На всей Земле на целый час остановились все войны, не произошло ни одного преступления, даже драки на улице и те взяли тайм-аут. Казалось, все положительно сошли с ума. В одну секунду люди влюбились в друг друга в большем количестве, чем за целый год. За месяц прогремело больше свадеб, чем когда-либо. Ангелы Варахиила носились без передыха, принося на Землю души зачатых младенцев.
Даже ад не смог остаться в стороне. Ровно в двенадцать дня Диана, которая в очередной раз вылетела из комнаты мужа, обозвав его последним из грязных животных, влетела обратно с выражением ужаса на лице и кинулась в его руки, отчаянно умоляя о защите. Даже самортизировавший о Землю, пламенный удар настолько потряс преисподнюю, что Диана еле устояла на ногах.
В твердой уверенности, что начался конец света, она, дрожа всем телом, лепетала непонятные слова и вжималась в супруга каждым кусочком своей кожи. Самуил сам настолько ошалел от произошедшего, что, того не замечая, гладил Диане руки и бормотал ободряющие фразы. Лишь оправившись от шока, он сумел сообразить, что надо залезть во Вселенскую базу, и тогда понял, что произошло, и что нет никакого конца света. Тогда он поднял Диану на ноги и, все еще не очень контролируя себя, чмокнул ее в губы и отпустил к себе. Это, пожалуй, было самое скорое их примирение. После Княгиня даже не вспомнила о нанесенной ей обиде.
Первая половина того дня стерлась из памяти Алана, и теперь он, как и в сотни других раз, ради скуки пытался воскресить события, бывшие с ним до обеда. Зато вечер этот второй генерал запомнил надолго.
Около девяти, приведя свои растерянные лица в порядок, выползли обсуждать последние события. За столом сидели нервно. Даже Князь был заметно возбужден. Лишь Алан и Варф могли хранить видимую непринужденность.
Алан помнил, как смотрели по зеркалу встречу. Как во сне слышал он и сейчас урывки фраз обсуждения. Видел физиономии Дементия, Ираклия и Була, которые взахлеб рассказывали о том, как якобы наблюдали долетевшие до ада искры любви. Ухмылки, злорадствующие над архангелом и его подругой, которые, утеряв всю романтику жаркой встречи, были направлены в лазарет Рафаила на неопределенное время.
- Черт возьми, искры любви в аду – где такое видано!.. – говорил Дементий.
- Так подпалило! Я сегодня глянул к тринадцати: да они там невменяемые сидят! – поддержал Ираклий.
- Так и самому влюбиться недолго, - заметил Казимир.
- Ага, - сказал Булат и словно озадачился этой новостью.
Алан вспомнил, как болтнул какое-то ругательство в адрес Каза, потому что его достал исходящий от младшего генерала паленый запах.
Как рельеф на стене храма запомнился второму генералу поворот головы сидящего рядом Казимира, как будто крупным планом он видел дрогнувшую влево губу с тонкими усами:
- Прикинь, Алан, ты влюбишься в кого-нибудь?
И холодно-презрительное в ответ в манере Алана:
- Буду счастлив.
Далее память застилало пеленой прошедшего без всяких событий вечера. Какие-то разговоры, как обычно плоско-квадратные шуточки Ираклия. Лишь Варфоломей не проронил за все время ни слова и, странно бледный, отпросился уйти раньше всех. Алан не обратил на это особого внимания, не удостаивая им первого генерала.
Разошлись не слишком поздно, измученные тем, что вызвало непризнанный и недолгий переворот в душах. Перед уходом Князь со всей злостью наорал на Леонарда на пустом месте, не оценив его вопрос о том, каких дам сегодня желает Владыка ада. Генералы расползлись молча, ища утешения среди тринадцати невостребованных пассий. Алан ушел к себе в одиночестве: он слишком хотел спать. Князь хлопнул дверью в спальню последний, казалось, он был в отвратном настроении. Но через полчаса бесшумной походкой, без стука и разрешения к нему проскользнула Диана, впервые за долгие годы пришла сама…
Рай засыпал в эту ночь, утопая в бликах и ароматах. Михаил, сидя у фонтана, миловaл Агнесс. Габри грустно вздыхал во владениях музы, прижимаясь плечом к плечу смотрящего в сторону Варахиила. В уголке ангелов покаяния огненными слезами плакала от боли Зарина, пряча опаленные ресницы на груди у Уриила и искоса глядя на сбившихся вокруг Рафаила девушек. И для чего она целый месяц не подпускала к себе того, без кого не могла жить и минуты?..
Это был не конец света, и последствия обещали вскоре вывернуть суставы в другую сторону. Ад пережил не лучшее время, но Алан был твердо уверен, что вспышка любви скоро осядет на поверхности Земли, и люди станут такими, как были прежде. А они всегда оставались клиентами преисподней и его лично. Однако ж, Алан и не мог подозревать, что глобальная жизнь планеты видится ему лучше, чем его собственная.
В это утро он, выспавшийся, встал рано и, собрав со стола целый ворох бумаг, направился прямиком к Князю. В то время второй генерал лично работал над новой концепцией гордыни и за день до жутких потрясений как раз закончил совершенно карамельный план, создав столько новых зацепок, что хватило бы на целое поколение. Он знал, что Князь ждет его личного доклада, и надеялся на приличное поощрение. Самуил дал понять: работай, и повышение генеральского энергетического потенциала не заставит себя ждать. А это было очень кстати, в то время как главный конкурент Алана Варфоломей успел обогнать его на очередном повороте. Но Алан не привык уступать. И расстраиваться по пустякам тоже.
Поглощенный подобными мыслями генерал второй адской армии свернул к покоям Князя. Только бы не нарваться на плохое расположение духа, если какая-нибудь некачественная шлюха снова испортила Самуилу отдых. Алан не успел дойти до двери, когда петли бесшумно повернулись, и из комнаты вышла блондинка в пеньюаре. Генерал сильно удивился увидеть Диану в такой час и в таком месте: несколько сотен лет они с Князем не встречали вместе рассветов, однако виду не подал: не в его правилах было выражать подобные эмоции.
Княгиня выглядела совершенно рассеянной и странно спокойной. Она настолько витала где-то в своих мыслях, что совершенно не смутилась своего неглиже и даже не попыталась завязать оголяющий короткую ночнушку халат. Глаза ее растерянно коснулись Алана, будто не понимая, как он тут оказался.
- Приветствую, прекрасная, - негромко поздоровался демон гордыни.
- Привет, Алан, - кивнула в ответ Диана. И скрылась, поправив-таки упавший с плеча рукав…
Алан, не отрывая синевы глаз, смотрел на кольцо. Полбутылки коньяка уже ушло в его желудок, незамеченные нервами. Он был по-прежнему трезв, но мысли опьяняли, не давая додумать того, что он хотел, до конца.
В тот день, почти два века назад, было последнее его повышение. Но кто мог знать, что когда он будет обмывать его, принимая поздравления подыхающих от зависти, но улыбающихся ему коллег, и негой купаться в ненавидящих взглядах Варфоломея, ему не будет доставлять полнокровной радости ни гордость, ни долгожданные, отыгранные у соперника очки.
Не надо было быть гением, чтобы знать, что вначале было Слово. Можно было не быть демоном, чтобы прекрасно выучить, что мысль способна материализоваться в мире. На что словами согласился, то и получил. «Буду счастлив…» Злая ирония играла свою злую роль.
Сначала Алан не хотел верить в то, что случилось. Но реальность брала верх.
Первый месяц это было плохо ощутимо, как в полудремлющем сне. Потом он стал замечать, что слишком часто ловит себя на фантазиях, что в поисках смотрит по сторонам. Что на тусовках стал выслеживать чужой взгляд, а когда этого взгляда рядом не оказывалось, то мысли его весь вечер возвращались к ней.
Настал день, когда он спросил себя: как? Пробил час, который он проклял на века.
Диана ворвалась к нему в дом, ломая затянувшуюся на века и навечно совокупленную любовь. Любовь Алана к самому себе. Генерал гордыни не мог жить по-другому. У него был идол, и этим идолом был для него он сам. Это был закон его жизни. Тот, кто хочет разделять и властвовать над умами и сердцами, должен иметь одного лишь авторитета – себя и надеяться лишь на свои силы. Власть поглощает другую власть. Алан знал, что властью превознесенного притягивает к себе взгляды, и потому никогда не смотрел на других сам.
Холодное бешенство владело сердцем. Оно выискивало то, что залезло в душу как вор, и желало лишь одного: убить незваного гостя. Долгие вечера думал Алан, как мог он поймать огненную искру, когда даже не видел их россыпи, в отличие от Була и Ираклия, с которых, к слову, все сошло как с гуся вода. На недолгие часы приходило успокоение: искр не было, а если они и были, то не про его честь: это всего лишь миф, самовнушение. И тогда Алан продолжал жить прежней жизнью: пить, гулять, упиваться бесчувственным холодным удовлетворением.
Но ему уже не доставляли привычного удовольствия ни женщины, ни карты, ни карьера. Всего этого он добился давно. И не тешили его самолюбие сотни обожающих взглядов и льстящих языков. Коньяк топил тихий гнев на тупость и бесцветное безумие мужчин и женщин.
Еще больше стал бесить Ираклий. До исступления раздражал Казимир. То, что Алан раньше терпел как идиотскую неизбежность существования, теперь он начинал ненавидеть. И впервые в жизни оценивающий, его взгляд бегло касался Князя…
Про Диану говорили много и больше всего не по делу. Алан знал ее давно и знал разной. Подавляющее большинство времени – такой же законченной сумасшедшей стервой, как сейчас. Пожалуй, за последние полтора века ее характер еще больше ухудшился, и теперь всем казалось, что даже муж с трудом переваривает ее присутствие в течение более, чем тридцати секунд.
Впрочем, когда кажется, надо креститься. Но Алан креститься не стал. Он всего лишь откупорил вторую бутылку.
Эта женщина была темой неиссякаемой, как водопад. Возможно, потому что отличалась от всех других своей недоступностью, словно манящий самородок за чугунным замком княжеских рук. «У каждого Властелина должно быть свое сокровище», - так говорил Князь. И его сокровищем была Диана.
Неплохим сокровищем. Красавица, каких мало. Породистая, каких не было. Властная и сумасбродная, каких не знал мир. Алан не мог оторвать глаз, затрудняясь сказать, сколько чистейших бриллиантов стоила Диана. Она была дорогой женщиной. Владычицей ада, полноправной женской ипостасью сатаны. Она одна несла в себе всю женскую власть, все коварство и весь умопомрачительный соблазн, накопленный женщинами за тысячелетия. И только она обладала всем и сразу.
Сплетни не прекращались копошащимся клубком змей. Говорили, что Диана лишь притворяется, что обожает Князя, что ей нужна лишь его власть и что она смотрит только на то, как бы найти себе новых любовников. Разумеется!.. В фавориты ей прочили то Ираклия, который не уставал сам подогревать слухи о ее якобы томных на него взглядах, то Алана, которого облизывали взглядом все, то даже Булата. Трещали о том, что красота Дианы стоит Царству трети всех его сил. Уверяли, что Княгиня ночами пьет и целое утро тратит, чтобы убрать следы алкоголя со своего лица. Сплетничали, что она за тысячи лет проведенных в пещере спятила с ума и уже не реагирует на ласки Князя, намеренно отталкивая его от себя. Говорили, говорили и говорили еще…
Грошовая цена словам!.. Ничего, кроме отвращения, Алан не чувствовал, думая об этих идиотках, мелющих целыми днями чушь от нечего делать и, видимо, считающих себя очень дерзкими, тогда как они все вместе взятые не стоили и одного выреза на платье Княгини ада. Ненавидит Князя?.. Не смешно ли это было в преисподней, где его боготворили все?.. Отталкивает его ласки?.. Не убого ли звучало про ту, которая была рождена из этих ласк?..
Была ли она влюблена в кого-то из генералов?.. Тут было сложно сказать. По опыту Алан знал, что ни одна женщина ада не будет довольствоваться одним мужчиной, пусть это будет даже сам Князь. А такая женщина, как Ди, тем более. Вопрос: кто?.. Кто схватит пальмовую ветвь победителя победой, которая утрет всем нос на долгие века?..
Ираклий болтал на эту тему без устали хуже любой бабы. Алан порой внутренне лютовал, желая заткнуть бывшую музу чем-то вроде большого зеленого яблока. Но и его мысли все время возвращались к этому вопросу.
Он заметил, что уже не идет на отчеты к Диане, как на каторгу. Что обруганный ею, медлит уходить, получая удовлетворение от собственного бешенства, вызванного ею. И он теперь не упускал лишнюю минуту, которую мог провести у нее в кабинете, вызывая ее на взгляды и раздражение, которое заменяло ему все радости жизни.
Кто?.. Он хотел послать к черту всех. Это должен был быть только он. Если не он, то кто тогда? Он – самый красивый генерал ада, самый успешный из всех. Не Лопате же тягаться за любовь Княгини, и не Дементию же, черт возьми. Это Алан соблазняет одним взглядом кого угодно. Он – живая легенда этого мира.
Алан ловил ее взоры, нутром следил за недоговоренными фразами, за не повернутой на сантиметр головой. Он был охотником, который пытался напасть на путанный след, виляющей в зарослях лисицы. Был ли тот холод и ирония, та игра ресниц и прорезающие одежду взгляды для него одного?.. Значили ли они то, что он хотел?..
Диана была неизменна в своей стервозности и в то же время изменчива, как осенний ветер. Она играла собственную игру. И как Алан ни был знаком с тем крючком, на который его всю жизнь пытались посадить женщины, он вновь и вновь путался в леске, глядя на сорванную волной наживку. Он не признавался, но он оказался бессилен против ее зыбких правил. Если только не найдет отгадку раньше, чем она придумает новые шарады.
Мысли затуманились и унеслись, словно весенним прибоем. Каким же она была умопомешательством…
Алан уткнулся лбом в ладони и видел ее перед собой, лаская взглядом ту, которая была сегодня далека. Она была достойна того, чтобы в нее влюблялись самые-самые. Она была лучшей… Она была единственной драгоценностью, которой не было цены. И он хотел только ее…
Ираклий был смелый, как настоящая муза: пока ее не сдуло ветром. Алан знал и видел, как моментально утихают разговоры о ней, когда приходит Князь. И как дрожат и терпят крах мечты, которые еще минуту назад так смело разворачивались на столе. Генералы хорошо помнили, как несколько тысяч лет назад Князь разметал по равнинам двух элитников второй адской армии, армии Алана, с которыми, чтобы досадить мужу, заигрывала Княгиня. Алан не запамятовал, как страшно на нее злился, задушить был готов. Тогда всей первой и второй касте еще раз было доказано, что Князь убьет любого, кто покусится на его жену. И никто больше не смел с тех пор сделать хотя бы попытку...
Алан был не Ираклий. Он готов был рискнуть всем ради нее. Он не боялся Князя. Ему надо было лишь выбрать время и момент… И только поймать в зрачках Дианы намек. Тогда он пойдет и победит.
Только годы мелькали в вечности, как лузганные семечки, и Алан понимал, что момента так и не было. Кто был виноват?.. Князь? Диана? Он ли сам?.. Казалось, он хотел ее убить за все, что она делает. За синие глаза, за разрез на груди, за кружева ее чулок. И как он ненавидел ее улыбки, посланные Князю поцелуи… Ее слова сегодня… «Я буду закусывать кровью мужа»… Ему чудилось: она сказала это специально для него.
Все стиралось в голове, оставляя мыльные пузыри лопающихся грез.
Даже ад не смог остаться в стороне. Ровно в двенадцать дня Диана, которая в очередной раз вылетела из комнаты мужа, обозвав его последним из грязных животных, влетела обратно с выражением ужаса на лице и кинулась в его руки, отчаянно умоляя о защите. Даже самортизировавший о Землю, пламенный удар настолько потряс преисподнюю, что Диана еле устояла на ногах.
В твердой уверенности, что начался конец света, она, дрожа всем телом, лепетала непонятные слова и вжималась в супруга каждым кусочком своей кожи. Самуил сам настолько ошалел от произошедшего, что, того не замечая, гладил Диане руки и бормотал ободряющие фразы. Лишь оправившись от шока, он сумел сообразить, что надо залезть во Вселенскую базу, и тогда понял, что произошло, и что нет никакого конца света. Тогда он поднял Диану на ноги и, все еще не очень контролируя себя, чмокнул ее в губы и отпустил к себе. Это, пожалуй, было самое скорое их примирение. После Княгиня даже не вспомнила о нанесенной ей обиде.
Первая половина того дня стерлась из памяти Алана, и теперь он, как и в сотни других раз, ради скуки пытался воскресить события, бывшие с ним до обеда. Зато вечер этот второй генерал запомнил надолго.
Около девяти, приведя свои растерянные лица в порядок, выползли обсуждать последние события. За столом сидели нервно. Даже Князь был заметно возбужден. Лишь Алан и Варф могли хранить видимую непринужденность.
Алан помнил, как смотрели по зеркалу встречу. Как во сне слышал он и сейчас урывки фраз обсуждения. Видел физиономии Дементия, Ираклия и Була, которые взахлеб рассказывали о том, как якобы наблюдали долетевшие до ада искры любви. Ухмылки, злорадствующие над архангелом и его подругой, которые, утеряв всю романтику жаркой встречи, были направлены в лазарет Рафаила на неопределенное время.
- Черт возьми, искры любви в аду – где такое видано!.. – говорил Дементий.
- Так подпалило! Я сегодня глянул к тринадцати: да они там невменяемые сидят! – поддержал Ираклий.
- Так и самому влюбиться недолго, - заметил Казимир.
- Ага, - сказал Булат и словно озадачился этой новостью.
Алан вспомнил, как болтнул какое-то ругательство в адрес Каза, потому что его достал исходящий от младшего генерала паленый запах.
Как рельеф на стене храма запомнился второму генералу поворот головы сидящего рядом Казимира, как будто крупным планом он видел дрогнувшую влево губу с тонкими усами:
- Прикинь, Алан, ты влюбишься в кого-нибудь?
И холодно-презрительное в ответ в манере Алана:
- Буду счастлив.
Далее память застилало пеленой прошедшего без всяких событий вечера. Какие-то разговоры, как обычно плоско-квадратные шуточки Ираклия. Лишь Варфоломей не проронил за все время ни слова и, странно бледный, отпросился уйти раньше всех. Алан не обратил на это особого внимания, не удостаивая им первого генерала.
Разошлись не слишком поздно, измученные тем, что вызвало непризнанный и недолгий переворот в душах. Перед уходом Князь со всей злостью наорал на Леонарда на пустом месте, не оценив его вопрос о том, каких дам сегодня желает Владыка ада. Генералы расползлись молча, ища утешения среди тринадцати невостребованных пассий. Алан ушел к себе в одиночестве: он слишком хотел спать. Князь хлопнул дверью в спальню последний, казалось, он был в отвратном настроении. Но через полчаса бесшумной походкой, без стука и разрешения к нему проскользнула Диана, впервые за долгие годы пришла сама…
Рай засыпал в эту ночь, утопая в бликах и ароматах. Михаил, сидя у фонтана, миловaл Агнесс. Габри грустно вздыхал во владениях музы, прижимаясь плечом к плечу смотрящего в сторону Варахиила. В уголке ангелов покаяния огненными слезами плакала от боли Зарина, пряча опаленные ресницы на груди у Уриила и искоса глядя на сбившихся вокруг Рафаила девушек. И для чего она целый месяц не подпускала к себе того, без кого не могла жить и минуты?..
Это был не конец света, и последствия обещали вскоре вывернуть суставы в другую сторону. Ад пережил не лучшее время, но Алан был твердо уверен, что вспышка любви скоро осядет на поверхности Земли, и люди станут такими, как были прежде. А они всегда оставались клиентами преисподней и его лично. Однако ж, Алан и не мог подозревать, что глобальная жизнь планеты видится ему лучше, чем его собственная.
В это утро он, выспавшийся, встал рано и, собрав со стола целый ворох бумаг, направился прямиком к Князю. В то время второй генерал лично работал над новой концепцией гордыни и за день до жутких потрясений как раз закончил совершенно карамельный план, создав столько новых зацепок, что хватило бы на целое поколение. Он знал, что Князь ждет его личного доклада, и надеялся на приличное поощрение. Самуил дал понять: работай, и повышение генеральского энергетического потенциала не заставит себя ждать. А это было очень кстати, в то время как главный конкурент Алана Варфоломей успел обогнать его на очередном повороте. Но Алан не привык уступать. И расстраиваться по пустякам тоже.
Поглощенный подобными мыслями генерал второй адской армии свернул к покоям Князя. Только бы не нарваться на плохое расположение духа, если какая-нибудь некачественная шлюха снова испортила Самуилу отдых. Алан не успел дойти до двери, когда петли бесшумно повернулись, и из комнаты вышла блондинка в пеньюаре. Генерал сильно удивился увидеть Диану в такой час и в таком месте: несколько сотен лет они с Князем не встречали вместе рассветов, однако виду не подал: не в его правилах было выражать подобные эмоции.
Княгиня выглядела совершенно рассеянной и странно спокойной. Она настолько витала где-то в своих мыслях, что совершенно не смутилась своего неглиже и даже не попыталась завязать оголяющий короткую ночнушку халат. Глаза ее растерянно коснулись Алана, будто не понимая, как он тут оказался.
- Приветствую, прекрасная, - негромко поздоровался демон гордыни.
- Привет, Алан, - кивнула в ответ Диана. И скрылась, поправив-таки упавший с плеча рукав…
Алан, не отрывая синевы глаз, смотрел на кольцо. Полбутылки коньяка уже ушло в его желудок, незамеченные нервами. Он был по-прежнему трезв, но мысли опьяняли, не давая додумать того, что он хотел, до конца.
В тот день, почти два века назад, было последнее его повышение. Но кто мог знать, что когда он будет обмывать его, принимая поздравления подыхающих от зависти, но улыбающихся ему коллег, и негой купаться в ненавидящих взглядах Варфоломея, ему не будет доставлять полнокровной радости ни гордость, ни долгожданные, отыгранные у соперника очки.
Не надо было быть гением, чтобы знать, что вначале было Слово. Можно было не быть демоном, чтобы прекрасно выучить, что мысль способна материализоваться в мире. На что словами согласился, то и получил. «Буду счастлив…» Злая ирония играла свою злую роль.
Сначала Алан не хотел верить в то, что случилось. Но реальность брала верх.
Первый месяц это было плохо ощутимо, как в полудремлющем сне. Потом он стал замечать, что слишком часто ловит себя на фантазиях, что в поисках смотрит по сторонам. Что на тусовках стал выслеживать чужой взгляд, а когда этого взгляда рядом не оказывалось, то мысли его весь вечер возвращались к ней.
Настал день, когда он спросил себя: как? Пробил час, который он проклял на века.
Диана ворвалась к нему в дом, ломая затянувшуюся на века и навечно совокупленную любовь. Любовь Алана к самому себе. Генерал гордыни не мог жить по-другому. У него был идол, и этим идолом был для него он сам. Это был закон его жизни. Тот, кто хочет разделять и властвовать над умами и сердцами, должен иметь одного лишь авторитета – себя и надеяться лишь на свои силы. Власть поглощает другую власть. Алан знал, что властью превознесенного притягивает к себе взгляды, и потому никогда не смотрел на других сам.
Холодное бешенство владело сердцем. Оно выискивало то, что залезло в душу как вор, и желало лишь одного: убить незваного гостя. Долгие вечера думал Алан, как мог он поймать огненную искру, когда даже не видел их россыпи, в отличие от Була и Ираклия, с которых, к слову, все сошло как с гуся вода. На недолгие часы приходило успокоение: искр не было, а если они и были, то не про его честь: это всего лишь миф, самовнушение. И тогда Алан продолжал жить прежней жизнью: пить, гулять, упиваться бесчувственным холодным удовлетворением.
Но ему уже не доставляли привычного удовольствия ни женщины, ни карты, ни карьера. Всего этого он добился давно. И не тешили его самолюбие сотни обожающих взглядов и льстящих языков. Коньяк топил тихий гнев на тупость и бесцветное безумие мужчин и женщин.
Еще больше стал бесить Ираклий. До исступления раздражал Казимир. То, что Алан раньше терпел как идиотскую неизбежность существования, теперь он начинал ненавидеть. И впервые в жизни оценивающий, его взгляд бегло касался Князя…
Про Диану говорили много и больше всего не по делу. Алан знал ее давно и знал разной. Подавляющее большинство времени – такой же законченной сумасшедшей стервой, как сейчас. Пожалуй, за последние полтора века ее характер еще больше ухудшился, и теперь всем казалось, что даже муж с трудом переваривает ее присутствие в течение более, чем тридцати секунд.
Впрочем, когда кажется, надо креститься. Но Алан креститься не стал. Он всего лишь откупорил вторую бутылку.
Эта женщина была темой неиссякаемой, как водопад. Возможно, потому что отличалась от всех других своей недоступностью, словно манящий самородок за чугунным замком княжеских рук. «У каждого Властелина должно быть свое сокровище», - так говорил Князь. И его сокровищем была Диана.
Неплохим сокровищем. Красавица, каких мало. Породистая, каких не было. Властная и сумасбродная, каких не знал мир. Алан не мог оторвать глаз, затрудняясь сказать, сколько чистейших бриллиантов стоила Диана. Она была дорогой женщиной. Владычицей ада, полноправной женской ипостасью сатаны. Она одна несла в себе всю женскую власть, все коварство и весь умопомрачительный соблазн, накопленный женщинами за тысячелетия. И только она обладала всем и сразу.
Сплетни не прекращались копошащимся клубком змей. Говорили, что Диана лишь притворяется, что обожает Князя, что ей нужна лишь его власть и что она смотрит только на то, как бы найти себе новых любовников. Разумеется!.. В фавориты ей прочили то Ираклия, который не уставал сам подогревать слухи о ее якобы томных на него взглядах, то Алана, которого облизывали взглядом все, то даже Булата. Трещали о том, что красота Дианы стоит Царству трети всех его сил. Уверяли, что Княгиня ночами пьет и целое утро тратит, чтобы убрать следы алкоголя со своего лица. Сплетничали, что она за тысячи лет проведенных в пещере спятила с ума и уже не реагирует на ласки Князя, намеренно отталкивая его от себя. Говорили, говорили и говорили еще…
Грошовая цена словам!.. Ничего, кроме отвращения, Алан не чувствовал, думая об этих идиотках, мелющих целыми днями чушь от нечего делать и, видимо, считающих себя очень дерзкими, тогда как они все вместе взятые не стоили и одного выреза на платье Княгини ада. Ненавидит Князя?.. Не смешно ли это было в преисподней, где его боготворили все?.. Отталкивает его ласки?.. Не убого ли звучало про ту, которая была рождена из этих ласк?..
Была ли она влюблена в кого-то из генералов?.. Тут было сложно сказать. По опыту Алан знал, что ни одна женщина ада не будет довольствоваться одним мужчиной, пусть это будет даже сам Князь. А такая женщина, как Ди, тем более. Вопрос: кто?.. Кто схватит пальмовую ветвь победителя победой, которая утрет всем нос на долгие века?..
Ираклий болтал на эту тему без устали хуже любой бабы. Алан порой внутренне лютовал, желая заткнуть бывшую музу чем-то вроде большого зеленого яблока. Но и его мысли все время возвращались к этому вопросу.
Он заметил, что уже не идет на отчеты к Диане, как на каторгу. Что обруганный ею, медлит уходить, получая удовлетворение от собственного бешенства, вызванного ею. И он теперь не упускал лишнюю минуту, которую мог провести у нее в кабинете, вызывая ее на взгляды и раздражение, которое заменяло ему все радости жизни.
Кто?.. Он хотел послать к черту всех. Это должен был быть только он. Если не он, то кто тогда? Он – самый красивый генерал ада, самый успешный из всех. Не Лопате же тягаться за любовь Княгини, и не Дементию же, черт возьми. Это Алан соблазняет одним взглядом кого угодно. Он – живая легенда этого мира.
Алан ловил ее взоры, нутром следил за недоговоренными фразами, за не повернутой на сантиметр головой. Он был охотником, который пытался напасть на путанный след, виляющей в зарослях лисицы. Был ли тот холод и ирония, та игра ресниц и прорезающие одежду взгляды для него одного?.. Значили ли они то, что он хотел?..
Диана была неизменна в своей стервозности и в то же время изменчива, как осенний ветер. Она играла собственную игру. И как Алан ни был знаком с тем крючком, на который его всю жизнь пытались посадить женщины, он вновь и вновь путался в леске, глядя на сорванную волной наживку. Он не признавался, но он оказался бессилен против ее зыбких правил. Если только не найдет отгадку раньше, чем она придумает новые шарады.
Мысли затуманились и унеслись, словно весенним прибоем. Каким же она была умопомешательством…
Алан уткнулся лбом в ладони и видел ее перед собой, лаская взглядом ту, которая была сегодня далека. Она была достойна того, чтобы в нее влюблялись самые-самые. Она была лучшей… Она была единственной драгоценностью, которой не было цены. И он хотел только ее…
Ираклий был смелый, как настоящая муза: пока ее не сдуло ветром. Алан знал и видел, как моментально утихают разговоры о ней, когда приходит Князь. И как дрожат и терпят крах мечты, которые еще минуту назад так смело разворачивались на столе. Генералы хорошо помнили, как несколько тысяч лет назад Князь разметал по равнинам двух элитников второй адской армии, армии Алана, с которыми, чтобы досадить мужу, заигрывала Княгиня. Алан не запамятовал, как страшно на нее злился, задушить был готов. Тогда всей первой и второй касте еще раз было доказано, что Князь убьет любого, кто покусится на его жену. И никто больше не смел с тех пор сделать хотя бы попытку...
Алан был не Ираклий. Он готов был рискнуть всем ради нее. Он не боялся Князя. Ему надо было лишь выбрать время и момент… И только поймать в зрачках Дианы намек. Тогда он пойдет и победит.
Только годы мелькали в вечности, как лузганные семечки, и Алан понимал, что момента так и не было. Кто был виноват?.. Князь? Диана? Он ли сам?.. Казалось, он хотел ее убить за все, что она делает. За синие глаза, за разрез на груди, за кружева ее чулок. И как он ненавидел ее улыбки, посланные Князю поцелуи… Ее слова сегодня… «Я буду закусывать кровью мужа»… Ему чудилось: она сказала это специально для него.
Все стиралось в голове, оставляя мыльные пузыри лопающихся грез.
