, сидела на подушке, облачённая в клетчатое платье-кимано серых оттенков и головной убор, рядом с деревянным столом, за которым сидел Шехзаде Селим, погрузившийся в мрачную задумчивость, прокручивая в голове всё, что было несколько часов назад, пытаясь сконцентрироваться на написание письма для своей любимой матушки Хандан Султан и Михримах Султан во дворец Топкапы, за чем пристально и с интересом наблюдала Элеонора, периодически подглядывая в письмо, хотя не понимала, что там написано, хотя и довольно хорошо знала турецкий язык, благодаря отцу, мысли о котором возвращались вновь.
—Что лежит в этой шкатулке?— спросила юная девушка, поднявшись с подушки и взяв в руки шкатулку, украшенную драгоценностями.
—Мои стихи и письма. Ничего важного.— проговорил юноша, зная, что до его творчества нет никому никакого дела и все считают это бессмысленной писаниной.
—А можно прочитать хотя бы одно? Я аккуратно!— что заставило Селима посмотреть сначала на умоляющий взгляд Элеоноры, а затем и на шкатулку, после чего произнести:
—Можешь прочитать там всё, что захочешь.
—Спасибо...- наивно по-детски проговорила Элеонора, начав открывать шкатулочку, в которой было четыре маленьких письма, обвязанных верёвкой. Одно за другим она прочитывала, внимательно вчитываясь в каждую строчку, хотя и мало понимала разные выражения, в чём ей помогал Шехзаде Селим.
—Это прекрасно, Селим! Я ...в восторге! Как красиво!— искренне проговорила она с милой улыбкой на лице, которую так долго мечтал увидеть Селим, на лице которого тоже была улыбка, с которой он дописал письмо на пергаменте и поставил свою печать, но, а, затем передав стражнику.
—Брось это.— смущённо проговорил он, понимая, что Элеонора даже и не догадалась о том, что второе письмо, понравившееся ей больше всего, было о ней.
—Нет! Нет! Это очень красиво! Не отрицай!— словно приказом сказала она, вновь и вновь перечитывая стихотворение, пока не заметила, вновь глубокую мрачную задумчивость, в которую погрузился Шехзаде Селим.—Прости меня, Селим...прости за все, сказанные мной, слова...я на самом деле безумно благодарна именно тебе за помощь, за то, что спас и рядом со мной...прости пожалуйста...я не хотела говорить все это! Не хотела, чтобы всё было именно так!— чуть не плача, взмолилась Элеонора, скрыв лицо в ладонях, чем вызвала у Селима, вышедшего из-за стола, измождённый вздох, с которым он подошёл к ней и, бережно подняв за плечи, сказал, глядя в, мокрое от слёз, девичье раскрасневшееся лицо:
—Мне было обидно, Элеонора. Но обвинять тебя в чем-то я не мог и не хотел, так как понимал твоё состояние, твои слёзы, твою боль. Я очень хочу помочь тебе, но не знаю, что говорить и делать, когда ты рыдаешь от боли. Ты мне не рассказываешь, что произошло. Но у меня есть догадки, подтверждение которым я очень хочу узнать. Ты сама мне всё расскажешь, когда доверишься. Я очень жду и не хочу тебя торопить.— душевно и трогательно проговорил он, что тронуло девушку за самое сердце, от чего она на мгновение закрыла глаза, кинувшись ему в объятия и проговорив:
—Я обязательно все расскажу! Я доверяю тебе... Только не здесь...
—А где?— поспешил узнать Шехзаде Селим, в надеждах узнать все, что мучило его уже второй день.
—Подальше отсюда! Убежим и всё! Я все расскажу, но кое о чем попрошу тебя.— Селим уже был готов на всё, чтобы узнать о юной Элеоноре все, благодаря чему заключил:
—Хорошо. Я всё понял.
Они и вправду вознамерились сбежать, благодаря чему Шехзаде Селим, словно заколдованный чарами прекрасной юной девушки Элеоноры, сделал всё так, чтобы их никто не заметил, в том числе и его братья, ни о чём даже и не подозревающие.
Они незаметно выбрались из шатра, перед этим переодевшись в тёплые и чёрные одеяния с капюшонами, а затем быстрым, но осторожным и осмотрительным шагом, направились к дальней конюшне, где днём никого и никогда не бывало, а ночью приходили конюхи и стражники.
—А если нас схватятся, Селим?! Тебя же могут жестоко наказать за это!— с тяжёлой отдышкой и явным волнением, проговорила Элеонора, когда они вместе с Селимом, уже подходили к двум лошадям, привязанным к деревянному столбу, не обращая никакого внимания на лёгкий и прохладный ветерок, окутывающий их, подобно шёлковой простыне.
— Сегодня мы не планировали ехать в лес на охоту, так что думаю о нас никто и не вспомнит! А? если и вспомнит, то, к тому времени, мы уже приедем. О том, что меня могут наказать за это, можешь не переживать! Кроме Повелителя, который никак не сможет узнать о моей пропаже и побеге, никто не имеет права выносить мне, какое-либо, наказание.— твёрдо ответил Шехзаде Селим, полностью уверенный в том, что никто даже и не подумает из его братьев, рассказать что-либо Падишаху, ведь все они прекрасно знают о том, что их честь и слава, держится на молчании Шехзаде Селима, знающего о каждых их проделках и проступках, о которых в любой момент может сообщить Султану, могущему дать хорошую взбучку каждому брату Шехзаде Селима.
—Это ведь я всё предложила и затеяла, Селим! Из-за меня у тебя могут быть серьёзные проблемы! Давай лучше вернёмся в шатёр как ни в чём не бывало!— умоляюще произнесла девушка, к которой вернулось здравомыслие и осознание того, что они могут попасть в серьёзную беду, виновником которой она посчитала себя, хотя и сам Шехзаде Селим уже был очень взрослым и разумным, для того, чтобы понимать всю опасность предстоящего побега.
—Не волнуйся, Элеонора! И не вини себя ни в чём! Я давно хотел отдохнуть от них всех и уехать куда-нибудь, без их присутствия. И, наконец-то, нашёл того, с кем я могу это сделать.— плавно переходя в нежности и приятные слова, успокаивающе произнёс Селим, что заставило Элеонору постепенно расслабиться и вздохнуть полной грудью, не говоря уже о нежной улыбке, появившейся на её лице. Она не обращала никакого внимания на то, как на летнее солнышко, освещающее её лицо и заставляющее морщиться. Они простояли так около двух минут, просто смотря друг на друга, полными нежности и доверия, взглядами, от чего на их лицах выступал еле заметный румянец смущения.
—Нам пора отправляться в путь.— заключил Селим, наконец-то, опомнившись.
—Да, ты прав.— на выдохе проговорила Элеонора, отгоняя от себя мысли, вызывающие чувство бабочек в животе. Она развернулась и ловким движением тела, ног и рук, запрыгнула на лошадь, перед этим одев кожаную экипировку на зелёную и тёплую попону. То же самое проделал и Шехзаде Селим, не заметивший того, как они уже ринулись в путь, продолжая веселиться и обмениваться добродушными шутками.
Только вот, ни о чём не подозревающие, Шехзаде Ахмед и Шехзаде Баязид, сидящие на подушках, разбросанных на шелковистой и зелёной травке, под навесом, закрывающим их от солнца и ветра, вели беседу, темой которой были напряжённые
Она сейчас находится в шатре Шехзаде Селима, под бдительным присмотром лекарши.—пояснил он наложнице, неуклюже севшей на парчовое покрывало.
—Она же тебе не понравилась, верно? Ты не заберёшь её к себе в гарем?!— со смутной надеждой в плаксивом голосе, опять поинтересовалась Махфирузе, обидчиво понурив голову и надув соблазнительные губы, чем вызвала у Мустафы, изрядно уставшего за этот день, недовольный вздох, похожий на стон:
—Нет, конечно! Можешь не волноваться насчёт этого. Скорее всего она станет наложницей Шехзаде Селима.— чем очень порадовал и успокоил её, хотя ей было до сих пор скверно от того, что она не « единственная и неповторимая », но поделать ничего не могла, из-за чего погрузилась в глубокую мрачную задумчивость.
Она даже и не заметила того, как уснула в теплой постели, прижавшись к Шехзаде Мустафе, давно заснувшему, без лишних рассуждений и мыслей.
Никто даже и не заметил того, как над Османской резиденцией постепенно взошло яркое, летнее и блестящее солнце, лучи которого безжалостно проникали во все помещения, одаривая их ослепительным блеском, в том числе и в Бейкозе уже было совсем светло, благодаря чему Шехзаде и их помощники принялись подготавливаться к предстоящему дню и охоте, но в первую очередь, пожелали увидеть Шехзаде Селима вместе с их новой гостьей Элеонорой Хатун, чтобы узнать её лучше.
Но она в это время ещё сладко спала, пока не услышала звон металлической посуды в шатре, где сейчас и находилась, что заставило её резко распахнуть голубые и испуганные глаза и увидеть Шехзаде Селима, выглядевшего очень сонным и «разбитым» из-за неудавшегося сна, стоящего возле выхода и ещё не заметившего её пробуждения, пока она не спросила с огромным негодованием:
—Что происходит? Зачем это всё?— протирая глаза и обращаясь к помощникам Селима, которые накрывали на маленький и круглый столик, ставя на него различные блюда, источающие приятный аромат, так и разыгрывающий аппетит.
—Мои братья пожелали увидеть нас обоих. Скорей вставай. твой завтрак уже, тоже на столе.— равнодушно проговорил он, до сих пор вспоминая неблагодарные слова Элеоноры, сидящей на парчовом покрывале, нервно теребя его в руках.
—А ...Вы не будете есть?— резко перешла она на «вы», на самом деле испытывая сильную вину, но извиниться не могла ей позволить гордость, из-за чего она тяжко вздыхала, чувствуя отстранённость и равнодушие Шехзаде Селима, который ещё вчера пытался пожалеть её и проявить искреннюю заботу о ней.
—Нет. Приятного аппетита. Одежда возле зеркала, одень её.— вновь хладнокровно сказал парень, после чего вышедший из шатра, прибывая в тяжёлой потерянности.
Элеонора, подобно грациозной кошке, слезла с постели, наступив на пестрый персидский ковер, похожим на свежую луговую травку и пройдя к столу.
—Ну и как хочешь, Ше-хзаде Сел-им!— с недовольством проговорила она, принявшись аппетитно есть различные блюда, о которых так мечтала эти несколько дней.
И вот, Элеонора, уже одетая в бардовое платье с кожаными наплечниками, не говоря уже о головном уборе, выполненном в красных и черных тонах, что делало её образ каким-то пиратским и воинственным, прошла вместе с Шехзаде Селимом, одетым в зелёный кафтан с серебристыми росписями и головным убором, выполненным из темно-зеленого бархата, подошла к беседке, не обращая внимания на белоснежные облака, свежую зелёную травку, по которой она уверенно ступала, не заметив того, как они дошли до беседки, где расположились все трое Шехзаде и наложница Мустафы — Махфирузе, сияющая наигранной любезной улыбкой и одетой в бело-золотистое платье и таким же ободком на волосах, красиво развивающихся на ветру.
—Мы рады тебя видеть, Хатун. За эти практически два дня, мы так и не узнали твоего имени.—произнёс Мустафа царственно, подобно султану, восседающим на деревянном стуле, напоминающим собою трон, чем настораживал Шехзаде Баязида, сидящего рядом с ним по правую руку от него.
—Моё имя Элеонора.—проговорила девушка, продолжающая вести себя настороженно и осмотрительно, особенно обратив внимание на какую-то девушку, также пристально наблюдающей за ней.
—Прекрасное имя! Элеонора!— поэтично произнес Шехзаде Ахмед, оценивая красоту девушки, чем немного насторожил Шехзаде Селима, ведь он прекрасно знал, что Ахмед был непредсказуемым и мог подумать, что девушка пойдет в гарем именно к нему.
—Да, Ахмед. Я согласен с тобой.
—Спасибо.— немного смутившись сказала Элеонора, а на щеках выступил еле заметный румянец смущения, что придало ей очарование с соблазнительностью.
—Как же смешно с тебя, Селим! Твоя скрываемая ревность слишком заметна!— рассмеялся Шехзаде Баязид, не обративший на девушку никакого внимания, чем абсолютно не задел её, ведь ей было абсолютно плевать на него.
—Баязид!— прикрикнул на брата с нескрываемым раздражением Мустафа.
—Что это значит?!—нахмурившись, переспросила с негодованием и с возмущением Элеонора.
—Баязид, замолчи! Не провоцируй меня на очередную ссору, тем-более в присутствии женщин и братьев!— еле сдерживаясь, угрожающе проговорил Селим, пытаясь не наговорить лишнего, хотя понимал, что слова Баязида про ревность к юной девушке, имеют место быть, ведь его предыдущие слова были неспроста.
—А теперь юная девушка попадет в гарем к Шехзаде Селиму, Мустафа?— ядовито ухмыльнувшись спросила Махфирузе, что заставило Мустафу кинуть на неё беглый, но полный гневного предупреждения, взгляд.
—Что?! Наложница?...Гарем?...— начиная все постепенно понимать и осознавать, переспросила Элеонора, разочаровано уставившись на Шехзаде Селима, нервно вздохнувшего и попытавшегося ей всё, как можно осторожнее объяснить:
—Элеонора, ничего подобного не будет! Я...— но договорить он не успел так, как получил сильную пощечину от юной девушки, оставившей за собой красный след с гневными, полными огромного возмущения в разочарованием, словами:
—Я не позволю, чтобы мной пользовались как игрушкой! Не склонюсь! Не стану рабыней! А я уже хотела тебе довериться!— последнее она сказала, обращаясь именно к Селиму, потерявшему дар речи и грозно посмотревшему на Шехзаде Баязида, побежав в след за Элеонорой.
Она и сама не заметила того, как прибежала в хвойный лес, деревья в котором покрылись ярко-зелеными листьями, не говоря уже о солнечном блеске, и освещающим всё вокруг.
—Элеонора, постой! Прошу!—бежал за ней Селим, не обращая внимания на стражника, бегущего за ним сзади.
—Отстань! Не трогай меня!—принялась буянить юная девушка, ударяя его в мужественную грудь кулачками, когда Шехзаде Селим попытался аккуратно остановить её тем, что схватил за руку.
—Послушай меня, пожалуйста! Дай, хоть слово сказать!— уже чуть ли не слёзно умолял он её, пытаясь не доводить дело до ссоры и физической силы.
— Я слушаю! Говори! Что это все значит?! Твои мерзкие братья и их поганка решили сделать из меня удобную марионетку, а ты сделать своей рабыней!— кричала она на весь лес, чувствуя то, как по её бледным щекам медленно скатываются слёзы горького осознания очередного предательства, которое она почувствовала, вновь, попытавшись довериться хоть кому-то, кроме родителей, что увенчалось провалом.
—Всё, что сказала Махфирузе — «поганка» о которой ты говоришь и Шехзаде Баязид—это пустые провокации! Махфирузе вообще никто и звать её никак, хотя она и носит под своим сердцем наследника или наследницу, что не оправдывает её! А с Баязидом мы часто ссоримся и конфликтуем, даже по разным мелочам. Он специально хотел поссорить нас...и видимо у него это получилось.— грустно и одновременно впопыхах объяснил он, что заставило девушку, не могущую больше держать в себе неимоверную душевную боль, терзающую её изнутри, упасть на грязную землю и закричать от боли, рвущейся из глубин истерзанной бесконечными невыносимыми страданиями души, что воспринялось Селимом сильным шоком и неожиданностью, с которой он тоже упал на колени, попытавшись заключить в свои мужские объятия Элеонору, которая не стала больше сопротивляться и уткнулась мокрым лицом ему в грудь, продолжая горько рыдать, пока вновь не потеряла сознание, упав ему на руки.
—Элеонора! Элеонора!— хлопая её по щеке, приговаривал Селим, приказав позвать лекаря.
Элеонора, уже давно пришедшая в себя после успокоительного лекарства и чая с ромашкой, сидела на подушке, облачённая в клетчатое платье-кимано серых оттенков и головной убор, рядом с деревянным столом, за которым сидел Шехзаде Селим, погрузившийся в мрачную задумчивость, прокручивая в голове всё, что было несколько часов назад, пытаясь сконцентрироваться на написание письма для своей любимой матушки Хандан Султан и Михримах Султан во дворец Топкапы, за чем пристально и с интересом наблюдала Элеонора, периодически подглядывая в письмо, хотя не понимала, что там написано, хотя и довольно хорошо знала турецкий язык, благодаря отцу, мысли о котором возвращались вновь.
—Что лежит в этой шкатулке?— спросила юная девушка, поднявшись с подушки и взяв в руки шкатулку, украшенную драгоценностями.
—Мои стихи и письма. Ничего важного.— проговорил юноша, зная, что до его творчества нет никому никакого дела и все считают это бессмысленной писаниной.
—А можно прочитать хотя бы одно? Я аккуратно!— что заставило Селима посмотреть сначала на умоляющий взгляд Элеоноры, а затем и на шкатулку, после чего произнести:
—Можешь прочитать там всё, что захочешь.
—Спасибо...- наивно по-детски проговорила Элеонора, начав открывать шкатулочку, в которой было четыре маленьких письма, обвязанных верёвкой. Одно за другим она прочитывала, внимательно вчитываясь в каждую строчку, хотя и мало понимала разные выражения, в чём ей помогал Шехзаде Селим.
—Это прекрасно, Селим! Я ...в восторге! Как красиво!— искренне проговорила она с милой улыбкой на лице, которую так долго мечтал увидеть Селим, на лице которого тоже была улыбка, с которой он дописал письмо на пергаменте и поставил свою печать, но, а, затем передав стражнику.
—Брось это.— смущённо проговорил он, понимая, что Элеонора даже и не догадалась о том, что второе письмо, понравившееся ей больше всего, было о ней.
—Нет! Нет! Это очень красиво! Не отрицай!— словно приказом сказала она, вновь и вновь перечитывая стихотворение, пока не заметила, вновь глубокую мрачную задумчивость, в которую погрузился Шехзаде Селим.—Прости меня, Селим...прости за все, сказанные мной, слова...я на самом деле безумно благодарна именно тебе за помощь, за то, что спас и рядом со мной...прости пожалуйста...я не хотела говорить все это! Не хотела, чтобы всё было именно так!— чуть не плача, взмолилась Элеонора, скрыв лицо в ладонях, чем вызвала у Селима, вышедшего из-за стола, измождённый вздох, с которым он подошёл к ней и, бережно подняв за плечи, сказал, глядя в, мокрое от слёз, девичье раскрасневшееся лицо:
—Мне было обидно, Элеонора. Но обвинять тебя в чем-то я не мог и не хотел, так как понимал твоё состояние, твои слёзы, твою боль. Я очень хочу помочь тебе, но не знаю, что говорить и делать, когда ты рыдаешь от боли. Ты мне не рассказываешь, что произошло. Но у меня есть догадки, подтверждение которым я очень хочу узнать. Ты сама мне всё расскажешь, когда доверишься. Я очень жду и не хочу тебя торопить.— душевно и трогательно проговорил он, что тронуло девушку за самое сердце, от чего она на мгновение закрыла глаза, кинувшись ему в объятия и проговорив:
—Я обязательно все расскажу! Я доверяю тебе... Только не здесь...
—А где?— поспешил узнать Шехзаде Селим, в надеждах узнать все, что мучило его уже второй день.
—Подальше отсюда! Убежим и всё! Я все расскажу, но кое о чем попрошу тебя.— Селим уже был готов на всё, чтобы узнать о юной Элеоноре все, благодаря чему заключил:
—Хорошо. Я всё понял.
Они и вправду вознамерились сбежать, благодаря чему Шехзаде Селим, словно заколдованный чарами прекрасной юной девушки Элеоноры, сделал всё так, чтобы их никто не заметил, в том числе и его братья, ни о чём даже и не подозревающие.
Они незаметно выбрались из шатра, перед этим переодевшись в тёплые и чёрные одеяния с капюшонами, а затем быстрым, но осторожным и осмотрительным шагом, направились к дальней конюшне, где днём никого и никогда не бывало, а ночью приходили конюхи и стражники.
—А если нас схватятся, Селим?! Тебя же могут жестоко наказать за это!— с тяжёлой отдышкой и явным волнением, проговорила Элеонора, когда они вместе с Селимом, уже подходили к двум лошадям, привязанным к деревянному столбу, не обращая никакого внимания на лёгкий и прохладный ветерок, окутывающий их, подобно шёлковой простыне.
— Сегодня мы не планировали ехать в лес на охоту, так что думаю о нас никто и не вспомнит! А? если и вспомнит, то, к тому времени, мы уже приедем. О том, что меня могут наказать за это, можешь не переживать! Кроме Повелителя, который никак не сможет узнать о моей пропаже и побеге, никто не имеет права выносить мне, какое-либо, наказание.— твёрдо ответил Шехзаде Селим, полностью уверенный в том, что никто даже и не подумает из его братьев, рассказать что-либо Падишаху, ведь все они прекрасно знают о том, что их честь и слава, держится на молчании Шехзаде Селима, знающего о каждых их проделках и проступках, о которых в любой момент может сообщить Султану, могущему дать хорошую взбучку каждому брату Шехзаде Селима.
—Это ведь я всё предложила и затеяла, Селим! Из-за меня у тебя могут быть серьёзные проблемы! Давай лучше вернёмся в шатёр как ни в чём не бывало!— умоляюще произнесла девушка, к которой вернулось здравомыслие и осознание того, что они могут попасть в серьёзную беду, виновником которой она посчитала себя, хотя и сам Шехзаде Селим уже был очень взрослым и разумным, для того, чтобы понимать всю опасность предстоящего побега.
—Не волнуйся, Элеонора! И не вини себя ни в чём! Я давно хотел отдохнуть от них всех и уехать куда-нибудь, без их присутствия. И, наконец-то, нашёл того, с кем я могу это сделать.— плавно переходя в нежности и приятные слова, успокаивающе произнёс Селим, что заставило Элеонору постепенно расслабиться и вздохнуть полной грудью, не говоря уже о нежной улыбке, появившейся на её лице. Она не обращала никакого внимания на то, как на летнее солнышко, освещающее её лицо и заставляющее морщиться. Они простояли так около двух минут, просто смотря друг на друга, полными нежности и доверия, взглядами, от чего на их лицах выступал еле заметный румянец смущения.
—Нам пора отправляться в путь.— заключил Селим, наконец-то, опомнившись.
—Да, ты прав.— на выдохе проговорила Элеонора, отгоняя от себя мысли, вызывающие чувство бабочек в животе. Она развернулась и ловким движением тела, ног и рук, запрыгнула на лошадь, перед этим одев кожаную экипировку на зелёную и тёплую попону. То же самое проделал и Шехзаде Селим, не заметивший того, как они уже ринулись в путь, продолжая веселиться и обмениваться добродушными шутками.
Только вот, ни о чём не подозревающие, Шехзаде Ахмед и Шехзаде Баязид, сидящие на подушках, разбросанных на шелковистой и зелёной травке, под навесом, закрывающим их от солнца и ветра, вели беседу, темой которой были напряжённые
