– Благодарю, серьёзно сказал прокуратор, посмотрев на секретаря и взял лист бумаги, взяв лист, он тут же дал его подозреваемому и спокойно сказал:
– Держи, ознакомься.
– Спасибо, прокуратор, спокойно поблагодарил подозреваемый и, получив, тут же его раскрыл и начал читать.
Я Аскар, Азулай заявляю: – Рами Хафтар плохой прокуратор, и таким прокураторам не место во власти, ему на всех всё ровно, и он думает лишь о собственной выгоде и собственном благе. В ближайшее время нужно будет поднять бунт и сместить Рами Хафтара с его должности. Отставки будет недостаточно, так как даже в отставке он будет предоставлять угрозу для всего народа. Я заплачу тому, кто убьёт его, три тысячи септу. Нужно убить его и как можно скорее. С убийством прокуратора в нашем городе наконец-то будет порядок. Я поджёг десять домов, ограбил двадцать человек и лишил десять семей жилья, теперь они живут на улице. Это их участь. Да, будет теперь так. Они заслужили такой жизни. Теперь они будут жить так, и никто им не поможет.
– Ну что теперь ты скажешь? Утвердительно спросил прокуратор, обратившись к подозреваемому.
– Я в шоке, он написал даже больше, чем могло быть, и ещё хуже, чем могло быть. Но, повторюсь, ничего из этого я не говорил, с волнением ответил подозреваемый.
– Не стоит перекладывать свою на вину на другого человека. Записанного достаточно, чтобы тебя казнить, я бы даже сказал, более чем достаточно.
И казни тут уже не избежать.
А уж деяния твои это серьёзные, крайне серьёзные преступления. Серьёзно и утвердительно сказал прокуратор.
– Нет, нет, прокуратор, весь напрягаясь в желании убедить, говорил подозреваемый, ходит, ходит один парень и непрерывно пишет, коверкая мои слова, а я однажды заглянул в этот лист и ужаснулся, ведь решительно из того, что там написано, я не говорил. Я ему говорил: – не надо этого, не нужно так делать, выбрось ты, бога ради свой лист, мне же будет хуже, и пытался забрать этот лист у него как мог, а он взял да и убежал с ним со словами: – прокуратор узнает об этом, тебе не жить. Он казнит тебя.
– Зиндел Гайя? Серьёзно спросил прокуратор.
– Да, Зиндел, Гайя спокойно сказал подозреваемый.
– Прокуратор, вы не правы. Он не виноват. Вторгшись в разговор, сказал секретарь.
– Это не исключено. Но запись крайне подозрительная.
И моё предчувствие говорит об обратном. Ведь переложить вину на другого человека может каждый, а вот признать свою вину в совершённом это не все могут, крайне серьёзно сказал прокуратор.
– Вы правы, прокуратор, но его вины здесь нет, я вас уверяю в этом. К тому же, он вам и сам об этом говорит и говорил.
А если человек говорит, что это был не он, и он и не виноват, то это значит только одно то, что это так и есть, и к этому стоит прислушаться. Его надо отпустить, утвердительно сказал секретарь.
– Спасибо, хорошо, я подумаю над этим, серьёзно сказал прокуратор. Секретарь кивнул, сел обратно на своё место, и прокуратор вновь обратился к подозреваемому:
– А что же тогда ты говорил обо мне, если говорил? Заинтересовано и серьёзно спросил прокуратор.
– Я, прокуратор, говорил лишь хорошее о тебе. Я говорил о том, что ты хороший прокуратор и народ восхищается тобой. Что таких прокураторов, как ты, ещё не видел этот свет. И не будет прокуратора лучше тебя. Уверенно сказал подозреваемый.
– Спасибо за такие тёплые слова, мне это очень приятно, улыбнувшись, поправив волосы, сказал прокуратор.
Но тут не прошло и пяти минут, он изменился в лице, улыбка неожиданно сошла с лица, будто её и не было, и он начал говорить достаточно серьёзно и злобно: – записанное говорит о другом, и я что-то начинаю сомневаться в твоих словах.
А записанное выдаёт твоё лицо и твою истинную натуру и говорит о том, какой ты человек.
– Прошу тебя, не казни меня, не отдавай приказ меня казнить, ведь ты же знаешь мой возраст и мою судьбу. Да, жизнь моя, конечно, уже не та, что раньше, но всё же я хочу жить, с грустью, умоляюще сказал подозреваемый.
– Да неужели ты, преступник, думаешь, что я сжалюсь над тобой, прочитав подобное? Ведь то, что сделал ты, ещё никто подобного не делал. Серьёзно крича, сказал прокуратор.
– Прошу тебя, отпусти меня, делай, что хочешь, а жизнь мою сохрани, у меня есть девушка, мы уже шесть лет вместе, подумай о ней в первую очередь, как она будет без меня? Я не хочу умирать, плача, сказал подозреваемый.
– Да, твоя вина очевидна тут, у меня и сомнений нет никаких в этом! Всё говорит о тебе! И по другому быть не может! Ты виноват, и ты ответишь за это! И ответишь сполна! Преступник! Преступник! Преступник! Грозно прокричал прокуратор.
Крик его был настолько громкий, что его услышали все, и те, кто был рядом, и те, кто был во дворце. Два часа десять минут.
– Увести и казнить, но перед этим пусть преступник насладиться этим воздухом в последний раз, серьёзно приказал прокуратор.
Четыре часа десять минут, и преступника схватили Аркам Ибн и Амина Рамзи и, заведя руки за спину, повели на казнь.
– Ты можешь идти, оставь только лист с записью сегодняшнего, а лист с его словами сожги, серьёзно сказал прокуратор, обратившись к секретарю.
– Хорошо, сказал секретарь и, откланявшись, тут же удалился. Казнить преступника решили распятием на кресте.
Прокуратор взял со стола секретаря лист и начал его читать.
Четыре часа пятнадцать минут, не дочитав лист до конца, прокуратор положил его обратно на стол и начал думать, смотря в асфальт.
Прошло три минуты, как прокуратор слез с кресла и побежал очень быстро, так, что аж пятки засверкали.
Добежав, прокуратор громко прокричал:
– Стоп! Вы что делаете?
– Исполняем ваш приказ, прокуратор, вы же приказали его казнить, ответили Аркам Ибн и Амина Рамзи.
– А почему не обсудили? Не попытались мне возразить и оспорить мой приказ! Серьёзно, слегка прокричав, спросил прокуратор.
Уже без крика, но не менее серьёзно продолжил свою речь прокуратор:
– Вы должны были обсудить мой приказ, возразить мне и оспорить его или вообще не исполнять его.
– Право прокуратора, как можно? Ваши приказы не обсуждаются, и возражать вам нельзя. Оспаривать тем более. А не исполнить мы не могли, ведь за неисполнение ваших приказов полагается казнь. Серьёзно и с уважением сказал Аркам Ибн.
– Да, так и есть, ты верно Аркам говоришь, совершенно верно сказала Амина.
– Конечно, Амина, невозмутимо проговорил Аркам.
– Отпустите Аскара, а виновника найдите и казните, и идите, пока я сейчас приду, грозно приказал прокуратор.
– Хорошо, прокуратор, спокойно сказали Аркам Ибн и Амина, Рамзи и, встав, тут же ушли. Аскар встал с креста и спросил, всхлипывая с шоком в голосе, умоляюще:
– ты всё же решил меня отпустить?
– Да. Твой возраст и твоя судьба по истине тяжёлая.
Такую судьбу даже врагу не пожелаешь. Тем более, тот лист, что ты читал, я приказал сжечь. Забудь о нём. Я ухожу в отставку и больше не буду прокуратором, Лапево сказал Рами.
– Спасибо, прокуратор, ты отдал правильный приказ и принял правильное решение, ответил Аскар.
– Да, ты прав, я с тобой полностью согласен, спокойно сказал Рами.
– И что теперь дальше будет? Спокойно спросил Аскар, обратившись к Рами.
– Вставай, пошли со мной, я сейчас сообщу о своём решении, и мы с тобой пойдём, спокойно сказал Рами.
– Хорошо, спокойно ответил Аскар и, встав, пошёл за прокуратором.
Дойдя, прокуратор сел в кресло, а Аскар встал рядом с секретарём, и оба увидели, что собрались все слуги прокуратора и вся его охрана.
– Это не записывать, спокойно и уверенно сказал прокуратор, показав секретарю ладонь.
– Хорошо, но мне и не чем даже писать, так как не листа, ни, то чем писать, при мне нет, спокойно отозвался секретарь, посмотрев на прокуратора и показав тому свои руки.
– Хорошо, сказал прокуратор и слегка поклонился, глядя на секретаря. Оглядевшись по сторонам, прокуратор посмотрел злобно в пол и тяжело задышал.
Подышав, он тут же поднял голову и заговорил серьёзно и громко:
– Запомните то, что я сейчас скажу, каждый мой приказ должен обсуждаться. Если вы считаете, что я поступаю неправильно, то возражайте мне и оспаривайте мой приказ, в крайнем случае, вообще не исполняйте и занимайтесь своими делами.
У вас, помимо службы мне есть свои дела и своя личная жизнь. Я бываю не прав, как и все вы. И моя воля бывает неправильной. Задавайте мне вопрос, вы в этом уверены? И если надо, делайте наоборот, либо вообще не делайте и отдыхайте, либо занимайтесь, чем захотите. Тут его голос стал тише и мягче, и он сказал весьма спокойно:
– а впрочем, это уже всё неважно. Я ухожу в отставку. Сегодня был мой последний день.
Конечно, все были в шоке, но все понимали, что это будет лучшее решение в сложившийся ситуации.
– Спасибо великому прокуратору, мы будем вас помнить и скучать по вам, прокричала вся охрана, все слуги и секретарь на прощание Рами.
– И вам всем спасибо, я тоже с улыбкой сказал Рами, встал с кресла, взял Аскара за руку, и они пошли.
Вот идут по Лапево бывший прокуратор Рами Хафтар и бывший подозреваемый Аскар Азулай и о чём-то беседуют, разговаривают, пытаются решить, казалось бы, нерешаемый и неразрешимый вопрос, который терзает и беспокоит их обоих.
– Я больше не прокуратор, и я наконец-то обрету счастье и покой, а главное, что моя жена будет спокойна и рядом со мной, спокойно сказал Рами.
– Это самое главное. У тебя есть жена? С удивлением спросил Аскар.
– Да, у меня есть жена, её зовут Мелисса, просто об этом никто не знал и уже не узнает, кроме тебя.
Я никому о ней не рассказывал. Её никто и не видел.
Я не хотел рассказывать, чтоб мне не говорили, что я провожу с ней мало времени ввиду службы, однако если бы мне так даже и сказали, я бы согласился и сказал: – к сожалению, да, вы правы. Боже, как же меня достала эта служба.
Я хотел уйти в отставку ещё давно, но ухожу только сейчас. Спокойно и грустно сказал Рами.
– Понимаю тебя, с грустью сказал Аскар и продолжил: – ну ничего, лучше сделать поздно, но сделать, чем вообще не сделать и продолжать себя разрушать дальше всё сильнее и сильнее.
– Спасибо, Аскар да, ты прав. Теперь ты будешь моим сыном, и будет у тебя новая семья. Со мной у тебя будут совершенно другие отношения, не похожие на те, что у тебя были с твоим погибшим папой.
Я человек хороший, очень хороший, отец, любящий и муж.
Отец должен любить и хвалить сына, и неважно, какой сын и что он сделал. Если отец этого не делает, то он не может называться им.
Ведь отец это не про обеспечение и воспитание, нет.
Отец это как мама про любовь. Маму ты полюбишь так же, как любил свою умершую маму. Мелисса, она у меня хорошая, очень хорошая, очень добрая, таких сейчас не так уж много, спокойно сказал Рами.
– Согласен с тобой, ты прав. Вот и славно. Я буду этому очень рад, ведь человек без семьи не может. Спокойно и грустно сказал Аскар.
– Ты прав, спокойно промолвил Рами. И после, посмотрев на Аскара, сдерживая слезы, заговорил умоляюще и спросил: – но ты мне, пожалуйста, скажи, ведь ты действительно не виноват и этого не говорил? Молю тебя, скажи, не виноват и не говорил?
– Ну конечно, не виноват и не говорил мои слова, исковеркал Зиндел Гайя, я бы и в жизни такого бы не сказал, я говорил о тебе лишь только хорошее, а всё плохое, тебе это померещилось, грустно сказал Аскар.
– И ты можешь поклясться в этом? Сдерживая слёзы, кусая губы, спросил Рами.
– Клянусь, сдерживая слёзы, с грустью сказал Аскар и опустил голову.
– Боже, какой я дурак, какой я был дурак, что хотел тебя казнить, казнить невиновного и ни в чём неповинного человека, боже, вот это я идиот, конечно, больше мне ничего не нужно, расплакавшись, ответил Рами, и герои обнялись.
– Держи, ознакомься.
– Спасибо, прокуратор, спокойно поблагодарил подозреваемый и, получив, тут же его раскрыл и начал читать.
Я Аскар, Азулай заявляю: – Рами Хафтар плохой прокуратор, и таким прокураторам не место во власти, ему на всех всё ровно, и он думает лишь о собственной выгоде и собственном благе. В ближайшее время нужно будет поднять бунт и сместить Рами Хафтара с его должности. Отставки будет недостаточно, так как даже в отставке он будет предоставлять угрозу для всего народа. Я заплачу тому, кто убьёт его, три тысячи септу. Нужно убить его и как можно скорее. С убийством прокуратора в нашем городе наконец-то будет порядок. Я поджёг десять домов, ограбил двадцать человек и лишил десять семей жилья, теперь они живут на улице. Это их участь. Да, будет теперь так. Они заслужили такой жизни. Теперь они будут жить так, и никто им не поможет.
– Ну что теперь ты скажешь? Утвердительно спросил прокуратор, обратившись к подозреваемому.
– Я в шоке, он написал даже больше, чем могло быть, и ещё хуже, чем могло быть. Но, повторюсь, ничего из этого я не говорил, с волнением ответил подозреваемый.
– Не стоит перекладывать свою на вину на другого человека. Записанного достаточно, чтобы тебя казнить, я бы даже сказал, более чем достаточно.
И казни тут уже не избежать.
А уж деяния твои это серьёзные, крайне серьёзные преступления. Серьёзно и утвердительно сказал прокуратор.
– Нет, нет, прокуратор, весь напрягаясь в желании убедить, говорил подозреваемый, ходит, ходит один парень и непрерывно пишет, коверкая мои слова, а я однажды заглянул в этот лист и ужаснулся, ведь решительно из того, что там написано, я не говорил. Я ему говорил: – не надо этого, не нужно так делать, выбрось ты, бога ради свой лист, мне же будет хуже, и пытался забрать этот лист у него как мог, а он взял да и убежал с ним со словами: – прокуратор узнает об этом, тебе не жить. Он казнит тебя.
– Зиндел Гайя? Серьёзно спросил прокуратор.
– Да, Зиндел, Гайя спокойно сказал подозреваемый.
– Прокуратор, вы не правы. Он не виноват. Вторгшись в разговор, сказал секретарь.
– Это не исключено. Но запись крайне подозрительная.
И моё предчувствие говорит об обратном. Ведь переложить вину на другого человека может каждый, а вот признать свою вину в совершённом это не все могут, крайне серьёзно сказал прокуратор.
– Вы правы, прокуратор, но его вины здесь нет, я вас уверяю в этом. К тому же, он вам и сам об этом говорит и говорил.
А если человек говорит, что это был не он, и он и не виноват, то это значит только одно то, что это так и есть, и к этому стоит прислушаться. Его надо отпустить, утвердительно сказал секретарь.
– Спасибо, хорошо, я подумаю над этим, серьёзно сказал прокуратор. Секретарь кивнул, сел обратно на своё место, и прокуратор вновь обратился к подозреваемому:
– А что же тогда ты говорил обо мне, если говорил? Заинтересовано и серьёзно спросил прокуратор.
– Я, прокуратор, говорил лишь хорошее о тебе. Я говорил о том, что ты хороший прокуратор и народ восхищается тобой. Что таких прокураторов, как ты, ещё не видел этот свет. И не будет прокуратора лучше тебя. Уверенно сказал подозреваемый.
– Спасибо за такие тёплые слова, мне это очень приятно, улыбнувшись, поправив волосы, сказал прокуратор.
Но тут не прошло и пяти минут, он изменился в лице, улыбка неожиданно сошла с лица, будто её и не было, и он начал говорить достаточно серьёзно и злобно: – записанное говорит о другом, и я что-то начинаю сомневаться в твоих словах.
А записанное выдаёт твоё лицо и твою истинную натуру и говорит о том, какой ты человек.
– Прошу тебя, не казни меня, не отдавай приказ меня казнить, ведь ты же знаешь мой возраст и мою судьбу. Да, жизнь моя, конечно, уже не та, что раньше, но всё же я хочу жить, с грустью, умоляюще сказал подозреваемый.
– Да неужели ты, преступник, думаешь, что я сжалюсь над тобой, прочитав подобное? Ведь то, что сделал ты, ещё никто подобного не делал. Серьёзно крича, сказал прокуратор.
– Прошу тебя, отпусти меня, делай, что хочешь, а жизнь мою сохрани, у меня есть девушка, мы уже шесть лет вместе, подумай о ней в первую очередь, как она будет без меня? Я не хочу умирать, плача, сказал подозреваемый.
– Да, твоя вина очевидна тут, у меня и сомнений нет никаких в этом! Всё говорит о тебе! И по другому быть не может! Ты виноват, и ты ответишь за это! И ответишь сполна! Преступник! Преступник! Преступник! Грозно прокричал прокуратор.
Крик его был настолько громкий, что его услышали все, и те, кто был рядом, и те, кто был во дворце. Два часа десять минут.
– Увести и казнить, но перед этим пусть преступник насладиться этим воздухом в последний раз, серьёзно приказал прокуратор.
Четыре часа десять минут, и преступника схватили Аркам Ибн и Амина Рамзи и, заведя руки за спину, повели на казнь.
– Ты можешь идти, оставь только лист с записью сегодняшнего, а лист с его словами сожги, серьёзно сказал прокуратор, обратившись к секретарю.
– Хорошо, сказал секретарь и, откланявшись, тут же удалился. Казнить преступника решили распятием на кресте.
Прокуратор взял со стола секретаря лист и начал его читать.
Четыре часа пятнадцать минут, не дочитав лист до конца, прокуратор положил его обратно на стол и начал думать, смотря в асфальт.
Прошло три минуты, как прокуратор слез с кресла и побежал очень быстро, так, что аж пятки засверкали.
Добежав, прокуратор громко прокричал:
– Стоп! Вы что делаете?
– Исполняем ваш приказ, прокуратор, вы же приказали его казнить, ответили Аркам Ибн и Амина Рамзи.
– А почему не обсудили? Не попытались мне возразить и оспорить мой приказ! Серьёзно, слегка прокричав, спросил прокуратор.
Уже без крика, но не менее серьёзно продолжил свою речь прокуратор:
– Вы должны были обсудить мой приказ, возразить мне и оспорить его или вообще не исполнять его.
– Право прокуратора, как можно? Ваши приказы не обсуждаются, и возражать вам нельзя. Оспаривать тем более. А не исполнить мы не могли, ведь за неисполнение ваших приказов полагается казнь. Серьёзно и с уважением сказал Аркам Ибн.
– Да, так и есть, ты верно Аркам говоришь, совершенно верно сказала Амина.
– Конечно, Амина, невозмутимо проговорил Аркам.
– Отпустите Аскара, а виновника найдите и казните, и идите, пока я сейчас приду, грозно приказал прокуратор.
– Хорошо, прокуратор, спокойно сказали Аркам Ибн и Амина, Рамзи и, встав, тут же ушли. Аскар встал с креста и спросил, всхлипывая с шоком в голосе, умоляюще:
– ты всё же решил меня отпустить?
– Да. Твой возраст и твоя судьба по истине тяжёлая.
Такую судьбу даже врагу не пожелаешь. Тем более, тот лист, что ты читал, я приказал сжечь. Забудь о нём. Я ухожу в отставку и больше не буду прокуратором, Лапево сказал Рами.
– Спасибо, прокуратор, ты отдал правильный приказ и принял правильное решение, ответил Аскар.
– Да, ты прав, я с тобой полностью согласен, спокойно сказал Рами.
– И что теперь дальше будет? Спокойно спросил Аскар, обратившись к Рами.
– Вставай, пошли со мной, я сейчас сообщу о своём решении, и мы с тобой пойдём, спокойно сказал Рами.
– Хорошо, спокойно ответил Аскар и, встав, пошёл за прокуратором.
Дойдя, прокуратор сел в кресло, а Аскар встал рядом с секретарём, и оба увидели, что собрались все слуги прокуратора и вся его охрана.
– Это не записывать, спокойно и уверенно сказал прокуратор, показав секретарю ладонь.
– Хорошо, но мне и не чем даже писать, так как не листа, ни, то чем писать, при мне нет, спокойно отозвался секретарь, посмотрев на прокуратора и показав тому свои руки.
– Хорошо, сказал прокуратор и слегка поклонился, глядя на секретаря. Оглядевшись по сторонам, прокуратор посмотрел злобно в пол и тяжело задышал.
Подышав, он тут же поднял голову и заговорил серьёзно и громко:
– Запомните то, что я сейчас скажу, каждый мой приказ должен обсуждаться. Если вы считаете, что я поступаю неправильно, то возражайте мне и оспаривайте мой приказ, в крайнем случае, вообще не исполняйте и занимайтесь своими делами.
У вас, помимо службы мне есть свои дела и своя личная жизнь. Я бываю не прав, как и все вы. И моя воля бывает неправильной. Задавайте мне вопрос, вы в этом уверены? И если надо, делайте наоборот, либо вообще не делайте и отдыхайте, либо занимайтесь, чем захотите. Тут его голос стал тише и мягче, и он сказал весьма спокойно:
– а впрочем, это уже всё неважно. Я ухожу в отставку. Сегодня был мой последний день.
Конечно, все были в шоке, но все понимали, что это будет лучшее решение в сложившийся ситуации.
– Спасибо великому прокуратору, мы будем вас помнить и скучать по вам, прокричала вся охрана, все слуги и секретарь на прощание Рами.
– И вам всем спасибо, я тоже с улыбкой сказал Рами, встал с кресла, взял Аскара за руку, и они пошли.
Вот идут по Лапево бывший прокуратор Рами Хафтар и бывший подозреваемый Аскар Азулай и о чём-то беседуют, разговаривают, пытаются решить, казалось бы, нерешаемый и неразрешимый вопрос, который терзает и беспокоит их обоих.
– Я больше не прокуратор, и я наконец-то обрету счастье и покой, а главное, что моя жена будет спокойна и рядом со мной, спокойно сказал Рами.
– Это самое главное. У тебя есть жена? С удивлением спросил Аскар.
– Да, у меня есть жена, её зовут Мелисса, просто об этом никто не знал и уже не узнает, кроме тебя.
Я никому о ней не рассказывал. Её никто и не видел.
Я не хотел рассказывать, чтоб мне не говорили, что я провожу с ней мало времени ввиду службы, однако если бы мне так даже и сказали, я бы согласился и сказал: – к сожалению, да, вы правы. Боже, как же меня достала эта служба.
Я хотел уйти в отставку ещё давно, но ухожу только сейчас. Спокойно и грустно сказал Рами.
– Понимаю тебя, с грустью сказал Аскар и продолжил: – ну ничего, лучше сделать поздно, но сделать, чем вообще не сделать и продолжать себя разрушать дальше всё сильнее и сильнее.
– Спасибо, Аскар да, ты прав. Теперь ты будешь моим сыном, и будет у тебя новая семья. Со мной у тебя будут совершенно другие отношения, не похожие на те, что у тебя были с твоим погибшим папой.
Я человек хороший, очень хороший, отец, любящий и муж.
Отец должен любить и хвалить сына, и неважно, какой сын и что он сделал. Если отец этого не делает, то он не может называться им.
Ведь отец это не про обеспечение и воспитание, нет.
Отец это как мама про любовь. Маму ты полюбишь так же, как любил свою умершую маму. Мелисса, она у меня хорошая, очень хорошая, очень добрая, таких сейчас не так уж много, спокойно сказал Рами.
– Согласен с тобой, ты прав. Вот и славно. Я буду этому очень рад, ведь человек без семьи не может. Спокойно и грустно сказал Аскар.
– Ты прав, спокойно промолвил Рами. И после, посмотрев на Аскара, сдерживая слезы, заговорил умоляюще и спросил: – но ты мне, пожалуйста, скажи, ведь ты действительно не виноват и этого не говорил? Молю тебя, скажи, не виноват и не говорил?
– Ну конечно, не виноват и не говорил мои слова, исковеркал Зиндел Гайя, я бы и в жизни такого бы не сказал, я говорил о тебе лишь только хорошее, а всё плохое, тебе это померещилось, грустно сказал Аскар.
– И ты можешь поклясться в этом? Сдерживая слёзы, кусая губы, спросил Рами.
– Клянусь, сдерживая слёзы, с грустью сказал Аскар и опустил голову.
– Боже, какой я дурак, какой я был дурак, что хотел тебя казнить, казнить невиновного и ни в чём неповинного человека, боже, вот это я идиот, конечно, больше мне ничего не нужно, расплакавшись, ответил Рами, и герои обнялись.
