1969 год стал для меня кошмаром. Кошмаром, который
продолжался долгих четыре года. Мне было всего семнадцать, когда я потеряла
чуть ли не половину семьи, включая младшую сестру. Мои родители до сих пор так
и не смирились с тем, что младшая дочь ушла из жизни настолько рано. А вот мне
до конца дней остаётся нести на плечах тяжелую ношу знания, что стало причиной
её гибели. И тяжелее всего то, что я не могу рассказать об этом.
Я начну свой рассказ с Роберта. Он ворвался в нашу жизнь
внезапно. Тогда мы только слышали о таком редком генетическом заболевании,
порфирия обезобразила его внешность до неузнаваемости, хотя он был совсем
молод.
Вначале всё было в порядке, и нам с Василиной нравилось
общаться с ним. Тогда нас, ведомых юношеским любопытством, не отталкивало даже
то, что он просил о встречах в склепе графской семьи в самом дальнем и тёмном
углу Хайгетского кладбища в Лондоне. Это место всегда славилось дурными
происшествиями. Часто в заголовках газет можно было встретить заметки о
нераскрытых убийствах, связанных с этим склепом.
Мы обе были очарованы его таинственностью. Да и внимание
взрослого мужчины, пусть обезображенного, было приятно юным школьницам
выпускного класса. Не замечая странностей, окружающих необычного кавалера,
шестнадцатилетняя Лисса щебетала о том, какой он замечательный и как просто и
понятно объясняет самые трудные для понимания вещи.
А через месяц Робби загадочно исчез без следа, оставив после
себя разрушенный склеп и груду воняющего гнилью тряпья. Честно сказать, меня
бросило в холод от увиденного, а вот младшая сестрёнка разрыдалась. Я еле
успела подхватить её, когда она начала оседать на пол, подвывая, как раненый и
напуганный зверёк. В таком состоянии мне не приходилось видеть её ни разу, даже
в детстве, когда Василина была чем-то очень сильно огорчена. Всю дорогу домой
она повторяла:
- Они убили его! Они убили Роберта, а он не закончил...
Но так ни разу и не договорила, срывалась на плачь и
завывания. Редкие прохожие косились на нас, идущих со стороны кладбища, и
расспросить её не представлялось никакой возможности. Что не закончил Роберт,
так и осталось тайной для меня.
Тогда я сочла, что лишнее внимание нам ни к чему, и не стала
привлекать его ещё и расспросами. Довольно было того, что в ту часть Хайгета
запрещалось проходить без письменного разрешения. А ведь мы не просто прошли
туда, мы забрались в склеп, что было непозволительно не только по закону, но и
с точки зрения морали. Поэтому, взяв под руку всё сильнее плачущую сестру, я
направилась домой самой дальней дорогой, опасаясь попасться на глаза полиции, а
я с детства хорошо ощущала присутствие людей. У меня были безупречные слух и
обоняние, родители называли это даром. Но с рыдающей Лиссой на руках он бы всё
равно не помог мне объяснить полиции, что с сестрой.
Но нам было не суждено добраться благополучно, злой рок
преследовал нас от склепа и нагнал, когда мы уже почти добрались. Нам
оставалось преодолеть лишь один пешеходный переход, чтобы оказаться рядом с
крыльцом, и тут я почувствовала как что-то холодное и склизкое обхватывает шею
и тянет назад. Никогда раньше никто не мог подобраться ко мне так внезапно! Всё
рыдающая сестра!
Василина резко вскрикнула и попыталась отодвинуться, увидев
нападавшего. Я успела заметить лишь, как её встряхнуло и швырнуло на холодный,
поблёскивающий капельками влаги в свете фонарей асфальт. В глазах сверкнуло,
затылок пронзила боль, а дальше меня поглотила темнота.
Вы спросите, что же это было? Быть может, на нас напал
грабитель? Или того хуже? Но нет. Мы пришли в себя почти одновременно, и к удивлению,
поняли, что находимся дома. Деньги были на месте. Злодей даже не тронул золотых
украшений, что мы надевали, желая произвести впечатление на Роберта. Кем был
нападавший и что ему от нас было нужно, мы так и не узнали. Зачем нападать на
двух школьниц, что возвращаются домой с вечерней прогулки, если всё наше
имущество осталось при нас? Предполагая страшное, мы оглядели себя, но следов
насилия тоже не обнаружили. Только боль в затылках и ссадины от падения.
Тайна, как мы оказались дома, долго не продержалась. Нам
даже не пришлось ломать головы над этим, ведь буквально через четверть часа
после пробуждения, когда следящая за нашим состоянием бабушка выбежала сообщить
семейству новость о том, что мы благополучно пришли в себя, мама постучалась и
вошла, пропуская в комнату полицейского - коллегу отца.
От него мы узнали, что в момент нападения, мимо проезжала
патрульная машина и полисмены вспугнули неизвестного. Когда офицеры принесли на
руках меня и Василину домой, сознание к нам ещё не вернулось. Мама и бабушка
были в панике, а папа сразу же вызвал неотложку. Полицию вызывать не стали, так
как два её представителя уже были на месте. Те сами вызвали подкрепление, чтобы
прочесать наш район и три соседних, надеясь найти преступника, посмевшего
напасть на двух подростков рядом с их домом.
Тогда я считала, что история с Робертом на этом и
закончилась. Но это было только начало! Через некоторое время нечто странное
стало происходить с Василиной. Всегда жизнерадостная и яркая, она начала
угасать на глазах. Весёлость и добродушие будто стирались с её лица. Всего за
несколько дней она превратилась во вспыльчивую и всем недовольную старуху,
которая вот-вот рассыплется на части. Волосы и кожа потускнели, глаза, которые
до этого лучились озорством и лукавством, потухли и смотрели на всех с
неизмеримой злобой и ненавистью, настолько нечеловеческой, что становилось
жутко находиться с ней в одной комнате.
В день своего рождения Лисса уже не могла самостоятельно
подняться с постели, чтобы встретить гостей, которые собирались у нас. Среди
приглашенных был и давний друг нашего отца - Маркус Кларк. Он приезжал к нам
крайне редко из-за постоянной занятости, хотя отец всегда был рад ему, как и
мы.
Чем именно занимался мистер Кларк, не знал толком даже папа,
друживший с ним ещё со школы. Их пути по службе разошлись, но, к радости обоих,
это не повлияло на дружбу.
Мы расположились в гостиной, ожидая маму и бабушку, которые
пошли помочь имениннице спуститься со второго этажа к гостям. Истошный
перепуганный визг заставил меня подпрыгнуть, а Маркус Кларк тут же вскочил с
места, сбросив маску расслабленного и мирного человека, и тут же помчался вверх
по ступеням. За ним бросились и все мужчины, оставив нас ожидать новостей
внизу.
Сколько прошло времени после ухода мужчин мы не знали. Со
второго этажа продолжали доноситься крики, ругань, топот ног и непонятное
рычание, как будто в комнате сестры находился огромный медведь, которого не
могли повалить на землю несколько дюжих охотников.
Голоса матери и бабушки затерялись на фоне этого чудовищного
грохота, и мы с тётями и кузинами молились о том, чтобы с ними всё было хорошо.
В глубине души у меня поселилось очень плохое предчувствие, которое росло и
множилось с каждой прошедшей минутой, пока не было известий о том, что там
происходит.
Возможно, вы поймёте моё нетерпение, ведь как можно вынести
волнение за близкого человека, прозябая в неведении? Не выдержав, я встала и
стремительно направилась к лестнице, не слушая просьбы старших родственниц
остаться с ними. Мне нужно было знать, что там происходит, ведь сейчас в одной
единственной комнате находились разом все мои самые близкие люди.
Осторожно ступая, я поднялась, сжимая в кулаке подол юбки,
едва прикрывавшей колени. Когда я оказалась на лестничной площадке, то меня
чуть не сбили с ног бежавшие вниз кузен и мама. Она захлёбывалась рыданиями и
хваталась за предплечье Альфреда. Одежда обоих была насквозь пропитана кровью.
Остальных видно и слышно не было. Догонять их, чтобы задать
вопросы я не стала, решив подниматься дальше и своими глазами увидеть, что же
произошло. Дверь была заперта, за ней продолжалась возня, но уже без криков и
звуков борьбы. Тот момент, когда это всё прекратилось, прошел незаметно для
меня, так как я настолько сильно была погружена в борьбу с дурнотой, вызванной
видом крови, что не заметила этого.
- Элен, иди обратно вниз, пока тебя не позовут, - раздался
голос дяди после моего стука в дверь.
- Что там у вас происходит? Я видела маму и Альфреда. Они
были все в крови или мне показалось?
- Тебе же сказали идти вниз! Все объяснения потом, -
срываясь на рычание, пророкотал бас мистера Кларка.
Вздрогнув, я решила всё же вернуться обратно в гостиную, где
ждали ещё более перепуганные женщины и пара детей. Они скопом пили
успокоительное и пытались привести в чувство мою мать, которая от пережитого
кошмара всё же свалилась в обморок. Кузен Альфред же сидел на стуле с высокой
спинкой возле окна и отсутствующим взглядом смотрел перед собой. Без слов было
ясно, что парень пытается осмыслить увиденное, и сейчас не сможет ответить, что
же там произошло.
Спустя почти час в кухне появились дядя, мистер Кларк, отец
и второй кузен, но... без бабушки. Видно они по моему взгляду поняли, что хочу
задать вопрос о том, где она, поэтому кузен мотнул головой, как будто говоря:
"Не сейчас", и перевёл обеспокоенный взгляд на свою мать, которая
теребила в дрожащих руках чётки и бормотала себе под нос молитву.
Глядя на тётю Глэдис, не заметила, как рослый и довольно
сильный Маркус Кларк подошел ко мне и остановился рядом. Для своей комплекции
мужчина двигался тихо, как будто левитируя над полом. Я каждый раз удивлялась
этому и просила научить двигаться так же, но он, смеясь, говорил, что это
умение приходит только к тем людям, кто очень старается, а я слишком ветреная и
неусидчивая для того, чтобы заниматься одним делом дольше десяти минут. Хоть
это было правдой, всё равно очень задевало какие-то струнки в глубине души.
- Элен, мне нужно поговорить с тобой.
Голос Маркуса заставил вздрогнуть. Посмотрев ему в глаза, я
поняла, что разговор будет очень серьёзным, и мне сильно не понравится то, что
он скажет. Но выхода не было, нужно узнать о том, что произошло наверху.
Почему-то присутствовала уверенность в том, что лучший друг отца знает причину
и осознаёт всё произошедшее лучше, чем мы все вместе взятые. Кивнув, я вышла
следом за ним сначала в столовую, а затем и на задний двор. Некоторое время
Маркус молча смотрел на небо, подняв к нему лицо с твёрдой линией подбородка и
плотно сжатыми губами.
- Элен, мне нужно понять, что случилось с Василиной, и где
вы гуляли чаще всего до того, как с ней начали происходить все эти непонятные и
пугающие изменения. Только прошу, ничего не скрывай и не утаивай. Это очень
важно. Если сейчас не скажешь всего, мы не сможем помочь твоей сестре.
Говорила ли я о том, что иногда меня пугает этот мужчина?
Пугает тем, что ему стоит лишь посмотреть в глаза, чтобы понять, о чём я думаю
или что утаиваю. Вот и сейчас он говорил с такой интонацией, что было сразу
понятно - обманывать и юлить смысла нет. Да и жизнь младшей сестры стоила
намного больше, чем душевное спокойствие от того, что меня не отругали за
походы в закрытую часть лондонского кладбища.
- Мы с Василиной ходили на Хайгет. Там всегда спокойно и мы
могли обсудить с ней уроки. В один из таких дней забрели в старую, закрытую для
посещений часть кладбища и заблудились... - решившись, сбивчиво начала говорить
я.
Остановилась, когда заметила, что Маркус смотрит на меня,
будто получив подтверждение худшим опасениям.
- Детка, только не говори, что вы с Лиссой были в склепе
семьи Кимберли!
Глубокий баритон мужчины моментально сел до хрипа, из-за
чего его было еле-еле слышно.
- Я не знаю, в каком именно склепе мы оказались, когда
началась гроза, Маркус. Там был мужчина, обезображенный. Мы с Лиссой сначала
испугались и хотели выйти, но он нас остановил вопросом: какой сейчас год? Мы
подумали, что он пьян или наркоман. Но Василина ответила ему, а дальше...
разговорились.
С каждым моим словом всё больше беспокойства появлялось на
его суровом лице, будто он не хотел верить, в то, что случилось с дочерью
друга.
- После этой встречи Лисса начала таскать меня за собой в
этот склеп. Ей нравилось проводить время с Робертом, ведь он очень многое знал
и рассказывал нам обеим интересные истории из своей жизни. Когда я делала
попытки расспросить его о том, кто он, откуда здесь появился и почему
предпочитает встречаться с нами именно там, Робби всегда выходил из себя и
говорил, что это не моё дело.
Первое время мы с Василиной списывали это на то, что он
болен и, возможно, не хочет говорить о себе и о чём-то личном. Но потом начало
меняться поведение сестрёнки. Она всё чаще стремилась уходить на Хайгет одна.
Стала находить отговорки, чтобы не брать меня с собой.
В тот вечер, когда мы нашли склеп в разгромленном состоянии
и поняли, что Робби исчез, на нас напали. И после этого случая... После
нападения Василина начала меняться. Она стала раздражительной и отказывалась
выходить под солнечный свет. Мама с папой списывали это на переходный возраст.
Когда подростки устраивают некие "акции протеста", чтобы привлечь к
себе внимание взрослых. Истерики из-за всяких мелочей, а потом... она начала
бросаться на нас. Из-за этого папочка один раз приковал её наручниками к постели,
чтобы не навредила в первую очередь себе.
Он запер Василину в комнате. Сделал на окно ставни, чтобы
сестра не сбежала. В ту ночь никто из нас не спал. Мы сидели в гостиной и
слушали, как Лисса кричит и бьётся о стены, как сумасшедшая. Она требовала,
чтобы её выпустили из этой клетки и позволили уйти, угрожала, что если этого не
будет сделано, то выберется сама и убьёт нас всех.
Вы не представляете, насколько страшно было всё это слышать!
Мне казалось, что я сама скоро сойду с ума, если это продолжится дольше пяти минут,
но она не успокаивалась до самого рассвета. А после восхода солнца папа нашел
Василину лежащей под обломками тяжёлой дубовой кровати. Комната была
разгромлена. Одежда порвана, обои содраны со стен, мебель разломана на мелкие
куски... Сотворить такое даже взрослому мужчине не под силу. А вы знаете, какая
она хрупкая и невысокая девушка. Она даже баскетбольный мяч поднять не решалась
в школе! А в тот вечер разнесла всё, что попалось под руку.
После этого она проспала почти двое суток и ненадолго стала
сама собой. Но мы рано обрадовались. Лисса начала биться в истериках и
говорить, что ночью к ней в окно стучится монстр и требует, что бы она впустила
его в комнату!
Как только я замолчала, Маркус нервно запустил пальцы в свои
густые чёрные волосы и нервно прикусил нижнюю губу:
- Элен, теперь я точно знаю, что происходит с Василиной, но
не знаю, как тебе сказать об этом. Поэтому ответь мне, ты ведь замечала, как у
неё заостряются черты лица, когда она злится, как прорываются в голосе звуки,
которых раньше не было? Меняются глаза? Может, движения стали более резкими,
чем раньше, ну или же наоборот грациознее.
Мои глаза в буквальном смысле стали похожи на два блюдца,
так как нечто подобное за Лиссой замечала не только я. Даже мама с тётей и
бабушкой отметили, что сестрёнка очень изменилась. Об этом я и сообщила
продолжался долгих четыре года. Мне было всего семнадцать, когда я потеряла
чуть ли не половину семьи, включая младшую сестру. Мои родители до сих пор так
и не смирились с тем, что младшая дочь ушла из жизни настолько рано. А вот мне
до конца дней остаётся нести на плечах тяжелую ношу знания, что стало причиной
её гибели. И тяжелее всего то, что я не могу рассказать об этом.
Я начну свой рассказ с Роберта. Он ворвался в нашу жизнь
внезапно. Тогда мы только слышали о таком редком генетическом заболевании,
порфирия обезобразила его внешность до неузнаваемости, хотя он был совсем
молод.
Вначале всё было в порядке, и нам с Василиной нравилось
общаться с ним. Тогда нас, ведомых юношеским любопытством, не отталкивало даже
то, что он просил о встречах в склепе графской семьи в самом дальнем и тёмном
углу Хайгетского кладбища в Лондоне. Это место всегда славилось дурными
происшествиями. Часто в заголовках газет можно было встретить заметки о
нераскрытых убийствах, связанных с этим склепом.
Мы обе были очарованы его таинственностью. Да и внимание
взрослого мужчины, пусть обезображенного, было приятно юным школьницам
выпускного класса. Не замечая странностей, окружающих необычного кавалера,
шестнадцатилетняя Лисса щебетала о том, какой он замечательный и как просто и
понятно объясняет самые трудные для понимания вещи.
А через месяц Робби загадочно исчез без следа, оставив после
себя разрушенный склеп и груду воняющего гнилью тряпья. Честно сказать, меня
бросило в холод от увиденного, а вот младшая сестрёнка разрыдалась. Я еле
успела подхватить её, когда она начала оседать на пол, подвывая, как раненый и
напуганный зверёк. В таком состоянии мне не приходилось видеть её ни разу, даже
в детстве, когда Василина была чем-то очень сильно огорчена. Всю дорогу домой
она повторяла:
- Они убили его! Они убили Роберта, а он не закончил...
Но так ни разу и не договорила, срывалась на плачь и
завывания. Редкие прохожие косились на нас, идущих со стороны кладбища, и
расспросить её не представлялось никакой возможности. Что не закончил Роберт,
так и осталось тайной для меня.
Тогда я сочла, что лишнее внимание нам ни к чему, и не стала
привлекать его ещё и расспросами. Довольно было того, что в ту часть Хайгета
запрещалось проходить без письменного разрешения. А ведь мы не просто прошли
туда, мы забрались в склеп, что было непозволительно не только по закону, но и
с точки зрения морали. Поэтому, взяв под руку всё сильнее плачущую сестру, я
направилась домой самой дальней дорогой, опасаясь попасться на глаза полиции, а
я с детства хорошо ощущала присутствие людей. У меня были безупречные слух и
обоняние, родители называли это даром. Но с рыдающей Лиссой на руках он бы всё
равно не помог мне объяснить полиции, что с сестрой.
Но нам было не суждено добраться благополучно, злой рок
преследовал нас от склепа и нагнал, когда мы уже почти добрались. Нам
оставалось преодолеть лишь один пешеходный переход, чтобы оказаться рядом с
крыльцом, и тут я почувствовала как что-то холодное и склизкое обхватывает шею
и тянет назад. Никогда раньше никто не мог подобраться ко мне так внезапно! Всё
рыдающая сестра!
Василина резко вскрикнула и попыталась отодвинуться, увидев
нападавшего. Я успела заметить лишь, как её встряхнуло и швырнуло на холодный,
поблёскивающий капельками влаги в свете фонарей асфальт. В глазах сверкнуло,
затылок пронзила боль, а дальше меня поглотила темнота.
Вы спросите, что же это было? Быть может, на нас напал
грабитель? Или того хуже? Но нет. Мы пришли в себя почти одновременно, и к удивлению,
поняли, что находимся дома. Деньги были на месте. Злодей даже не тронул золотых
украшений, что мы надевали, желая произвести впечатление на Роберта. Кем был
нападавший и что ему от нас было нужно, мы так и не узнали. Зачем нападать на
двух школьниц, что возвращаются домой с вечерней прогулки, если всё наше
имущество осталось при нас? Предполагая страшное, мы оглядели себя, но следов
насилия тоже не обнаружили. Только боль в затылках и ссадины от падения.
Тайна, как мы оказались дома, долго не продержалась. Нам
даже не пришлось ломать головы над этим, ведь буквально через четверть часа
после пробуждения, когда следящая за нашим состоянием бабушка выбежала сообщить
семейству новость о том, что мы благополучно пришли в себя, мама постучалась и
вошла, пропуская в комнату полицейского - коллегу отца.
От него мы узнали, что в момент нападения, мимо проезжала
патрульная машина и полисмены вспугнули неизвестного. Когда офицеры принесли на
руках меня и Василину домой, сознание к нам ещё не вернулось. Мама и бабушка
были в панике, а папа сразу же вызвал неотложку. Полицию вызывать не стали, так
как два её представителя уже были на месте. Те сами вызвали подкрепление, чтобы
прочесать наш район и три соседних, надеясь найти преступника, посмевшего
напасть на двух подростков рядом с их домом.
Тогда я считала, что история с Робертом на этом и
закончилась. Но это было только начало! Через некоторое время нечто странное
стало происходить с Василиной. Всегда жизнерадостная и яркая, она начала
угасать на глазах. Весёлость и добродушие будто стирались с её лица. Всего за
несколько дней она превратилась во вспыльчивую и всем недовольную старуху,
которая вот-вот рассыплется на части. Волосы и кожа потускнели, глаза, которые
до этого лучились озорством и лукавством, потухли и смотрели на всех с
неизмеримой злобой и ненавистью, настолько нечеловеческой, что становилось
жутко находиться с ней в одной комнате.
В день своего рождения Лисса уже не могла самостоятельно
подняться с постели, чтобы встретить гостей, которые собирались у нас. Среди
приглашенных был и давний друг нашего отца - Маркус Кларк. Он приезжал к нам
крайне редко из-за постоянной занятости, хотя отец всегда был рад ему, как и
мы.
Чем именно занимался мистер Кларк, не знал толком даже папа,
друживший с ним ещё со школы. Их пути по службе разошлись, но, к радости обоих,
это не повлияло на дружбу.
Мы расположились в гостиной, ожидая маму и бабушку, которые
пошли помочь имениннице спуститься со второго этажа к гостям. Истошный
перепуганный визг заставил меня подпрыгнуть, а Маркус Кларк тут же вскочил с
места, сбросив маску расслабленного и мирного человека, и тут же помчался вверх
по ступеням. За ним бросились и все мужчины, оставив нас ожидать новостей
внизу.
Сколько прошло времени после ухода мужчин мы не знали. Со
второго этажа продолжали доноситься крики, ругань, топот ног и непонятное
рычание, как будто в комнате сестры находился огромный медведь, которого не
могли повалить на землю несколько дюжих охотников.
Голоса матери и бабушки затерялись на фоне этого чудовищного
грохота, и мы с тётями и кузинами молились о том, чтобы с ними всё было хорошо.
В глубине души у меня поселилось очень плохое предчувствие, которое росло и
множилось с каждой прошедшей минутой, пока не было известий о том, что там
происходит.
Возможно, вы поймёте моё нетерпение, ведь как можно вынести
волнение за близкого человека, прозябая в неведении? Не выдержав, я встала и
стремительно направилась к лестнице, не слушая просьбы старших родственниц
остаться с ними. Мне нужно было знать, что там происходит, ведь сейчас в одной
единственной комнате находились разом все мои самые близкие люди.
Осторожно ступая, я поднялась, сжимая в кулаке подол юбки,
едва прикрывавшей колени. Когда я оказалась на лестничной площадке, то меня
чуть не сбили с ног бежавшие вниз кузен и мама. Она захлёбывалась рыданиями и
хваталась за предплечье Альфреда. Одежда обоих была насквозь пропитана кровью.
Остальных видно и слышно не было. Догонять их, чтобы задать
вопросы я не стала, решив подниматься дальше и своими глазами увидеть, что же
произошло. Дверь была заперта, за ней продолжалась возня, но уже без криков и
звуков борьбы. Тот момент, когда это всё прекратилось, прошел незаметно для
меня, так как я настолько сильно была погружена в борьбу с дурнотой, вызванной
видом крови, что не заметила этого.
- Элен, иди обратно вниз, пока тебя не позовут, - раздался
голос дяди после моего стука в дверь.
- Что там у вас происходит? Я видела маму и Альфреда. Они
были все в крови или мне показалось?
- Тебе же сказали идти вниз! Все объяснения потом, -
срываясь на рычание, пророкотал бас мистера Кларка.
Вздрогнув, я решила всё же вернуться обратно в гостиную, где
ждали ещё более перепуганные женщины и пара детей. Они скопом пили
успокоительное и пытались привести в чувство мою мать, которая от пережитого
кошмара всё же свалилась в обморок. Кузен Альфред же сидел на стуле с высокой
спинкой возле окна и отсутствующим взглядом смотрел перед собой. Без слов было
ясно, что парень пытается осмыслить увиденное, и сейчас не сможет ответить, что
же там произошло.
Спустя почти час в кухне появились дядя, мистер Кларк, отец
и второй кузен, но... без бабушки. Видно они по моему взгляду поняли, что хочу
задать вопрос о том, где она, поэтому кузен мотнул головой, как будто говоря:
"Не сейчас", и перевёл обеспокоенный взгляд на свою мать, которая
теребила в дрожащих руках чётки и бормотала себе под нос молитву.
Глядя на тётю Глэдис, не заметила, как рослый и довольно
сильный Маркус Кларк подошел ко мне и остановился рядом. Для своей комплекции
мужчина двигался тихо, как будто левитируя над полом. Я каждый раз удивлялась
этому и просила научить двигаться так же, но он, смеясь, говорил, что это
умение приходит только к тем людям, кто очень старается, а я слишком ветреная и
неусидчивая для того, чтобы заниматься одним делом дольше десяти минут. Хоть
это было правдой, всё равно очень задевало какие-то струнки в глубине души.
- Элен, мне нужно поговорить с тобой.
Голос Маркуса заставил вздрогнуть. Посмотрев ему в глаза, я
поняла, что разговор будет очень серьёзным, и мне сильно не понравится то, что
он скажет. Но выхода не было, нужно узнать о том, что произошло наверху.
Почему-то присутствовала уверенность в том, что лучший друг отца знает причину
и осознаёт всё произошедшее лучше, чем мы все вместе взятые. Кивнув, я вышла
следом за ним сначала в столовую, а затем и на задний двор. Некоторое время
Маркус молча смотрел на небо, подняв к нему лицо с твёрдой линией подбородка и
плотно сжатыми губами.
- Элен, мне нужно понять, что случилось с Василиной, и где
вы гуляли чаще всего до того, как с ней начали происходить все эти непонятные и
пугающие изменения. Только прошу, ничего не скрывай и не утаивай. Это очень
важно. Если сейчас не скажешь всего, мы не сможем помочь твоей сестре.
Говорила ли я о том, что иногда меня пугает этот мужчина?
Пугает тем, что ему стоит лишь посмотреть в глаза, чтобы понять, о чём я думаю
или что утаиваю. Вот и сейчас он говорил с такой интонацией, что было сразу
понятно - обманывать и юлить смысла нет. Да и жизнь младшей сестры стоила
намного больше, чем душевное спокойствие от того, что меня не отругали за
походы в закрытую часть лондонского кладбища.
- Мы с Василиной ходили на Хайгет. Там всегда спокойно и мы
могли обсудить с ней уроки. В один из таких дней забрели в старую, закрытую для
посещений часть кладбища и заблудились... - решившись, сбивчиво начала говорить
я.
Остановилась, когда заметила, что Маркус смотрит на меня,
будто получив подтверждение худшим опасениям.
- Детка, только не говори, что вы с Лиссой были в склепе
семьи Кимберли!
Глубокий баритон мужчины моментально сел до хрипа, из-за
чего его было еле-еле слышно.
- Я не знаю, в каком именно склепе мы оказались, когда
началась гроза, Маркус. Там был мужчина, обезображенный. Мы с Лиссой сначала
испугались и хотели выйти, но он нас остановил вопросом: какой сейчас год? Мы
подумали, что он пьян или наркоман. Но Василина ответила ему, а дальше...
разговорились.
С каждым моим словом всё больше беспокойства появлялось на
его суровом лице, будто он не хотел верить, в то, что случилось с дочерью
друга.
- После этой встречи Лисса начала таскать меня за собой в
этот склеп. Ей нравилось проводить время с Робертом, ведь он очень многое знал
и рассказывал нам обеим интересные истории из своей жизни. Когда я делала
попытки расспросить его о том, кто он, откуда здесь появился и почему
предпочитает встречаться с нами именно там, Робби всегда выходил из себя и
говорил, что это не моё дело.
Первое время мы с Василиной списывали это на то, что он
болен и, возможно, не хочет говорить о себе и о чём-то личном. Но потом начало
меняться поведение сестрёнки. Она всё чаще стремилась уходить на Хайгет одна.
Стала находить отговорки, чтобы не брать меня с собой.
В тот вечер, когда мы нашли склеп в разгромленном состоянии
и поняли, что Робби исчез, на нас напали. И после этого случая... После
нападения Василина начала меняться. Она стала раздражительной и отказывалась
выходить под солнечный свет. Мама с папой списывали это на переходный возраст.
Когда подростки устраивают некие "акции протеста", чтобы привлечь к
себе внимание взрослых. Истерики из-за всяких мелочей, а потом... она начала
бросаться на нас. Из-за этого папочка один раз приковал её наручниками к постели,
чтобы не навредила в первую очередь себе.
Он запер Василину в комнате. Сделал на окно ставни, чтобы
сестра не сбежала. В ту ночь никто из нас не спал. Мы сидели в гостиной и
слушали, как Лисса кричит и бьётся о стены, как сумасшедшая. Она требовала,
чтобы её выпустили из этой клетки и позволили уйти, угрожала, что если этого не
будет сделано, то выберется сама и убьёт нас всех.
Вы не представляете, насколько страшно было всё это слышать!
Мне казалось, что я сама скоро сойду с ума, если это продолжится дольше пяти минут,
но она не успокаивалась до самого рассвета. А после восхода солнца папа нашел
Василину лежащей под обломками тяжёлой дубовой кровати. Комната была
разгромлена. Одежда порвана, обои содраны со стен, мебель разломана на мелкие
куски... Сотворить такое даже взрослому мужчине не под силу. А вы знаете, какая
она хрупкая и невысокая девушка. Она даже баскетбольный мяч поднять не решалась
в школе! А в тот вечер разнесла всё, что попалось под руку.
После этого она проспала почти двое суток и ненадолго стала
сама собой. Но мы рано обрадовались. Лисса начала биться в истериках и
говорить, что ночью к ней в окно стучится монстр и требует, что бы она впустила
его в комнату!
Как только я замолчала, Маркус нервно запустил пальцы в свои
густые чёрные волосы и нервно прикусил нижнюю губу:
- Элен, теперь я точно знаю, что происходит с Василиной, но
не знаю, как тебе сказать об этом. Поэтому ответь мне, ты ведь замечала, как у
неё заостряются черты лица, когда она злится, как прорываются в голосе звуки,
которых раньше не было? Меняются глаза? Может, движения стали более резкими,
чем раньше, ну или же наоборот грациознее.
Мои глаза в буквальном смысле стали похожи на два блюдца,
так как нечто подобное за Лиссой замечала не только я. Даже мама с тётей и
бабушкой отметили, что сестрёнка очень изменилась. Об этом я и сообщила
