Одна тысяча девятьсот сорок первый год. Идёт война. Идёт великая отечественная война. Идёт не прекращаясь ни на секунду.
Ото всюду доносятся взрывы пушек, взрывы орудий, толпы людей умирают так часто что не успеваешь не то, что моргнуть, но и оглянуться.
Проснувшись около десяти часов, решил отправиться на войну Романов Григорий Данилович.
Темноволосый, высокого роста, стройного телосложения, без растительности на лице, кареглазый.
Брови и губы ровные. Голос звучный. На вид лет – пятьдесят.
Проснувшись, позавтракав манной кашей с бутербродами с колбасой и выпив кружку свежесваренного кофе с молоком, пошёл Григорий одеваться.
Одеваясь, он думал и говорил, плача:
– Сыночек любимый мой мальчик я спасу тебя.
Я не позволю фашистам убить тебя, нет не позволю.
Я не склонюсь под их гнётом и натиском они будут умолять меня, чтобы я отступил, но я не отступлю нет я буду идти до конца до самого конца.
Я всё отдам ради спасения тебя, пожертвую многим ради тебя сынок.
Мой дорогой и любимый мальчик. Мой сыночек. Моё сокровище.
Одевшись, он сел на стул у входа из дома и задумавшись начал смотреть в пол.
Смотря в пол, он грустил и одновременно плакал эмоции били через край, и душа его болела немыслимо.
Успокаивавшись и не плача, он погружался в грусть глубокую грусть.
Из кухни проводить вышла его жена Романова Евгения Дмитриевна.
Темноволосая, среднего роста, стройного телосложения, кареглазая.
Брови и губы ровные. Голос ласковый. На вид лет – сорок пять.
– Ты пошёл дорогой? Ласково спросила Евгения обратившись к Григорию.
– Да пойду дорогая как-то невесело ответил Григорий и опустил голову.
– Ты не хочешь идти дорогой? Ласково спросила у Григория Евгения.
– Да не хочу чуть слышно негромко всё ещё грустным голосом ответил Григорий.
В глазах Григория была видна боль, из глаз текли слёзы, боль в груди сжимала всё внутри, а сердце колотилось немыслимо.
– Так не ходи останься как бы умоляюще попросила Евгения.
Григорий тяжело вздохнул.
– Не могу, не поднимая головы грустно ответил он.
– Почему? Удивившись, спросила Евгения.
– Потому что у нас там сын воюет ответил Григорий.
– Ого и что там с ним? Он в опасности? Спросила Евгения.
– Да. Он в концлагере ответил Григорий.
– Бедный чуть не плача ответила Евгения и подошла к Григорию.
Подойдя, она не сдержалась и уткнувшись в грудь Григорию начала плакать.
Григорий заплакал вслед за Евгенией и оба начали рыдать крокодильим слезами.
Рыдая оба, проливали тонны слёзы и покусывали свои губы, боль в душе становилась сильнее и пожирала их обоих.
Боль пожирала их и причиняла им боль не только внутри, но и снаружи.
– Если мой сын умрёт я этого не переживу плача говорила Евгения.
– Я, тоже не сдерживая слёз плача в ответ говорил Григорий.
– Его надо спасти наш сынок должен быть спасён плача говорила Евгения.
– Согласен ответив продолжая плакать ответил Григорий.
Слёзы лились ручьём и ни Григорий, ни Евгения никак не могли успокоиться.
Наконец успокоившись, Григорий вытер слёзы со своих глаз и наклонившись нежными губами поцеловал Евгению в лоб.
Поцеловав, он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Дорогая я спасу нашего сына. Он будет жив.
– Ты уверен дорогой? Беспокойно уже не плача, но продолжая лежать на груди Григория спросила Евгения.
– Да дорогая уверен. Я же генерал-майор. Я не допущу того, чтобы убили нашего сына, серьёзно ответил Григорий.
– Хорошо дорогой всё ещё грустно ответила Евгения.
– Дорогая доверься мне я убью фашистов. Я уничтожу концлагерь, где находится мой сын и спасу его. Они у меня за это ответят сполна решительно и грозно ответил Григорий.
– Хорошо дорогой. А можно мне с тобой? Беспокойно спросила Евгения.
– К сожалению дорогая увы нет так не получится тут лучше будет мне одному, и я должен пойти сам ответил Григорий.
– А если что-то случится? Беспокойно дрожа, спросила Евгения.
– Что например? Спросил Григорий, посмотрев на Евгению.
– Тебя убьют, и ты не спасёшь его. Если в попытке спасти его ты сам будешь убит ответила Евгения.
– Дорогая это маловероятно успокоив ответил Григорий.
– Нет дорогой это немало вероятно это возможно очень возможно война идёт, война в самом разгаре риски немаленькие ответила Евгения.
– Да дорогая, но всё же я уверен, что всё будет хорошо и я спасу его успокаивающе ответил Григорий.
– Дай бог дорогой, дай бог, тяжело дыша проговорила Евгения.
Григорий понимал опасения и переживания Евгении и сам переживал за сына не меньше за сына не меньше, чем она сама.
– Да мне и самому страшно неизвестно чего ожидать? Ответил Григорий.
– Пообещай дорогой мне что спасёшь его умоляюще попросила Евгения.
– Обещаю дорогая решительно ответил Григорий.
Наконец встав со стула, Григорий вернулся в свою комнату взял оружие и вернувшись сел вновь на стул, на котором они сидели с Евгенией.
– Что такое дорогой? Спросила Евгения.
– Да идти не хочу, невесело буркнув ответил Григорий.
– Понимаю невесело ответила Евгения.
– Спасибо дорогая ласково ответил Григорий.
– Ты пошёл дорогой? Ласково спросила Евгения.
– Да, пожалуй, пойду дорогая. Что время терять? Ответил Григорий.
– Хорошо давай дорогой удачи! Ласково ответила Евгения.
– Спасибо дорогая! Ласково ответил Григорий и отварив дверь вышел из неё и покинул дом.
Покинув дом, он отправился на войну.
Выйдя из дома, Григорий отправился на войну и, прибыв увидел весь её ужас в полной мере.
Оглушительный треск, от которого звенит в ушах и сводит скулы, металлический скрест гусениц танка, нарастающий свист падающей бомбы.
Запах гари, пороха на всём поле не дававший дышать нормально.
Запах раскалённого металла, крови, дезинфекции в госпитале.
Земли под ногами от разрывов, всюду танки.
– Ужас какой! Недовольно сказал он себе и направился на поиски сына.
Пробираясь, он наблюдал за всем происходящим не пропуская ничего.
Увиденное вгоняло Григория в депрессию из его глаз потекли слёзы, он начал кусать губы, а голова заболела немыслимо.
Казалось, что силы его вот, вот покинут, но это лишь казалось.
Он был настроен решительно и во чтобы это не стало надо было спасти его.
Пройдя ещё немного наконец, он добрался до какого-то офицера и добравшись спросил:
– Уважаемый, где тут концлагерь находится?
– А зачем тебе? Недовольно буркнув в ответ, спросил офицер.
– У меня сын в концлагере. Я должен спасти его. Недовольно ответил Григорий.
– Не подскажу. Сам не знаю, поведя плечами ответил офицер.
– Как же не знаешь? Ты же воюешь вижу вон майор ответил Григорий.
– Ну вот так не знаю. Извиняй, поведя плечами ответил офицер и ушёл.
– Ну ладно бывает. Что это я? Успокоившись, ответил Григорий.
Пробираясь дальше, Григорий видел весь ужас войны, но это его не останавливало он продолжал идти дальше несмотря ни на что.
Всюду ездили танки, которые атаковали немцев и также всюду были разные офицеры, в числе которых был, и офицер, который ему не помог.
Война шла полным походом штурм был, всюду нигде не было спокойно и расслабиться было просто нельзя, двигаясь Григорий отстреливался от атак немцев, но также и сам чувствуя атаку немцев уворачивался.
Прыгнув в окоп и спрятавшись от немцев, он встретил там двух офицеров и увидев их обратился к ним:
– Здорова, мужики!
– Здорова. Ты кто? Спросил один из мужчин.
– Я Григорий ответил он и протянул руку.
– Павел протянул руку первый мужчина.
– Анатолий протянул руку второй мужчина.
Скрепив знакомство рукопожатием Павел, спросил, обратившись к Григорию:
– Давно тут? Что здесь делаешь?
– Нет недавно сегодня только пришёл. Сына ищу грустно ответил Григорий.
– Сына? Удивившись, спросил Анатолий.
– Да грустно ответил Григорий и опустил голову.
Увидев грусть, Григория Павел посмотрел на него и сказал:
– Что такое?
– Да сын у меня в концлагере. В лапах фашистов он ответил Григорий и расплакался.
Плача он провёл рукой по губам и после прикусил их.
Не поднимая головы, он плакал, горько плакал выплакивая все слёзы, все глаза.
Сердце его забилось так сильно что показалось что оно вот, вот выскочит из груди.
Услышав это Анатолий коснулся плеча Григория и сказал:
– Ого сочувствую не знал извини.
– Да нормально. Никому до этого дела нет, а моя жена переживает за него места себе никак не найдёт плача ответил Григорий.
– Может тебе помочь? Спросил Павел.
Григорий вытер слёзы, поболтал головой и сказал:
– Не надо я сам.
Ответив, он вылез из окопа и не попрощавшись отправился дальше искать сына.
Ходил он, скрытно стараясь не показываться на глаза немцем.
Когда ходил настроение его постоянно менялось грусть сменялось злобой, а злоба грустью.
Грусть была вызвана случившиеся ведь он такого не ожидал и даже в страшном сне представить не мог.
Злоба была вызвана тем, что он никак не мог поверить в то, что фашисты на это способны.
Это был их единственный с Евгенией сын и детей кроме него у них не было.
Он рыдал, плакал, кричал от боли так что было слышно всюду, но также это всё сменялось ненавистью, злобой он был полон решимости спасти сына и убить фашистов.
Тут Григорий на передовой вновь встретил одного офицера и как в прошлый раз решил обратится:
– Уважаемый, где концлагерь находится?
– Где немцы людей держат, пояснив ответил Григорий.
– А зачем тебе туда? Это опасное место ответил офицер.
– У меня сын там ответил Григорий.
– Как сын? Что он там делает? Возмущённо спросил офицер.
– Его немцы там держат я отправился его спасти ответил Григорий.
– Аа ну слушай тут тебе ещё идти и идти он не близко отсюда ответил офицер.
– Хорошо я понял твёрдо ответил Григорий.
– Если хочешь его спасти, то поспеши, потому что сдаётся мне скоро начнётся ад глянь на небо туча грозовая это явно не к добру предупреждающе ответил офицер.
Григорий взглянул на небо и сказал:
– Да только дождя нам сейчас не хватало.
– Да. Но дождь это полбеды ад о котором я говорю это то, что фашисты начнут делать с теми, кто в концлагерях ответил офицер.
– Они что начнут что-то делать? Удивившись, спросил Григорий.
– Конечно? А ты как думал? Эти люди настроены решительно ответил офицер.
– И что же они начнут делать? Спросил Григорий.
– Начнут заражать различными болезнями от туберкулёза до холеры, будут наносить раны без наркоза, будут шить одежду с их кожи, сжигать в печи ответил офицер.
– Кошмар какой! Удивившись, возмущённо сказал Григорий.
– Да поэтому поспеши лучше пока не поздно тем более у тебя сын там. Сколько сыну? Спросил офицер.
– Двадцать ответил Григорий.
– Молодой ещё я бы даже сказал ребёнок ответил офицер.
– Да есть такое согласившись с офицером ответил Григорий.
– Как тебя хоть зовут? Спросил офицер.
– Григорий ответил он.
– А меня Борис ответил офицер и протянул руку.
Григорий протянул руку в ответ.
Пожав руку, Борис спросил у Григория:
– Кто по званию?
– Генерал-майор, а ты? Спросил Григорий у Бориса.
– Маршал советского союза с гордостью ответил Борис.
– Похвально. Молодец! Кивнув, ответил Григорий.
– Благодарю серьёзно будто отдаёт честь ответил Борис.
Стоит сказать про то, как же выглядит Борис.
Темноволосый, короткостриженный, кареглазый ростом среднего и стройного телосложения. Брови и губы ровные. Голос низкий. На вид лет – шестьдесят.
– Мне пятьдесят пять лет, а жене пятьдесят ответил Григорий.
– Мне семьдесят, а ни жены, ни сына, ни внука никого у меня нет грустно ответил Борис.
– Как же так? Ты офицер такой красивый, такой статный сказал Григорий.
– Умерли все в войне. Вот в один день сразу троих потерял. Жене было как мне семьдесят лет, сыну сорок два года, а внуку восемь лет. Ответил Борис.
– Да грустно. Прими мои соболезнования. Это очень грустно и тяжело. Один то родной человек в войне, когда близкий умирает это страшно, а тут три в один день. Ответил Борис.
– Да это ужасно никому такого не пожелаешь даже врагу сказал Григорий.
– Да я тоже так считаю. Вот отправился отомстить за них, а то, что дома сидеть? Отомщу ну отомщу значит. Нет? Ну умру значит другого не дано ответил Борис.
– Да понимаю невесело ответил Григорий.
– Ладно ступай потом если буду жив ещё после окончания войны встретимся где-нибудь пивка попьём радушно сказал Борис.
– Я не пью, но встретиться буду рад серьёзно сказал Григорий.
– Так я тоже это у нас говорят пивка попить, а на деле лимонад хлещут, да и пиццу поедают и селёдку за обе щёки. Я тоже не пью ответил Борис.
– Это да. И правильно ни к чему пить ответил Григорий.
– Конечно. Алкоголь это оружие геноцида, а жить можно и без него ответил Борис.
– Согласен согласившись ответил Григорий.
– Ладно ступай до встречи сказал Борис и протянул Григорию руку.
– До встречи ответил Григорий и протянул руку Борису.
Пожав руку, Григорий продолжил идти дальше, продолжая поиски концлагеря, где держали его сына.
Дорога была очень тяжёлая, неровная идти пришлось очень много.
Со лба Григорий стекал холодный пот и дыхание его учащалось.
Идя, Григорий глядел на небо вспоминая слова Бориса о дожде и так оно в итоге и получилось хлынул дождь.
Дождь хлынул и застал Григория на пол пути, мрачную тучу принесло с востока.
К дождю, который лил, не переставая добавилась гроза, небо стало совсем мрачным, но идти надо было.
Григорий шёл, не жалея ног иногда даже бежал, не понимая куда идёт и найдёт ли он этот концлагерь так как он даже не знал где он находится?
Дождь лил, молния била, а гром грохотал так страшно, что он вздрагивал.
Из концлагеря доносились страшные крики детей и взрослых и ему становилось страшно.
Он переживал и думал: – нет ли там моего сына? Если он там то, что с ним сделали фашисты или собираются сделать?
Гроза закончилась, и Григорий к этому времени уже добрался до концлагеря.
Добравшись, он упал на бок и тяжело задышал.
– Боже как это далеко… Как я устал! Сказал Григорий.
Предприняв усилие встать, он встал, но почувствовал, как из-за стресса у него закружилась голова и ему становится плохо.
Он снова упал на землю и снова тяжело задышал.
Наконец встав, он, перебирая ногами подошёл к концлагерю и остановился прямо у входа в него.
Вход ему преградил немецкий офицер державший в руке револьвер наган.
Преградив путь, он направил револьвер на Григория и не коверкая слов сказал:
– Стоять, а то стрелять буду!
Григорий не послушал офицера и подойдя схватил того за шкирку и схватив отвёл его от входа в концлагерь.
Отведя, он сказал:
– Где мой сын? Где он?
Офицер промолчал.
Тогда Григорий продолжил:
– Это ты меня убьёшь? Это я тебя убью! За сына моего.
Не дав сказать офицеру и не отпуская, Григорий направил револьвер и стрельнул офицеру точно в голову.
Офицер упал замертво на землю.
Услышав выстрел к концлагерю, набежала армия немецких офицеров.
Делав один выстрел из револьвера Григорий получал четыре в ответ, делав пять двадцать выстрелов.
Число выстрелов нарастало расслабляться было нельзя ни на секунду.
Григорий был измотан в дороге к концлагерю, однако несмотря на это достойно сражался и на удивление даже не был ранен ни один из немецких офицеров по нему ни разу не попал.
Началось стрельбище, в котором Григорий и офицеры принялись стреляться.
Перебив практически всю армию в одиночку перед Григорием, остался последний офицер.
Он, как и первый встал перед концлагерем ограждая дорогу Григорию.
Ото всюду доносятся взрывы пушек, взрывы орудий, толпы людей умирают так часто что не успеваешь не то, что моргнуть, но и оглянуться.
Проснувшись около десяти часов, решил отправиться на войну Романов Григорий Данилович.
Темноволосый, высокого роста, стройного телосложения, без растительности на лице, кареглазый.
Брови и губы ровные. Голос звучный. На вид лет – пятьдесят.
Проснувшись, позавтракав манной кашей с бутербродами с колбасой и выпив кружку свежесваренного кофе с молоком, пошёл Григорий одеваться.
Одеваясь, он думал и говорил, плача:
– Сыночек любимый мой мальчик я спасу тебя.
Я не позволю фашистам убить тебя, нет не позволю.
Я не склонюсь под их гнётом и натиском они будут умолять меня, чтобы я отступил, но я не отступлю нет я буду идти до конца до самого конца.
Я всё отдам ради спасения тебя, пожертвую многим ради тебя сынок.
Мой дорогой и любимый мальчик. Мой сыночек. Моё сокровище.
Одевшись, он сел на стул у входа из дома и задумавшись начал смотреть в пол.
Смотря в пол, он грустил и одновременно плакал эмоции били через край, и душа его болела немыслимо.
Успокаивавшись и не плача, он погружался в грусть глубокую грусть.
Из кухни проводить вышла его жена Романова Евгения Дмитриевна.
Темноволосая, среднего роста, стройного телосложения, кареглазая.
Брови и губы ровные. Голос ласковый. На вид лет – сорок пять.
– Ты пошёл дорогой? Ласково спросила Евгения обратившись к Григорию.
– Да пойду дорогая как-то невесело ответил Григорий и опустил голову.
– Ты не хочешь идти дорогой? Ласково спросила у Григория Евгения.
– Да не хочу чуть слышно негромко всё ещё грустным голосом ответил Григорий.
В глазах Григория была видна боль, из глаз текли слёзы, боль в груди сжимала всё внутри, а сердце колотилось немыслимо.
– Так не ходи останься как бы умоляюще попросила Евгения.
Григорий тяжело вздохнул.
– Не могу, не поднимая головы грустно ответил он.
– Почему? Удивившись, спросила Евгения.
– Потому что у нас там сын воюет ответил Григорий.
– Ого и что там с ним? Он в опасности? Спросила Евгения.
– Да. Он в концлагере ответил Григорий.
– Бедный чуть не плача ответила Евгения и подошла к Григорию.
Подойдя, она не сдержалась и уткнувшись в грудь Григорию начала плакать.
Григорий заплакал вслед за Евгенией и оба начали рыдать крокодильим слезами.
Рыдая оба, проливали тонны слёзы и покусывали свои губы, боль в душе становилась сильнее и пожирала их обоих.
Боль пожирала их и причиняла им боль не только внутри, но и снаружи.
– Если мой сын умрёт я этого не переживу плача говорила Евгения.
– Я, тоже не сдерживая слёз плача в ответ говорил Григорий.
– Его надо спасти наш сынок должен быть спасён плача говорила Евгения.
– Согласен ответив продолжая плакать ответил Григорий.
Слёзы лились ручьём и ни Григорий, ни Евгения никак не могли успокоиться.
Наконец успокоившись, Григорий вытер слёзы со своих глаз и наклонившись нежными губами поцеловал Евгению в лоб.
Поцеловав, он посмотрел ей в глаза и сказал:
– Дорогая я спасу нашего сына. Он будет жив.
– Ты уверен дорогой? Беспокойно уже не плача, но продолжая лежать на груди Григория спросила Евгения.
– Да дорогая уверен. Я же генерал-майор. Я не допущу того, чтобы убили нашего сына, серьёзно ответил Григорий.
– Хорошо дорогой всё ещё грустно ответила Евгения.
– Дорогая доверься мне я убью фашистов. Я уничтожу концлагерь, где находится мой сын и спасу его. Они у меня за это ответят сполна решительно и грозно ответил Григорий.
– Хорошо дорогой. А можно мне с тобой? Беспокойно спросила Евгения.
– К сожалению дорогая увы нет так не получится тут лучше будет мне одному, и я должен пойти сам ответил Григорий.
– А если что-то случится? Беспокойно дрожа, спросила Евгения.
– Что например? Спросил Григорий, посмотрев на Евгению.
– Тебя убьют, и ты не спасёшь его. Если в попытке спасти его ты сам будешь убит ответила Евгения.
– Дорогая это маловероятно успокоив ответил Григорий.
– Нет дорогой это немало вероятно это возможно очень возможно война идёт, война в самом разгаре риски немаленькие ответила Евгения.
– Да дорогая, но всё же я уверен, что всё будет хорошо и я спасу его успокаивающе ответил Григорий.
– Дай бог дорогой, дай бог, тяжело дыша проговорила Евгения.
Григорий понимал опасения и переживания Евгении и сам переживал за сына не меньше за сына не меньше, чем она сама.
– Да мне и самому страшно неизвестно чего ожидать? Ответил Григорий.
– Пообещай дорогой мне что спасёшь его умоляюще попросила Евгения.
– Обещаю дорогая решительно ответил Григорий.
Наконец встав со стула, Григорий вернулся в свою комнату взял оружие и вернувшись сел вновь на стул, на котором они сидели с Евгенией.
– Что такое дорогой? Спросила Евгения.
– Да идти не хочу, невесело буркнув ответил Григорий.
– Понимаю невесело ответила Евгения.
– Спасибо дорогая ласково ответил Григорий.
– Ты пошёл дорогой? Ласково спросила Евгения.
– Да, пожалуй, пойду дорогая. Что время терять? Ответил Григорий.
– Хорошо давай дорогой удачи! Ласково ответила Евгения.
– Спасибо дорогая! Ласково ответил Григорий и отварив дверь вышел из неё и покинул дом.
Покинув дом, он отправился на войну.
Выйдя из дома, Григорий отправился на войну и, прибыв увидел весь её ужас в полной мере.
Оглушительный треск, от которого звенит в ушах и сводит скулы, металлический скрест гусениц танка, нарастающий свист падающей бомбы.
Запах гари, пороха на всём поле не дававший дышать нормально.
Запах раскалённого металла, крови, дезинфекции в госпитале.
Земли под ногами от разрывов, всюду танки.
– Ужас какой! Недовольно сказал он себе и направился на поиски сына.
Пробираясь, он наблюдал за всем происходящим не пропуская ничего.
Увиденное вгоняло Григория в депрессию из его глаз потекли слёзы, он начал кусать губы, а голова заболела немыслимо.
Казалось, что силы его вот, вот покинут, но это лишь казалось.
Он был настроен решительно и во чтобы это не стало надо было спасти его.
Пройдя ещё немного наконец, он добрался до какого-то офицера и добравшись спросил:
– Уважаемый, где тут концлагерь находится?
– А зачем тебе? Недовольно буркнув в ответ, спросил офицер.
– У меня сын в концлагере. Я должен спасти его. Недовольно ответил Григорий.
– Не подскажу. Сам не знаю, поведя плечами ответил офицер.
– Как же не знаешь? Ты же воюешь вижу вон майор ответил Григорий.
– Ну вот так не знаю. Извиняй, поведя плечами ответил офицер и ушёл.
– Ну ладно бывает. Что это я? Успокоившись, ответил Григорий.
Пробираясь дальше, Григорий видел весь ужас войны, но это его не останавливало он продолжал идти дальше несмотря ни на что.
Всюду ездили танки, которые атаковали немцев и также всюду были разные офицеры, в числе которых был, и офицер, который ему не помог.
Война шла полным походом штурм был, всюду нигде не было спокойно и расслабиться было просто нельзя, двигаясь Григорий отстреливался от атак немцев, но также и сам чувствуя атаку немцев уворачивался.
Прыгнув в окоп и спрятавшись от немцев, он встретил там двух офицеров и увидев их обратился к ним:
– Здорова, мужики!
– Здорова. Ты кто? Спросил один из мужчин.
– Я Григорий ответил он и протянул руку.
– Павел протянул руку первый мужчина.
– Анатолий протянул руку второй мужчина.
Скрепив знакомство рукопожатием Павел, спросил, обратившись к Григорию:
– Давно тут? Что здесь делаешь?
– Нет недавно сегодня только пришёл. Сына ищу грустно ответил Григорий.
– Сына? Удивившись, спросил Анатолий.
– Да грустно ответил Григорий и опустил голову.
Увидев грусть, Григория Павел посмотрел на него и сказал:
– Что такое?
– Да сын у меня в концлагере. В лапах фашистов он ответил Григорий и расплакался.
Плача он провёл рукой по губам и после прикусил их.
Не поднимая головы, он плакал, горько плакал выплакивая все слёзы, все глаза.
Сердце его забилось так сильно что показалось что оно вот, вот выскочит из груди.
Услышав это Анатолий коснулся плеча Григория и сказал:
– Ого сочувствую не знал извини.
– Да нормально. Никому до этого дела нет, а моя жена переживает за него места себе никак не найдёт плача ответил Григорий.
– Может тебе помочь? Спросил Павел.
Григорий вытер слёзы, поболтал головой и сказал:
– Не надо я сам.
Ответив, он вылез из окопа и не попрощавшись отправился дальше искать сына.
Ходил он, скрытно стараясь не показываться на глаза немцем.
Когда ходил настроение его постоянно менялось грусть сменялось злобой, а злоба грустью.
Грусть была вызвана случившиеся ведь он такого не ожидал и даже в страшном сне представить не мог.
Злоба была вызвана тем, что он никак не мог поверить в то, что фашисты на это способны.
Это был их единственный с Евгенией сын и детей кроме него у них не было.
Он рыдал, плакал, кричал от боли так что было слышно всюду, но также это всё сменялось ненавистью, злобой он был полон решимости спасти сына и убить фашистов.
Тут Григорий на передовой вновь встретил одного офицера и как в прошлый раз решил обратится:
– Уважаемый, где концлагерь находится?
– Где немцы людей держат, пояснив ответил Григорий.
– А зачем тебе туда? Это опасное место ответил офицер.
– У меня сын там ответил Григорий.
– Как сын? Что он там делает? Возмущённо спросил офицер.
– Его немцы там держат я отправился его спасти ответил Григорий.
– Аа ну слушай тут тебе ещё идти и идти он не близко отсюда ответил офицер.
– Хорошо я понял твёрдо ответил Григорий.
– Если хочешь его спасти, то поспеши, потому что сдаётся мне скоро начнётся ад глянь на небо туча грозовая это явно не к добру предупреждающе ответил офицер.
Григорий взглянул на небо и сказал:
– Да только дождя нам сейчас не хватало.
– Да. Но дождь это полбеды ад о котором я говорю это то, что фашисты начнут делать с теми, кто в концлагерях ответил офицер.
– Они что начнут что-то делать? Удивившись, спросил Григорий.
– Конечно? А ты как думал? Эти люди настроены решительно ответил офицер.
– И что же они начнут делать? Спросил Григорий.
– Начнут заражать различными болезнями от туберкулёза до холеры, будут наносить раны без наркоза, будут шить одежду с их кожи, сжигать в печи ответил офицер.
– Кошмар какой! Удивившись, возмущённо сказал Григорий.
– Да поэтому поспеши лучше пока не поздно тем более у тебя сын там. Сколько сыну? Спросил офицер.
– Двадцать ответил Григорий.
– Молодой ещё я бы даже сказал ребёнок ответил офицер.
– Да есть такое согласившись с офицером ответил Григорий.
– Как тебя хоть зовут? Спросил офицер.
– Григорий ответил он.
– А меня Борис ответил офицер и протянул руку.
Григорий протянул руку в ответ.
Пожав руку, Борис спросил у Григория:
– Кто по званию?
– Генерал-майор, а ты? Спросил Григорий у Бориса.
– Маршал советского союза с гордостью ответил Борис.
– Похвально. Молодец! Кивнув, ответил Григорий.
– Благодарю серьёзно будто отдаёт честь ответил Борис.
Стоит сказать про то, как же выглядит Борис.
Темноволосый, короткостриженный, кареглазый ростом среднего и стройного телосложения. Брови и губы ровные. Голос низкий. На вид лет – шестьдесят.
– Мне пятьдесят пять лет, а жене пятьдесят ответил Григорий.
– Мне семьдесят, а ни жены, ни сына, ни внука никого у меня нет грустно ответил Борис.
– Как же так? Ты офицер такой красивый, такой статный сказал Григорий.
– Умерли все в войне. Вот в один день сразу троих потерял. Жене было как мне семьдесят лет, сыну сорок два года, а внуку восемь лет. Ответил Борис.
– Да грустно. Прими мои соболезнования. Это очень грустно и тяжело. Один то родной человек в войне, когда близкий умирает это страшно, а тут три в один день. Ответил Борис.
– Да это ужасно никому такого не пожелаешь даже врагу сказал Григорий.
– Да я тоже так считаю. Вот отправился отомстить за них, а то, что дома сидеть? Отомщу ну отомщу значит. Нет? Ну умру значит другого не дано ответил Борис.
– Да понимаю невесело ответил Григорий.
– Ладно ступай потом если буду жив ещё после окончания войны встретимся где-нибудь пивка попьём радушно сказал Борис.
– Я не пью, но встретиться буду рад серьёзно сказал Григорий.
– Так я тоже это у нас говорят пивка попить, а на деле лимонад хлещут, да и пиццу поедают и селёдку за обе щёки. Я тоже не пью ответил Борис.
– Это да. И правильно ни к чему пить ответил Григорий.
– Конечно. Алкоголь это оружие геноцида, а жить можно и без него ответил Борис.
– Согласен согласившись ответил Григорий.
– Ладно ступай до встречи сказал Борис и протянул Григорию руку.
– До встречи ответил Григорий и протянул руку Борису.
Пожав руку, Григорий продолжил идти дальше, продолжая поиски концлагеря, где держали его сына.
Дорога была очень тяжёлая, неровная идти пришлось очень много.
Со лба Григорий стекал холодный пот и дыхание его учащалось.
Идя, Григорий глядел на небо вспоминая слова Бориса о дожде и так оно в итоге и получилось хлынул дождь.
Дождь хлынул и застал Григория на пол пути, мрачную тучу принесло с востока.
К дождю, который лил, не переставая добавилась гроза, небо стало совсем мрачным, но идти надо было.
Григорий шёл, не жалея ног иногда даже бежал, не понимая куда идёт и найдёт ли он этот концлагерь так как он даже не знал где он находится?
Дождь лил, молния била, а гром грохотал так страшно, что он вздрагивал.
Из концлагеря доносились страшные крики детей и взрослых и ему становилось страшно.
Он переживал и думал: – нет ли там моего сына? Если он там то, что с ним сделали фашисты или собираются сделать?
Гроза закончилась, и Григорий к этому времени уже добрался до концлагеря.
Добравшись, он упал на бок и тяжело задышал.
– Боже как это далеко… Как я устал! Сказал Григорий.
Предприняв усилие встать, он встал, но почувствовал, как из-за стресса у него закружилась голова и ему становится плохо.
Он снова упал на землю и снова тяжело задышал.
Наконец встав, он, перебирая ногами подошёл к концлагерю и остановился прямо у входа в него.
Вход ему преградил немецкий офицер державший в руке револьвер наган.
Преградив путь, он направил револьвер на Григория и не коверкая слов сказал:
– Стоять, а то стрелять буду!
Григорий не послушал офицера и подойдя схватил того за шкирку и схватив отвёл его от входа в концлагерь.
Отведя, он сказал:
– Где мой сын? Где он?
Офицер промолчал.
Тогда Григорий продолжил:
– Это ты меня убьёшь? Это я тебя убью! За сына моего.
Не дав сказать офицеру и не отпуская, Григорий направил револьвер и стрельнул офицеру точно в голову.
Офицер упал замертво на землю.
Услышав выстрел к концлагерю, набежала армия немецких офицеров.
Делав один выстрел из револьвера Григорий получал четыре в ответ, делав пять двадцать выстрелов.
Число выстрелов нарастало расслабляться было нельзя ни на секунду.
Григорий был измотан в дороге к концлагерю, однако несмотря на это достойно сражался и на удивление даже не был ранен ни один из немецких офицеров по нему ни разу не попал.
Началось стрельбище, в котором Григорий и офицеры принялись стреляться.
Перебив практически всю армию в одиночку перед Григорием, остался последний офицер.
Он, как и первый встал перед концлагерем ограждая дорогу Григорию.
