Развлечения, конкурсы и самое главное – танцы. Та самая долгожданная дискотека. Естественно, у нас была своя компания, естественно перед танцами мы собирались немного бахнуть. Где и как, об этом мы не думали. Было бы что, а где найдется. Так вот, моя милая Снегурочка предложила перед танцами всей нашей компанией завалиться к ней и даже обещала зажарить курицу. Я ее просто обожаю. Не курицу, в смысле, а мою Снегурочку. Ну и курицу тоже.
В моей дружной компании предложение начать праздничный вечер дома у Бородавки, как я и ожидал, восприняли на ура. А компашка у нас была еще та. Одна Ленка Езулевичь чего стоила. Умница, отличница, спортсменка и так далее. Но она курила, иногда могла выпить и разговаривала красивым, продвинутым матом. Не знаю, каким я остался в ее воспоминаниях, но в моих эта удивительная девушка осталась той единственной женщиной, которая наблевала на меня два раза. И это не в переносном смысле, а в самом что ни наесть прямом. Первый раз, когда мы ехали с каких-то танцев на заднем сидении душного львовского автобуса. Она перебрала и ей было плохо, она все заваливалась на мои колени. Потом ее вырвало прямо на меня какой-то густой консистенцией. Я не успел среагировать. Мне было конечно неприятно, но я ее простил. А второй раз это было на последнем звонке. Вернее после, когда мы пошли отмечать это событие на одно из наших красивейших озер. Леночка опять перебрала, как и мы все, но на этот раз я среагировал. Видя, что она собирается стошнить на портфель Гриши Вишневского, в котором мы принесли вино, я наклонился, чтобы его убрать. Портфель я спас, но все, что ему предназначалось, вылилось на меня, на мою скорбную спину. Тогда я только и смог сказать:
– Эх, Лена, Лена!
Но я ее опять простил. А портфель Гриши Вишневского мы первый раз использовали именно тогда, когда накануне танцев всей толпой завалились к моей милой Снегурочке. Портфель был просто идеален для скрытной переноски большого количества вина.
Тот удивительный день я вспоминаю с неумераемым восторгом. Все так и было. Мы завалились в гости всей компанией, человек десять. У Гриши был тот самый портфель, портфель-винонос, который под завязку был заполнен вином “Агдам”. Снегурочка, она же Бородавка, она же …. Да что там, короче, она встретила нас невозмутимым взглядом. Из кухни восхитительно пахло жареной курицей. У нас с собой тоже было набрано всякой всячины. Девчонки вместе с хозяйкой быстро подсуетились и великолепный праздничный стол принял нас в свои объятья.
Как все было прекрасно. Хорошая компания. Вкусная еда. Неплохое вино. Присутствие учительницы, пусть и свежеиспеченной, приятно нас тонизировало. Мы накануне взрослой жизни и сам черт нам не страшен. Курить можно было на кухне. А вино мы пили стаканами.
А вот Бородавка была молодцом. Марку держала твердо. Она опять пила водку, от нашего вина с презрением отказалась. Так же она проигнорировала наши сигареты и курила свои папиросы “Беломор-Канал”. Сначала она держалась с нами немного настороженно, но после нескольких рюмок своей водки все же расслабилась и над остроумными шутками гоготала во все горло вместе со всей честной компанией. Разница в возрасте была несущественна, и она вписалась в нашу компанию всей своей изголодавшейся по общению душой.
Мы очень хорошо провели время, неплохо поднабрались и кое-что еще прихватили с собой. Гришин портфель выполнял свои специфические функции безукоризненно. В клуб наша компашка ввалилась абсолютно подготовленной к безудержному веселью. Бородавка, правда, аккуратно отдалилась и исчезла в административных кабинетах. Ей, бедолаге, опять предстояло стать Снегурочкой в праздничной программе сегодняшнего вечера.
Танцевальный зал был полон. Умеренный сумрак в проблесках новогодних огней создавал приятную волнительную атмосферу. Моя милая Снегурочка оказалась ведущей этого мероприятия. Иногда к ней подключались кто-то из учителей, вели некоторые части общей программы. Учителя были почти в полном составе. Как оказалось, у них в административных помещениях был накрыт свой праздничный стол. Ничто человеческое не чуждо даже учителям. У них было спиртное и хорошая закуска.
А мы, простые советские ученики, тусовались по углам большого затемненного танцевального зала. В перерывах между элементами праздничной программы врубалась музыка и все танцевали. И это было гораздо интереснее, чем какие-то дурацкие конкурсы. В эти музыкальные перерывы все учителя, а с ними и Снегурочка уходили в свою комнату. Через какое-то время они возвращались в танцевальный зал, и осточертевшая всем программа продолжалась. А все хотели просто танцевать.
Между делом мы умудрялись украдкой немного тяпнуть. Постепенно нам становилось приятно не только танцевать, но и уже созерцать все эти конкурсы и даже в них участвовать. В конце концов программа закончилась, запал ведущих иссяк и наступили просто танцы. Я не завидовал все это время моей милой Снегурочке. Ей непросто было, наверное, практически одной вести эту программу. А рядом бездарно простаивал ее Дед Мороз.
Наблюдая за своей милой Снегурочкой, я заметил, что ее стало немного штормить, особенно к концу программы. И речь ее стала не совсем такая, как надо бы. Наверное, за учительским праздничным столом она принимала свой любимый тонизирующий напиток.
Когда официальная программа закончилась и дальше были просто танцы, все облегченно вздохнули. Все готовы были погрузиться в буйную пучину дискотеки. После забойного рок-н-ролла включили медленную композицию. Рядом вдруг оказалась моя Снегурочка. Она стояла очень рядом, но как-бы совсем отдельно и смотрела в другую сторону. Это был явно выраженный вызов – ну пригласи же меня, мой милый дурачок, я тут, я рядом, я жду. Я с радостью откликнулся на ее зов.
И я пригласил ее на этот медленный танец. Она красиво мне улыбнулась и почти упала в мои объятья. Она все-таки была изрядно пьяна. Я нежно обнял ее и мы закружились в ритме звучавшей музыки. Она так и оставалась в платье Снегурочки, только шапочку сняла. Я опять вдыхал чудесный запах ее волос, а она уткнулась мне в грудь лицом и нежно гладила меня руками по спине. И естественно, что мой младший Шурик очень заинтересовался происходящим процессом и стал яростно давить в области ширинки. Меня это очень смутило, и я стал неловко отодвигаться той частью тела, где бесновался младший Шурик. Руками я продолжал обнимать ее, а остальной частью тела коряво отодвинулся. Со стороны это выглядело, наверное, нелепо. Но моя милая Снегурочка восстановила гармонию и решительно прижалась ко мне всем своим хрупким телом. Я чуть не задохнулся от переполнивших меня чувств. А она еще крепче прижалась ко мне и даже слегка терлась о всю мою восставшую сущность. Мне было очень хорошо и боялся я только одного, что музыка скоро закончится.
И она вскоре закончилась. Мы с сожалением оторвались друг от друга, но продолжали держаться за руки. Когда врубили что-то ритмичное, она потянула меня за руку и сквозь рев музыки прокричала:
– Пошли со мной!
Мы пробрались сквозь танцующую толпу и зашли в ту самую дверь, за которой были административные помещения. Я тут раньше никогда не бывал. Большой коридор и несколько разных дверей. Она решительно открыла одну из них и втащила меня внутрь. Я чуть не выпрыгнул обратно. Это была как раз та самая комната, где учителя отмечали приближающийся Новый Год. Их оставалось там, слава Богу, совсем немного, большинство ушло уже домой. Директора не было точно. Но вот наша классная руководительница Клавдия Кузьминична была как всегда на боевом посту.
Вообще большинство учителей относились ко мне хорошо, некоторые так даже почти любили. В том числе и директор. Меня даже назначили секретарем комсомольской организации. Потом, правда, сняли после моего летнего злостного хулиганства. Но в остальном все было нормально. Но это не означало, что они были рады меня видеть. Даже очень сильно наоборот. И я понимал всю нелепость сложившейся ситуации. Кролик попал в клетку с удавами.
Бородавка усадила меня за стол, картинно указала на меня рукой и произнесла:
– Снегурочка привела к вам Деда Мороза! Но бороду и посох он потерял!
Повисло неловкое молчание. Снегурочка положила передо мной тарталетку с каким-то салатом, себе налила апельсинового сока и обратилась к учителю географии:
– Владимир Палыч, налейте мне пожалуйста выпить.
Учитель географии, белесый мужчина средних лет как-то засуетился, привстал и налил из почти пустой бутылки водки пол рюмочки, только и хватило. Но мою Снегурочку это удовлетворило, она подняла рюмку и торжественно произнесла:
– Ну, давайте же выпьем, коллеги, за Новый Год!
Все промолчали и только учитель географии вежливо ответил, что мол мы уже только что выпили и ему лично пора домой. Но у Клавдии Кузьминичны не забалуешь, и она строго осекла его:
– Владимир Палыч, мы тут не просто так находимся. Сходите лучше в зал и проверьте обстановку. – тот молча встал и пошел проверять обстановку. – А Вам, Лариса Владимировна, как показался сегодняшний вечер? – она обратилась к учительнице химии.
Между учителями завязался неторопливый разговор, нас вежливо игнорировали. Бородавка неторопливо выпила свою водку и мирно взирала на своих коллег. Но рука ее в это время под столом аккуратно легла на мою ногу. Нежные поглаживания продвигались все ближе к моему ошалевшему младшему Шурику. Я много бы дал чтобы в этот момент со стороны взглянуть на свое лицо, особенно на глаза. И тут Клавдия Кузьминична уставилась на меня цепким взглядом. Я понял, что пропал. Нервы мои не выдержали, я развернулся прямо со стулом и не оборачиваясь крикнул:
– Спасибо большое, нам пора.
Я выскочил за дверь и устало плюхнулся на какой-то стул. Ноги меня не держали. Я оперся руками о колени и опустил голову. Вслед за мной выскочила моя Снегурочка. Она подошла ко мне, прижалась животиком к моей поникшей голове и нежно стала ласкать мои волосы. Потом она взяла меня за руку и куда-то потащила. Мы оказались в какой-то затемненной комнате, свет падал только от фонаря за окном. Мы целовались. Ее жаркие губы пытались меня поглотить. Ее сладкий язык то вибрировал у меня во рту, то мой язык она захватывала так, что мне казалось, что она его вот-вот съест.
Я потерял голову, потерял ощущение времени и пространства. Мои мужские инстинкты включились в бессознательный режим, и я попытался залезть ей под платье. Это получилось как-то неловко, платье было длинным, плотным и все пошло не так. Это ее чуть отрезвило, она немного отстранилась и отошла к окну. Она смотрела в окно и молчала. Я подошел сзади, прижался к ней, обнял. Мои руки гладили ее, я пытался нащупать грудь. Но увы, груди практически не было. И все равно, она была божественна. Я целовал ей шею, она сладко стонала и терлась об меня всей своей задней частью. Попытки моих рук проникнуть в более интересные места ею нежно, но неумолимо пресекались. Она говорила:
– Я не могу, не могу тебя совращать. Я потом себе этого никогда не прощу.
За дверью раздался какой-то шум, топот каблуков множества ног и громкий голос Клавдии Кузьминичны:
– Пора заканчивать это мероприятие. Детки наши слишком что-то разгулялись.
Топот отдалился, громко хлопнула дверь. Инквизиция решительно направилась разгонять по домам веселящуюся толпу. Моя Снегурочка грустно посмотрела на меня, опять плотно прижалась всем телом и зашептала печальным голосом:
– Ну вот и все. Мне не хочется с тобой расставаться. Пойдем ко мне? – Но в этом ее предложении звучала какая-то неуверенность, даже безнадега. – Хотя нет. Теперь за нами будут следить. Все будут следить.
Хмель немного отстал от нее и трезвость мыслей стала выражаться в рациональности действий.
– Пойдем в зал пока никого тут нет. – Она схватила меня за руку и потащила в танцевальный зал. Я как приговоренный барашек следовал за ней.
Мы выскочили в зал и нырнули в толпу понуро бредущих к выходу скорбных фигур. Народ возмущенно, но негромко бухтел. Спустившись по лестнице к гардеробной, мы отошли немного в сторону, и она с жаром зашептала мне:
– А ты приезжай ко мне встречать Новый Год. Я буду, правда, с другим человеком, но если ты приедешь, то я брошу его. Я его брошу и мы будем только с тобой. Будем всю ночь, только ты и я.
– А где там наша Снегурочка!?! – Это Клавдия Кузьминична включила весь свой педагогический гений и корректно пыталась вести борьбу с неуставными отношениями во вверенном ей подразделении. Мы резко опять отшатнулись друг от друга, и я только успел утвердительно кивнуть ей на прощание.
Надо отдать должное опытным педагогам. Нас вовремя разогнали, и ребята из дальних поселков успели попасть на последний автобус. Моим родителям не пришлось опять включать безотказный метод дедукции, и их сынок вернулся домой почти вовремя. Ну разве что попахивало от него немножко спиртным. Бывало и хуже. Слава Богу!
Надо признаться, что я очень мучительно размышлял над ее приглашением. Когда я проснулся на следующий день, то первая мысль, которая застучалась в моей голове, была именно об этом. Любить я был неспособен, я мог только очень легко увлечься. Мне вообще все девушки казались высшими божественными существами. Я даже гнал от себя мысли, что они тоже ходят в туалет, где могут писать или, тем более какать. Богини выше всего этого. А тут меня пригласили встречать Новый Год вдвоем. Тем более учительница. И хотелось, и кололось. Тем более еще эта судимость, родители просто сойдут с ума.
А так-то я Новый Год собирался встречать с одноклассницей Танечкой. Мы вместе учились до восьмого класса. Потом она поступила в какой-то техникум, а я стал ездить в другой поселок получать среднее образование, чтобы поступить потом в институт. А Танечка меня любила. Она была очень правильная и хорошая девочка. А я был ветреный разгильдяй. Но встречать праздник я решил все-таки дома, с родителями, с сестрой и Танечкой.
Мы хорошо встретили тот Новый Год. У нас дома, дружно, уютно. Правда, когда били куранты и мы пили шампанское, я вспомнил о своей Снегурочке. Напиток сразу приобрел мимолетный грустный привкус, но я отогнал тоску выстрелом из хлопушки. Потом мы зашли поздравить Танину маму (папы у нее не было) и после этого отправились в клуб на новогодние танцы. Жизнь забурлила, и я перестал думать о том, с кем там моя Снегурочка встречает Новы Год.
После клубных танцев, уже почти под утро, мы завалились домой к Танечке. Дома никого не было, и мы примостились на диван. Мы целовались, но не так вкусно, как со Снегурочкой, я невольно сравнивал. Я добрался до голой Таниной грудки, у нее она таки как раз была, такая красивая, вмещалась в ладошку, но крепкий сосок дерзко прорывался сквозь мои жаждущие пальцы. Потом я добрался до трусиков, потом внутрь. Но меня неумолимо осадили. Таня сказала:
– Нет. Не надо. Будут дети.
Я пытался как-то слабо возражать, но Танина святая уверенность, что будут дети, твердо расставила красные линии. А тут как раз и ее мама вернулась. Новогодняя ночь закончилась, и я отправился домой спать. Но мысль, с кем же там и вообще, как там моя Снегурочка не покидала меня.
В моей дружной компании предложение начать праздничный вечер дома у Бородавки, как я и ожидал, восприняли на ура. А компашка у нас была еще та. Одна Ленка Езулевичь чего стоила. Умница, отличница, спортсменка и так далее. Но она курила, иногда могла выпить и разговаривала красивым, продвинутым матом. Не знаю, каким я остался в ее воспоминаниях, но в моих эта удивительная девушка осталась той единственной женщиной, которая наблевала на меня два раза. И это не в переносном смысле, а в самом что ни наесть прямом. Первый раз, когда мы ехали с каких-то танцев на заднем сидении душного львовского автобуса. Она перебрала и ей было плохо, она все заваливалась на мои колени. Потом ее вырвало прямо на меня какой-то густой консистенцией. Я не успел среагировать. Мне было конечно неприятно, но я ее простил. А второй раз это было на последнем звонке. Вернее после, когда мы пошли отмечать это событие на одно из наших красивейших озер. Леночка опять перебрала, как и мы все, но на этот раз я среагировал. Видя, что она собирается стошнить на портфель Гриши Вишневского, в котором мы принесли вино, я наклонился, чтобы его убрать. Портфель я спас, но все, что ему предназначалось, вылилось на меня, на мою скорбную спину. Тогда я только и смог сказать:
– Эх, Лена, Лена!
Но я ее опять простил. А портфель Гриши Вишневского мы первый раз использовали именно тогда, когда накануне танцев всей толпой завалились к моей милой Снегурочке. Портфель был просто идеален для скрытной переноски большого количества вина.
Тот удивительный день я вспоминаю с неумераемым восторгом. Все так и было. Мы завалились в гости всей компанией, человек десять. У Гриши был тот самый портфель, портфель-винонос, который под завязку был заполнен вином “Агдам”. Снегурочка, она же Бородавка, она же …. Да что там, короче, она встретила нас невозмутимым взглядом. Из кухни восхитительно пахло жареной курицей. У нас с собой тоже было набрано всякой всячины. Девчонки вместе с хозяйкой быстро подсуетились и великолепный праздничный стол принял нас в свои объятья.
Как все было прекрасно. Хорошая компания. Вкусная еда. Неплохое вино. Присутствие учительницы, пусть и свежеиспеченной, приятно нас тонизировало. Мы накануне взрослой жизни и сам черт нам не страшен. Курить можно было на кухне. А вино мы пили стаканами.
А вот Бородавка была молодцом. Марку держала твердо. Она опять пила водку, от нашего вина с презрением отказалась. Так же она проигнорировала наши сигареты и курила свои папиросы “Беломор-Канал”. Сначала она держалась с нами немного настороженно, но после нескольких рюмок своей водки все же расслабилась и над остроумными шутками гоготала во все горло вместе со всей честной компанией. Разница в возрасте была несущественна, и она вписалась в нашу компанию всей своей изголодавшейся по общению душой.
Мы очень хорошо провели время, неплохо поднабрались и кое-что еще прихватили с собой. Гришин портфель выполнял свои специфические функции безукоризненно. В клуб наша компашка ввалилась абсолютно подготовленной к безудержному веселью. Бородавка, правда, аккуратно отдалилась и исчезла в административных кабинетах. Ей, бедолаге, опять предстояло стать Снегурочкой в праздничной программе сегодняшнего вечера.
Танцевальный зал был полон. Умеренный сумрак в проблесках новогодних огней создавал приятную волнительную атмосферу. Моя милая Снегурочка оказалась ведущей этого мероприятия. Иногда к ней подключались кто-то из учителей, вели некоторые части общей программы. Учителя были почти в полном составе. Как оказалось, у них в административных помещениях был накрыт свой праздничный стол. Ничто человеческое не чуждо даже учителям. У них было спиртное и хорошая закуска.
А мы, простые советские ученики, тусовались по углам большого затемненного танцевального зала. В перерывах между элементами праздничной программы врубалась музыка и все танцевали. И это было гораздо интереснее, чем какие-то дурацкие конкурсы. В эти музыкальные перерывы все учителя, а с ними и Снегурочка уходили в свою комнату. Через какое-то время они возвращались в танцевальный зал, и осточертевшая всем программа продолжалась. А все хотели просто танцевать.
Между делом мы умудрялись украдкой немного тяпнуть. Постепенно нам становилось приятно не только танцевать, но и уже созерцать все эти конкурсы и даже в них участвовать. В конце концов программа закончилась, запал ведущих иссяк и наступили просто танцы. Я не завидовал все это время моей милой Снегурочке. Ей непросто было, наверное, практически одной вести эту программу. А рядом бездарно простаивал ее Дед Мороз.
Наблюдая за своей милой Снегурочкой, я заметил, что ее стало немного штормить, особенно к концу программы. И речь ее стала не совсем такая, как надо бы. Наверное, за учительским праздничным столом она принимала свой любимый тонизирующий напиток.
Когда официальная программа закончилась и дальше были просто танцы, все облегченно вздохнули. Все готовы были погрузиться в буйную пучину дискотеки. После забойного рок-н-ролла включили медленную композицию. Рядом вдруг оказалась моя Снегурочка. Она стояла очень рядом, но как-бы совсем отдельно и смотрела в другую сторону. Это был явно выраженный вызов – ну пригласи же меня, мой милый дурачок, я тут, я рядом, я жду. Я с радостью откликнулся на ее зов.
И я пригласил ее на этот медленный танец. Она красиво мне улыбнулась и почти упала в мои объятья. Она все-таки была изрядно пьяна. Я нежно обнял ее и мы закружились в ритме звучавшей музыки. Она так и оставалась в платье Снегурочки, только шапочку сняла. Я опять вдыхал чудесный запах ее волос, а она уткнулась мне в грудь лицом и нежно гладила меня руками по спине. И естественно, что мой младший Шурик очень заинтересовался происходящим процессом и стал яростно давить в области ширинки. Меня это очень смутило, и я стал неловко отодвигаться той частью тела, где бесновался младший Шурик. Руками я продолжал обнимать ее, а остальной частью тела коряво отодвинулся. Со стороны это выглядело, наверное, нелепо. Но моя милая Снегурочка восстановила гармонию и решительно прижалась ко мне всем своим хрупким телом. Я чуть не задохнулся от переполнивших меня чувств. А она еще крепче прижалась ко мне и даже слегка терлась о всю мою восставшую сущность. Мне было очень хорошо и боялся я только одного, что музыка скоро закончится.
И она вскоре закончилась. Мы с сожалением оторвались друг от друга, но продолжали держаться за руки. Когда врубили что-то ритмичное, она потянула меня за руку и сквозь рев музыки прокричала:
– Пошли со мной!
Мы пробрались сквозь танцующую толпу и зашли в ту самую дверь, за которой были административные помещения. Я тут раньше никогда не бывал. Большой коридор и несколько разных дверей. Она решительно открыла одну из них и втащила меня внутрь. Я чуть не выпрыгнул обратно. Это была как раз та самая комната, где учителя отмечали приближающийся Новый Год. Их оставалось там, слава Богу, совсем немного, большинство ушло уже домой. Директора не было точно. Но вот наша классная руководительница Клавдия Кузьминична была как всегда на боевом посту.
Вообще большинство учителей относились ко мне хорошо, некоторые так даже почти любили. В том числе и директор. Меня даже назначили секретарем комсомольской организации. Потом, правда, сняли после моего летнего злостного хулиганства. Но в остальном все было нормально. Но это не означало, что они были рады меня видеть. Даже очень сильно наоборот. И я понимал всю нелепость сложившейся ситуации. Кролик попал в клетку с удавами.
Бородавка усадила меня за стол, картинно указала на меня рукой и произнесла:
– Снегурочка привела к вам Деда Мороза! Но бороду и посох он потерял!
Повисло неловкое молчание. Снегурочка положила передо мной тарталетку с каким-то салатом, себе налила апельсинового сока и обратилась к учителю географии:
– Владимир Палыч, налейте мне пожалуйста выпить.
Учитель географии, белесый мужчина средних лет как-то засуетился, привстал и налил из почти пустой бутылки водки пол рюмочки, только и хватило. Но мою Снегурочку это удовлетворило, она подняла рюмку и торжественно произнесла:
– Ну, давайте же выпьем, коллеги, за Новый Год!
Все промолчали и только учитель географии вежливо ответил, что мол мы уже только что выпили и ему лично пора домой. Но у Клавдии Кузьминичны не забалуешь, и она строго осекла его:
– Владимир Палыч, мы тут не просто так находимся. Сходите лучше в зал и проверьте обстановку. – тот молча встал и пошел проверять обстановку. – А Вам, Лариса Владимировна, как показался сегодняшний вечер? – она обратилась к учительнице химии.
Между учителями завязался неторопливый разговор, нас вежливо игнорировали. Бородавка неторопливо выпила свою водку и мирно взирала на своих коллег. Но рука ее в это время под столом аккуратно легла на мою ногу. Нежные поглаживания продвигались все ближе к моему ошалевшему младшему Шурику. Я много бы дал чтобы в этот момент со стороны взглянуть на свое лицо, особенно на глаза. И тут Клавдия Кузьминична уставилась на меня цепким взглядом. Я понял, что пропал. Нервы мои не выдержали, я развернулся прямо со стулом и не оборачиваясь крикнул:
– Спасибо большое, нам пора.
Я выскочил за дверь и устало плюхнулся на какой-то стул. Ноги меня не держали. Я оперся руками о колени и опустил голову. Вслед за мной выскочила моя Снегурочка. Она подошла ко мне, прижалась животиком к моей поникшей голове и нежно стала ласкать мои волосы. Потом она взяла меня за руку и куда-то потащила. Мы оказались в какой-то затемненной комнате, свет падал только от фонаря за окном. Мы целовались. Ее жаркие губы пытались меня поглотить. Ее сладкий язык то вибрировал у меня во рту, то мой язык она захватывала так, что мне казалось, что она его вот-вот съест.
Я потерял голову, потерял ощущение времени и пространства. Мои мужские инстинкты включились в бессознательный режим, и я попытался залезть ей под платье. Это получилось как-то неловко, платье было длинным, плотным и все пошло не так. Это ее чуть отрезвило, она немного отстранилась и отошла к окну. Она смотрела в окно и молчала. Я подошел сзади, прижался к ней, обнял. Мои руки гладили ее, я пытался нащупать грудь. Но увы, груди практически не было. И все равно, она была божественна. Я целовал ей шею, она сладко стонала и терлась об меня всей своей задней частью. Попытки моих рук проникнуть в более интересные места ею нежно, но неумолимо пресекались. Она говорила:
– Я не могу, не могу тебя совращать. Я потом себе этого никогда не прощу.
За дверью раздался какой-то шум, топот каблуков множества ног и громкий голос Клавдии Кузьминичны:
– Пора заканчивать это мероприятие. Детки наши слишком что-то разгулялись.
Топот отдалился, громко хлопнула дверь. Инквизиция решительно направилась разгонять по домам веселящуюся толпу. Моя Снегурочка грустно посмотрела на меня, опять плотно прижалась всем телом и зашептала печальным голосом:
– Ну вот и все. Мне не хочется с тобой расставаться. Пойдем ко мне? – Но в этом ее предложении звучала какая-то неуверенность, даже безнадега. – Хотя нет. Теперь за нами будут следить. Все будут следить.
Хмель немного отстал от нее и трезвость мыслей стала выражаться в рациональности действий.
– Пойдем в зал пока никого тут нет. – Она схватила меня за руку и потащила в танцевальный зал. Я как приговоренный барашек следовал за ней.
Мы выскочили в зал и нырнули в толпу понуро бредущих к выходу скорбных фигур. Народ возмущенно, но негромко бухтел. Спустившись по лестнице к гардеробной, мы отошли немного в сторону, и она с жаром зашептала мне:
– А ты приезжай ко мне встречать Новый Год. Я буду, правда, с другим человеком, но если ты приедешь, то я брошу его. Я его брошу и мы будем только с тобой. Будем всю ночь, только ты и я.
– А где там наша Снегурочка!?! – Это Клавдия Кузьминична включила весь свой педагогический гений и корректно пыталась вести борьбу с неуставными отношениями во вверенном ей подразделении. Мы резко опять отшатнулись друг от друга, и я только успел утвердительно кивнуть ей на прощание.
Надо отдать должное опытным педагогам. Нас вовремя разогнали, и ребята из дальних поселков успели попасть на последний автобус. Моим родителям не пришлось опять включать безотказный метод дедукции, и их сынок вернулся домой почти вовремя. Ну разве что попахивало от него немножко спиртным. Бывало и хуже. Слава Богу!
Надо признаться, что я очень мучительно размышлял над ее приглашением. Когда я проснулся на следующий день, то первая мысль, которая застучалась в моей голове, была именно об этом. Любить я был неспособен, я мог только очень легко увлечься. Мне вообще все девушки казались высшими божественными существами. Я даже гнал от себя мысли, что они тоже ходят в туалет, где могут писать или, тем более какать. Богини выше всего этого. А тут меня пригласили встречать Новый Год вдвоем. Тем более учительница. И хотелось, и кололось. Тем более еще эта судимость, родители просто сойдут с ума.
А так-то я Новый Год собирался встречать с одноклассницей Танечкой. Мы вместе учились до восьмого класса. Потом она поступила в какой-то техникум, а я стал ездить в другой поселок получать среднее образование, чтобы поступить потом в институт. А Танечка меня любила. Она была очень правильная и хорошая девочка. А я был ветреный разгильдяй. Но встречать праздник я решил все-таки дома, с родителями, с сестрой и Танечкой.
Мы хорошо встретили тот Новый Год. У нас дома, дружно, уютно. Правда, когда били куранты и мы пили шампанское, я вспомнил о своей Снегурочке. Напиток сразу приобрел мимолетный грустный привкус, но я отогнал тоску выстрелом из хлопушки. Потом мы зашли поздравить Танину маму (папы у нее не было) и после этого отправились в клуб на новогодние танцы. Жизнь забурлила, и я перестал думать о том, с кем там моя Снегурочка встречает Новы Год.
После клубных танцев, уже почти под утро, мы завалились домой к Танечке. Дома никого не было, и мы примостились на диван. Мы целовались, но не так вкусно, как со Снегурочкой, я невольно сравнивал. Я добрался до голой Таниной грудки, у нее она таки как раз была, такая красивая, вмещалась в ладошку, но крепкий сосок дерзко прорывался сквозь мои жаждущие пальцы. Потом я добрался до трусиков, потом внутрь. Но меня неумолимо осадили. Таня сказала:
– Нет. Не надо. Будут дети.
Я пытался как-то слабо возражать, но Танина святая уверенность, что будут дети, твердо расставила красные линии. А тут как раз и ее мама вернулась. Новогодняя ночь закончилась, и я отправился домой спать. Но мысль, с кем же там и вообще, как там моя Снегурочка не покидала меня.
