- Остановимся на ночлег здесь, - распорядился капитан, рассматривая в свете заходящего солнца полуразрушенную школу, чудом уцелевшую среди руин сожженной деревни.
Я опустила глаза, стараясь не показывать перед товарищами слёзы, которые невольно наворачивались при виде того, что осталось от родной деревни.
- Орлова, ты вроде как из этих мест? – поинтересовался капитан.
- Да, товарищ командир… - ответила сиплым голосом, глотая слёзы и пытаясь скрыть своё подавленное состояние.
Но капитан и так всё понял без слов, только уточнил:
- Родные здесь были?
- Да, тётя…
- А родители, братья или сёстры?
- Нет, только тётя. Я сирота.
- Понятно, - протянул командир, и в этом одном скупом слове проскользнуло и сочувствие, и тоска, и понимание. У нас не принято выражать соболезнования, это война, и мы уже привыкли жить бок о бок со смертью.
- Ну показывай тогда, что тут у вас уцелело, – распоряжается капитан, заходя в полуразрушенную школу, где совсем недавно, до начала войны, училась и я.
С болью озираюсь по сторонам, двигаясь вместе с товарищами по коридору школы. Раскрытые нараспашку двери учебных кабинетов позволяют рассмотреть разгромленные классы с выбитыми стёклами. Но одна дверь в конце коридора оказывается закрытой.
- Что здесь? – интересуется капитан.
- Это школьный музей, товарищ командир! – докладываю, открывая дверь и с удовольствием отмечая, что помещение не пострадало.
- Так-так… - задумчиво тянет капитан, осматриваясь по сторонам. – Ну что, товарищ Орлова, проведи тогда нам экскурсию, мы уже сто лет не были в музее.
- Есть провести экскурсию! – отчеканила я. - Наш музей был создан с момента основания школы, и за двадцать лет удалось собрать множество экспонатов. В результате национализации из местной усадьбы к нам попали несколько ценных картин и предметы утвари.
- И иконы? – командир удивлённо приподнял брови.
- Они были доставлены сюда после закрытия местного храма как картины, изображающие сюжеты из библейской мифологии.
- Вот как… - проворчал капитан.
Я не поняла, что ему не понравилось в моём ответе. Надеюсь, он не подумал, что я верующая!
- Ну да, помните, есть такие мифы, - пояснила, немного смущаясь. - Вот здесь изображено рождение Иисуса Христа, а здесь его смерть на кресте...
- Да-да, помню, - заверил меня капитан. – Что ж, товарищ Орлова, это подходящее место для размещения рации. Располагайтесь здесь и пошлите наши координаты в штаб.
Товарищи удалились, а я, разместившись за музейным столом с аппаратурой, связалась со штабом. Закончив работу, сняла наушники и сама не заметила, как прямо за столом меня сморил сон…
- Немцы!!!
Услышав этот леденящий душу вопль, моментально проснулась, соображая, приснилось ли мне или действительно на нас напали. Доносившиеся с улицы звуки боя подтверждали худшие опасения. Дверь с шумом распахнулась, и в ночных сумерках показался силуэт сержанта Медведева.
- Орлова, отправляй «sos» в штаб, приказ командира! – распорядился мужчина, и я незамедлительно схватилась за аппаратуру. Наши войска находились недалеко, были шансы на то, что подоспеет помощь.
Ночная мгла не способствовала работе, пришлось разжечь керосиновую лампу. Как назло, на связь удалось выйти не сразу, но, потратив минут десять, я всё же связалась со штабом.
Снова распахнулась дверь, заставив меня вздрогнуть. На этот раз бойцы втащили в помещение раненого.
- Настя, командира задело, нужно оказать помощь!
Уложив капитана на скамейку, солдаты удалились.
- Товарищ капитан! – подскочила к раненому, но он не слышал меня, находясь в беспамятстве.
В тусклом свете лампы удалось разглядеть зловещее тёмное пятно на его груди. Сердце болезненно сжалось от страха, но мои трясущиеся руки действовали машинально, расстёгивая гимнастёрку командира. Требовалось срочно остановить кровотечение. Достав из аптечки бинты, я принялась за дело. Наложив повязку, заметила, что по моим щекам текут слёзы. Да, на войне не принято плакать, я повидала уже множество ранений и смертей, но капитан для меня был не просто командиром…
- Не умирайте… Алексей, - шепчу, зная, что он меня не слышит. – Я люблю Вас…
Села на пол рядом со скамейкой, боясь отходить от командира, как будто смерть не посмеет его забрать, пока я рядом. Капитану срочно нужно в госпиталь, но всё зависит от того, как быстро подоспеет помощь.
Взгляд невольно скользнул по иконам, которые мы рассматривали накануне. Вспомнилось, что в глубоком детстве, когда я однажды тяжело заболела, тётя молилась перед образами, прося моего выздоровления.
- Господи, пришли нам помощь! Не забирай капитана… - трепетно озвучила свою просьбу, в критический момент неосознанно отбросив антирелигиозные принципы, которые нам прививали в школе.
- Эх, Настенька… - неожиданно раздался голос капитана. – А говорила мифы…
- Товарищ капитан… Я просто…. – залепетала в своё оправдание, мысленно радуясь, что командир пришёл в себя.
- Не надо, Насть, я всё понимаю… На войне нет неверующих…
- Наши! – раздалось радостное из коридора. – Наши пришли!
Я опустила глаза, стараясь не показывать перед товарищами слёзы, которые невольно наворачивались при виде того, что осталось от родной деревни.
- Орлова, ты вроде как из этих мест? – поинтересовался капитан.
- Да, товарищ командир… - ответила сиплым голосом, глотая слёзы и пытаясь скрыть своё подавленное состояние.
Но капитан и так всё понял без слов, только уточнил:
- Родные здесь были?
- Да, тётя…
- А родители, братья или сёстры?
- Нет, только тётя. Я сирота.
- Понятно, - протянул командир, и в этом одном скупом слове проскользнуло и сочувствие, и тоска, и понимание. У нас не принято выражать соболезнования, это война, и мы уже привыкли жить бок о бок со смертью.
- Ну показывай тогда, что тут у вас уцелело, – распоряжается капитан, заходя в полуразрушенную школу, где совсем недавно, до начала войны, училась и я.
С болью озираюсь по сторонам, двигаясь вместе с товарищами по коридору школы. Раскрытые нараспашку двери учебных кабинетов позволяют рассмотреть разгромленные классы с выбитыми стёклами. Но одна дверь в конце коридора оказывается закрытой.
- Что здесь? – интересуется капитан.
- Это школьный музей, товарищ командир! – докладываю, открывая дверь и с удовольствием отмечая, что помещение не пострадало.
- Так-так… - задумчиво тянет капитан, осматриваясь по сторонам. – Ну что, товарищ Орлова, проведи тогда нам экскурсию, мы уже сто лет не были в музее.
- Есть провести экскурсию! – отчеканила я. - Наш музей был создан с момента основания школы, и за двадцать лет удалось собрать множество экспонатов. В результате национализации из местной усадьбы к нам попали несколько ценных картин и предметы утвари.
- И иконы? – командир удивлённо приподнял брови.
- Они были доставлены сюда после закрытия местного храма как картины, изображающие сюжеты из библейской мифологии.
- Вот как… - проворчал капитан.
Я не поняла, что ему не понравилось в моём ответе. Надеюсь, он не подумал, что я верующая!
- Ну да, помните, есть такие мифы, - пояснила, немного смущаясь. - Вот здесь изображено рождение Иисуса Христа, а здесь его смерть на кресте...
- Да-да, помню, - заверил меня капитан. – Что ж, товарищ Орлова, это подходящее место для размещения рации. Располагайтесь здесь и пошлите наши координаты в штаб.
Товарищи удалились, а я, разместившись за музейным столом с аппаратурой, связалась со штабом. Закончив работу, сняла наушники и сама не заметила, как прямо за столом меня сморил сон…
- Немцы!!!
Услышав этот леденящий душу вопль, моментально проснулась, соображая, приснилось ли мне или действительно на нас напали. Доносившиеся с улицы звуки боя подтверждали худшие опасения. Дверь с шумом распахнулась, и в ночных сумерках показался силуэт сержанта Медведева.
- Орлова, отправляй «sos» в штаб, приказ командира! – распорядился мужчина, и я незамедлительно схватилась за аппаратуру. Наши войска находились недалеко, были шансы на то, что подоспеет помощь.
Ночная мгла не способствовала работе, пришлось разжечь керосиновую лампу. Как назло, на связь удалось выйти не сразу, но, потратив минут десять, я всё же связалась со штабом.
Снова распахнулась дверь, заставив меня вздрогнуть. На этот раз бойцы втащили в помещение раненого.
- Настя, командира задело, нужно оказать помощь!
Уложив капитана на скамейку, солдаты удалились.
- Товарищ капитан! – подскочила к раненому, но он не слышал меня, находясь в беспамятстве.
В тусклом свете лампы удалось разглядеть зловещее тёмное пятно на его груди. Сердце болезненно сжалось от страха, но мои трясущиеся руки действовали машинально, расстёгивая гимнастёрку командира. Требовалось срочно остановить кровотечение. Достав из аптечки бинты, я принялась за дело. Наложив повязку, заметила, что по моим щекам текут слёзы. Да, на войне не принято плакать, я повидала уже множество ранений и смертей, но капитан для меня был не просто командиром…
- Не умирайте… Алексей, - шепчу, зная, что он меня не слышит. – Я люблю Вас…
Села на пол рядом со скамейкой, боясь отходить от командира, как будто смерть не посмеет его забрать, пока я рядом. Капитану срочно нужно в госпиталь, но всё зависит от того, как быстро подоспеет помощь.
Взгляд невольно скользнул по иконам, которые мы рассматривали накануне. Вспомнилось, что в глубоком детстве, когда я однажды тяжело заболела, тётя молилась перед образами, прося моего выздоровления.
- Господи, пришли нам помощь! Не забирай капитана… - трепетно озвучила свою просьбу, в критический момент неосознанно отбросив антирелигиозные принципы, которые нам прививали в школе.
- Эх, Настенька… - неожиданно раздался голос капитана. – А говорила мифы…
- Товарищ капитан… Я просто…. – залепетала в своё оправдание, мысленно радуясь, что командир пришёл в себя.
- Не надо, Насть, я всё понимаю… На войне нет неверующих…
- Наши! – раздалось радостное из коридора. – Наши пришли!
