Бредёт по лесам, по лугам, по долинам, по рощам и пригоркам печальная девица. В её светло-карих, похожих на порождение смолы, глазах смесь тоски, упорства и какой-то блазневой надежды. Кожа лица и рук покрыта царапинами и синяками, а ноги — мозолями. Кто бы узнал в этой оборванке пресветлую княжну Марьюшку?
Но она шла, не обращая внимания на боль в исцарапанных жестоким кустарником руках. Подумаешь! Телесные раны заживают быстрее душевных. Вот без Котофея было скучно, муторно и тоскливо. Одно утешение — Василиса Прекрасная позаботится о своём спасителе. Не даст погибнуть пушистому обжоре от голода. Хотя попробуй прокорми такого!
Лучше было думать о полосатом котишке, чем о былом. Да и вспомнить-то до встречи со змеем особо нечего. Пустые, однообразные дни, словно укутанные белёсым туманом. Единственной отдушиной стали кощуны, которые рассказывала любимая нянюшка Валуна. О, старая женщина знала их великое множество. Тем горше было возвращаться обратно в реальность. Ведь в жизни Марьюшки не происходило ровным счётом ничего. Терем казался зачарованным местом, навевающим сон, каждый день тянулся медленно, а кощуны, сказки, легенды, былички, побасенки и предания вносили приятное разнообразие в эту душную жизнь. Как хотелось открыть окно и вдохнуть глоток живительного воздуха. Но отец запретил это делать строго-настрого. Некий прорицатель предсказал, что его дочь станет змеевой невестой. Вот князь и перепугался, решив обмануть Недолю. Не судилось. Чему быть, того не миновать, как любила приговаривать мудрая Валуна. Вот о ней, о Василисе да ещё о Котофее сожалеет Марьюшка. А остальные, особенно съеденный дурак, слова доброго не стоят.
На упрямых вишнёвых губах добровольной странницы змеится мстительная и довольная улыбка. Баба-Яга не обманула. Обещанная смерть дурака сладка, как пастила заморская. В отцовском тереме у младой княжны были жемчуга, яхонты, паволоки, редкостные лакомства, но не было свободы. Жила она как дивная птаха в золотой клетке. Плен обернулся свободой, а «избавитель» стал самым лютым ворогом. Набросил дурак на них сеть, сплетённую из болотных трав, погрузилась Марьюшка в марево сна, а когда пришла в себя, то была уже не суложью, а вдовой змеевой. Набросилась вдовица на дурака, как саранча на пшеничное поле. Но их силы были неравны. Побил дурак строптивую змеицу да усмехнулся чему-то про себя.
Даже желторотому птенцу понятно, что не сам дурак догадался победить змея хитростью, хотя и силы у этого телепеня хоть отбавляй.
Батюшка же родимый не слушал дочь, твердил про обещание нерушимое да честь княжескую. Но добрая Валуна помогла своей питомице убежать из постылых хором, заодно напуствовала её, поведав про лесные чудеса.
Долго она брела по незнаемым местам, каждый родник, каждый ручей казался путнице живительным источником. То теряла она надежду, то напротив набиралась упрямства и шагала, преодолевая боль, забывая о голоде, не обращая внимания на ливень, град и ненастье. Скоро уже зима, а где зима — там смерть. Заберут её Марена и Карачун к себе. Только её косточки будут белеть рядом со змеиными останками. Ведь и она стала змеицей, змеищей чёрной, зарёванной, как её нарёк этот властолюбивый и корыстный дурень, от которого даже косточек не осталось. Не полакомилась Баба-Яга девицами, так с горя сгложет дурацкие косточки, пока на её пристанище не набредёт очередной дурень или дурища.
Была уже поздняя осень, когда отчаявшаяся змеева вдовица увидела тушку мёртвого воронёнка. Его чёрная мать набрала в клюв воды из серебристого озера и сбрызнула своего растерзанного птенчика. Мигом зарубцевались раны кровавые. Только безжизненным всё равно был вороний сын. Тогда ворона полетела на поклон к дятлу, а Марьюшка тем временем сбрызнула змеевы косточки мёртвой водой из озера, чьи воды переливались подобно серебряной парче, которую она носила в былые времена. Набрала она этой воды в фляги и стала ждать, что дальше будет. Стал прежним чешуйчатый супруг княжны. Приложила молодайка ухо к зелёной груди, но не билось там сердце. Казалось, только что змей могучий испустил дух.
Но тут появился лесной столяр. Пёстрое у него оперенье, да клюв острый. Сжалился над горем вороньим и выдолбил из неведомого дерева золотой сок. Это и была живая вода. Серебро раны исцеляет, а золото жизнь вдыхает. Закружился в полёте юный воронёнок. Теперь он не будет таким ротозеем и научится ценить жизненный дар.
Не веря в свою удачу, Марьюшка вынула нож из сумы да надрезала ствол дерева невиданного. Булат острее птичьего клюва. Жалобно заплакало дерево, но княжеская дщерь провела розовым язычком по надрезу, словно зализывая древесные раны. И тогда успокоился её покалеченный благодетель, радостно зашуршал последней листвой. Золотые капли падали на змеиную плоть, даря жизнь убитому Триглаву и радость змеевой жёнке. Чему быть, того не миновать.
Открыл змей три пары глаз и как водится изумился тому, что проснулся не в родном ущелье, а в холодном и тёмном лесу. Тут и поведала ему супруга верная про все превратности их Недоли.
Крепко призадумался змей.
— Двенадцать нас сыновей было у отца двенадцатиглавого. Остался я один-единственный, да и того, чуть глупые люди не сгубили. Плохо быть змеем. Как мне тебя благодарить, душа моя?
— Не нужно благодарности, — ответила змеева суженая. — Разве не поклялись мы быть неразлучниками, как нить да челнок. Чему быть, того не миновать, — в третий раз повторила бывшая княжна любимую присказку Валуны. Никогда она не узнает, что сталось с батюшкиным княжеством. Хотя самая страшная опасность уже миновала. Не быть дураку правителем, не тонуть родной марьюшкиной земле в крови, не познают горя горького её земляки. А остальное… На всё воля Перуна, Даждьбога и Велеса. Она же давно отдалась на милость Лады и Лели. Некогда Леля-весна прошла тридевять земель ради потерянного любимого Волха. Она достигла своей цели, так же как и хрупкая изнеженная дщерь суеверного правителя. Князь не смог изменить волю Богов, а его дочь своенравная одолела свою Недолю. Набрала золотую живительную влагу Марьюшка в последнюю флягу. Мало ли что ещё случится. Подули ветры полуночные и упал продолговатый, алый в чёрную крапинку плод с материнской ветви прямо к ногам собирательницы жизни. Так дерево отблагодарило княжну за поцелуй целительный. Съела змеиная чета сладкий плод, а семечки Марьюшка-змеица положила в сумку. Утром там были змеиные косточки, вечером уже гостят чёрненькие семечки с дивным золотистым отливом. Пришла Марьюшка к дереву на своих ногах, а улетела на могучей змеевой спине. Ох, и любо ей это. Осенью умирает природа, а она возродилась в новом качестве. Не дотянутся до неё тёмные боги.
Долгим был полёт в этот раз. Но Марьюшке он показался кратким, как летняя ночь. Это тебе не сидение в тереме за пяльцами. Прилетели они в тридевятое королевство. В той далёкой земле драконов почитали как богов. Со всем почётом их встретил местный люд. Поселился Триглав со своей преданной спутницей на высоченной горе. А рядом с горой они те семечки посадили, не надеясь, правда, особо на всходы. Однако, год спустя молодая поросль окружала гору магическим тонким колечком. А после юные побеги разносились и стали священной рощей. Положено драконам обитать в таких местах да клады беречь как зеницу ока. Но клада никакого там не наблюдалось. Сделали вывод из прошедшего Триглав и его супруга, что дураки на лёгкую наживу слетаются проворнее, чем вороны на мертвечину. Пусть и благодатная это земля, но дураки в любом краю найдутся.
