Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего?
Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?
Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом.
Апостол Павел, Новый Завет.
Он смеётся. То тихо, сгорбившись и сдерживая смех, рваными, непоследовательными фразами пытаясь рассказать мне что-то через судорожные всхлипывания. То взахлёб, наполняя громоподобным смехом квартиру и пугая кошку, которая уже не кошка. А я никак не могу поверить, что всё это происходит на самом деле.
* * *
…Я шел с работы домой. Ливень разрывал город на тысячи мелких полосок, наводнял улицы лужами, и мои ботинки уже вымокли насквозь. Остальные люди, кажется, вообще не замечали дождя: одни бежали по делам, вечно злые и недовольные, другие, наоборот, сидели на тротуарах и парапетах, то прося милостыню, то хлебая пиво… Как мало среди нас осталось тех, кто нуждается в простом луче солнца.
Я с облегчением ввалился в свою небольшую холостяцкую квартирку, скинул мокрую одежду. Об ноги потёрлась стосковавшаяся кошка. Дав ей поесть и наскоро поджарив яичницу, я расположился на диване. Тишину дома нарушало только мурлыканье да перестук дождя за окном. Не хотелось ни музыки, ни телевизора. Оказаться бы в прошлом, на заре веков, где даже дождь не стучал, а лишь шуршал о листву бескрайних лесов.
Иногда мне казалось, что я единственный нормальный в мире. Именно поэтому на меня порой смотрели, как на сумасшедшего. Цивилизованным людям нет дела до того, что важно для меня. Раньше мир был совершеннее… Хотя нет, он и теперь в ядре своём совершенен, только вот верхний слой испортился. Испортил ли его человек или что-то иное? Не знаю. Тысячи городов на Земле существуют по законам человечества. Красота и жизнь благодаря нам уступили место искусственности. Даже дождь видит это: ведь испокон веков он наполнял влагой почву для того, чтобы напитать и росток, и звериного детеныша… И был он омовением для всего живого. А сейчас? Лишь скапливается лужами на асфальте, застывает грустными каплями на стекле. Изредка какое-нибудь больное городское животное напьется грязной дождевой воды…
Вспоминая последний вечер в привычном мире, я с тоской смотрю на чудаковатого старика передо мной.
— Думаешь, нам это за грехи? – повторяю.
— О нет, дитя моё, что ты! — он говорит немного глуховатым голосом: — Так просто будет лучше для всех.
— Для кого – всех? – я искренне пытаюсь понять его. Может быть, прав?
— Для людей.
— А как же звери, птицы? Они ведь невинны. Но страдают вместе с людьми!
— Они невинны? – он вдруг истерически хохочет. – Они невинны?!! Да они перестали быть невинными сразу же после Сотворения!
Мне остается только удивиться в ответ.
От печальных мыслей меня отвлек телефонный звонок.
— Димка, привет! – радостно поприветствовал молодой женский голос.
— Машка! Рад тебя слышать, — я улыбнулся: эта жизнерадостная особа умела поднимать настроение. Мы дружили еще со школы.
— Я посмотрела на погоду и поняла, что ты наверняка сейчас сидишь дома и предаешься пессимистичным рассуждениям, — с ехидцей сказала она. Проницательна, как обычно.
Мы болтали о жизни. Маня с пониманием выслушивала мои философские мысли, умела по-доброму их подколоть, не обидев. Где-то глубоко в душе я жалел, что не могу полюбить эту замечательную девушку. Просто нам не любится – только дружится. Банально.
Я положил трубку почти через час. Смартфон показывал всего восемь, но из-за непогоды стемнело рано. Я улёгся в кровать и стал гладить приютившуюся под боком кошку, улыбаясь своим мыслям. Машка права: каким бы ни было влияние человечества, оно неизбежно, как неизбежен прогресс. Природа слабее нас, но и мудрее – она приспосабливается. Эх, научиться бы мне радоваться каждой удаче, каждому дню без бед… Следуя напутствию, я постарался искренне порадоваться предстоящему выходному и провалился в сон.
Если бы знать, что в тот вечер я слышал подругу в последний раз…
— Ты хочешь…? – неожиданно вопрошает он. Глядит на меня лукаво.
— Не понимаю… — я мотаю головой.
— О, я знаю – ты хочешь! – провозглашает, торжественно взмахивая руками: – Мир, весь мир! Уже у ног! Отец всего Сущего! Потопишь всё былое, и дашь паре по паре, Новый Ной! Придешь, Царь, только не спи, как синий огонь…
Я окончательно теряю смысловую нить. Он что, сумасшедший?! – приходит мне в голову шальная мысль.
— Но… — пытаюсь возразить. – Мне не нужно ничего… Если ты спрашиваешь, чего бы я хотел – чтобы души людей вернулись на свои места!
Утром меня разбудил дикий визг кошки. Что-то случилось?! Вскочив, я прислушался и пошел на звук, но ударился об угол какой-то мебели и чуть не упал. Откуда здесь это? В квартире почему-то было очень темно, хотя я не помнил, чтобы вечером занавешивал окна. Спросонья я не сразу осознал, что и тело мне кажется непривычным, каким-то легким и чужим…
Кошачье мяуканье снова отвлекло меня. Я ощупью пробрался в коридор; из другой комнаты тянулась полоска лунного света. Кошка забилась в угол, сверкая оттуда глазами. Она почему-то превратилась в чёрный дрожащий комок, а была же серая… Я протянул руку – кошка, взвизгнув, цапнула меня когтями по руке, подскочила и бросилась наутек. Я же так и остался стоять, непонимающе глядя на свою ладонь. Смуглую и женскую.
Он молчит. Глаза пусты. Кажется, его молчание длится вечность.
— Мир очистится от зла, — спустя множество минут изрекает он.
Я ищу во взгляде ответы на вопросы: думаю, только он и может их дать.
— Всем будет хорошо. А мне спокойно, — на мгновение он видится мне властным правителем, уставшим от своей тяжкой ноши.
Он снова тихо смеётся, что-то бормочет… И я, наконец, понимаю, как мне хочется назвать его.
Несколько часов я пытался проснуться. Безуспешно: безумие вокруг и не думало сменяться явью.
Незнакомая квартира. Чужая кошка. Я – не я.
Собравшись с духом, я одел чужое тело в незнакомую одежду и вышел на улицу. Сразу же меня чуть не сбила толпа оборванных, дико орущих людей. Они неслись по улице, кто на двух ногах, кто на четвереньках, то и дело натыкаясь на дома и машины, не замечая препятствий. Они вели себя, как стая обезумевших зверей…
Позже я понял, что они на самом деле были животными. Несчастными созданиями, которых неведомая сила спонтанно переселила в другие тела.
Я брёл по городу, стараясь держаться у стен зданий. Город полнился незнакомыми звуками: крики, рычание, всхлипы… И всё. Ни гудков машин, ни звуков колес, ни топота множества ног по асфальту. Молчало радио и телевидение. Вся техника стояла, дороги – одна сплошная авария. Наверное, кого-то случившееся застало по пути на работу…
Своими глазами видел, как бывшие птицы пытались взлететь. И разбивались, падая с запредельной для человека высоты.
Как звери рвали друг друга человеческими зубами, удивляясь, что это им дается не так легко, как вчера.
А кошки и собаки порой смотрели мне вслед, и в их глазах стояла такая тоска, что я понимал – люди. Некоторые кидались на меня, сходя с ума, не в силах осознать свой новый облик, и пытаясь хотя бы приблизиться к привычному телу человека.
Я будто оказался внутри ужастика. Но столько смерти в один миг я не видел даже по телевидению. Мне казалось, вокруг царит только она – неумолимая, беспощадная. И те, кто стали чужими в собственном мире, даже рады ей…
Он напоминает мне рассказы о юродивых. Блаженный старец, искренне верующий, что проповедует и творит благо. Его поведение лишь подтверждает состояние рассудка: порой нелогичная речь, рваные движения, быстро сменяющиеся эмоции и выражение лица…
— Господи… — говорю в пустоту.
— Да, дитя моё? – откликается старик, и я, вздрогнув, во все глаза смотрю на него. А он, как ни в чем не бывало, морщит лоб и ждет вопроса.
Меня осеняет совершенно невероятная догадка, но я всё ещё боюсь в неё поверить. Однако именно так картинка складывается в единое целое…
Почему-то я был на удивление спокоен. Я мог мыслить, рассуждать, искал на улицах нормальных людей.
Как мало нас осталось людьми! Неужели этого мы добивались, совершенствуя, меняя Землю по своему усмотрению? Мы стали иными, животными – но кто, что, какая сила сотворила такое?!
Небо расплакалось очередным осенним дождем. Кто не погиб до сих пор, попрятались. А я остался стоять и поднял лицо к тучам, щурясь от заливающейся в глаза воды.
— Господи, — выдохнул я. – За что?..
Я не надеялся на ответ, ведь никогда и не верил в Бога. Просто больше не к кому было обратить мой зов.
Я продолжал бродить по улицам под проливным дождем, сам не зная, зачем. Чего искать теперь от жизни? Возможно ли в новом мире ставить какие-то цели, мечтать о чем-то, или завтра он снова изменится?
Ливень кончился, выглянуло солнце. Я вышел на незнакомую площадь и остановился, удивленный: посреди открытого пространства в лучах солнца стоял старик в рванье, опираясь на палку. Я подошел ближе, искренне надеясь, что найду в нем человека.
— Ты меня нашел! – радостно улыбаясь, произнес дедушка тоном игривого ребенка.
Мы уже несколько часов сидим в той квартире, где я очнулся утром. Я начинаю уставать от собственных мыслей, от вертящихся в голове предположений – и от невозможности добиться хоть чего-то вразумительного это этого человека. Человека ли?..
— Почему мир, совершенный в своём основании, кто-то хочет изменить? – я вглядываюсь в его лицо, ищу отблески чувств.
— Мир… — он хмурится, будто силится что-то вспомнить. – Мир, прекрасный, моё Создание, моё… Люди… Я упустил, допустил, недоглядел… Лучшее, что я создал…
— Так почему? – я окончательно понимаю, что догадка верна, и срываюсь на крик: нет больше сил терпеть. – Почему ты – ведь это Ты! – решил уничтожить нас всех?!
— Уничтожить?! – Он удивляется искренне, брови дугой. – О нет! Нет, дитя моё! Я хочу жизнь, дарить, уже, насовсем, да, да! Только… Ошибки, недочёты, глупости… Виноват… Создания. Мои, во зле, в грязи, нет дьявола, есть истина. Что творят, думали – благо. Верили… Нужен новый свет, — смотрит на меня, лицо проясняется. – Да! Новый свет, блик, искра! Новая жизнь!
— Но почему только теперь? Господи! Почему только теперь ты решил исправить свои ошибки? Тысячи лет человек верил в то, что устройство его мира незыблемо…
— О, я пытался! – он кивает с видом умудрённого старца, изрекающего истину. – Пытался. Ты думаешь – нет? Были мысли, звуки, чувства – другие! Я менял, менял… — речь Его снова становится рваной, почти бессвязной. – То, это… Внутри, снаружи, мысли… Дверь заперта. Голова – с ума, нет ума, нет… Кто, где? Не могут знать, не найдут, выйдут и не войдут… Менял, менял – нет смысла… С ума…
— Боже… – я чувствую, как по моим – чужим – щекам текут слезы. – Я… Я прошу… Верни! Верни всё назад! Оставь память об этом дне, пусть послужит уроком. Но только верни…
Он делает какие-то странные движения руками.
— Не… не могу… — растерянно смотрит на собственные ладони, потом на меня. Шепчет еле слышно: – Больше не могу…
Он замыкается, бормочет что-то бессвязное, а затем начинает смеяться. То тихо, сгорбившись и сдерживая смех, рваными, непоследовательными фразами пытаясь рассказать мне что-то через эти судорожные всхлипывания. То взахлеб, наполняя громоподобным смехом квартиру и пугая кошку, которая уже не кошка. А я все еще не могу поверить, что это Он, безумный старик, сотворил это…
Сентябрь 2009г
Дарья Сталь
Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?
Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом.
Апостол Павел, Новый Завет.
Он смеётся. То тихо, сгорбившись и сдерживая смех, рваными, непоследовательными фразами пытаясь рассказать мне что-то через судорожные всхлипывания. То взахлёб, наполняя громоподобным смехом квартиру и пугая кошку, которая уже не кошка. А я никак не могу поверить, что всё это происходит на самом деле.
* * *
…Я шел с работы домой. Ливень разрывал город на тысячи мелких полосок, наводнял улицы лужами, и мои ботинки уже вымокли насквозь. Остальные люди, кажется, вообще не замечали дождя: одни бежали по делам, вечно злые и недовольные, другие, наоборот, сидели на тротуарах и парапетах, то прося милостыню, то хлебая пиво… Как мало среди нас осталось тех, кто нуждается в простом луче солнца.
Я с облегчением ввалился в свою небольшую холостяцкую квартирку, скинул мокрую одежду. Об ноги потёрлась стосковавшаяся кошка. Дав ей поесть и наскоро поджарив яичницу, я расположился на диване. Тишину дома нарушало только мурлыканье да перестук дождя за окном. Не хотелось ни музыки, ни телевизора. Оказаться бы в прошлом, на заре веков, где даже дождь не стучал, а лишь шуршал о листву бескрайних лесов.
Иногда мне казалось, что я единственный нормальный в мире. Именно поэтому на меня порой смотрели, как на сумасшедшего. Цивилизованным людям нет дела до того, что важно для меня. Раньше мир был совершеннее… Хотя нет, он и теперь в ядре своём совершенен, только вот верхний слой испортился. Испортил ли его человек или что-то иное? Не знаю. Тысячи городов на Земле существуют по законам человечества. Красота и жизнь благодаря нам уступили место искусственности. Даже дождь видит это: ведь испокон веков он наполнял влагой почву для того, чтобы напитать и росток, и звериного детеныша… И был он омовением для всего живого. А сейчас? Лишь скапливается лужами на асфальте, застывает грустными каплями на стекле. Изредка какое-нибудь больное городское животное напьется грязной дождевой воды…
Вспоминая последний вечер в привычном мире, я с тоской смотрю на чудаковатого старика передо мной.
— Думаешь, нам это за грехи? – повторяю.
— О нет, дитя моё, что ты! — он говорит немного глуховатым голосом: — Так просто будет лучше для всех.
— Для кого – всех? – я искренне пытаюсь понять его. Может быть, прав?
— Для людей.
— А как же звери, птицы? Они ведь невинны. Но страдают вместе с людьми!
— Они невинны? – он вдруг истерически хохочет. – Они невинны?!! Да они перестали быть невинными сразу же после Сотворения!
Мне остается только удивиться в ответ.
От печальных мыслей меня отвлек телефонный звонок.
— Димка, привет! – радостно поприветствовал молодой женский голос.
— Машка! Рад тебя слышать, — я улыбнулся: эта жизнерадостная особа умела поднимать настроение. Мы дружили еще со школы.
— Я посмотрела на погоду и поняла, что ты наверняка сейчас сидишь дома и предаешься пессимистичным рассуждениям, — с ехидцей сказала она. Проницательна, как обычно.
Мы болтали о жизни. Маня с пониманием выслушивала мои философские мысли, умела по-доброму их подколоть, не обидев. Где-то глубоко в душе я жалел, что не могу полюбить эту замечательную девушку. Просто нам не любится – только дружится. Банально.
Я положил трубку почти через час. Смартфон показывал всего восемь, но из-за непогоды стемнело рано. Я улёгся в кровать и стал гладить приютившуюся под боком кошку, улыбаясь своим мыслям. Машка права: каким бы ни было влияние человечества, оно неизбежно, как неизбежен прогресс. Природа слабее нас, но и мудрее – она приспосабливается. Эх, научиться бы мне радоваться каждой удаче, каждому дню без бед… Следуя напутствию, я постарался искренне порадоваться предстоящему выходному и провалился в сон.
Если бы знать, что в тот вечер я слышал подругу в последний раз…
— Ты хочешь…? – неожиданно вопрошает он. Глядит на меня лукаво.
— Не понимаю… — я мотаю головой.
— О, я знаю – ты хочешь! – провозглашает, торжественно взмахивая руками: – Мир, весь мир! Уже у ног! Отец всего Сущего! Потопишь всё былое, и дашь паре по паре, Новый Ной! Придешь, Царь, только не спи, как синий огонь…
Я окончательно теряю смысловую нить. Он что, сумасшедший?! – приходит мне в голову шальная мысль.
— Но… — пытаюсь возразить. – Мне не нужно ничего… Если ты спрашиваешь, чего бы я хотел – чтобы души людей вернулись на свои места!
Утром меня разбудил дикий визг кошки. Что-то случилось?! Вскочив, я прислушался и пошел на звук, но ударился об угол какой-то мебели и чуть не упал. Откуда здесь это? В квартире почему-то было очень темно, хотя я не помнил, чтобы вечером занавешивал окна. Спросонья я не сразу осознал, что и тело мне кажется непривычным, каким-то легким и чужим…
Кошачье мяуканье снова отвлекло меня. Я ощупью пробрался в коридор; из другой комнаты тянулась полоска лунного света. Кошка забилась в угол, сверкая оттуда глазами. Она почему-то превратилась в чёрный дрожащий комок, а была же серая… Я протянул руку – кошка, взвизгнув, цапнула меня когтями по руке, подскочила и бросилась наутек. Я же так и остался стоять, непонимающе глядя на свою ладонь. Смуглую и женскую.
Он молчит. Глаза пусты. Кажется, его молчание длится вечность.
— Мир очистится от зла, — спустя множество минут изрекает он.
Я ищу во взгляде ответы на вопросы: думаю, только он и может их дать.
— Всем будет хорошо. А мне спокойно, — на мгновение он видится мне властным правителем, уставшим от своей тяжкой ноши.
Он снова тихо смеётся, что-то бормочет… И я, наконец, понимаю, как мне хочется назвать его.
Несколько часов я пытался проснуться. Безуспешно: безумие вокруг и не думало сменяться явью.
Незнакомая квартира. Чужая кошка. Я – не я.
Собравшись с духом, я одел чужое тело в незнакомую одежду и вышел на улицу. Сразу же меня чуть не сбила толпа оборванных, дико орущих людей. Они неслись по улице, кто на двух ногах, кто на четвереньках, то и дело натыкаясь на дома и машины, не замечая препятствий. Они вели себя, как стая обезумевших зверей…
Позже я понял, что они на самом деле были животными. Несчастными созданиями, которых неведомая сила спонтанно переселила в другие тела.
Я брёл по городу, стараясь держаться у стен зданий. Город полнился незнакомыми звуками: крики, рычание, всхлипы… И всё. Ни гудков машин, ни звуков колес, ни топота множества ног по асфальту. Молчало радио и телевидение. Вся техника стояла, дороги – одна сплошная авария. Наверное, кого-то случившееся застало по пути на работу…
Своими глазами видел, как бывшие птицы пытались взлететь. И разбивались, падая с запредельной для человека высоты.
Как звери рвали друг друга человеческими зубами, удивляясь, что это им дается не так легко, как вчера.
А кошки и собаки порой смотрели мне вслед, и в их глазах стояла такая тоска, что я понимал – люди. Некоторые кидались на меня, сходя с ума, не в силах осознать свой новый облик, и пытаясь хотя бы приблизиться к привычному телу человека.
Я будто оказался внутри ужастика. Но столько смерти в один миг я не видел даже по телевидению. Мне казалось, вокруг царит только она – неумолимая, беспощадная. И те, кто стали чужими в собственном мире, даже рады ей…
Он напоминает мне рассказы о юродивых. Блаженный старец, искренне верующий, что проповедует и творит благо. Его поведение лишь подтверждает состояние рассудка: порой нелогичная речь, рваные движения, быстро сменяющиеся эмоции и выражение лица…
— Господи… — говорю в пустоту.
— Да, дитя моё? – откликается старик, и я, вздрогнув, во все глаза смотрю на него. А он, как ни в чем не бывало, морщит лоб и ждет вопроса.
Меня осеняет совершенно невероятная догадка, но я всё ещё боюсь в неё поверить. Однако именно так картинка складывается в единое целое…
Почему-то я был на удивление спокоен. Я мог мыслить, рассуждать, искал на улицах нормальных людей.
Как мало нас осталось людьми! Неужели этого мы добивались, совершенствуя, меняя Землю по своему усмотрению? Мы стали иными, животными – но кто, что, какая сила сотворила такое?!
Небо расплакалось очередным осенним дождем. Кто не погиб до сих пор, попрятались. А я остался стоять и поднял лицо к тучам, щурясь от заливающейся в глаза воды.
— Господи, — выдохнул я. – За что?..
Я не надеялся на ответ, ведь никогда и не верил в Бога. Просто больше не к кому было обратить мой зов.
Я продолжал бродить по улицам под проливным дождем, сам не зная, зачем. Чего искать теперь от жизни? Возможно ли в новом мире ставить какие-то цели, мечтать о чем-то, или завтра он снова изменится?
Ливень кончился, выглянуло солнце. Я вышел на незнакомую площадь и остановился, удивленный: посреди открытого пространства в лучах солнца стоял старик в рванье, опираясь на палку. Я подошел ближе, искренне надеясь, что найду в нем человека.
— Ты меня нашел! – радостно улыбаясь, произнес дедушка тоном игривого ребенка.
Мы уже несколько часов сидим в той квартире, где я очнулся утром. Я начинаю уставать от собственных мыслей, от вертящихся в голове предположений – и от невозможности добиться хоть чего-то вразумительного это этого человека. Человека ли?..
— Почему мир, совершенный в своём основании, кто-то хочет изменить? – я вглядываюсь в его лицо, ищу отблески чувств.
— Мир… — он хмурится, будто силится что-то вспомнить. – Мир, прекрасный, моё Создание, моё… Люди… Я упустил, допустил, недоглядел… Лучшее, что я создал…
— Так почему? – я окончательно понимаю, что догадка верна, и срываюсь на крик: нет больше сил терпеть. – Почему ты – ведь это Ты! – решил уничтожить нас всех?!
— Уничтожить?! – Он удивляется искренне, брови дугой. – О нет! Нет, дитя моё! Я хочу жизнь, дарить, уже, насовсем, да, да! Только… Ошибки, недочёты, глупости… Виноват… Создания. Мои, во зле, в грязи, нет дьявола, есть истина. Что творят, думали – благо. Верили… Нужен новый свет, — смотрит на меня, лицо проясняется. – Да! Новый свет, блик, искра! Новая жизнь!
— Но почему только теперь? Господи! Почему только теперь ты решил исправить свои ошибки? Тысячи лет человек верил в то, что устройство его мира незыблемо…
— О, я пытался! – он кивает с видом умудрённого старца, изрекающего истину. – Пытался. Ты думаешь – нет? Были мысли, звуки, чувства – другие! Я менял, менял… — речь Его снова становится рваной, почти бессвязной. – То, это… Внутри, снаружи, мысли… Дверь заперта. Голова – с ума, нет ума, нет… Кто, где? Не могут знать, не найдут, выйдут и не войдут… Менял, менял – нет смысла… С ума…
— Боже… – я чувствую, как по моим – чужим – щекам текут слезы. – Я… Я прошу… Верни! Верни всё назад! Оставь память об этом дне, пусть послужит уроком. Но только верни…
Он делает какие-то странные движения руками.
— Не… не могу… — растерянно смотрит на собственные ладони, потом на меня. Шепчет еле слышно: – Больше не могу…
Он замыкается, бормочет что-то бессвязное, а затем начинает смеяться. То тихо, сгорбившись и сдерживая смех, рваными, непоследовательными фразами пытаясь рассказать мне что-то через эти судорожные всхлипывания. То взахлеб, наполняя громоподобным смехом квартиру и пугая кошку, которая уже не кошка. А я все еще не могу поверить, что это Он, безумный старик, сотворил это…
Сентябрь 2009г
Дарья Сталь
