Большой стеклянный куб офиса, обычно бурлящий жизнью, сейчас утопал в густой, почти осязаемой тишине. Гудели лишь серверы в дальнем углу, отбрасывая на полированный пол призрачные тени. Огни города, раскинувшегося за панорамными окнами, казались далекими, чужими звездами. Почти все уже давно покинули его, унося с собой в ночь усталость прошедшего дня и предвкушение заслуженного отдыха. Но для Ксении и Артёма Воронцова эта ночь обещала быть совсем другой. Крупный клиент, их новый, амбициозный проект, требовал финальной полировки презентации. Дедлайн неумолимо наступал, а команда, разбросанная по городу, уже не могла собраться.
Ксения, 28-летняя ассистентка рекламного агентства, сидела за своим столом, вглядываясь в мерцающий экран. Ее аккуратность и педантичность были легендарными в агентстве, как и скрытая под маской профессионализма мечтательность. Сейчас эта мечтательность казалась особенно неуместной, ведь в голове роились не образы дальних странствий или неосуществленных желаний, а бесконечные строки кода и графики. Ее тонкие пальцы, привыкшие к изящным движениям, сейчас напряженно перебирали слайды, исправляя мелкие недочеты. Она любила свою работу, любила порядок и четкость, которые она приносила в хаос творческих идей. Но иногда, в тишине ночного офиса, эти четкие линии размывались, и в ней пробуждалось что-то, что она старательно прятала от мира.
Рядом, за массивным столом, который словно притягивал к себе весь офис, сидел Артём Воронцов. 36-летний начальник, чья репутация «бесчувственного профи» была выкована годами безупречной работы и абсолютной требовательности. В офисе его голос звучал как закон, а взгляд мог заморозить самую смелую идею. Сотрудники боялись его, уважали, но мало кто осмеливался узнать, что скрывается за этой ледяной маской. Говорили, что он работает по 18 часов в сутки, что у него нет личной жизни, что он — машина, созданная для достижения целей. Для Ксении он был одновременно и воплощением этого мифа, и той точкой, вокруг которой концентрировалось всё её внутреннее напряжение.
Ксения чувствовала его присутствие, даже не глядя в его сторону. Каждый глубокий вдох, каждый шорох переворачиваемой страницы отдавались в ней едва уловимым трепетом. Между ними давно тлело напряжение. Он требовал, она раздражалась, но в глубине души признавала, что это раздражение было лишь маской для куда более сложных эмоций. Он притягивал, пугал и завораживал одновременно. В нем была какая-то первобытная сила, которую он так искусно скрывал за деловой сдержанностью.
— Ещё один слайд. Третий пункт доклада о маркетинговой стратегии. Мне кажется, он немного скомкан, — раздался его голос, ровный, как всегда, но с едва заметной хрипотцой, выдающей усталость.
Ксения вздрогнула, словно её вырвали из каких-то раздумий. Она перевела взгляд на экран, потом на него. Артём склонился над ноутбуком, его волосы были слегка растрёпаны, что было редкостью. Свет монитора падал на его лицо, подчёркивая резкие черты и глубокие тени под глазами. В такие моменты, когда офисная маска слегка сползала, он становился почти уязвимым, и это пугало Ксению больше всего.
— Да, я вижу, — ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал профессионально. — Я добавлю пару деталей из последней аналитической справки.
Она подошла к его столу, чтобы показать правки. Их плечи почти соприкоснулись. Едва ощутимое прикосновение к её руке, когда она тянулась к клавиатуре, заставило её сердце ёкнуть. Его длинные и сильные пальцы скользнули мимо неё, когда он указал на строку кода. Этот мимолетный контакт, словно искра, пробежал по её нервам, заставив кожу покрыться мурашками. Она старалась не думать о том, как близко он находится, как отчётливо она ощущает его присутствие.
— Здесь нужно немного изменить структуру, — пробормотал он, скользнув взглядом по её лицу. Он смотрел не на презентацию, а на неё. И в этот момент Ксения почувствовала, как привычная офисная дистанция исчезает. Его взгляд был пронзительным, словно он видел её насквозь, сквозь маску профессионализма, прямо в душу.
Он никогда не забывал о мелочах, связанных с работой. Но иногда, в редкие моменты, он удивлял. Он встал и подошёл к кофемашине, которая стояла в углу мини-кухни, скрытой за перегородкой.
— Вам принести? — спросил он, уже помешивая сахар в стаканчике.
— Да, пожалуйста, — прошептала она, чувствуя, как краснеют её щёки. Она знала, что он мог бы просто молча продолжить работу, как и всегда. Этот жест не был частью его обычного распорядка.
Он вернулся с двумя стаканчиками. На этот раз, когда он ставил её кофе на стол, его пальцы задержались на её запястье чуть дольше, чем того требовала вежливость. Он словно хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле, или, может быть, он сам себя остановил.
— Спасибо, — сказала она, стараясь поймать его взгляд.
Он едва заметно улыбнулся. Такое случалось так редко, что Ксения замерла, пытаясь запомнить этот момент. Его улыбка смягчила черты лица, сделав его почти человечным. В его глазах, обычно холодных и расчётливых, на мгновение мелькнуло что-то похожее на теплоту.
— Думаю, ещё пара часов, и мы закончим, — сказал он, снова склонившись над ноутбуком.
Они работали молча, но это молчание было наполнено невысказанными словами. Каждый их жест, каждый взгляд, каждое случайное прикосновение казались значимыми. Воздух между ними был плотным, наполненным ожиданием. Нарастало что-то неуловимое, какая-то тихая буря, зреющая под поверхностью их деловой рутины. Ксения чувствовала, как её тело реагирует на его присутствие, как её дыхание становится чуть более прерывистым. Этот ночной офис, такой пустой и тихий, становился ареной для чего-то, что выходило далеко за рамки их профессиональных отношений.
Время тянулось медленно, но часы неумолимо приближали рассвет. Работа над презентацией, казалось, затягивалась. Усталость уже не была просто физической, она стала какой-то вязкой, проникающей в самые глубины сознания. Ксения чувствовала, как глаза слипаются, а мысли путаются. Каждый новый слайд требовал все больших усилий, чтобы привести его в порядок. Она зевала, прикрывая рот рукой, но это мало помогало.
Артём, заметив ее состояние, которое, казалось, было отражением его собственного, подошел к небольшой барной стойке, скрытой в глубине кабинета. Он открыл дверцу винного холодильника, который обычно использовался для представительских целей, и достал бутылку вина, оставшуюся после недавних переговоров. Ксения с удивлением наблюдала за его действиями. Артём Воронцов и вино? Это было настолько нехарактерно, что она не знала, как реагировать. Он, как правило, избегал всего, что могло бы хоть как-то снизить его концентрацию.
— Думаю, нам обоим не помешает немного расслабиться, – сказал он, доставая два хрустальных бокала. Его голос звучал мягче, чем обычно, лишенный той стальной нотки, которая обычно присутствовала в его деловых обращениях.
— Я… я не уверена, – пробормотала она, смущенно отводя взгляд. Мысль о том, чтобы позволить себе слабость, казалась ей предательством по отношению к самой себе.
— Все в порядке. Это поможет нам сосредоточиться. Небольшой перерыв. Нам нужно довести это до совершенства, а усталость – наш главный враг сейчас.
Его слова были логичны, но в них звучала нотка, которую Ксения раньше никогда не слышала – нотка сомнения, усталости от вечной борьбы.
Он наполнил бокалы янтарной жидкостью и протянул один ей. Вино было терпким, с фруктовыми нотками. Оно приятно согревало изнутри, снимая ту самую усталость, которая сковала её. Она сделала небольшой глоток, ощущая, как тепло разливается по венам, вызывая лёгкое приятное головокружение. Они сели рядом на мягкий кожаный диванчик в небольшой переговорной, оставив проектор и мониторы в полумраке. Теперь их разделяла не только офисная мебель, но и атмосфера, изменившаяся до неузнаваемости.
— Тяжёлый день, — проговорила Ксения, делая ещё один, более глубокий глоток. Вино смягчало резкость мыслей, делая их более плавными, текучими.
— Очень, — согласился Артём. Он откинулся на спинку дивана и на мгновение закрыл глаза. — Иногда мне кажется, что мы гонимся за горизонтом, которого никогда не достигнем. Всегда что-то новое, всегда что-то ещё. И так до бесконечности.
Это было самое личное, что он когда-либо ей говорил. Ксения удивлённо подняла глаза. Его лицо, освещённое тусклым светом, казалось другим. Менее резким, более уязвимым. Тень усталости, которую он обычно тщательно скрывал, теперь лежала на нём явственно.
— Вы это чувствуете? — спросила она, забыв о презентации, о клиенте, о работе. Её профессиональная маска треснула, обнажив любопытство и, возможно, даже искреннее сопереживание.
— Каждый день. Постоянное стремление к совершенству, к идеальному результату. Но что такое идеальный результат? И для кого мы стараемся?
Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на тоску, на невысказанное разочарование.
— Наверное, для нас самих, — тихо сказала Ксения. — Чтобы доказать себе, что мы можем. Что мы чего-то стоим.
— Кому доказывать? Если нас никто не видит, кроме нас самих? — он отвернулся и уставился в тёмный экран, на котором виднелся лишь смутный контур его лица. В его словах прозвучала горечь, которая показалась Ксении очень знакомой.
Разговор постепенно перешёл в другое русло. Они говорили о работе, амбициях, разочарованиях. Артём, словно сбросив оковы, начал делиться мыслями, которые, казалось, копились в нём годами. Он говорил о давлении, о постоянной необходимости быть на высоте, о том, как трудно поддерживать имидж «непобедимого». Ксения слушала, поражённая его откровенностью. Её собственное раздражение, которое обычно было вызвано его требовательностью, уступило место любопытству и, возможно, даже зарождающемуся сочувствию. Она видела в нём не просто безжалостного начальника, а человека, который тоже несёт свой крест.
— А вы? Вы мечтали о чём-то другом? — спросил он, повернувшись к ней. Его взгляд был внимательным, изучающим.
Ксения замялась. Своей скрытой мечтательностью, своими тайными желаниями она ни с кем не делилась.
— Наверное, да. Когда-то. Все мечтают.
— И что изменилось?
— Жизнь. Реальность. — Она посмотрела на него, чувствуя, как наворачиваются слёзы. — Жизнь требует своих жертв. А вы?
Он молчал. В его глазах мелькнула тень боли.
— Реальность. И профессионализм. Это вещи, несовместимые с мечтами. Мечты — это роскошь, которую я не могу себе позволить.
Бокал вина опустел. Артём попросил ещё. Они пили и разговаривали. Усталость, вино, тишина в офисе — всё это способствовало тому, что их привычные роли, их профессиональные маски начали таять. Воздух становился всё более плотным, насыщенным их общими переживаниями.
Он снова подошёл к ней. Его рука словно сама по себе коснулась её плеча. Тепло его прикосновения пронзило её насквозь, словно горячая игла. Она подняла голову, их взгляды встретились. В его глазах больше не было холода. Только усталость, желание и что-то новое, невыразимое, от чего её сердце забилось быстрее.
— Ксения, — прошептал он. Его голос звучал хрипло, словно он только что вернулся из долгого путешествия.
Она не ответила. Только смотрела на него, чувствуя, как каждая клеточка её тела отзывается на его присутствие. И в этот момент, словно повинуясь неведомому порыву, он наклонился к ней.
Его губы коснулись её. Это был не нежный, романтический поцелуй, а скорее взрыв. Взрыв накопившихся эмоций, невысказанных желаний, долгого, мучительного напряжения, которое копилось между ними годами. Её губы ответили, словно жаждали этого столкновения, словно наконец получили разрешение отпустить себя. Языки сплелись в страстном, почти агрессивном танце, пробуждая те части её души, которые она давно считала спящими, спрятанными под слоями профессиональной сдержанности.
Его руки обхватили её талию и притянули к себе с такой силой, что она почувствовала, как её тело буквально вжимается в его. Твёрдость его груди, жар его тела, тепло его дыхания — всё это обрушилось на неё, захлестнув волной ощущений. Её руки словно сами по себе поднялись, чтобы коснуться его лица, ощутить грубую щетину, которую она раньше никогда не видела, а теперь жадно исследовала. Каждый изгиб его челюсти, каждая линия скул казались ей притягательными.
— Артём, — выдохнула она, когда их губы разъединились, чтобы перевести дух. Её голос был слабым, сдавленным, наполненным неведомым ей самой наслаждением.
— Ксения, — его голос был глубоким и страстным. Он смотрел на неё, и в его глазах горел огонь, которого она никогда не видела. — Я больше не могу.
Она знала, что он имел в виду. Она чувствовала то же самое. Это было безумие, ошибка, нарушение всех правил, которые они так тщательно соблюдали. Но в этот момент правила казались такими далёкими, такими незначительными, такими бессмысленными перед лицом этого всепоглощающего желания.
— На одну ночь, — прошептала она, словно уговаривая саму себя, словно устанавливая последние, уже зыбкие границы. — Только на одну ночь.
Он кивнул. В его глазах мелькнула решимость, смешанная с опасной, почти хищной уверенностью. Он взял её за руку, и они вышли из переговорной, словно в трансе, ведомые неведомой силой. Его кабинет. Этот запретный, неприступный мир, о котором она знала только по слухам и своим представлениям. Теперь он стал их убежищем.
Дверь закрылась за ними с тихим щелчком, отрезав их от остального мира, от здравого смысла, от последствий. Свет здесь был приглушённым, мягким, он лишь слегка освещал массивный рабочий стол и роскошный кожаный диван. Аромат его дорогих духов смешивался с запахом кофе, который всё ещё витал в воздухе, и чем-то ещё неуловимым, но возбуждающим — запахом мужской кожи, возбуждения.
Он прижал её к стене, и его губы снова нашли её губы. Поцелуи становились всё более глубокими, жадными, словно они пытались наверстать упущенное время, компенсировать долгие годы сдерживаемого влечения. Его руки исследовали её тело с такой скоростью и уверенностью, что она едва успевала осознавать, как исчезает её одежда, обнажая кожу для его прикосновений. Её руки тоже не отставали, исследуя его грудь, сильные плечи, ощущая напряжённые мышцы под тканью рубашки.
Её дрожь усиливалась. Это была дрожь не от страха, а от предвкушения, от накатившей волны желания, от того, что её тело наконец откликнулось на зов. Его прикосновения были уверенными, но в то же время нежными, изучающими. Он словно открывал её заново, касаясь тех мест, которые раньше были недоступны, вызывая тихие стоны, которые сами вырывались из её груди.
Каждый звук — шелест ткани, приглушённые стоны, учащённое дыхание — казался особенно громким в тишине, создавая свою собственную интимную симфонию. Она чувствовала его тепло, его силу, его страсть, которая теперь была направлена только на неё. Это было не романтическое свидание, а скорее дикое, первобытное слияние двух тел, двух душ, уставших от одиночества и ограничений, которые они сами на себя наложили.
Он уложил её на диван. Мягкая кожа казалась прохладной, но его прикосновения быстро согревали её, разжигая огонь внутри. Воздух в комнате, казалось, сгустился от напряжения и страсти.
Ксения, 28-летняя ассистентка рекламного агентства, сидела за своим столом, вглядываясь в мерцающий экран. Ее аккуратность и педантичность были легендарными в агентстве, как и скрытая под маской профессионализма мечтательность. Сейчас эта мечтательность казалась особенно неуместной, ведь в голове роились не образы дальних странствий или неосуществленных желаний, а бесконечные строки кода и графики. Ее тонкие пальцы, привыкшие к изящным движениям, сейчас напряженно перебирали слайды, исправляя мелкие недочеты. Она любила свою работу, любила порядок и четкость, которые она приносила в хаос творческих идей. Но иногда, в тишине ночного офиса, эти четкие линии размывались, и в ней пробуждалось что-то, что она старательно прятала от мира.
Рядом, за массивным столом, который словно притягивал к себе весь офис, сидел Артём Воронцов. 36-летний начальник, чья репутация «бесчувственного профи» была выкована годами безупречной работы и абсолютной требовательности. В офисе его голос звучал как закон, а взгляд мог заморозить самую смелую идею. Сотрудники боялись его, уважали, но мало кто осмеливался узнать, что скрывается за этой ледяной маской. Говорили, что он работает по 18 часов в сутки, что у него нет личной жизни, что он — машина, созданная для достижения целей. Для Ксении он был одновременно и воплощением этого мифа, и той точкой, вокруг которой концентрировалось всё её внутреннее напряжение.
Ксения чувствовала его присутствие, даже не глядя в его сторону. Каждый глубокий вдох, каждый шорох переворачиваемой страницы отдавались в ней едва уловимым трепетом. Между ними давно тлело напряжение. Он требовал, она раздражалась, но в глубине души признавала, что это раздражение было лишь маской для куда более сложных эмоций. Он притягивал, пугал и завораживал одновременно. В нем была какая-то первобытная сила, которую он так искусно скрывал за деловой сдержанностью.
— Ещё один слайд. Третий пункт доклада о маркетинговой стратегии. Мне кажется, он немного скомкан, — раздался его голос, ровный, как всегда, но с едва заметной хрипотцой, выдающей усталость.
Ксения вздрогнула, словно её вырвали из каких-то раздумий. Она перевела взгляд на экран, потом на него. Артём склонился над ноутбуком, его волосы были слегка растрёпаны, что было редкостью. Свет монитора падал на его лицо, подчёркивая резкие черты и глубокие тени под глазами. В такие моменты, когда офисная маска слегка сползала, он становился почти уязвимым, и это пугало Ксению больше всего.
— Да, я вижу, — ответила она, стараясь, чтобы её голос звучал профессионально. — Я добавлю пару деталей из последней аналитической справки.
Она подошла к его столу, чтобы показать правки. Их плечи почти соприкоснулись. Едва ощутимое прикосновение к её руке, когда она тянулась к клавиатуре, заставило её сердце ёкнуть. Его длинные и сильные пальцы скользнули мимо неё, когда он указал на строку кода. Этот мимолетный контакт, словно искра, пробежал по её нервам, заставив кожу покрыться мурашками. Она старалась не думать о том, как близко он находится, как отчётливо она ощущает его присутствие.
— Здесь нужно немного изменить структуру, — пробормотал он, скользнув взглядом по её лицу. Он смотрел не на презентацию, а на неё. И в этот момент Ксения почувствовала, как привычная офисная дистанция исчезает. Его взгляд был пронзительным, словно он видел её насквозь, сквозь маску профессионализма, прямо в душу.
Он никогда не забывал о мелочах, связанных с работой. Но иногда, в редкие моменты, он удивлял. Он встал и подошёл к кофемашине, которая стояла в углу мини-кухни, скрытой за перегородкой.
— Вам принести? — спросил он, уже помешивая сахар в стаканчике.
— Да, пожалуйста, — прошептала она, чувствуя, как краснеют её щёки. Она знала, что он мог бы просто молча продолжить работу, как и всегда. Этот жест не был частью его обычного распорядка.
Он вернулся с двумя стаканчиками. На этот раз, когда он ставил её кофе на стол, его пальцы задержались на её запястье чуть дольше, чем того требовала вежливость. Он словно хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле, или, может быть, он сам себя остановил.
— Спасибо, — сказала она, стараясь поймать его взгляд.
Он едва заметно улыбнулся. Такое случалось так редко, что Ксения замерла, пытаясь запомнить этот момент. Его улыбка смягчила черты лица, сделав его почти человечным. В его глазах, обычно холодных и расчётливых, на мгновение мелькнуло что-то похожее на теплоту.
— Думаю, ещё пара часов, и мы закончим, — сказал он, снова склонившись над ноутбуком.
Они работали молча, но это молчание было наполнено невысказанными словами. Каждый их жест, каждый взгляд, каждое случайное прикосновение казались значимыми. Воздух между ними был плотным, наполненным ожиданием. Нарастало что-то неуловимое, какая-то тихая буря, зреющая под поверхностью их деловой рутины. Ксения чувствовала, как её тело реагирует на его присутствие, как её дыхание становится чуть более прерывистым. Этот ночной офис, такой пустой и тихий, становился ареной для чего-то, что выходило далеко за рамки их профессиональных отношений.
Время тянулось медленно, но часы неумолимо приближали рассвет. Работа над презентацией, казалось, затягивалась. Усталость уже не была просто физической, она стала какой-то вязкой, проникающей в самые глубины сознания. Ксения чувствовала, как глаза слипаются, а мысли путаются. Каждый новый слайд требовал все больших усилий, чтобы привести его в порядок. Она зевала, прикрывая рот рукой, но это мало помогало.
Артём, заметив ее состояние, которое, казалось, было отражением его собственного, подошел к небольшой барной стойке, скрытой в глубине кабинета. Он открыл дверцу винного холодильника, который обычно использовался для представительских целей, и достал бутылку вина, оставшуюся после недавних переговоров. Ксения с удивлением наблюдала за его действиями. Артём Воронцов и вино? Это было настолько нехарактерно, что она не знала, как реагировать. Он, как правило, избегал всего, что могло бы хоть как-то снизить его концентрацию.
— Думаю, нам обоим не помешает немного расслабиться, – сказал он, доставая два хрустальных бокала. Его голос звучал мягче, чем обычно, лишенный той стальной нотки, которая обычно присутствовала в его деловых обращениях.
— Я… я не уверена, – пробормотала она, смущенно отводя взгляд. Мысль о том, чтобы позволить себе слабость, казалась ей предательством по отношению к самой себе.
— Все в порядке. Это поможет нам сосредоточиться. Небольшой перерыв. Нам нужно довести это до совершенства, а усталость – наш главный враг сейчас.
Его слова были логичны, но в них звучала нотка, которую Ксения раньше никогда не слышала – нотка сомнения, усталости от вечной борьбы.
Он наполнил бокалы янтарной жидкостью и протянул один ей. Вино было терпким, с фруктовыми нотками. Оно приятно согревало изнутри, снимая ту самую усталость, которая сковала её. Она сделала небольшой глоток, ощущая, как тепло разливается по венам, вызывая лёгкое приятное головокружение. Они сели рядом на мягкий кожаный диванчик в небольшой переговорной, оставив проектор и мониторы в полумраке. Теперь их разделяла не только офисная мебель, но и атмосфера, изменившаяся до неузнаваемости.
— Тяжёлый день, — проговорила Ксения, делая ещё один, более глубокий глоток. Вино смягчало резкость мыслей, делая их более плавными, текучими.
— Очень, — согласился Артём. Он откинулся на спинку дивана и на мгновение закрыл глаза. — Иногда мне кажется, что мы гонимся за горизонтом, которого никогда не достигнем. Всегда что-то новое, всегда что-то ещё. И так до бесконечности.
Это было самое личное, что он когда-либо ей говорил. Ксения удивлённо подняла глаза. Его лицо, освещённое тусклым светом, казалось другим. Менее резким, более уязвимым. Тень усталости, которую он обычно тщательно скрывал, теперь лежала на нём явственно.
— Вы это чувствуете? — спросила она, забыв о презентации, о клиенте, о работе. Её профессиональная маска треснула, обнажив любопытство и, возможно, даже искреннее сопереживание.
— Каждый день. Постоянное стремление к совершенству, к идеальному результату. Но что такое идеальный результат? И для кого мы стараемся?
Он посмотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на тоску, на невысказанное разочарование.
— Наверное, для нас самих, — тихо сказала Ксения. — Чтобы доказать себе, что мы можем. Что мы чего-то стоим.
— Кому доказывать? Если нас никто не видит, кроме нас самих? — он отвернулся и уставился в тёмный экран, на котором виднелся лишь смутный контур его лица. В его словах прозвучала горечь, которая показалась Ксении очень знакомой.
Разговор постепенно перешёл в другое русло. Они говорили о работе, амбициях, разочарованиях. Артём, словно сбросив оковы, начал делиться мыслями, которые, казалось, копились в нём годами. Он говорил о давлении, о постоянной необходимости быть на высоте, о том, как трудно поддерживать имидж «непобедимого». Ксения слушала, поражённая его откровенностью. Её собственное раздражение, которое обычно было вызвано его требовательностью, уступило место любопытству и, возможно, даже зарождающемуся сочувствию. Она видела в нём не просто безжалостного начальника, а человека, который тоже несёт свой крест.
— А вы? Вы мечтали о чём-то другом? — спросил он, повернувшись к ней. Его взгляд был внимательным, изучающим.
Ксения замялась. Своей скрытой мечтательностью, своими тайными желаниями она ни с кем не делилась.
— Наверное, да. Когда-то. Все мечтают.
— И что изменилось?
— Жизнь. Реальность. — Она посмотрела на него, чувствуя, как наворачиваются слёзы. — Жизнь требует своих жертв. А вы?
Он молчал. В его глазах мелькнула тень боли.
— Реальность. И профессионализм. Это вещи, несовместимые с мечтами. Мечты — это роскошь, которую я не могу себе позволить.
Бокал вина опустел. Артём попросил ещё. Они пили и разговаривали. Усталость, вино, тишина в офисе — всё это способствовало тому, что их привычные роли, их профессиональные маски начали таять. Воздух становился всё более плотным, насыщенным их общими переживаниями.
Он снова подошёл к ней. Его рука словно сама по себе коснулась её плеча. Тепло его прикосновения пронзило её насквозь, словно горячая игла. Она подняла голову, их взгляды встретились. В его глазах больше не было холода. Только усталость, желание и что-то новое, невыразимое, от чего её сердце забилось быстрее.
— Ксения, — прошептал он. Его голос звучал хрипло, словно он только что вернулся из долгого путешествия.
Она не ответила. Только смотрела на него, чувствуя, как каждая клеточка её тела отзывается на его присутствие. И в этот момент, словно повинуясь неведомому порыву, он наклонился к ней.
Его губы коснулись её. Это был не нежный, романтический поцелуй, а скорее взрыв. Взрыв накопившихся эмоций, невысказанных желаний, долгого, мучительного напряжения, которое копилось между ними годами. Её губы ответили, словно жаждали этого столкновения, словно наконец получили разрешение отпустить себя. Языки сплелись в страстном, почти агрессивном танце, пробуждая те части её души, которые она давно считала спящими, спрятанными под слоями профессиональной сдержанности.
Его руки обхватили её талию и притянули к себе с такой силой, что она почувствовала, как её тело буквально вжимается в его. Твёрдость его груди, жар его тела, тепло его дыхания — всё это обрушилось на неё, захлестнув волной ощущений. Её руки словно сами по себе поднялись, чтобы коснуться его лица, ощутить грубую щетину, которую она раньше никогда не видела, а теперь жадно исследовала. Каждый изгиб его челюсти, каждая линия скул казались ей притягательными.
— Артём, — выдохнула она, когда их губы разъединились, чтобы перевести дух. Её голос был слабым, сдавленным, наполненным неведомым ей самой наслаждением.
— Ксения, — его голос был глубоким и страстным. Он смотрел на неё, и в его глазах горел огонь, которого она никогда не видела. — Я больше не могу.
Она знала, что он имел в виду. Она чувствовала то же самое. Это было безумие, ошибка, нарушение всех правил, которые они так тщательно соблюдали. Но в этот момент правила казались такими далёкими, такими незначительными, такими бессмысленными перед лицом этого всепоглощающего желания.
— На одну ночь, — прошептала она, словно уговаривая саму себя, словно устанавливая последние, уже зыбкие границы. — Только на одну ночь.
Он кивнул. В его глазах мелькнула решимость, смешанная с опасной, почти хищной уверенностью. Он взял её за руку, и они вышли из переговорной, словно в трансе, ведомые неведомой силой. Его кабинет. Этот запретный, неприступный мир, о котором она знала только по слухам и своим представлениям. Теперь он стал их убежищем.
Дверь закрылась за ними с тихим щелчком, отрезав их от остального мира, от здравого смысла, от последствий. Свет здесь был приглушённым, мягким, он лишь слегка освещал массивный рабочий стол и роскошный кожаный диван. Аромат его дорогих духов смешивался с запахом кофе, который всё ещё витал в воздухе, и чем-то ещё неуловимым, но возбуждающим — запахом мужской кожи, возбуждения.
Он прижал её к стене, и его губы снова нашли её губы. Поцелуи становились всё более глубокими, жадными, словно они пытались наверстать упущенное время, компенсировать долгие годы сдерживаемого влечения. Его руки исследовали её тело с такой скоростью и уверенностью, что она едва успевала осознавать, как исчезает её одежда, обнажая кожу для его прикосновений. Её руки тоже не отставали, исследуя его грудь, сильные плечи, ощущая напряжённые мышцы под тканью рубашки.
Её дрожь усиливалась. Это была дрожь не от страха, а от предвкушения, от накатившей волны желания, от того, что её тело наконец откликнулось на зов. Его прикосновения были уверенными, но в то же время нежными, изучающими. Он словно открывал её заново, касаясь тех мест, которые раньше были недоступны, вызывая тихие стоны, которые сами вырывались из её груди.
Каждый звук — шелест ткани, приглушённые стоны, учащённое дыхание — казался особенно громким в тишине, создавая свою собственную интимную симфонию. Она чувствовала его тепло, его силу, его страсть, которая теперь была направлена только на неё. Это было не романтическое свидание, а скорее дикое, первобытное слияние двух тел, двух душ, уставших от одиночества и ограничений, которые они сами на себя наложили.
Он уложил её на диван. Мягкая кожа казалась прохладной, но его прикосновения быстро согревали её, разжигая огонь внутри. Воздух в комнате, казалось, сгустился от напряжения и страсти.
