Миклош хмыкает.
– Ты сейчас жалуешься человеку, проигравшему, между прочим, пробег в одних носках вокруг дома. Днем и на камеру.
– Ну нечего было идти ва-банк, видно же, что карта не твоя.
– Я был уверен, что она блефует!
– Ага, и карты не считал, – Саша усмехается. – Мне кажется, это наш урок на будущее или вроде того. Игра ли б на деньги – остались бы без трусов.
– Я все равно ее обыграю. Я в покере в свое время половину имения Облонских выиграл и три породистых лошади, а это и подороже, чем ваши нынешние авто. Три! Я играть ходил каждую вторую семедницу по четвергам в салон ле Варин, и знаешь ли последнее исподнее не закладывал. А тут…
– А тут мы с тобой в дураках.
– Я узнаю, в чем ее секрет!
– Если он есть. Магию я думаю я бы почувствовала. Или ты. Или Серафим.
– Если бы наставник захотел говорить, – Миклош отмахнулся и вздохнул. – Я уверен, он знает, где подвох. С тех пор, как она сюда приехала, ни одной еще игры, кроме как на этой коробке с пультом управления, не проиграла. И я узнаю, как так. Мы даже в города вдвоем против нее не справились!
Саша улыбнулась, смотря на раскрасневшегося от негодования товарища. В тот день после памятной партии им пришлось три часа терпеть походы по торговому центру, во время которых Карина запрещала им отказываться от примерки любой вещи, которую выбирала. И не только примерки, но еще и фотографии в новом наряде. Теперь где-то на ее смартфоне была и Саша в кожаных штанах и прозрачной блузке, и Миклош в настолько обтягивающей футболке, что, казалось, даже волоски на груди были заметны, и они вдовем в каких-то полупрозрачных римских тогах и нелепых шляпах… Фотографии, которые не должны были существовать, но существовали. И да, факт оставался фактом – со дня своего приезда Карина, не раз и не два затевавшая с ними игры и соревнования, играла разве что в ничью только несколько раз в Смертельную Битву и Героя Гитары. И все. Даже если условия были ну совершенно не равны. Серафим, кстати, всегда удачно отказывался от соперничества. Но, кажется, у него в поиске оправданий был больной опыт.
И Саша при том была совершенно, абсолютно, стопроцентно уверена, что магии при этом она не ощущала. Никакой магии…
– Мика, почему ты Карину не называешь по имени? – с любопытством спросила Саша, чувствуя скрывающаяся за этим тайну. – Мы же на ты и все прочее, несмотря ни на что. Но никогда по имени, я заметила.
Миклош несколько стушевался. Потом пожал плечами.
– Не могу, – он на несколько секунд замирает, смотря куда-то между строк лежащего рядом листка бумаги с записями, но потом поясняет: – я познакомился с ней незадолго до своего эксперимента. Она была против, крайне против. Я, разумеется, не послушал, разозленный попыткой наставника в очередной раз помешать моей, как я думал, гениальной идее. Я даже не знал, кто она для него. Был уверен, что любовница, – при этих словах Миклош покраснел, кажется, до корней волос, – наговорил всякого. Кажется, я сам тогда был не до конца в себе, просто помешался на своих исследованиях. Новгородский говорил, что это было похоже на манию, может даже и искусственную, но он тогда не нашел ничего при беглом осмотре, а я от помощи и нормального изучения наотрез отказался. Теперь и поздно уже. Но я не буду сваливать все на чужие происки, сам дурак. В общем я наговорил очень много лишнего. И, Саша, это для нее прошло два века, но не для меня.
– Карина не кажется злопамятной, – осторожно произнесла Саша.
Не то что бы она любила сплетничать о других, но в последнее время ясно ощущалось смущение и нервозность Мики рядом с волшебницей, которая, как казалось, несмотря на странное чувство юмора и явную любовь ставить всех вокруг в неудобное положение, была настроена к ним обоим весьма располагающе.
– Может быть. Но, Саша, она могущественна и на ее месте я сам, определённо, был бы зол.
– Как ты заметил, для нее прошло много лет. Да я думаю, она знает, что ты ошибся и не хотел оскорбить.
– Да я-то как раз хотел…
– Ну, в любом случае, мне кажется, для могущественного мага такие вещи не были бы чем-то, требующим мести. Просто то, что сказано на эмоциях. Я вон много наговорила и наделала в Пензе, но ты вроде на меня не злишься, как и Серафим. Или злишься? – закончила Саша с некоторой опаской.
– Да нет конечно. Тебя много что из колеи выбило тогда, я все понимаю. Да и мы живы, так что… Ладно, – Мика усмехается на красноречивый взгляд Саши. – Я понял. Но не жди, что со следующего утра все будет легко и непринужденно, я не столь быстро меняю свое мнение. И так поездка завтра как снег на голову свалилась. Ты хоть читала эти записи? – он указывает на содержимое папки.
– Откуда? У нас только твоя копия. Но если ты подождешь минут двадцать, то я все просмотрю.
Саша углубилась в записи, пока Миклош меланхолично что-то зарисовывал в своем блокноте. Надо признать, с ручками он быстро нашел общий язык и был несказанно рад, что к двадцать первому веку человечество забыло про чернильницу и чернильные пятна повсюду.
– А ты сам то скажешь? – через четыре листа аналитических выкладок и несколько десятков рапортов голова начала болеть от информации.
– Я? – Миклош рассеяно оторвался от блокнота, - я скажу, что мне совершенно непонятно, о чем речь идет почти везде в бумагах полицейских. Вроде буквы знакомые, а слова – нет. Странный язык какой-то, не собирается почти никакой картинки, хотя я и понимаю, что там детали воровства описаны. Но как-то просто мимо разума проходит, когда вникнуть пытаешься. Ну кроме аналитических записок, там как раз все ясно.
Саша усмехается.
– Для меня наоборот.
В терминах магов-аналитиков она ориентировалась, конечно, но очень, очень поверхностно. Опыта не хватало, сама Саша предвидеть будущее не умела почти, теорию забыла почти сразу после сдачи экзамена, а без практики многие формулировки просто теряли смысл. Несмотря на все ее силы, здесь нужен был определенный талант, да и предрасположенность с умением дисциплинировать сознание. Серафим обучил ее основам и паре ритуалов прорицания, способных давать быстрый и скорее образный, но все же легко расшифровываемый результат, и посоветовал не беспокоиться по этому поводу. Аналитика была областью магии, где практика и общий опыт, как магический, так и жизненный, помогали куда лучше заемной силы. Саша старалась в свое время, но все же освоить эту область магии с наскока было непросто. Да и было это все откровенно скучно.
Миклош усмехается.
– Занятно. На деле я не то чтобы спец во всех вероятностях, хотя большинство аналитических плетений ритуальны, так что многие вещи мне знакомы. Хотя на деле все, что можно сказать – магия уверяет, что все эти остальные случаи краж связаны между собой, связаны с Пауком, связаны с нами и что мы вдвоем сможем с ними разобраться.
– Что, так и сказано?
– Ну вроде того. Наше вмешательство имеет положительный коэффициент, и больше пяти, что много.
– Ладно, поверю на слово. Тем более, что дело своеобразное. По всему получается, что эту шкатулку усыпляющую, если конечно именно в ней дело, используют судя по всему, что нашла полиция, просто для прикрытия самые обычные домушники. Знаешь, а я думаю, что ты прав насчет автономности и что дело мы с людьми имеем, у которых как-то артефакт оказался.
– Почему ты так думаешь?
– Ну сам по суди – а зачем это нашему брату? Я молчу про то, что деньги и проще достать можно, коль речь о магии идет. Да в Анапе каждый год миллионы отдыхающих, там если все знать, что и как, можно как сыр в масле кататься, особенно если закон не писан.
– Может, владелец шкатулки боится привлечь внимание Ордена или Ковена с общиной? Думаю, там наверняка следят, чтобы отдыхающие эти на клыки всяким безнаказанным злодеям не попадались. А, похоже, шкатулка фонит слабо, коль ее не засек никто.
– Боится привлечь внимание – и лезет в дом к вампиру? Это же не маг, они свою суть скрыть не могут, никакие артефакты не помогут, все равно что мы, что Затронутые Обращенного чуять будем на уровне инстинктов. Зачем почти десяток лет умеренно, но стабильно обирать местное население, к тому же, что интересно, в богатые дома наш вор не лезет, хотя мог бы, и тут решить залезть к вампиру, что привлечет куда больше внимания в любом случае, чем даже ограбление депутата? Просто потому что любой Обращенный имеет право на расследование преступления против себя Орденом, даже если изначально магии не применялось. А тут магия налицо, этот Ренат должен был просто пулей мчаться и требовать справедливости. Сумма похищенного конечно не многолетние накопления, но я месяца три бы на это прожила. То, что вампир этого не сделал, вообще странно. Но еще страннее, мне кажется, будет ситуация, в которой неведомый скрывающийся от всех девять лет Затронутый, использующий незаконно артефакт столько раз, что на хорошее разбирательство, а то и на Ограничение хватит, вдруг решает ни с того ни с сего зайти в дом к вампиру. Не ослеп же он, в самом деле.
– Не ослеп. Но, быть может, мы зря считаем вампира пострадавшей стороной? – Миклош поднял глаза от блокнота, в которым до того что-то подчеркивал в такт словам Саши.
– Думаешь, это месть?
– Думаю, что если мне что-то у кого-то надо было украсть, и я знал бы, что этот кто-то не пойдет к Затронутым из-за того, что имеет незаконно нажитое, и точно не проснется во время кражи, то я бы и старого мага бы не побоялся обчистить.
– Хм, – Саша подперла щеку кулаком. – Думаешь, Ренат пошел именно в полицию и не пошел в Орден потому что у него увели что-то запрещенное по нашим законам, и он надеялся сам или с помощью человеческих следователей найти вора и заставить его отдать похищенное?
– Я бы этого не стал исключать.
– Но это мог бы сделать и человек. На заказ, например.
– Может быть, – Миклош пожимает плечами. – Но, точно думаю, что если мы поймем, случайная ли жертва этот вампир, не захотевший стать посмешищем в глазах нашего сообщества и потому промолчавший о краже из собственного дома, или преступник, которого просто перехитрил другой тать, и который не пожелал раскрывать то, что похитили на самом деле, то сможем приблизиться к разгадке того, кто владелец этой самой шкатулки.
– Пожалуй, – Саша склонила голову. – Кажется, Ренат этот – самая необычная из жертв. Но надо попробовать и с остальными пообщаться, если получиться. Так-то судя по всему наш вор довольно ловко все обчищал, быстро, и никто его и не видел. То есть в квартиры сумел попасть, не вызывая подозрений, коль не поймали еще. И коль все делал быстро и мало что пропускал, значил знал, что искать.
– Бывал в домах раньше?
– Скорее всего. Ладно, приедем – увидим. Может быть, вообще дело не в шкатулке и воре как таковом, а в чем-то другом, что они найдут в Анапе?
В прихожей хлопнула дверь. Раздался несколько раздраженный голос Серафима:
– Кара, даже не думай. Мне еще восемь отчетов писать, кажется, буду сидеть до тех пор, пока чернила в этой чертой розовой уродине не кончатся. И как это уродство ко мне попало, да еще и тогда, когда последнюю нормальную ручку Аликинский без возврата свистнул? Вовремя. В общем, если хочешь, присоединись к ребятам, коль так не терпится попробовать, но я – пас.
Саша и Миклош переглянулись. Именно розовая ручка была той самой из магазина приколов...
– Я думаю, вам с утра рано вставать, – на пороге появилась ослепительно и невинно улыбающаяся Карина, выразительно подмигнувшая Саше, – но если хотите, мы можем сыграть в это если вы покажете, как тут и что и меня научите.
В руках у волшебницы был диск для приставки с последней версией футбольного симулятора. Саша почти физически почувствовала, как изменилось настроение Мики.
– Придумаем так, чтобы двое против одного, – парню не слишком давались игры на приставке или ноуте. Но, кажется, превзойти волшебницу для него стало делом чести.
– Идет, – Карина широко улыбается. Что-то если в этой улыбке от улыбки питона, адресованной паре мышек.
Что ж, со сном сегодня вряд ли задастся.
Ночная темнота меняет все. Словно, оставаясь наедине с собой, она превращается совершенно в иного человека, неспособного отделаться от собственных демонов. Как будто нынешнее рассматривание в окно тихой улицы помогает справиться с самими разными эмоциями, главная из которых – вовсе не горечь от парочки разгромных поражений в футбольный симулятор. Вовсе не это, а то, что она гнала от себя все эти дни.
Саша не удивляется, когда на кухню заходит Серафим. На самом деле она даже надеялась на его приход. Не звала, не отвлекала, но все же как-то по-детски надеялась, что наставник появиться, так же, как в прощлый раз. Несмотря на густую темноту ночи.
Рассвет еще не занялся, Миклош крепко спит, да и она должна спать, по-хорошему. Завтра автобус отправляется с самого раннего утра.
Но сон не идет. И, по-хорошему, ей определённо стоило бы остаться тут в одиночестве, а не лишать отдыха еще и мага.
– Я отвлекаю тебя, – негромко говорит Саша, смотря на полумесяц за окном.
– Нет. Я выбрал прийти сюда, значит, могу это сделать. Все в порядке.
– Извини. Я знаю, что мне нужно отдохнуть. Но… Мне страшно.
Признание обезоруживает. Но оно правдиво. Ей правда страшно. Настолько страшно, что одна мысль о том, чтобы оказаться в одиночестве на диване в своей-не-своей комнате даже в этом защищённом доме пугает до чертиков. Саша не может это контролировать. Не может успокоиться, не может расслабиться, словно наполненный событиями длинный яркий день врезался в разум и никак не хочет исчезать. Словно сила, бурлящая в ней, без ведома разума прикасается к Изнанке, раз за разом отражая в разуме прожитые эмоции, вновь и вновь заставляя проживать прошлое. Такое уже бывало после Пензы, когда чувства, и так всегда яркие, занимали все внимание и не желали исчезать. Хорошо было бы свалить все на менгир, но, все же, менгир-менгиром, а разум-то ее, а не камня. Правда, Сашин разум отказывался справляться переодически с чем-то подобным, погрязая в предчувствиях будущего и тревогах о прошлом. Или наоборот.
А еще совсем скоро Саша покинет этот дом. Шкатулка, поездка и… смерть? Она уже проиграла. Один раз проиграла – и проиграет снова. Это лишь вопрос времени.
Вечно сидеть в четырех стенах невозможно. Но здесь и сейчас в разуме не осталось ничего, кроме страха. Кто она против Паука, могущественного волшебника старше на столетия?
Серафим оглядывает ее внимательным взглядом и неожиданно опускается на пол, прислоняясь спиной к одному из кухонных шкафов, и кивает на место рядом:
– Сядешь?
Саша толком не знает, что ответить и как реагировать. Это слишком неожиданно, слишком непонятно. Почти не отдавая себе отчета, она медленно слезает с подоконника и несколько неуклюже садится на покрытый линолеумом пол. Здесь неожиданно комфортно, особенно после того, как она прижимается к приятно-прохладной стене, чувствуя под спиной лишь шершавость обоев с простенькими рисунками и твердость опоры. Наставник сидит рядом, поджав под себя ноги, и кажется совершенно спокойным.
Возможно, здесь и сейчас, смотря на него, она сама на секунду перенимает это спокойствие. Жаль, что лишь на секунду.
– Можешь рассказать, что порождает твой страх?
Маг спрашивал довольно мягко, но вместе с тем серьезно.
– Ты сейчас жалуешься человеку, проигравшему, между прочим, пробег в одних носках вокруг дома. Днем и на камеру.
– Ну нечего было идти ва-банк, видно же, что карта не твоя.
– Я был уверен, что она блефует!
– Ага, и карты не считал, – Саша усмехается. – Мне кажется, это наш урок на будущее или вроде того. Игра ли б на деньги – остались бы без трусов.
– Я все равно ее обыграю. Я в покере в свое время половину имения Облонских выиграл и три породистых лошади, а это и подороже, чем ваши нынешние авто. Три! Я играть ходил каждую вторую семедницу по четвергам в салон ле Варин, и знаешь ли последнее исподнее не закладывал. А тут…
– А тут мы с тобой в дураках.
– Я узнаю, в чем ее секрет!
– Если он есть. Магию я думаю я бы почувствовала. Или ты. Или Серафим.
– Если бы наставник захотел говорить, – Миклош отмахнулся и вздохнул. – Я уверен, он знает, где подвох. С тех пор, как она сюда приехала, ни одной еще игры, кроме как на этой коробке с пультом управления, не проиграла. И я узнаю, как так. Мы даже в города вдвоем против нее не справились!
Саша улыбнулась, смотря на раскрасневшегося от негодования товарища. В тот день после памятной партии им пришлось три часа терпеть походы по торговому центру, во время которых Карина запрещала им отказываться от примерки любой вещи, которую выбирала. И не только примерки, но еще и фотографии в новом наряде. Теперь где-то на ее смартфоне была и Саша в кожаных штанах и прозрачной блузке, и Миклош в настолько обтягивающей футболке, что, казалось, даже волоски на груди были заметны, и они вдовем в каких-то полупрозрачных римских тогах и нелепых шляпах… Фотографии, которые не должны были существовать, но существовали. И да, факт оставался фактом – со дня своего приезда Карина, не раз и не два затевавшая с ними игры и соревнования, играла разве что в ничью только несколько раз в Смертельную Битву и Героя Гитары. И все. Даже если условия были ну совершенно не равны. Серафим, кстати, всегда удачно отказывался от соперничества. Но, кажется, у него в поиске оправданий был больной опыт.
И Саша при том была совершенно, абсолютно, стопроцентно уверена, что магии при этом она не ощущала. Никакой магии…
– Мика, почему ты Карину не называешь по имени? – с любопытством спросила Саша, чувствуя скрывающаяся за этим тайну. – Мы же на ты и все прочее, несмотря ни на что. Но никогда по имени, я заметила.
Миклош несколько стушевался. Потом пожал плечами.
– Не могу, – он на несколько секунд замирает, смотря куда-то между строк лежащего рядом листка бумаги с записями, но потом поясняет: – я познакомился с ней незадолго до своего эксперимента. Она была против, крайне против. Я, разумеется, не послушал, разозленный попыткой наставника в очередной раз помешать моей, как я думал, гениальной идее. Я даже не знал, кто она для него. Был уверен, что любовница, – при этих словах Миклош покраснел, кажется, до корней волос, – наговорил всякого. Кажется, я сам тогда был не до конца в себе, просто помешался на своих исследованиях. Новгородский говорил, что это было похоже на манию, может даже и искусственную, но он тогда не нашел ничего при беглом осмотре, а я от помощи и нормального изучения наотрез отказался. Теперь и поздно уже. Но я не буду сваливать все на чужие происки, сам дурак. В общем я наговорил очень много лишнего. И, Саша, это для нее прошло два века, но не для меня.
– Карина не кажется злопамятной, – осторожно произнесла Саша.
Не то что бы она любила сплетничать о других, но в последнее время ясно ощущалось смущение и нервозность Мики рядом с волшебницей, которая, как казалось, несмотря на странное чувство юмора и явную любовь ставить всех вокруг в неудобное положение, была настроена к ним обоим весьма располагающе.
– Может быть. Но, Саша, она могущественна и на ее месте я сам, определённо, был бы зол.
– Как ты заметил, для нее прошло много лет. Да я думаю, она знает, что ты ошибся и не хотел оскорбить.
– Да я-то как раз хотел…
– Ну, в любом случае, мне кажется, для могущественного мага такие вещи не были бы чем-то, требующим мести. Просто то, что сказано на эмоциях. Я вон много наговорила и наделала в Пензе, но ты вроде на меня не злишься, как и Серафим. Или злишься? – закончила Саша с некоторой опаской.
– Да нет конечно. Тебя много что из колеи выбило тогда, я все понимаю. Да и мы живы, так что… Ладно, – Мика усмехается на красноречивый взгляд Саши. – Я понял. Но не жди, что со следующего утра все будет легко и непринужденно, я не столь быстро меняю свое мнение. И так поездка завтра как снег на голову свалилась. Ты хоть читала эти записи? – он указывает на содержимое папки.
– Откуда? У нас только твоя копия. Но если ты подождешь минут двадцать, то я все просмотрю.
Саша углубилась в записи, пока Миклош меланхолично что-то зарисовывал в своем блокноте. Надо признать, с ручками он быстро нашел общий язык и был несказанно рад, что к двадцать первому веку человечество забыло про чернильницу и чернильные пятна повсюду.
– А ты сам то скажешь? – через четыре листа аналитических выкладок и несколько десятков рапортов голова начала болеть от информации.
– Я? – Миклош рассеяно оторвался от блокнота, - я скажу, что мне совершенно непонятно, о чем речь идет почти везде в бумагах полицейских. Вроде буквы знакомые, а слова – нет. Странный язык какой-то, не собирается почти никакой картинки, хотя я и понимаю, что там детали воровства описаны. Но как-то просто мимо разума проходит, когда вникнуть пытаешься. Ну кроме аналитических записок, там как раз все ясно.
Саша усмехается.
– Для меня наоборот.
В терминах магов-аналитиков она ориентировалась, конечно, но очень, очень поверхностно. Опыта не хватало, сама Саша предвидеть будущее не умела почти, теорию забыла почти сразу после сдачи экзамена, а без практики многие формулировки просто теряли смысл. Несмотря на все ее силы, здесь нужен был определенный талант, да и предрасположенность с умением дисциплинировать сознание. Серафим обучил ее основам и паре ритуалов прорицания, способных давать быстрый и скорее образный, но все же легко расшифровываемый результат, и посоветовал не беспокоиться по этому поводу. Аналитика была областью магии, где практика и общий опыт, как магический, так и жизненный, помогали куда лучше заемной силы. Саша старалась в свое время, но все же освоить эту область магии с наскока было непросто. Да и было это все откровенно скучно.
Миклош усмехается.
– Занятно. На деле я не то чтобы спец во всех вероятностях, хотя большинство аналитических плетений ритуальны, так что многие вещи мне знакомы. Хотя на деле все, что можно сказать – магия уверяет, что все эти остальные случаи краж связаны между собой, связаны с Пауком, связаны с нами и что мы вдвоем сможем с ними разобраться.
– Что, так и сказано?
– Ну вроде того. Наше вмешательство имеет положительный коэффициент, и больше пяти, что много.
– Ладно, поверю на слово. Тем более, что дело своеобразное. По всему получается, что эту шкатулку усыпляющую, если конечно именно в ней дело, используют судя по всему, что нашла полиция, просто для прикрытия самые обычные домушники. Знаешь, а я думаю, что ты прав насчет автономности и что дело мы с людьми имеем, у которых как-то артефакт оказался.
– Почему ты так думаешь?
– Ну сам по суди – а зачем это нашему брату? Я молчу про то, что деньги и проще достать можно, коль речь о магии идет. Да в Анапе каждый год миллионы отдыхающих, там если все знать, что и как, можно как сыр в масле кататься, особенно если закон не писан.
– Может, владелец шкатулки боится привлечь внимание Ордена или Ковена с общиной? Думаю, там наверняка следят, чтобы отдыхающие эти на клыки всяким безнаказанным злодеям не попадались. А, похоже, шкатулка фонит слабо, коль ее не засек никто.
– Боится привлечь внимание – и лезет в дом к вампиру? Это же не маг, они свою суть скрыть не могут, никакие артефакты не помогут, все равно что мы, что Затронутые Обращенного чуять будем на уровне инстинктов. Зачем почти десяток лет умеренно, но стабильно обирать местное население, к тому же, что интересно, в богатые дома наш вор не лезет, хотя мог бы, и тут решить залезть к вампиру, что привлечет куда больше внимания в любом случае, чем даже ограбление депутата? Просто потому что любой Обращенный имеет право на расследование преступления против себя Орденом, даже если изначально магии не применялось. А тут магия налицо, этот Ренат должен был просто пулей мчаться и требовать справедливости. Сумма похищенного конечно не многолетние накопления, но я месяца три бы на это прожила. То, что вампир этого не сделал, вообще странно. Но еще страннее, мне кажется, будет ситуация, в которой неведомый скрывающийся от всех девять лет Затронутый, использующий незаконно артефакт столько раз, что на хорошее разбирательство, а то и на Ограничение хватит, вдруг решает ни с того ни с сего зайти в дом к вампиру. Не ослеп же он, в самом деле.
– Не ослеп. Но, быть может, мы зря считаем вампира пострадавшей стороной? – Миклош поднял глаза от блокнота, в которым до того что-то подчеркивал в такт словам Саши.
– Думаешь, это месть?
– Думаю, что если мне что-то у кого-то надо было украсть, и я знал бы, что этот кто-то не пойдет к Затронутым из-за того, что имеет незаконно нажитое, и точно не проснется во время кражи, то я бы и старого мага бы не побоялся обчистить.
– Хм, – Саша подперла щеку кулаком. – Думаешь, Ренат пошел именно в полицию и не пошел в Орден потому что у него увели что-то запрещенное по нашим законам, и он надеялся сам или с помощью человеческих следователей найти вора и заставить его отдать похищенное?
– Я бы этого не стал исключать.
– Но это мог бы сделать и человек. На заказ, например.
– Может быть, – Миклош пожимает плечами. – Но, точно думаю, что если мы поймем, случайная ли жертва этот вампир, не захотевший стать посмешищем в глазах нашего сообщества и потому промолчавший о краже из собственного дома, или преступник, которого просто перехитрил другой тать, и который не пожелал раскрывать то, что похитили на самом деле, то сможем приблизиться к разгадке того, кто владелец этой самой шкатулки.
– Пожалуй, – Саша склонила голову. – Кажется, Ренат этот – самая необычная из жертв. Но надо попробовать и с остальными пообщаться, если получиться. Так-то судя по всему наш вор довольно ловко все обчищал, быстро, и никто его и не видел. То есть в квартиры сумел попасть, не вызывая подозрений, коль не поймали еще. И коль все делал быстро и мало что пропускал, значил знал, что искать.
– Бывал в домах раньше?
– Скорее всего. Ладно, приедем – увидим. Может быть, вообще дело не в шкатулке и воре как таковом, а в чем-то другом, что они найдут в Анапе?
В прихожей хлопнула дверь. Раздался несколько раздраженный голос Серафима:
– Кара, даже не думай. Мне еще восемь отчетов писать, кажется, буду сидеть до тех пор, пока чернила в этой чертой розовой уродине не кончатся. И как это уродство ко мне попало, да еще и тогда, когда последнюю нормальную ручку Аликинский без возврата свистнул? Вовремя. В общем, если хочешь, присоединись к ребятам, коль так не терпится попробовать, но я – пас.
Саша и Миклош переглянулись. Именно розовая ручка была той самой из магазина приколов...
– Я думаю, вам с утра рано вставать, – на пороге появилась ослепительно и невинно улыбающаяся Карина, выразительно подмигнувшая Саше, – но если хотите, мы можем сыграть в это если вы покажете, как тут и что и меня научите.
В руках у волшебницы был диск для приставки с последней версией футбольного симулятора. Саша почти физически почувствовала, как изменилось настроение Мики.
– Придумаем так, чтобы двое против одного, – парню не слишком давались игры на приставке или ноуте. Но, кажется, превзойти волшебницу для него стало делом чести.
– Идет, – Карина широко улыбается. Что-то если в этой улыбке от улыбки питона, адресованной паре мышек.
Что ж, со сном сегодня вряд ли задастся.
Глава 5
Ночная темнота меняет все. Словно, оставаясь наедине с собой, она превращается совершенно в иного человека, неспособного отделаться от собственных демонов. Как будто нынешнее рассматривание в окно тихой улицы помогает справиться с самими разными эмоциями, главная из которых – вовсе не горечь от парочки разгромных поражений в футбольный симулятор. Вовсе не это, а то, что она гнала от себя все эти дни.
Саша не удивляется, когда на кухню заходит Серафим. На самом деле она даже надеялась на его приход. Не звала, не отвлекала, но все же как-то по-детски надеялась, что наставник появиться, так же, как в прощлый раз. Несмотря на густую темноту ночи.
Рассвет еще не занялся, Миклош крепко спит, да и она должна спать, по-хорошему. Завтра автобус отправляется с самого раннего утра.
Но сон не идет. И, по-хорошему, ей определённо стоило бы остаться тут в одиночестве, а не лишать отдыха еще и мага.
– Я отвлекаю тебя, – негромко говорит Саша, смотря на полумесяц за окном.
– Нет. Я выбрал прийти сюда, значит, могу это сделать. Все в порядке.
– Извини. Я знаю, что мне нужно отдохнуть. Но… Мне страшно.
Признание обезоруживает. Но оно правдиво. Ей правда страшно. Настолько страшно, что одна мысль о том, чтобы оказаться в одиночестве на диване в своей-не-своей комнате даже в этом защищённом доме пугает до чертиков. Саша не может это контролировать. Не может успокоиться, не может расслабиться, словно наполненный событиями длинный яркий день врезался в разум и никак не хочет исчезать. Словно сила, бурлящая в ней, без ведома разума прикасается к Изнанке, раз за разом отражая в разуме прожитые эмоции, вновь и вновь заставляя проживать прошлое. Такое уже бывало после Пензы, когда чувства, и так всегда яркие, занимали все внимание и не желали исчезать. Хорошо было бы свалить все на менгир, но, все же, менгир-менгиром, а разум-то ее, а не камня. Правда, Сашин разум отказывался справляться переодически с чем-то подобным, погрязая в предчувствиях будущего и тревогах о прошлом. Или наоборот.
А еще совсем скоро Саша покинет этот дом. Шкатулка, поездка и… смерть? Она уже проиграла. Один раз проиграла – и проиграет снова. Это лишь вопрос времени.
Вечно сидеть в четырех стенах невозможно. Но здесь и сейчас в разуме не осталось ничего, кроме страха. Кто она против Паука, могущественного волшебника старше на столетия?
Серафим оглядывает ее внимательным взглядом и неожиданно опускается на пол, прислоняясь спиной к одному из кухонных шкафов, и кивает на место рядом:
– Сядешь?
Саша толком не знает, что ответить и как реагировать. Это слишком неожиданно, слишком непонятно. Почти не отдавая себе отчета, она медленно слезает с подоконника и несколько неуклюже садится на покрытый линолеумом пол. Здесь неожиданно комфортно, особенно после того, как она прижимается к приятно-прохладной стене, чувствуя под спиной лишь шершавость обоев с простенькими рисунками и твердость опоры. Наставник сидит рядом, поджав под себя ноги, и кажется совершенно спокойным.
Возможно, здесь и сейчас, смотря на него, она сама на секунду перенимает это спокойствие. Жаль, что лишь на секунду.
– Можешь рассказать, что порождает твой страх?
Маг спрашивал довольно мягко, но вместе с тем серьезно.
