Смерть – мгновенная. Края разреза… – Она поднесла лупу. – Видите? Почти бескровные по краям. Как будто лезвие было раскаленным. Или… – она бросила быстрый взгляд на Машу, – …или не совсем материальным.
Причина смерти – значительная кровопотеря. Причём кровь потерялась так, что найти мне её не удалось ни на одежде, ни на месте преступления.
Антон наклонился, его лицо было каменной маской концентрации.
– Угол среза? – спросил он резко. – Сверху вниз? Снизу вверх? Сбоку?
– Почти горизонтальный. С легким наклоном сверху вниз и слева направо. – Катерина Ивановна показала движение рукой – короткое, точное. – Сила приложения… значительная. Но не запредельная. Рост предполагаемого убийцы – от 170 см и выше, правша, судя по траектории. Но… – Она запнулась, открывая другую папку. – Вот самое интересное. Микроскопия. У всех шести. В носовых ходах, на слизистой рта, в трахее… и на одежде, особенно на воротниках и плечах пшеница. Ожидаемо, место убийства – поле. Но и… – Она достала пробирку с серовато-зеленым порошком. – Пыльца полыни. В значительном количестве. И не просто пыльца. Микрочастицы самого растения. Свежие.
Маша замерла. «Полынь». Слово прозвучало в ее голове как колокол. Она потянулась к пробирке, но Антон был быстрее. Он взял ее, поднес к свету, встряхнул. Порошок осел тонким слоем на стекле.
– Источник? – спросил он Катерину Ивановну. – На месте убийства? Вокруг?
– А вот тут загадка, – громко ответила эксперт, хлопнув ладонью по столу так, что задребезжали пробирки. – Полынь. Растет по канавам, у дорог. Но на тех полях, где нашли девушек? Там её – кот наплакал. Сухие кустики по краю. А запах… – Она глубоко вдохнула, словно пытаясь уловить его здесь и сейчас. – Запах свежей полыни. Резкий, горьковатый. Он витал на месте убийства каждый раз. Сильный, отчетливый. Но найти источник? Никак. Ни свежих срезов, ни пучков. Ничего! Как будто сам воздух пропитался этим запахом перед… ну, вы понимаете. И потом он рассеивался. – Она посмотрела на Антона, потом на Машу, и в ее глазах промелькнуло что-то тяжелое, знающее. – Не в моих правилах верить в сказки, котики. Но факты – упрямая штука. Иногда они указывают на вещи… выходящие за рамки протокола. Особенно когда работаешь в *определенных*… структурах. – Последнее слово она произнесла с особой интонацией, почти незаметно кивнув в сторону Маши, чьи глаза расширились от понимания.
Антон проигнорировал намек. Он сосредоточенно листал отчеты, выискивая данные о силе удара, возможных зазубринах на гипотетическом лезвии.
– Мирное выражение лиц? – тихо спросила Маша, глядя на фотографии. На снимках лица девушек были удивительно спокойны. Ни ужаса, ни боли. Только легкое удивление или… пустота.
– Как у спящих, – громко подтвердила Катерина Ивановна. – Ни тени агонии. Как будто уснули и не проснулись. Или… их кто-то усыпил перед ударом. Она вдруг громко рассмеялась – резким, неуместным звуком – Представляете? Маньяк с хирургическим инструментом, галлюциногенами на основе полыни, который аккуратненько слил всю кровь! Хороший сюжет для вашего отчета в Тверь, а? – Она хлопнула Антона по плечу. Он вздрогнул, как от удара током, и отстранился, его лицо исказила гримаса.
Катерина Ивановна лишь усмехнулась его реакции. – Ладно, шучу. Факты, Волков, только факты. Вот вам все материалы. Копии. Дело явно по вашему профилю –
Она швырнула две толстые папки на стол. – А теперь извините. У меня еще три трупа в морге ждут, не такие интересные – банальная пьяная поножовщина. Как раз к выпускному. – Она повернулась к шкафу с инструментами, ее фигура в дверном проеме на мгновение показалась Маше монолитной, как скала, несущей на себе весь груз этого места. Антон уже схватил свою папку, его пальцы белели от напряжения. Запах полыни из пробирки, казалось, витал в воздухе, смешиваясь с формалином.
– Давай, Москва, – сказал Антон, не глядя на нее, уже направляясь к выходу. – Поедем поле смотреть.
Маша, подбирая упавший блокнот, поспешила за ним в адскую жару.
– Поедем? – переспросила она, спотыкаясь о порог, ее голос прозвучал неуверенно на фоне звона в ушах от духоты. – Ты хотел сказать – пойдём? До поля же рукой подать...
Антон, уже стоявший на раскаленной грунтовке, улыбнулся.
– Я сказал "поедем", значит, так мы и поступим. Жди здесь.
Он развернулся и быстрым, решительным шагом направился к зданию станичной администрации, тускло белевшему на соседней улице. Маша осталась стоять в пыли у фельдшерского пункта, чувствуя, как солнце прожигает ткань рубашки на плечах. Минут тридцать тянулись мучительно. Наконец Антон вышел из администрации. Не торопясь, с каменным лицом, но в каждом движении читалось холодное торжество. Он поймал ее взгляд, достал из кармана брюк ключи на простом металлическом брелоке и нажал кнопку. Где-то в тени раздался короткий, хриплый пик – ответ старенького джипа, припаркованного у задворков администрации.
– Поехали, – коротко бросил он, уже направляясь к машине, не оглядываясь, чтобы проверить, следует ли она. В его тоне не было вопроса, только приказ. Маша, стиснув зубы от этого тона и от жары, поплелась следом. Дверь пассажира открылась со скрипом, выпустив волну спертого, горячего воздуха, смешанного с запахом ароматизатора и старой кожаной обивки.
В поле жара была иной. Не просто температура. Физическое давление. Воздух звенел от зноя, колыхаясь над бескрайним морем пшеницы. Тени – жалкие, черные лужицы у ног. Солнце в зените било прямо в темя, выжигая мысли, вытягивая последние соки. Место последнего убийства у заброшенной межи. Антон шел первым, его подтянутая фигура казалась неестественно резкой на фоне размытого пейзажа. Его глаза, прищуренные от солнца, методично сканировали землю, колосья, межу. Он искал то, что могли пропустить: окурок с незнакомым фильтром, обронённую пуговицу, волос, не принадлежащий жертве, след шины от мотоцикла, вмятину от колена в земле – любую зацепку, материальную ниточку к убийце. Его ботинки поднимали облачка пыли, смешанной с мякиной. Шаг был четким, военным, но внутри все сжималось от знакомого предчувствия – слишком чисто. Как и в материалах. Слишком чисто для человека.
Маша плелась следом, чувствуя, как рубашка прилипает к спине, а в висках стучит кровь. Она пыталась дышать ртом, но горячий воздух обжигал горло. И тогда она уловила его. Сначала едва – горьковатую, холодную ноту в раскаленном мареве. Потом сильнее. Полынь. Свежий, резкий запах, контрастирующий со сладковатым духом молодой пшеницы. Он висел в воздухе, как невидимая пелена, не имея явного источника. Не с края поля, где чахли сухие кустики, а прямо здесь, в эпицентре, где нашли тело.
– Чувствуешь? – выдохнула она, останавливаясь, опираясь рукой о колено. Голова слегка кружилась.
Антон не обернулся, продолжая осматривать землю у межи.
– Что? Пыль? Навоз? – бросил он через плечо, не отрываясь от поисков. – Ищи лучше.
– Полынь, Антон! – настаивала Маша, выпрямляясь. – Сильный запах. Прямо здесь. Как в отчете Катерины Ивановны. Тот самый запах. Он не от ветра.
Антон замолчал на секунду. Его спина напряглась, как тетива. Он резко обернулся, втянул воздух. Морщина легла между бровей. Он чувствовал. И это его бесило еще больше. Он замер и внимательно осмотрелся.
В гуще пшеницы, метрах в десяти от межи, змеилась примятая полоса. Колосья были аккуратно пригнуты, образуя тропинку шириной с человека, уходящую вглубь поля. Как будто кто-то шел не спеша, не ломая стебли, а просто раздвигая их. Не как зверь, а как… призрак.
– Антон! Смотри! – Маша указала на примятую полосу, голос дрожал от смеси страха и торжества. – Она шла сюда? Или… ее вели? Кто-то прошел здесь. Недавно.
Антон подошел, встал на край тропинки. Его взгляд скользнул по ней, оценивая направление, глубину приминания. Скепсис боролся с тревогой.
– Ветер, – отрезал он, но голос уже не был таким уверенным. – Или кабан. Или просто корова забрела. Дожди размыли следы. – Он потянулся, сломал сухой стебель с межи, растерл его между пальцами. Горький запах усилился, смешавшись с тем, что витал в воздухе, навязчивый и холодный. Он швырнул стебель, как отшвыривает падаль. – Не отвлекайся. Ищи. Любой мусор. Любую мелочь. Материальную.
Он снова углубился в поиски, но теперь его движения были резче, почти яростными. Он пинал комья земли, ворошил колосья у межи, как будто пытался выгнать невидимого врага. Маша смотрела на примятую полосу. Она вела к небольшому участку, где пшеница была чуть ниже, словно примята по кругу – место, где нашли тело. Она подошла туда. Земля была утоптана, но следов обуви – никаких. Как будто тело просто… опустили с неба. Запах полыни здесь был почти осязаем. Горький, холодный, неземной в этой пекле. Она наклонилась, игнорируя головокружение, пытаясь разглядеть что-то в пыли у самых стеблей. И увидела. Несколько тонких, серо-зеленых волосков, похожих на высохшие стебельки полыни. Но слишком прямых, слишком аккуратных, будто вычесанных. Она потянулась за пинцетом и пакетиком для улик.
– Нашла что-то? – Голос Антона прозвучал прямо над ухом. Он подошел неслышно. Маша вздрогнула, чуть не уронив пинцет.
– Возможно, частицы растения, – проговорила она, стараясь держать голос ровным, аккуратно помещая волоски в пакетик. – Те самые… Свежие.
– Отлично, – перебил он без тени энтузиазма, глядя на пакетик, как на мусор. – Может, убийца в венке из полыни ходить? Или траву для чая сушить прямо на месте преступления? – Он оглядел поле, его взгляд скользнул по коротким теням, по ослепительному, безжалостному солнцу. Лицо было напряжено, в уголках губ залегло привычное раздражение, но в глазах мелькнуло что-то еще – тень того самого леденящего рациональность предчувствия, признака их работы. – Здесь чисто. Как операционный стол после уборки. Или как место, где поработал профессионал, не оставляющий следов. – Он резко развернулся. – Едем. Осталось поговорить с живыми. Вернее, с пока еще живыми. Начнем с подруги последней. Она работает в магазине. – Он пошел к машине, не оглядываясь, его тень была крошечной и черной под ногами.
Маша последовала за ним, сжимая драгоценный пакетик в руке. Запах полыни преследовал их до самой дороги, смешиваясь с выхлопными газами старой машины Мобильной Группы. Она смотрела на сгорбленную спину Антона. Циник. Машина Системы. Но в его ярости на поле она увидела не только злость на нее, но и страх. Страх перед тем, что Катерина Ивановна и эти волоски могли быть правы. Страх перед возвращением кошмара, который он сам когда-то создал.
Магазин "Подсолнух" оказался единственным островком жизни на пустынной улице – низкое кирпичное здание с вывеской, на которой весело улыбался подсолнух, не соответствуя общей атмосфере уныния и подавленности, нависшей над станицей. Внутри пахло хлебом, дешевым мылом, пылью и тлением – как будто сама надежда здесь слегка подгнивала. Полки полупустые. За прилавком, облокотившись на кассу и листая потрепанный глянцевый журнал, стояла девушка. Лена. Та самая, чья подруга стала шестой жертвой.
Она была молодой, лет двадцати двух, с живыми, но теперь запавшими карими глазами и шапкой темных кудрей, собранных в небрежный, будто забытый хвост. На ней была простая розовая футболка и потертые джинсы. Когда они вошли, колокольчик над дверью звякнул жалобно. Лена подняла взгляд, и на мгновение в ее глазах мелькнула настороженность, сменившаяся усталой, автоматической вежливостью.
– Здравствуйте, – голос у Лены был теплым, но безжизненным, чуть хрипловатым. – Что нужно? – Ее взгляд скользнул по Маше, потом по Антону в его строгой, пропыленной рубашке (все еще напряженному, как пружина).
– Мы из следственной группы, – сказал он без предисловий, доставая удостоверение МифОтдела. Голос был резким, но без привычной ледяной агрессии, скорее устало-деловым. – Расследуем убийство Ирины Кузнецовой. Вы были знакомы?
Лена сжала губы, глаза стали влажными. Она кивнула, отводя взгляд на журнал, где улыбалась какая-то незнакомая счастливица.
– Да… Иришка. Мы… мы с детства. – Она сглотнула, будто ком в горле. – Она тут… помогала иногда. Родителям. В хозяйстве. – Она махнула рукой в сторону окна, словно показывая направление. – После школы… ну, вы понимаете.
– Помогала? – Антон наклонился чуть ближе, опираясь руками о прилавок. Его пальцы нервно постукивали по пластику, выдавая внутреннее напряжение. – Значит, не собиралась уезжать? Хотя… – Он кивнул на журнал. – Модные журналы. Мечтает о городе? О другой жизни?
Лена фыркнула, но это был печальный, надломленный звук.
– Мечтала. Всегда мечтала. Говорила – уеду в Краснодар, на курсы парикмахеров, буду людей красивыми делать. – Голос ее дрогнул, слеза скатилась по щеке. Она смахнула ее тыльной стороной ладони. – А тут… родители, корова, огород. Все смеялись. Говорили – куда тебе, Ирка, тут корни. А она… она любила их. Не могла бросить. Все копила. И на журналы копила. – Она ткнула пальцем в глянец. – Говорила, прически учится делать. Чтобы уехать… подготовленной.
Маша наблюдала. Она видела, как Антон слушает. Не перебивает. Его взгляд, обычно острый и подозрительный, как скальпель, смягчился, стал… человечнее. Он смотрел на Лену не как на источник информации или потенциальную помеху, а как на жертву. На отражение чьей-то чудовищной ошибки, которая стоила жизни. Его пальцы перестали барабанить. Он увидел в Ирине не жертву №6, а девчонку, мечтавшую о курсах парикмахеров. Как и он когда-то мечтал о спокойной карьере судмеда?
– Были ли у нее враги? – спросил он, но уже тише, почти мягко. – Ревнивый парень? Кто-то, кому она задолжала? Кто угрожал? Кто мог позавидовать?
Лена резко подняла голову, глаза вспыхнули обидой и болью.
– Какие враги?! – почти выкрикнула она, голос сорвался. – Да кто ей тут враг? Добрая была! Всем помогала! Парня… не было серьезного. Флиртовала, конечно, с приезжими. Но чтобы ревновали? Да нет! Она же уезжать хотела! – Она отвернулась, снова вытирая щеку. – Просто… пошла в тот день. На остановку. Автобус в райцентр опаздывал. Солнце палило… Она сказала – схожу, узнаю расписание. Вдруг изменилось. И… не вернулась. Больше никто ее не видел. Живой. – Последние слова были шепотом, полным безысходности.
Маша подошла к прилавку. На стене рядом с кассой висело несколько фотографий. Одна – Лена и Ирина, обнявшись, смеются на фоне того самого золотого поля. Ирина – живая, улыбающаяся, с тем же огоньком в глазах, что и у Лены сейчас, сквозь слезы и боль. Розовые щеки, смеющиеся глаза.
– Какая красивая, – тихо сказала Маша, указывая на фото. – И счастливая.
Лена кивнула, сжав губы, не в силах говорить, только кивнула на фото.
Антон посмотрел на фотографию. На улыбку Ирины. На мгновение его лицо стало совершенно непроницаемым, каменным. Потом он выпрямился, достал блокнот. Движения были резче, как будто он надевал броню обратно.
– Спасибо, Лена. Если вспомните что-то еще… любой пустяк, странный взгляд, незнакомца… – Он положил на прилавок свою визитку. – Позвоните. В любое время. Любое.
Лена взяла визитку, разглядела гриф, кивнула без понимания. Антон развернулся и вышел из магазина, не оглядываясь.
Причина смерти – значительная кровопотеря. Причём кровь потерялась так, что найти мне её не удалось ни на одежде, ни на месте преступления.
Антон наклонился, его лицо было каменной маской концентрации.
– Угол среза? – спросил он резко. – Сверху вниз? Снизу вверх? Сбоку?
– Почти горизонтальный. С легким наклоном сверху вниз и слева направо. – Катерина Ивановна показала движение рукой – короткое, точное. – Сила приложения… значительная. Но не запредельная. Рост предполагаемого убийцы – от 170 см и выше, правша, судя по траектории. Но… – Она запнулась, открывая другую папку. – Вот самое интересное. Микроскопия. У всех шести. В носовых ходах, на слизистой рта, в трахее… и на одежде, особенно на воротниках и плечах пшеница. Ожидаемо, место убийства – поле. Но и… – Она достала пробирку с серовато-зеленым порошком. – Пыльца полыни. В значительном количестве. И не просто пыльца. Микрочастицы самого растения. Свежие.
Маша замерла. «Полынь». Слово прозвучало в ее голове как колокол. Она потянулась к пробирке, но Антон был быстрее. Он взял ее, поднес к свету, встряхнул. Порошок осел тонким слоем на стекле.
– Источник? – спросил он Катерину Ивановну. – На месте убийства? Вокруг?
– А вот тут загадка, – громко ответила эксперт, хлопнув ладонью по столу так, что задребезжали пробирки. – Полынь. Растет по канавам, у дорог. Но на тех полях, где нашли девушек? Там её – кот наплакал. Сухие кустики по краю. А запах… – Она глубоко вдохнула, словно пытаясь уловить его здесь и сейчас. – Запах свежей полыни. Резкий, горьковатый. Он витал на месте убийства каждый раз. Сильный, отчетливый. Но найти источник? Никак. Ни свежих срезов, ни пучков. Ничего! Как будто сам воздух пропитался этим запахом перед… ну, вы понимаете. И потом он рассеивался. – Она посмотрела на Антона, потом на Машу, и в ее глазах промелькнуло что-то тяжелое, знающее. – Не в моих правилах верить в сказки, котики. Но факты – упрямая штука. Иногда они указывают на вещи… выходящие за рамки протокола. Особенно когда работаешь в *определенных*… структурах. – Последнее слово она произнесла с особой интонацией, почти незаметно кивнув в сторону Маши, чьи глаза расширились от понимания.
Антон проигнорировал намек. Он сосредоточенно листал отчеты, выискивая данные о силе удара, возможных зазубринах на гипотетическом лезвии.
– Мирное выражение лиц? – тихо спросила Маша, глядя на фотографии. На снимках лица девушек были удивительно спокойны. Ни ужаса, ни боли. Только легкое удивление или… пустота.
– Как у спящих, – громко подтвердила Катерина Ивановна. – Ни тени агонии. Как будто уснули и не проснулись. Или… их кто-то усыпил перед ударом. Она вдруг громко рассмеялась – резким, неуместным звуком – Представляете? Маньяк с хирургическим инструментом, галлюциногенами на основе полыни, который аккуратненько слил всю кровь! Хороший сюжет для вашего отчета в Тверь, а? – Она хлопнула Антона по плечу. Он вздрогнул, как от удара током, и отстранился, его лицо исказила гримаса.
Катерина Ивановна лишь усмехнулась его реакции. – Ладно, шучу. Факты, Волков, только факты. Вот вам все материалы. Копии. Дело явно по вашему профилю –
Она швырнула две толстые папки на стол. – А теперь извините. У меня еще три трупа в морге ждут, не такие интересные – банальная пьяная поножовщина. Как раз к выпускному. – Она повернулась к шкафу с инструментами, ее фигура в дверном проеме на мгновение показалась Маше монолитной, как скала, несущей на себе весь груз этого места. Антон уже схватил свою папку, его пальцы белели от напряжения. Запах полыни из пробирки, казалось, витал в воздухе, смешиваясь с формалином.
– Давай, Москва, – сказал Антон, не глядя на нее, уже направляясь к выходу. – Поедем поле смотреть.
Прода от 28.07.2025, 09:31
Маша, подбирая упавший блокнот, поспешила за ним в адскую жару.
– Поедем? – переспросила она, спотыкаясь о порог, ее голос прозвучал неуверенно на фоне звона в ушах от духоты. – Ты хотел сказать – пойдём? До поля же рукой подать...
Антон, уже стоявший на раскаленной грунтовке, улыбнулся.
– Я сказал "поедем", значит, так мы и поступим. Жди здесь.
Он развернулся и быстрым, решительным шагом направился к зданию станичной администрации, тускло белевшему на соседней улице. Маша осталась стоять в пыли у фельдшерского пункта, чувствуя, как солнце прожигает ткань рубашки на плечах. Минут тридцать тянулись мучительно. Наконец Антон вышел из администрации. Не торопясь, с каменным лицом, но в каждом движении читалось холодное торжество. Он поймал ее взгляд, достал из кармана брюк ключи на простом металлическом брелоке и нажал кнопку. Где-то в тени раздался короткий, хриплый пик – ответ старенького джипа, припаркованного у задворков администрации.
– Поехали, – коротко бросил он, уже направляясь к машине, не оглядываясь, чтобы проверить, следует ли она. В его тоне не было вопроса, только приказ. Маша, стиснув зубы от этого тона и от жары, поплелась следом. Дверь пассажира открылась со скрипом, выпустив волну спертого, горячего воздуха, смешанного с запахом ароматизатора и старой кожаной обивки.
***
В поле жара была иной. Не просто температура. Физическое давление. Воздух звенел от зноя, колыхаясь над бескрайним морем пшеницы. Тени – жалкие, черные лужицы у ног. Солнце в зените било прямо в темя, выжигая мысли, вытягивая последние соки. Место последнего убийства у заброшенной межи. Антон шел первым, его подтянутая фигура казалась неестественно резкой на фоне размытого пейзажа. Его глаза, прищуренные от солнца, методично сканировали землю, колосья, межу. Он искал то, что могли пропустить: окурок с незнакомым фильтром, обронённую пуговицу, волос, не принадлежащий жертве, след шины от мотоцикла, вмятину от колена в земле – любую зацепку, материальную ниточку к убийце. Его ботинки поднимали облачка пыли, смешанной с мякиной. Шаг был четким, военным, но внутри все сжималось от знакомого предчувствия – слишком чисто. Как и в материалах. Слишком чисто для человека.
Маша плелась следом, чувствуя, как рубашка прилипает к спине, а в висках стучит кровь. Она пыталась дышать ртом, но горячий воздух обжигал горло. И тогда она уловила его. Сначала едва – горьковатую, холодную ноту в раскаленном мареве. Потом сильнее. Полынь. Свежий, резкий запах, контрастирующий со сладковатым духом молодой пшеницы. Он висел в воздухе, как невидимая пелена, не имея явного источника. Не с края поля, где чахли сухие кустики, а прямо здесь, в эпицентре, где нашли тело.
– Чувствуешь? – выдохнула она, останавливаясь, опираясь рукой о колено. Голова слегка кружилась.
Антон не обернулся, продолжая осматривать землю у межи.
– Что? Пыль? Навоз? – бросил он через плечо, не отрываясь от поисков. – Ищи лучше.
– Полынь, Антон! – настаивала Маша, выпрямляясь. – Сильный запах. Прямо здесь. Как в отчете Катерины Ивановны. Тот самый запах. Он не от ветра.
Антон замолчал на секунду. Его спина напряглась, как тетива. Он резко обернулся, втянул воздух. Морщина легла между бровей. Он чувствовал. И это его бесило еще больше. Он замер и внимательно осмотрелся.
В гуще пшеницы, метрах в десяти от межи, змеилась примятая полоса. Колосья были аккуратно пригнуты, образуя тропинку шириной с человека, уходящую вглубь поля. Как будто кто-то шел не спеша, не ломая стебли, а просто раздвигая их. Не как зверь, а как… призрак.
– Антон! Смотри! – Маша указала на примятую полосу, голос дрожал от смеси страха и торжества. – Она шла сюда? Или… ее вели? Кто-то прошел здесь. Недавно.
Антон подошел, встал на край тропинки. Его взгляд скользнул по ней, оценивая направление, глубину приминания. Скепсис боролся с тревогой.
– Ветер, – отрезал он, но голос уже не был таким уверенным. – Или кабан. Или просто корова забрела. Дожди размыли следы. – Он потянулся, сломал сухой стебель с межи, растерл его между пальцами. Горький запах усилился, смешавшись с тем, что витал в воздухе, навязчивый и холодный. Он швырнул стебель, как отшвыривает падаль. – Не отвлекайся. Ищи. Любой мусор. Любую мелочь. Материальную.
Он снова углубился в поиски, но теперь его движения были резче, почти яростными. Он пинал комья земли, ворошил колосья у межи, как будто пытался выгнать невидимого врага. Маша смотрела на примятую полосу. Она вела к небольшому участку, где пшеница была чуть ниже, словно примята по кругу – место, где нашли тело. Она подошла туда. Земля была утоптана, но следов обуви – никаких. Как будто тело просто… опустили с неба. Запах полыни здесь был почти осязаем. Горький, холодный, неземной в этой пекле. Она наклонилась, игнорируя головокружение, пытаясь разглядеть что-то в пыли у самых стеблей. И увидела. Несколько тонких, серо-зеленых волосков, похожих на высохшие стебельки полыни. Но слишком прямых, слишком аккуратных, будто вычесанных. Она потянулась за пинцетом и пакетиком для улик.
– Нашла что-то? – Голос Антона прозвучал прямо над ухом. Он подошел неслышно. Маша вздрогнула, чуть не уронив пинцет.
– Возможно, частицы растения, – проговорила она, стараясь держать голос ровным, аккуратно помещая волоски в пакетик. – Те самые… Свежие.
– Отлично, – перебил он без тени энтузиазма, глядя на пакетик, как на мусор. – Может, убийца в венке из полыни ходить? Или траву для чая сушить прямо на месте преступления? – Он оглядел поле, его взгляд скользнул по коротким теням, по ослепительному, безжалостному солнцу. Лицо было напряжено, в уголках губ залегло привычное раздражение, но в глазах мелькнуло что-то еще – тень того самого леденящего рациональность предчувствия, признака их работы. – Здесь чисто. Как операционный стол после уборки. Или как место, где поработал профессионал, не оставляющий следов. – Он резко развернулся. – Едем. Осталось поговорить с живыми. Вернее, с пока еще живыми. Начнем с подруги последней. Она работает в магазине. – Он пошел к машине, не оглядываясь, его тень была крошечной и черной под ногами.
Маша последовала за ним, сжимая драгоценный пакетик в руке. Запах полыни преследовал их до самой дороги, смешиваясь с выхлопными газами старой машины Мобильной Группы. Она смотрела на сгорбленную спину Антона. Циник. Машина Системы. Но в его ярости на поле она увидела не только злость на нее, но и страх. Страх перед тем, что Катерина Ивановна и эти волоски могли быть правы. Страх перед возвращением кошмара, который он сам когда-то создал.
***
Магазин "Подсолнух" оказался единственным островком жизни на пустынной улице – низкое кирпичное здание с вывеской, на которой весело улыбался подсолнух, не соответствуя общей атмосфере уныния и подавленности, нависшей над станицей. Внутри пахло хлебом, дешевым мылом, пылью и тлением – как будто сама надежда здесь слегка подгнивала. Полки полупустые. За прилавком, облокотившись на кассу и листая потрепанный глянцевый журнал, стояла девушка. Лена. Та самая, чья подруга стала шестой жертвой.
Она была молодой, лет двадцати двух, с живыми, но теперь запавшими карими глазами и шапкой темных кудрей, собранных в небрежный, будто забытый хвост. На ней была простая розовая футболка и потертые джинсы. Когда они вошли, колокольчик над дверью звякнул жалобно. Лена подняла взгляд, и на мгновение в ее глазах мелькнула настороженность, сменившаяся усталой, автоматической вежливостью.
– Здравствуйте, – голос у Лены был теплым, но безжизненным, чуть хрипловатым. – Что нужно? – Ее взгляд скользнул по Маше, потом по Антону в его строгой, пропыленной рубашке (все еще напряженному, как пружина).
– Мы из следственной группы, – сказал он без предисловий, доставая удостоверение МифОтдела. Голос был резким, но без привычной ледяной агрессии, скорее устало-деловым. – Расследуем убийство Ирины Кузнецовой. Вы были знакомы?
Лена сжала губы, глаза стали влажными. Она кивнула, отводя взгляд на журнал, где улыбалась какая-то незнакомая счастливица.
– Да… Иришка. Мы… мы с детства. – Она сглотнула, будто ком в горле. – Она тут… помогала иногда. Родителям. В хозяйстве. – Она махнула рукой в сторону окна, словно показывая направление. – После школы… ну, вы понимаете.
– Помогала? – Антон наклонился чуть ближе, опираясь руками о прилавок. Его пальцы нервно постукивали по пластику, выдавая внутреннее напряжение. – Значит, не собиралась уезжать? Хотя… – Он кивнул на журнал. – Модные журналы. Мечтает о городе? О другой жизни?
Лена фыркнула, но это был печальный, надломленный звук.
– Мечтала. Всегда мечтала. Говорила – уеду в Краснодар, на курсы парикмахеров, буду людей красивыми делать. – Голос ее дрогнул, слеза скатилась по щеке. Она смахнула ее тыльной стороной ладони. – А тут… родители, корова, огород. Все смеялись. Говорили – куда тебе, Ирка, тут корни. А она… она любила их. Не могла бросить. Все копила. И на журналы копила. – Она ткнула пальцем в глянец. – Говорила, прически учится делать. Чтобы уехать… подготовленной.
Маша наблюдала. Она видела, как Антон слушает. Не перебивает. Его взгляд, обычно острый и подозрительный, как скальпель, смягчился, стал… человечнее. Он смотрел на Лену не как на источник информации или потенциальную помеху, а как на жертву. На отражение чьей-то чудовищной ошибки, которая стоила жизни. Его пальцы перестали барабанить. Он увидел в Ирине не жертву №6, а девчонку, мечтавшую о курсах парикмахеров. Как и он когда-то мечтал о спокойной карьере судмеда?
– Были ли у нее враги? – спросил он, но уже тише, почти мягко. – Ревнивый парень? Кто-то, кому она задолжала? Кто угрожал? Кто мог позавидовать?
Лена резко подняла голову, глаза вспыхнули обидой и болью.
– Какие враги?! – почти выкрикнула она, голос сорвался. – Да кто ей тут враг? Добрая была! Всем помогала! Парня… не было серьезного. Флиртовала, конечно, с приезжими. Но чтобы ревновали? Да нет! Она же уезжать хотела! – Она отвернулась, снова вытирая щеку. – Просто… пошла в тот день. На остановку. Автобус в райцентр опаздывал. Солнце палило… Она сказала – схожу, узнаю расписание. Вдруг изменилось. И… не вернулась. Больше никто ее не видел. Живой. – Последние слова были шепотом, полным безысходности.
Маша подошла к прилавку. На стене рядом с кассой висело несколько фотографий. Одна – Лена и Ирина, обнявшись, смеются на фоне того самого золотого поля. Ирина – живая, улыбающаяся, с тем же огоньком в глазах, что и у Лены сейчас, сквозь слезы и боль. Розовые щеки, смеющиеся глаза.
– Какая красивая, – тихо сказала Маша, указывая на фото. – И счастливая.
Лена кивнула, сжав губы, не в силах говорить, только кивнула на фото.
Антон посмотрел на фотографию. На улыбку Ирины. На мгновение его лицо стало совершенно непроницаемым, каменным. Потом он выпрямился, достал блокнот. Движения были резче, как будто он надевал броню обратно.
– Спасибо, Лена. Если вспомните что-то еще… любой пустяк, странный взгляд, незнакомца… – Он положил на прилавок свою визитку. – Позвоните. В любое время. Любое.
Лена взяла визитку, разглядела гриф, кивнула без понимания. Антон развернулся и вышел из магазина, не оглядываясь.
