Мысли о моей Снегурочке не покидали меня и на следующий день. В конце концов я написал какой-то длинный стих, но помню только часть из него:
Пол второго, два, три.
На часы не смотри,
Ты другого целуй
И забудь обо мне.
Многосчетный холуй
Жмет тебя на земле.
Ну а я в этот час
Высоко в небесах,
С конфетти в волосах
И с рукою в трусах.
Та, кто ими владеет
Очень любит меня
И конечно балдеет,
Свою слабость кляня.
Да, вот такой у меня случился Новый Год. А бедной моей Снегурочке, бедной моей Бородавочке так влетело потом на педсовете, или где там проходят всякие учительские разборки, что она вычеркнула меня из своей жизни раз и навсегда. Она даже не здоровалась со мной. Специально отворачивала голову и проходила мимо. Мой термос с засохшими бутербродами мне отдала уже Клавдия Кузьминична. Но перед этим долго и мучительно песочила мои недоразвитые мозги, вправляя их на то место, которое она считала правильным. Но мир им всем. Я всех люблю и пусть они меня простят за невольные мои прегрешения.
Пол второго, два, три.
На часы не смотри,
Ты другого целуй
И забудь обо мне.
Многосчетный холуй
Жмет тебя на земле.
Ну а я в этот час
Высоко в небесах,
С конфетти в волосах
И с рукою в трусах.
Та, кто ими владеет
Очень любит меня
И конечно балдеет,
Свою слабость кляня.
Да, вот такой у меня случился Новый Год. А бедной моей Снегурочке, бедной моей Бородавочке так влетело потом на педсовете, или где там проходят всякие учительские разборки, что она вычеркнула меня из своей жизни раз и навсегда. Она даже не здоровалась со мной. Специально отворачивала голову и проходила мимо. Мой термос с засохшими бутербродами мне отдала уже Клавдия Кузьминична. Но перед этим долго и мучительно песочила мои недоразвитые мозги, вправляя их на то место, которое она считала правильным. Но мир им всем. Я всех люблю и пусть они меня простят за невольные мои прегрешения.
