Глава 1. Скрип или пение?
В жизни Ипполит не слышал такого скрипа - протяжного, выворачивающего сустава. От такого скрипа могла начаться зубная или головная боль.
– Господи! Что это? – прошептал Ипполит спросонья.
Между тем, скрип продолжался и, казалось, нарастал и нарастал. Ипполит Калинкин опустил босые ноги на пол, встал и прошлепал к окну. Он отодвинул тяжелую портьеру и выглянул, окно выходило на Невский проспект. То ли от того, что Ипполит уже пять лет жил в квартире, окна которой выходили на самую шумную улицу России, то ли от того, что он сам был человеком нечувствительным к шуму, но никогда прежде он не страдал бессонницей. В этот раз все было иначе. Скрип проникал внутрь черепной коробки и разрывал ее на части.
Ипполит не сразу понял, что является причиной шума. Он вглядывался в темно-серую улицу. Вот идет старуха в салопе землянистого цвета, а за ней бежит мальчик. Вот мужик в тяжелых сапогах топает так, будто идет целая рота. Вот прошмыгнула тень мелкого чиновника.
– Фу ты! Вот он, черт! – крикнул Ипполит.
Он только что разглядел, что у самой кромки тротуара стоит человек и поет. Скрип – не что иное, как его пение. Это был старик с длинной белой бородой и длинными белыми волосами, одетый в серую рубаху и подпоясанный красным кушаком. На груди его весил латок.
– Как же можно так отвратительно петь? И, главное, зачем? – спросил сам себя Ипполит. – И латок пустой. Все это странно.
Старик допел «Соловушку», непонятно кому поклонился и пошел в сторону Невы. Но вдруг повернулся и посмотрел в окно Ипполита. Ипполит вздрогнул и тут же задернул портьеру. Взгляд у старика был страшный, бесцветный, но при этом как будто знакомый. Возвращаться в постель было бесполезно. Ипполит знал, что он теперь ни за что не заснет.
Ипполит Калинкин вот уже несколько лет занимался тем, что расследовал самые разные злодеяния, будь то подлог, кража или убийство. При этом Калинкин прежде имел репутацию крайне сомнительную. В годы юности Ипполит Андреевич был настоящим аферистом и только чудом не оказался на скамье подсудимых. Все шло к тому, что рано или поздно Калинкин совершит настоящее преступление и тогда уже дороги назад не будет. Но, к счастью, вышло иначе.
Ипполит Андреевич, что называется, одумался. Благодарить за это следовало его младшую сестру Алису. Ипполит был из приличной семьи. Его отец возглавлял гимназию и всю свою жизнь занимался просвещением и воспитанием молодого поколения. Мать Калинкина была женщиной необыкновенной энергии и силы. Она руководила небольшим предприятием, что досталось ей от отца. При этом в семьи насчитывалось четырнадцать детей. Старшим был Ипполит. Самой младшей – Алиса. Между ними – пятнадцать лет разницы.
Семейная особенность Калинкиных заключалась в исключительной энергичности. Все они были люди деятельные. То ли от того, что Ипполит был особенно энергичным, то ли от того, что он пытался отличиться от братьев и сестер, но занятие он себе выбрал особенное. Ипполит стал карточным шулером. Произошло это ненамеренно, а само собой. Просто у Ипполита обнаружился талант к карточным играм.
Однако на этом Ипполит не остановился, он пошел дальше. Калинкин обладал той внешностью, которую очень ценят дамы. Он был чуть выше среднего роста, имел широкие плечи и узкую талию, которую подчеркивал особым кроем фрака или сюртука. И даже если бы, какая-то дамочка смогла устоять перед атлетическим и вместе с тем изящным телом Калинкина, то надушенные и напомаженные пышные усы не оставили бы ее равнодушной.
Юный Ипполит заметил, что он нравится женщинам. «А раз так, - решил Калинкин, - нужно этим воспользоваться». Так, он из разряда мелких шулеров перешел в альфонсы. Но и это скоро ему наскучило. Ипполиту хотелось риска и денег. Тогда-то он и решил совершить свою первую кражу. Он наверняка бы ее совершил, если бы в том самом доме, который намеревался ограбить, Калинкин не увидел портрет. С холста на него смотрела девочка, которая выглядела точь-в-точь как его младшая сестра Алиса. В тот момент что-то произошло с Ипполитом, и он никогда уже больше не возвращался к дурным занятиям. Теперь же все свои силы Калинкин направил на поиск преступников.
За завтраком Калинкин сидел хмурый, ничего не ел и только и делал, что передвигал свою тарелку и перекладывал нож и вилку. В то время, как двое остальных ели с огромным аппетитом.
– Что с тобой, Ипполит? – спросила Алиса, как только разделалась с яичницей и беконом.
Алиса жила в доме старшего брата уже три года. Ипполит забрал ее к себе сразу после смерти родителей.
– Разве вы не слышали, что было утром? – удивился Ипполит.
– А что было утром? – спросил Осип.
Осип – третий жилец в квартире на Невском проспекте. Он был другом и соратником Ипполита. Это был человек огромного роста и с совершенно не петербургским смуглым лицом.
– Какой-то старик пел на улице. Быть того не может, чтобы вы этого не слышали.
Ипполит посмотрел сначала на друга, потом на сестру. Алиса покачала головой.
– Я ничего не слышала.
– И я не слышал, – сказал Осип.
– Непонятно, как можно было спать при таком адском скрипе, – Ипполит поцокал языком, осуждая домочадцев, и тут же закричал. – Агата!
Кухарка Агата, которая без всякого сомнения слышала этот вопль, не торопилась.
– Агата! – снова закричал Ипполит.
Наконец, явилась Агата. Она остановилась в дверях столовой. Ее правая рука лежала на бедре, что говорило о крайней степени возмущения.
– Чего-с? – спросила она таким тоном, что Ипполит забыл, зачем позвал ее.
Алиса обернулась и бросила на кухарку быстрый взгляд. Агата тотчас смягчилась, убрала руку с бедра и спросила немного ласковее.
– Звали?
– Кофий! – потребовал Ипполит. – Кофий!
Агата ушла, а Алиса посмотрела на брата с удивлением.
– Что же это за пение такое было, что ты даже завтракать отказываешься?
– Дело, в общем-то, не в пении. Дело в старике. Он показался мне знакомым. Впрочем, я не помню никого с такой бородой и волосами.
– А что если борода и волосы фальшивые? – спросил Осип.
– На что ему такой маскарад? – удивился Ипполит.
– Не знаю. Положим, что все-таки они фальшивые. Если убрать волосы и бороду, что будет?
– Ну … во-первых, наш старец может оказаться ни таким уж и старым, - начал Ипполит. – Во-вторых, он может оказаться выше, потому как длинные волосы зрительно укорачивают силуэт. К тому же он может быть намного стройнее, потому как неизвестно, что у него там под широкой рубахой. Вдруг, там еще одна рубаха и еще.
Ипполит задумался.
– Его взгляд – вот что меня поразило. Я уверен, что знаю его или, по крайней мере, знаю тот тип людей, кому может принадлежать подобный взгляд.
– Думаешь, он преступник? – спросила Алиса.
– Не сомневаюсь, – с уверенностью ответил Ипполит. – Покопаюсь в картотеке, чем черт не шутит. Прикажи Агате, подать кофий в мой кабинет.
Под кабинет Ипполита была отдана самая большая комната в квартире. Оба окна были плотно занавешены, так что комната всегда была погружена в темноту и освещалась только свечами в двух тяжелых бронзовых подсвечниках. Эта комната понравилась бы всякому, кто любит порядок. По центру стоял массивный стол из красного дерева, с одной стороны стола – широкое кресло, с другой крепкий стул с высокой спинкой. Все стены были заставлены шкафами, каждый из которых имел множество выдвижных ящиков. Ящики были пронумерованы и подписаны. Каждый из этих ящиков содержал бесценную информацию. Например, один из таких ящиков был посвящен самой ловкой и удачливой воровке Маргарите. О ее красоте, изяществе и вместе с тем невероятной физической силе ходило много толков.
Ипполит гордился своей картотекой. Каждый день он проводил несколько часов, перебирая карточки, добавляя новые, исправляя старые. Он возился со своей картотекой так, как некоторые дамочки со своими маленькими собачками, которых они старательно вычесывали каждый день. Вся картотека была поделана на три части. Первая часть – карточные шулеры, вторая – воры, третья – убийцы.
Ипполит раздумывал, с какой из этих частей стоит начать. Старик – точно не из карточных шулеров. Значит, остаются воры и убийцы. Калинкин подошел к высокому шкафу – самому большому в кабинете. Весь он был отдан «под воров».
В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет вошел Осип с подносом, на котором стоял серебряный кофейник и две чашки. Видимо, Агата все еще дулась, что ее завтраку предпочли кофе.
– Думаешь, он из воров? – спросил Осип и аккуратно поставил поднос на стол.
– Да-да, это возможно, - ответил Ипполит, который все еще находился в задумчивости. – Я считаю, он из утренних. Скорее всего, он отвлекает, а его напарники в это время чистят квартиры или лавки. А ты что думаешь?
– Заметь, странный способ отвлекать.
– Вспомни семейство Чичуа! – сказал Ипполит. – Вот уж, где был странный способ отвлекать народ. И тот работал.
– Что за Чичуа?
– Ба! Ты не помнишь? Семья, которая обчищала лавки мелких торговцев. Двое мальчишек, их отец и мать. Каждый раз сорванцы устраивали на улицу драку между собой. Причем они так эффектно инсценировали ссору, что люди боясь, как бы они друг другу глаза не выцарапали, бросались их разнимать. Начиналась свара. Даже экипажи, что проезжали мимо, останавливались. Лавочники выходили на улицу и бросали свои лавки. А тем временем, пока мальчишки дрались, их родители входили в лавки и брали все, что под руку подвернется.
– Как же их поймали?
– По чистой случайности. На Невском, почти у самой Мойки, была лавка старика Гамуши. Он торговал сукном. Как раз недалеко от этого места братья Чичиа затеяли драку, народ высыпал на улицу, все ахали и охали. Тем временем старшие Чичуа вошли в лавку еврея Гамуши. Они огляделись. Никого. Тут же воры стали хватать отрезы ткани и кружева. Как вдруг из-за прилавка вышел хозяин лавки, в руках он держал ружье.
– Почему же они его не заметили? – удивился Осип.
– Потому, братец, что Гамуши был ростом с десятилетнего ребенка. Всю жизнь он страдал из-за своего низкого роста. А тут благодаря этой особенности в одиночку поймал шайку воров, за которой охотились все полицейские Петербурга.
Весь день Ипполит и Осип провели в кабинете, копаясь в ящичках. Однако к вечеру стало окончательно ясно, что день потрачен напрасно.
– Если твой старик что-то вроде братьев Чичуа, следует за ним проследить,- предложил Осип.
– Да! Непременно!
Глава 2. Один целковый.
На следующее утро все повторилось. Ипполит проснулся от ужасного скрипа. Он спрятал голову между двух подушек, но это не помогло. Натянул одеяло на голову, но и это не помогло. У него было чувство, что адское пение раздается у него в голове.
Ипполит сделал все то же самое, что и накануне. Подошел к окну, отодвинул портьеру и долго рассматривал старика. Тот был одет в точности, как вчера и держал пустой латок на груди.
– Латок-то ему зачем? – спросил вслух Ипполит.
К завтраку Ипполит явился в самом дурном расположении духа. Алиса завтракала в одиночестве.
– Куда подевался Осип?
– Как куда? – удивилась Алиса. – Он же за твоим хористом следит.
– А! Умница! – обрадовался Ипполит.
После завтрака Ипполит решил пройтись по ближайшим лавкам и мастерским, вдруг кто-то знает старца. Первым делом он отправился к часовщику, чья мастерская располагалась на первом этаже, аккурат через один этаж под квартирой Ипполита.
Часовщик – немец средних лет, серьезный и обстоятельный человек, на все случаи жизни имевший строгий план. Он всегда поднимался в одно и то же время, имел один и тот же завтрак и заканчивал работу в одно и то же время.
Ипполит вошел в мастерскую и откашлялся, чтобы привлечь внимание мастера, который сидел за работой.
– А, это вы! – сказал немец, при этом невозможно было понять, обрадовался он гостю или же был разочарован.
– Я принес … вот… – Ипполит протянул настенные часы. – Представьте себе, ни с того ни с сего кукушка стала вываливаться.
Часовщик посмотрел на Ипполита с интересом.
– Оставьте там, - он указал гостю на огромный стол, заваленный часами самых разных форм.
Ипполит положил часы и сделал вид, что уходит, но уже у порога остановился и неожиданно спросил.
– Вы слышали утром песнопения одного бродяги? Не мешает ли он вам спать?
– Бродяги? – повторил часовщик и задумался. – А! Вы, наверное, говорите о художнике, что приходит сюда каждое утро. Нет-нет! Он мне совсем не мешает. Он чудесно поет. Такой прекрасный сильный голос! Каждое утро я даю ему целковый.
«Так вот, кто тут настоящий злодей! – подумал Ипполит. – Вот отчего хорист стал так исправно являться к нам по утрам».
Ипполит не стал критиковать вслух сомнительные музыкальные предпочтения часовщика, а только спросил:
– Скажите, а зачем он носит с собой пустой латок?
– Пустой? – удивился немец. – Нет-нет, он не пустой! Там лежат картинки.
– Картинки?
– Да, картинки. Открытки. Этот человек художник, он продает открытки.
м Зачем же он поет? – спросил Ипполит.
– Наверное, чтобы привлечь покупателей, - предположил немец.
– Что же на картинках?
– Женщины и вазы с цветами. Он говорит, только такие картинки покупают.
Ипполит распрощался с часовщиком и вернулся в квартиру, продолжать обход не имело смысла. Теперь Калинкин точно знал, что и кто является причиной его несчастий.
В столовой Ипполит застал Осипа. Тот с жадностью ел остатки завтрака, все, что ему выделала Агата. Ипполит сел напротив, подпер щеки руками и стал пристально смотреть на Осипа.
– Что? Дай же поесть! – взмолился Осип.
– Ешь. Пожалуйста, – преспокойно ответил Ипполит, однако не переменил позы и все так же пристально смотрел на жующего Осипа.
– Хорошо, – со вздохом сказал Осип и отодвинул тарелку. – Спрашивай.
– Разузнал, кто он?
– Само собой. Зовут Павел Раков. Художник. Живет в квартире с еще тремя художниками. Артель у них, что ли. Я порасспросил одного из них. Так вот, он рассказал, что Раков появился у них три года назад. У художников как раз была свободная койка, и они искали четвертого жильца. Кто он и откуда они не знают. Но что интересно, три года назад, они подобрали его в совершенно жалком состоянии. Художники немного откормили Павла, хоть сами бедны как церковные крысы, и научили рисовать натюрморты. Раков оказался учеником способным и скоро стал рисовать женщин. Рисовал всегда по памяти. Так он и живет. Вечером рисует, утром продает. На жизнь ему хватает.
– Что еще?
– Говорят человек он тихий и безобидный, не пьет.
– Совсем не пьет?
– Совсем.
– Странно.
Глава 3. Исчезновение хориста.
Ипполит проснулся рано. Прислушался. Тишина. Сейчас он понял, что проснулся не из-за привычного скрипа, а только от того, что ожидал его услышать. Однако было тихо. Калинкин на всякий случай выглянул в окно. На улице было оживленно: мелькали фигуры чиновников, лавочников, бродяг, но хориста не было.
Ипполит накинул халат и прямиком отправился в свой кабинет. Еще вечером он решил, что на следующее утро, первым дело примется за подшивки газет трехлетней давности. Ипполит рассуждал так: раз Павел Раков появился у художников три года назад в самом жалком изможденном виде, то это непременно потому, что с ним что-то случилось. Следовательно, нужно было просмотреть газетные подшивки и найти все крупные преступления за тот год.
