Глава 1. Княгиня Салтыкова
– Вот мы и приехали, – сказал Ипполит Калинкин и тут же ловко выпрыгнул из дрожек, подал руку Алисе.
Алиса огляделась. В Москве все было иначе. Даже солнце грело не так, как в Петербурге. И дома иные и люди, и лица у этих людей.
Прямо перед ними стоял дом с большим мезонином. Красивый, оштукатуренный, он недавно был выкрашен в густой желтый цвет. Ипполит, Алиса и Осип вошли в ворота и пересекли светлый чистый двор.
– Наверное, она очень богатая? – спросила Алиса почти шепотом.
– Тетка-то? – переспросил Ипполит. – Да, пожалуй, что богата. Я слышал, что у нее доход шестьсот тысяч в год.
Ипполит Калинкин вместе с младшей сестрой Алисой и другом Осипом приехал в Москву не просто так, а с целью. Неделю назад Ипполит получил письмо от своей двоюродной тетки княгини Ольги Салтыковой. Та просила его явиться в Москву как можно скорее. Дело в том, что с единственным сыном княгини приключилась беда. Помочь в этой беде не могли ни деньги, ни титул. Здесь нужен был хороший сыщик, каким и был Ипполит Калинкин.
В парадных сенях к гостям выбежали сразу три лакея и принялись хлопотать вокруг них. По всему было видно, что хозяйка дома ждет гостей с нетерпением. Их провели через большую залу с белыми колонными, зеленую гостиную и, наконец, вошли в просторную голубую залу, где уже сидела княгиня Салтыкова.
Княгиня широкая и толстая с густыми бровями, с некрасивым мужским лицом посмотрела на вошедших. Взгляд у нее был тяжелый, но вместе с тем умный. Лицо ее ничего не выражало, она не улыбалась, но смотрела внимательно и все подмечала. Княгиня сразу заметила, что Алиса держится смело и уверенно, а вот Ипполит тушуется, Осип же и вовсе предпочел бы превратиться в муху.
– Экая детина, а боится! – сказала княгиня низким голосом и глянула на Осипа.
Осип съежился. Он вообще побаивался женщин.
Княгиня приказала гостям садиться рядом с ней. На столе стоял самовар, и хозяйка принялась сама разливать чай. Хоть она и была толстой, но двигалась Салтыкова ловко и быстро. Она разлила чай и тяжело опустилась в кресло.
– Значит, вот ты какой, – сказала Салтыкова Ипполиту. – Красавец! Слышала, слышала. Много ты шуму наделал.
– Ольга Александровна, это давно было, – начал Ипполит, но тетка его перебила.
– Цыц! Говорю, много ты шуму наделал, бесстыдник, – сказала она громко, но тут же смягчилась. – Что теперь говорить.
Ипполит не любил, когда ему напоминали о прошлом и уж тем более, когда попрекали этим самым прошлым. Да, он немало ошибок наделал: проворачивал аферы, водился с шулерами и даже пытался совершить кражу. Однако Ипполит вовремя одумался и сейчас был уважаемым человеком, брался за самые сложные расследования.
– Алиса – хороша! – снова заговорила толстая княгиня. – Невеста будет! Приданное-то есть?
Салтыкова посмотрела на Ипполита.
– Есть, – хмуро ответил Ипполит, вспомнив о том, что Алиса под обеденным столом хранит шляпную коробку, доверху набитую ассигнациями.
Все эти деньги Алиса выиграла в карты у Ипполита и Осипа.
– Это хорошо! Но и я помогу. Ты, Алиса, про меня не забывай. Я добрая, такую тетку еще поискать надобно.
Пили чай и молчали. Наконец Ипполит не выдержал и спросил.
– Ольга Александровна, ведь вы по делу звали?
– Да, милый, по делу, – глухо отозвалась княгиня. – И дело мое скверное. Сынок мой, дурачок Павлуша, в такую историю попал! Не отмоешься!
– Что за история? – спросил Ипполит.
– Обвиняют его в убийстве. Да не просто обвиняют, а арестовали, в остроге держат, – Салтыкова закрыла лицо руками. – Моего Павлушу! Он всю жизнь только на лебяжьей перине спал, а его в острог забрали…
Она помолчала и добавила:
– Помоги, Ипполит. Только на тебя вся надежда.
– Расскажите, как все было.
– Было так, – начала Салтыкова. – Ровно две недели назад Павел, как обычно, в семь часов вечера поехал в Английский клуб. Погода – дрянь, дождь лил. Я ему говорю, оставайся дома, а он все-таки уехал. Приехал, решил в карты играть. А тут как раз двое зовут его, дескать, идем в детскую, по рублю в вист.
– Что за детская? – спросил Ипполит.
– Это у них так гостиная называется, где в ходу небольшие ставки. Те, кто любит играть по-крупному идут в другую комнату. В детской, в основном, старички играют, ставят мало. Сели за стол, начали играть. Рядом с Павлом сидел старик-купец Сушкин. Достает, значит, этот Сушкин нюхательный табак. Нюхает. Начинает хрипеть и падает замертво.
– Что в табаке было?
– Яд.
– А почему Павла арестовали? Ведь кто угодно мог ему яд добавить в табак.
– То-то и оно, что нет. Сушкин два часа сидел на одном месте и никуда не отлучался, табак все время был при нем, он его несколько раз нюхал. Только когда начали играть в вист, и за стол сел Павел, Сушкин понюхал табак и отдал богу душу.
– Да-а-а, плохи дела, – пробормотал Ипполит. – А что Павел говорит?
– Говорит, что ничего не знает. Сидели, играли. Никто к ним не подходил. Что случилось, не знает.
– А кто этот Сушкин такой? – спросила Алиса.
– Это самое интересное! – княгиня оживилась. – Сушкин – большой мерзавец. Он сколотил состояние на ростовщических делах. Много народу погубил, сколько людей в долговую яму отправил – не сосчитать. Разбогател. От дел давно отошел, жил в свое удовольствие: место в Английском клубе получил, ездил туда обедать и в карты играть.
– Павел его хорошо знал?
– Шапочно. Только в клубе виделись. Оба – завсегдатаи.
– А что в сыскном отделении думают? Какой у Павла был мотив? – спросил Ипполит.
– Думают, что Павел у Сушкина занял крупную сумму. А чтобы не отдавать – убил.
Чай в чашках давно остыл. Молчали.
– Ольга Александровна, не буду вам врать, дело – худое, – начал Ипполит. – Но я вам вот что скажу, если Павел невиновен, то я это узнаю. Но если виновен, то…
Княгиня поднялась со своего кресла, подошла к Ипполиту и крепко его обняла.
Глава 2. В Английском клубе
Как только рослый швейцар в клубной ливрее распахнул перед Ипполитом стеклянные двери Английского клуба, Калинкин понял, отчего москвичи любят это место. Английский клуб был государством в государстве, городом в городе, словом, это было что-то особенное.
Среди знатных и богатых москвичей Английский клуб пользовался большой любовью. Уже в первой гостиной можно было увидеть списки всех тех, кто желает стать членом клуба и с великой радостью готов платить членские взносы, то есть семьдесят пять рублей в год. Этот список был ужасающе длинным. Сотни самых известных фамилий красовались в нем. Однако у этих несчастных практически не было шанса. Количество членов клуба было строго ограничено. Таким образом, чтобы принять нового человека в клуб, нужно было, чтобы кто-то из старых членов его покинул. Но никто в здравом уме и твердой памяти не бросал клуб.
Здесь было необыкновенно хорошо. Роскошные интерьеры. Вышколенная прислуга. А обеды? А тишина? А карты? Чудесное место.
Ипполит прошел через аванзал, где в мягких диванах и креслах утопали старички. Кто читал газету, кто спал, кто вел тихий разговор с соседом. Следующая комната – портретная, она же детская. Огромный зал с греческими колоннами, поразительной красоты лепнина на потолке, окна полукругом украшены тяжелыми зелеными портьерами. По всему залу стоят ломберные столики.
– Позвольте-с, сюда, – вкрадчивым голосом сказал ливрейный лакей, сопровождавший Ипполита.
Лакей указал на один из столиков. Стол стоял у окна, вокруг него – четыре пузатых стула.
– Вот тут все и случилось, – объяснил лакей. – Господин Сушкин сидели-с тут.
Лакей указал на стул у самого окна.
– Рядом сидел Павел Матвеевич Салтыков. С этой стороны – граф Васильев, с этой – Баранов Николай Яковлевич.
– Значит, за столом было четыре человека? Кто еще был рядом? – спросил Ипполит.
– Никого-с. Только я.
– Где ты стоял?
– Вот тут, у колонны.
– Ты подходил к столу?
– Да, я подавал шампанское князю Салтыкову и графу Васильеву. Еще раз подходил, чтобы поднять карту.
Ипполит подошел к столу, отодвинул стул, на котором две недели назад умер Сушкин, и сел. Он осмотрелся. Два соседних стула стояли довольно тесно. Чтобы коснуться соседа, нужно было лишь вытянуть руку.
– Покажи-ка, братец, с какой стороны ты подходил к столу, – приказал Ипполит лакею.
Лакей сделал вид, что он держит поднос в руке. Он подошел к стулу, что стоял слева от Ипполита.
– Хорошо, – похвалил его Калинкин. – А теперь покажи, где ты поднимал карту.
Лакей подошел к стулу Ипполита и на сей раз сделал вид, что поднимает карту.
– Так-так-так, – задумчиво сказал Ипполит. – Опиши мне, что ты видел, когда подходил к столу.
Лакей задумался. Пока он медлил с ответом, Ипполит внимательно его рассмотрел. Это был высокий молодой мужчина, статный и важный. Клубная ливрея сидела на нем как влитая, все в его образе было аккуратно и ладно. Мягкие кошачьи движения и жесты выдавали в нем обслугу самого высоко уровня. Его звали Иона, он служил в клубе уже четвертый год.
– Когда я подошел с шампанским, князь Салтыков повернулся ко мне и принял бокал. Граф Васильев сдавал карты, поэтому я поставил его бокал на стол. Господин Сушкин ничего не делал, он внимательно смотрел на то, как граф сдает карты.
– А Баранов?
– Не припомню, – признался лакей. – Да вы его сами можете спросить. Ведь он сегодня здесь.
– Вот как? – удивился Ипполит. – Это очень кстати. А Васильев?
– Тут. Да вот же он, – лакей глазами указал в сторону соседнего стола.
Действительно за соседним столом сидели несколько человек, один из них уже давно бросил играть в карты и смотрел в сторону Ипполита.
– Есть ли у вас укромное место, где бы я мог переговорить с графом Васильевым? – спросил Ипполит.
– Непременно есть. Я провожу вас в читальню.
В полутемной читальне было тихо, сюда не проникал ни единый звук, только тикали старинные английский часы.
Ипполит и граф Васильев разместились в глубоких креслах возле занавешенного окна. Граф закинул ногу на ногу, положил холеную руку на подлокотник и слегка наклонился вперед. Ипполит почувствовал тончайший запах одеколона.
Граф был одет с большим изяществом. Все, что должно было быть белоснежным, было белоснежным. Все, что должно было сидеть с иголочки – сидело с иголочки. Он относился к тем людям, что уделяют своему внешнему виду столько времени и сил, что ни на что другое их уже не хватает. На вид графу Васильеву было чуть меньше пятидесяти. Он был сдержан, надменен и чем-то глубоко недоволен. Зеленый свет абажура падал на его восковое лицо, отчего то казалось злым.
Разговор долго не клеился, граф отвечал сухо и односложно. Наконец речь зашла о Баранове и граф оживился. В глазах появились огоньки, а в углу рта – морщинка.
– В клубе все знают Баранова. Да как его не знать! Вы его видели? Нет. Вам нужно с ним познакомиться. Это что-то с чем-то, уверяю вас. Говорят, он проел уже три поместья. Водку Баранов пьет только кружками. И что удивительно, не пьянеет. А знаете, сколько он ест? Я сам видел, как он однажды за обедом съел пять тарелок ухи и потребовал шестую. Заметьте, это была лишь первая перемена блюд. А как он смеется? Того и гляди стекла из окон вылетят. И вот этот человек сел с нами играть в карты. А вы спрашиваете, заметил ли я что-нибудь? Что я мог заметить, когда рядом со мной сидел Баранов.
– Хорошо ли вы знали покойного Сушкина? – спросил Ипполит, улучив момент, когда граф Васильев остановился.
– Что? Ах, нет. Я его совсем не знал. Он, знаете ли, из купцов. Теперь всякого в клуб берут.
– А Салтыков и Баранов приятельствовали с Сушкиным?
Васильев погладил свои гладко выбритые щеки. Он помолчал с минуту и тихо заговорил.
– Я слышал, что Баранов недавно проиграл в клубе большую сумму денег. А у нас такие правила, проиграл – отдай. В долг у нас не принято, за это можно на черную доску попасть.
– На черную доску? – переспросил Ипполит.
– Да, выгонят из клуба и уж больше сюда не пустят. Так вот денег у Баранова с собой не было, и Сушкин дал ему эту сумму под проценты по старой привычке. Но никто не знает, какие там проценты.
– Пока вы играли в вист, никто из вас не отлучался?
– Никто не вставал, – граф Васильев задумался. – Да, был еще один случай. Сушкин хотел достать табакерку, полез в карман, а ее там не было. Начал хлопать себя по бокам, оглядываться. Табакерка нашлась в другом кармане – левом. Сушкин удивился сам себе, сказал, что никогда не кладет ее в левый карман. Так вот, он достал табакерку и положил ее на стол, как раз с той стороны, где сидел Салтыков.
– Кто-нибудь подходил к Сушкину, пока вы играли в карты?
– Один раз подошел лакей, поднял карту, что уронил Сушкин. Но все это было секундное дело.
Сразу после Васильева лакей привел в читальню к Ипполиту того самого Баранова. И в самом деле, еще задолго до того, как он вошел в комнату, Калинкин услышал его громкий смех. Баранов вошел в комнату один, но было ощущение, что ввалилась целая компания. Он покряхтывал, посапывал и громко шлепал по паркету. Наконец, толстяк упал в кресло, отдышался и заговорил:
– Что ж вы, батюшка, сразу меня не позвали? Зачем этого жиденького позвали? Он наверняка про меня наговорил всякого. Так я вам вот что скажу – врет он все!
– Это вы про графа Васильева? – спросил Ипполит.
– Про него! Так себе человечишка. Что говорить, не пьет, не курит, на карты больше рубля не ставит. А как обедает? Только тарелки пачкает.
Тут Баранов загоготал, так что щеки затряслись.
– Если у человека плохой аппетит, то значит, что у него совесть нечиста. Так вот у графа Васильева – плохой аппетит.
– Не заметили ли вы чего-нибудь странного в тот вечер? – спросил Калинкин.
– Все было как обычно. Я перед тем, как играть серьезно, прежде сажусь в детской, размяться, так сказать. Компания у нас привычная: Баранов, Салтыков, да Сушкин. И лакей при нас всегда один и тот же – Иона. Хороший малый. Мы обычно играем партейку-другую и расходимся. Я иду в инфернальную, там уже большие ставки. Сушкин частенько со мной ходил, только сам никогда не ставил. Но зато, бывало, давал в долг тем, кто проигрался. Всегда под проценты. Я думаю, он только для того в клуб и ходил.
– А Васильев и Салтыков играли в инфернальной?
– Что? Никогда. Васильев – скряга. А Салтыков – маменькин сыночек, ему мама не велит, он не играет.
– Правда, что Сушкин вам деньги под проценты дал? – спросил Ипполит.
– Ложь! – прогремел Баранов. – Не было такого. Я знаю, кто это сказал! Васильев! Он сам от Сушкина очень сильно пострадал в свое время. Так-то вот!
– Граф Васильев? – удивился Калинкин.
– Да. Он, знаете ли, жениться собирался. Давно это было. Невеста – красавица и род княжеский, да только обедневший. Отец ее много задолжал Сушкину, тот поприжал старика. Прошлось князю дочь выдать замуж за богача, а Васильеву отказали. Он так и не женился, все по княжне тосковал.
– А Салтыков?
– Что Салтыков? – переспросил Баранов.
– У него была причина убить Сушкина?
– Уж я вам прежде сказал, что Сушкин давал деньги под проценты. Многие у него в долгу были. Говорят, и Салтыков. Не утерпел, наверное, не исполнил мамкин приказ. Но это все слухи.
– Что за табакерка была у Сушкина? Видели вы ее?
– Видел, серебряная, ничего особенного. Таких табакерок миллион.
